Тимптон
Утро было ясное и тёплое, рядом с тихим плеском, нёс свои мутные воды Тимптон. Мутные…собравшись загасить пожар в животе и прополоскать горло от ночевавших там кошек, мы тупо смотрели на одну из самых мощных речек Южной Якутии. Вода цвета хорошо заваренного чая, при ближайшем рассмотрении, состояла из взвеси глины, чернозёма и прочей земной и растительной фауны и флоры. То-то ночью чай был с интересным привкусом, но после водки ничего так пошёл, даже второе ведро вскипятили. Позавтракав всухомятку, запили по глотку минералки, (нашли в машине початую бутылку), мы взялись накачивать плав средства – два надувных спасательных плота – ПСН-10. С похмелья дело продвигалось туго. И тут один из водителей предложил накачивать через шланг от выхлопа Нивы. Это была идея которую поддержали все. Обмотав тряпками один конец шланга засунули его в выхлопную трубу, а второй плотно прижали к клапану накачки днища, потом бортовые клапана и через десять минут оба плота стояли надутые как резиновые мячики. Ярко красные, с надувной дугой посередине, с тентом на молнии вдоль дуги – класс! Борта двойные, высокие, как будто две резиновые лодки склеили друг на дружке. Всю провизию мы погрузил на один плот, туда же побросали запасные вещи и инструмент, а также флягу с солью для рыбы и мяса. Сами свободно разместились на другом, но тут поняли, что дуга мешает грести. Попробовали прижать к борту – не получилось, пришлось спускать воздух и привязывать дугу накрепко к кольцу на корме к которому был привязан второй плот. Наконец, с горем пополам – отплыли.
Мы были счастливы, до первого переката, который показался метров через двести и тут же закончился. Плот встал. То есть он плыл, но убыстряться быстрей течения категорически отказывался. Минут пять мы ничего не могли понять, пока кто-то не оглянулся назад: «!!!...быстрей к берегу! Провизия тонет!!!». Чё орать? – до берега метров десять, да и вообще Тимптон там всего-то метров 50-70 и почти нет течения. Пристав, попробовали подтянуть плот к берегу за верёвку – не тут-то было. Плот упорно тормозил метра за три от берега. Пришлось разгружать заходя в воду и вот тут-то раздалась наша, исконно русская, многоэтажная, цветистая с переливами речь: «Какой …. бросил бидон с солью на дно? Он же нам все дно пробил о камни…». Промокло всё, что небыло упаковано в целлофановые мешки, хорошо хоть пол мешка хлеба не промокло… пол мешка??? «Эээ.. мужики, а где хлеб то? – Виктор с Толиком переглянулись, – А мы только один мешок взяли, на остальное водку… - мать вашу за ногу, за ночь и утро мы уже съели пол мешка и сплавились аж на триста метров, осталось каких-то четыреста пятьдесят километров…» пришлось замять, за отсутствием продуктовых магазинов. В итоге решили пол заклеить, благо ремонтные аптечки с клеем и запасной резиной были в комплекте с плотами. Фиг вам! – пол то прошит вдоль нитками, которые порвавшись стали распускаться, превращая ребристый пол в одну колышущую грелку. Глядя на этих опытных, по их рассказам, рыбаков и охотников, я предложил проложить снизу днища жерди, так как другого материала поблизости у нас просто не было. Пока я занимался обедом мужики нарубили жердей, привязали две толстые поперечины и прикрепили к плоту. Плотно пообедав, погрузились и тронулись дальше. Мы то тронулись, а у прицепа как будто тормоза заклинило. Минут десять мы упорно гребли, уговаривая себя, что так и должно быть. Потом у меня появились сомнения, и я спросил, как они привязали жерди к плоту – «Как связали, так и привязали… всё понятно – пристаём». Опять остановка, перегрузка, перетарка, вытаскиваем и переворачиваем плот. Жерди привязаны намертво, а два поперечных бревна, при переворачивании оказываются сантиметров на двадцать ниже плота. Быстро отвязали и перевернули жерди поперечинами к плоту, спорить никто не стал – мужики все умные, опытные. Через пол часа мы снова отчалили…и плот полетел!!! Он слушался каждого гребка и даже вспенивал носом воду, когда мы дружно, все вместе, делали гребок. Тут выяснилось, что задний плот, как любой прицеп, заносит на поворотах, а иногда и вообще уходит в бок, разворачивая весь караван поперёк речки. А на Тимптоне это чревато. Речка относится к пятой категории сложности по сплаву. Но выход мы нашли быстро, посадив самого молодого рулевым на задний плот. Всё бы хорошо…убивало полное отсутствие рыбы и чистой воды. Приходилось останавливаться возле ручьёв и мелких речек, впадающих в Тимптон.
