Тураметкан

В ста пятидесяти километрах вверх по течению от районного центра Байкит (что с эвенкийского означает – богатое место), на берегу Подкаменной Тунгуски, стоит маленькая эвенкийская деревня – Куюмба. В ней всего домов пятнадцать – двадцать. Но в этой деревне жило много наших одноклассников, точнее их родители и как-то собравшись как обычно вдвоем с Сашкой, мы пошли к ним в гости. Самое большое препятствие по пути была речка Чуня. Но мы, поднявшись чуть выше устья, сделали небольшой плотик для наших заплечных мешков и спокойно переплыли, хотя вода – ббрр… холодная. На пятый день, мы уже подходили к Куюмбе, дойдя без происшествий. Ну не считать же происшествием, встречу с глухарями, которые явно никогда не видели человека. Точнее с глухариной семьёй. Сперва, из-под ног Сашки, вылетел и сел на дерево, здоровый такой, чёрный глухарь. Весь, как из антрацита, с ярко красными бровями и маленькой, смешной бородой под клювом. Совершенно нас не опасаясь, он уселся на толстой ветке, метров в десяти от земли, прямо над тропинкой. Эх, сейчас бы наши рогатки, как мы их забыли? И тут я предложил Сашке: «А давай ножом, мы же неплохо кидали ножи в цель». Мы спокойно встали с двух сторон от глухаря и начали кидать в него моим охотничьим ножом. Но, оказывается, кидать вверх, да ещё метров на десять, это совсем не то, как мы кидали в цель с пяти – трёх метров. Самое интересное, что, глухарь, каждый бросок сопровождал взглядом, смешно наклоняя голову то в одну, то в другую сторону. Наконец, на шестой или седьмой бросок, Сашка попал по ветке, на которой сидел глухарь. Тот мощно оттолкнулся и, не спеша, даже не улетел, а удалился, полный презрения к таким охотникам. Обидно…понимашь… Поматерившись для порядка, мы двинулись дальше, но не прошли и метров десять, как сбоку от тропы вылетела кополуха, самка глухаря. Она отлетела чуть подальше, да и села намного выше. Но мы уже не маленькие, нас не проведёшь. Я тут же, сбросив мешок, побежал туда, откуда вылетела она и, точно, с того места начали взлетать глухарята. Быстро – быстро махая неокрепшими ещё крылышками, они расселись вокруг нас и замерли, типа спрятались, на высоте кто три, кто четыре метра от земли. Мы тут же, вырезали длинные прутья и спокойно, главное, чтоб ветка под ногой громко не треснула, подходили и, прицелившись, били по шеи. Добыв таким образом четыре штуки и распугав остальных, мы, довольные, спустились к воде и сделали себе царский обед из двух штук. Они хоть и маленькие, но каждый размером уже с хорошую курицу. Одну мы съели там же, а другую завернули в газету и пошли дальше. Придя в Куюмбу, мы обнаружили почти пустой посёлок и не нашли ни одного своего одноклассника. На наше счастье одна женщина подсказала, чтобы мы шли чуть дальше, там с той стороны впадает в Тунгуску, небольшая речка Турама. Все школьники сейчас в стадах помогают своим родителям присматривать за оленями или за младшими детьми. Скорей всего они там. Мы прошли ещё километра два и встретили сразу троих своих приятелей. Потом пили чай с кусковым сахаром. Ели сушёное, до черноты, оленье мясо (эвенкийские консервы), нарезанное ровными кубиками, чуть больше двух сантиметров. Ложишь такой в рот, как будто положил камень и лишь, спустя некоторое время, он начинает под действием слюны отдавать свои вкусовые качества. Прямо – мясные конфеты леденцы. Их и жарят, и варят, и просто так сосут. Совершенно не портятся и мухи не садятся, тем более, летом, в жару. Меня попробовали угостить белковым деликатесом – личинкой овода, но увидев, что это и откуда, я с отвращением отказался. Оказывается, оводы откладывают яйца прямо под шкуру оленям. Бедные олени. Из этих яиц и вырастают большие, с палец, белые личинки. Вот их то дети выдавливают и едят, причмокивая и похваливая. Фуу – гадость какая. Но зато самих оводов, я наловил целую железную банку из-под чая (на них хорошо берёт хариус). И тут, видя моё занятие, нам с Сашкой предложили сходить через перевал, на той стороне реки, на приток речки Турама – Тураметкан. Всего пятнадцать километров и даже есть хорошая тропа. А надо сказать, что без тропы, по эвенкийской