В чём старуха виновата

     В чём старуха виновата? Все беды на неё свалили. Старика все жалеют. А люди сказывали, что было всё не так. Теперь уж не узнать, где правда, а где выдумка.

     В одной крестьянской семье было семь девиц одна другой младше. Тятя с маменькой от зари до зари трудились. Да и девицы только родились, в дело сгодились. Чуть подрастут, помощницами становились. Рукоделием славились. Варежки свяжут, шаль тёплую с узорами затейливыми – всё умеют.  А то скатерть красоты невиданной с кистями выплетут. Сама барыня заказы делала. Довольна очень была душегрейкой из овечьей шерсти.

     В базарный день всё разбиралось. Да и семья покупки делала. Ленты шелковые, ситцы яркие, платочки цветастые. Тятенька больно любил дочек. Возьмёт бывало, по петушку сладкому купит — балует. Девицам всё весело.

     Глянулась рыбацкому сыну старшая из сестриц. Сватов заслали. Только просила девица родителей не отдавать её. «Не люб он мне!» - кричала. Только тут отец был неумолим: «Стерпится – слюбится! Не вековухой же сидеть!»

      Приданое приготовили хорошее. Полный сундучок добра набрался. Да ещё корыто новёхонькое, голик, веретено и прялка.

     Осенью, после Покрова, привезли молодую жену в избушку рыбацкую. Там всё рыбой пропахло.  Мыла, мыла, хвойные веточки для запаха разложила…

     Муженьку волосы да бороду в горячей воде помыла, гребнем расчесала. В самовар смотрелся, нравился сам себе.

     Хотелось ребёночка. Васяткой чтоб назвать. В зыбке качать, колыбельную напевать. А потом, когда подрастёт, любоваться, как бегает по берегу моря. Ладненький такой, волосы как песочек прибрежный жёлтенькие, а глазки как морюшко.

     Не дождалась такого счастья. Муж попрекал, что пустая. Да только не она пустая. У неё в роду у всех по многу деток. А вот муж один как перст. Ни брата, ни сестрицы на белом свете.

     Придёт с рыбалки, поест, что Бог послал, и на полати. Бородёшка задерётся, рот раскрыт. Похрапывает. Не слюбился. А терпеть приходится — куда уж деваться.

     Шли годы. Так и жили. Муж рыбу ловил, жена пряжу пряла. Жили потихоньку.

     Да только заболел сильно рыбак. Видно, остудился, продуло холодным ветром. Дрожит весь, а сам как костерок пылает. Отварами трав поила, выхаживала. А он одно только в бреду повторял:

- Помоги мне, царь-рыбица… Охти мне… Только и знает моя старуха, что измывается надо мною. Я уж угождаю, угождаю… Избу новую вона поставил. Тройку лошадей завёл. Наряжаю её как барыню, а всё недовольна…

     Старуха подойдёт, армяком потеплее укутает. Прислушивается, как дышит. А дыхание тяжёлое, хриплое. И порой что-то бормочет, бормочет. Едва слова различить можно, коль прислушаться. Царицу морскую, рыбу кличет. Да на жену всё жалуется. Ничего, пусть себе. Только бы оклемался, выздоровел.

     Долго болел. Уж и не надеялась… Как-то топит печь, юшку варит, чтобы хоть через силу, но покормить старика. Глядь, а он внимательно так избу рассматривает. Лежит, слабенький такой и смотрит, словно впервые видит.

- Ну наконец-то, очнулся.

- А где же наша изба новая, толстого бревна стены?

- Какая такая изба?

- Ну, что я выстроил. И жемчуга твои где, что я подарил?

- Да отродясь не было ни жемчугов, ни избы. Что ты, старый! Вот же хворь тебя как скрутила!

     Старик приподнялся на локте, видит прялку в углу, корыто к стене прислонённое.

- Нет, погоди! Всё ж по-другому было. Вон там лавка новая стояла…

- Вставай уж! Хватит валяться. Жар отступил, вот и хорошо. А я твои сети починила…

     Вот так и жили старик со своею старухой. Больше тридцати годков бок о бок. Любили, не любили… Главное, что жалели друг дружку.

     А царь-рыбица в горячечном бреду привиделась. Не было её. И избушка старая, да всё своя. Есть где жить – и то слава Богу!