До Станового хребта, а точнее до впадения в Тимптон реки Иенгры, мы гребли по десять часов в день с перерывом на обед. Потом Тимптон, приняв в себя Иенгру, стал почти в два раза шире и стремительней. А потом начались пороги, даже Пороги. У нас была довольно подробная карта Тимптона по всему маршруту, но как проходить пороги она не показывала. На третьем пороге, чуть не перевернувшись из-за огромных камней, торчащих макушками из воды, мы наконец обратили внимание, что перед серьёзными порогами на берегу стоят на столбах деревянные щиты. На них набиты три, четыре, пять дощечек, обозначающих категорию сложности порога и одна тёмная или двойная, показывающая где проходить порог – слева, справа или посередине. Очень красочно и драматично описаны эти пороги в книге писателя Юрия Сергеева *Становой Хребет*. Перед самым хребтом прошли очень интересное место, где с одной стороны берег болотистый, а другой чуть с повышением, но тоже ровный. Так вот там, увидели одинокую скалу, неизвестно откуда там появившуюся, высотой метров восемь – десять и очень похожую на голову из *Руслана и Людмилы*. И вообще природа там разнообразна и изумительна: до Иенгры почти лесотундра, деревья чахлые и низкие, за Иенгрой начинаются скалы и лес уже намного краше, но в основном у воды. По притокам появляются еще и лиственные деревья. В основном осины и березы, но есть ольховник, боярышник, а местами рябина и черемуха.
На одном из крупных притоков, Леглегир, остановились пораньше, так как там стояла избушка, а в речке был ленок и хариус. Поставив пару сеток на ближайших ямах, решили поискать дичь, прошвырнувшись вдоль притока. Пройдя метров сто, увидели рядом с тропой огромного ушастого филина. Таких здоровых я в жизни не видел, даже не знал, что они бывают такими большими. Сидя на нижней ветке, метрах в тридцати от тропы, он был ростом почти с меня и совершенно нас не боялся, как и глухарь, попавшийся нам на ужин, еще метров через сто или двести. Забрав глухаря, я вернулся в избушку, чтобы приготовить этот деликатес. Давненько так вкусно не ели, по-домашнему. Наевшись и проболтав до полуночи, собрались лучить на устье хариуса. Тут выяснилось, что у фонаря «шахтерки» аккумулятор совсем сел, хотя мы им почти не пользовались. Пришлось делать для мужиков факелы из бересты, которой было много возле избушки. Наконец собрались и пошли вдвоем с Виктором, прихватив острогу и пакет для рыбы. Береста, хоть и коптила, но освещала хорошо. Отойдя метра три от берега, сразу увидели стайку крупных хариусов. Один… второй… третий… третий упал в сумку с подозрительным всплеском. Мать твою…. Подняв пустой пакет, я увидел, что дно не выдержало, и наша добыча вернулась в речку, а тут как на зло погас факел. И пока зажигали новый, всю добычу унесло течением. Плюнув на это дело, ни солоно хлебавши вернулись в избушку и легли спать. Но без рыбы мы не остались. Утром с одной сетки сняли с десяток таких же хариусов, а с другой два крупных ленка, закрутивших сеть в веревку. Доев суп из глухаря и съев по хариусу, приготовленного на костре, мы поплыли дальше.
Петр, «ФСБшник», взял с собой модный тогда фотоаппарат «CODEX» с двумя запасными пленками. Проход двух перекатов, для истории, я снимал с берега, двигаясь параллельно плотам. А вообще я очень много прошел пешком, особенно когда течение увеличилось до скорости пешехода, или, когда речка делала большие петли, возвращаясь к этому месту, пройдя километра два – три.
Продукты заканчивались, и я надеялся что-нибудь подстрелить, но попадались только следы оленей и поверх них многочисленные следы медведей. Но, по-моему, на пятый день, нам повезло… Из-за поворота показался лесистый распадок небольшой речки, а на берегу стояли пять оленей. Течением на повороте нас снесло прямо к ним. Убрав весла и спрятавшись за борта, мужики зарядили ружья пулями и наш плот стал похож на большого ежа, ощетинившись стволами. Триста метров… двести… сто пятьдесят… стреляйте, кричу шепотом я. Все в напряжении, смотрят друг на друга. Олени, не дождавшись выстрелов, спокойно развернулись и не спеша ушли в лес. Пристав, мужики бросились в погоню. Идиоты, кретины и … слов нет, одни междометия. Через пол часа, пустые, но с чувством выполненного долга, все вернулись к плоту. «Не понял, у нас что, мясо девать некуда? Объелись оленины или хотели их прикладами забить?». Я бы еще долго разорялся… но тут, прямо на нас, вылетел из речушки огромный глухарь. Я чуть не оглох от канонады. Пять ружей, из них два автомата, три двустволки, шестнадцать выстрелов. Глухарь улетел лечить сердце, я же в изумлении уставился на горе-охотников. «Ружья то хоть перезарядили? – Нет – Ну а пули то хоть остались?! – три штуки». Слова у меня не кончились. Они застряли даже не в горле, а где-то ниже. Молча погрузились, молча поплыли дальше.