тайге, ходить просто невозможно. Везде мох по колено, каждый шаг надо делать, подымая ноги, как по лестнице. Устаёшь – моментально. Потому все ходят или по речкам, или по звериным тропам. Короче, недолго думая, мы, сразу после обеда, переправились на берестянках через реку, и пошли по тропе на Тураметкан. Кстати, берестянка, это такая лодка, сделанная из чистой бересты и распорок из корней берёзы. Длиной шесть – восемь метров, а весит всего пятнадцать – двадцать килограмм. Километров через семь – восемь, как раз посередине пути, стоит охотничья избушка, где мы передохнули и пошли дальше. Придя на Тураметкан, я увидел, что это даже не речка, а ручей, полтора – два метра шириной и ямами в пять – семь метров и такой же глубины. Ради интереса, я бросил в ручей, перед ямой, несколько оводов. Когда оводов вынесло, тихим течением, на середину ямы, откуда – то со дна, из-под коряги, выметнулись две стремительные тени и, схватив оводов, моментально ушли на дно. На воде остались только круги, как будто от большого, такого, камня и всплеск крупной рыбы. Неужели это хариусы? Они же как ленки – не меньше полметра каждый. Я лихорадочно стал делать удочку, да не простую, а, как посоветовали ребята, из лески диаметром ноль восемь миллиметров и удилища, не из берёзки, как обычно, а из лиственницы, на кончике в мой мизинец толщиной. Ну а обманку я приготовил ещё в стаде, из тройника от блесны, ниток и пары перьев. С дрожью от волнения, я сделал первый заброс и повёл, потихоньку, обманку наискосок через яму. Откуда он вылетел, я даже не заметил. Резкий рывок и удилище согнулось дугой. Я никак не мог его, не то что вытащить, но даже подтянуть к берегу. Изловчившись, я дотянулся одной рукой до лески, и стал вытаскивать как обыкновенную закидушку. Вытащив, наконец, этого монстра из воды, я впервые в жизни, испытал дрожь в коленках и даже не смог сразу сделать второй заброс. Передо мной лежал абсолютно чёрный, с фиолетовыми пятнами, хариус. Один верхний плавник (отличительная черта хариусов), был больше, чем те хариусы, что я ловил до этого, на Тунгуске. Справившись с волнением, я сделал второй заброс. Потом третий, четвёртый и лишь на пятом забросе повторилась та же история, до дрожи в коленках. Господи, какие же они здоровые, а какие красивые? Покидав ещё минут десять, я понял, что надо переходить на следующую яму. Из следующей ямы я вытащил только одного красавца, второй сорвался. А после схода, хариусы обычно не берут, видимо, как – то сообщают друг другу, что это больно, что это брать нельзя. Перейдя дальше, я поймал сразу пару и, вдруг, за спиной, услышал… ворчание медведя. Схватившись за нож, я резко развернулся и увидел смеющиеся рожи своих ребят. «Молодец – настоящий эвенк, держишь ушки на макушке». Со злости я им всё высказал, вспомнив всю их родню и что бы я с ними делал и в каких позах. Чуть не подрались, но обошлось. Я человек отходчивый, хотя сердце ещё долго выбиралось из пяток. Оказывается, они уже поймали по десять штук и пришли сказать, чтобы я не ловил, больше десяти. Их же надо будет тащить домой, пятнадцать километров, по тайге, в жару… Десятого я успел поймать, до того, как они развели костёр и вскипятили чай. Почистив всю рыбу, и сложив её в мешок, я примерно определил вес мешка в двадцать килограмм. В итоге до избушки мы еле дотащились и сразу повалились на нары. Избушка старая, прохладная, а нары, как ни странно, крепкие. Видимо, не так давно их меняли, или просто сделали добротно из сухих досок. И тут мы услышали, что кто – то ходит под маленьким оконцем и пинает пустые консервные банки, хотя никого не видно. Один из местных, тут же вспомнил, что избушка пользуется дурной славой, что в ней давно никто не ночует и, вообще, тут рядом, могила какого – то старого шамана. Собрались мы влёт и уже через минуту шагали по тропе в сторону стойбища. Добрались без всяких эксцессов и, уже сидя за столом, за чаем с оладьями, наши ребята сделали нам подарок – дали старую, но крепкую, деревянную лодку. На ней мы и отправились обратно. После этого похода я долго не мог рыбачить на Тунгуске – такая мелочь, тьфу.
16.10.2015.
В. Дмитриев