Задумались каждый о своем и чуть не пропустили опасный прижим. Тимптон сузился, набрал скорость и уперся течением в стену из скал. На взгляд, вода, упираясь в скалы, поднималась метра на три – четыре и куда-то уходила. А вдруг тонель? Или водопад? Не знаю, как мужики, но я чуть не запаниковал. И только подплыв метров на 50 – 70 стало видно, что вода сваливает влево с уклоном в градусов в двадцать. Кое-как отпихнувшись от скалы, мы понеслись в эту трубу со скоростью курьерского поезда. Кстати шум воды, соответствовал ощущениям. Пролетев метров двести секунд за двадцать, мы вылетели на широкий плёс и, нахватав адреналина, загалдели все разом. «Вот это да!! - Класс! - Чуть не опрокинула стенка! - Вот это прижимчик! - Может повторим? – Ладно нас пятеро, ты видел Петьку? Он же чуть не выпал, отпихиваясь от скалы, хорошо хоть весло не потерял». Минут через пять, перекурив, успокоились. И тут на нас налетели утки. Пролетев прямо над нами, они, видимо из любопытства, сделали широкий круг и сели метров за сто пятьдесят вниз по течению. «Вы что не стреляли? – Да… как-то… ждали пока сядут. – Куда? На плот что ли? Он же красный, как пожар посреди реки, как они еще сразу не свернули?». Мужики сжимали ружья. «Сейчас нас к ним прибьет течением. – Вы совсем уже не соображаете? Это же не олени». Утки плескались на таком же расстоянии от плота. «Они же тоже сплавляются. Короче, дайте мне ружье, а сами потихоньку гребите». Виктор протянул мне свой ИЖ-57. «Дробь какая? – Тройка. – Пойдет». Ближе ста метров утки не хотели нас подпускать, тогда я выстрелил выше уток, чтобы дробь легла за ними. Как я и предполагал, утки начали взлетать в нашу сторону и не долетев метров пятьдесят, начали сворачивать, сбившись в стаю и тогда я, взяв опережение, выстрелил второй раз. Ни одна не шелохнулась. Утки как будто и не заметили выстрела. Сзади послышался общий вдох, для выражения всего, что они обо мне думают. Но не успели. Из общей стаи вывалились две утки, потом с секундным интервалом, еще две. Сзади, вместо матов, раздался рев изголодавшихся мужиков. «Воо, настоящий Якут! – Надо было ему автомат дать!». Поворачиваюсь к ним. «А че сами то не стреляли? Теперь добивайте». Добивать пришлось только одного. На него потратили пять патронов, так как это оказался нырок–чернеть, а он очень крепок на добивание, потому что из воды высовывает только голову. В этот день на ужин мы приготовили двух уток, но без хлеба всё равно не наелись. На следующий день остановились у золотарей, барак которых стоял прямо на берегу Тимптона. Зашли мы вдвоем с Виктором, наелись в столовой супа и каши, взяли пол мешка вкуснейшего хлеба и пол мешка сухарей. Хлеб они там пекут сами, потому запасов не было, и они просто по-братски поделились с нами, им еще смену кормить, а нам еще пять дней сплавляться.
Кстати о золотарях – на всем протяжении маршрута, а это почти четыреста пятьдесят километров, мы насчитали двенадцать промприборов прямо на самой речке, что категорически запрещается экологией. По правилам они должны делать отстойники, но…. Тимптон один из основных притоков Алдана. Начинаясь в Амурской области, он пересекает наискосок почти всю Южную Якутию. Но ему крупно не повезло, как и всем якутянам, на н;м еще в царское время, нашли золото. И с тех пор и до наших дней, человек систематически и целенаправленно губит природу по всему бассейну реки Тимптон. Как еще рыба успевает подняться во время ледохода и попрятаться от промприборов по многочисленным притокам? Я уже не говорю про хищническое истребление флоры и фауны приезжими горе-охотниками. Извините отвлекся – «за Державу обидно».
Двадцать девятого сентября на тридцатое в ночь, температура упала до минус десяти градусов. Мы с Петькой и его другом, тоже Виктором, спали в плоту, вытаскивая его на берег. У нас была маленькая, 15х15х20 печка, два матраца и два больших одеяла, под которыми мы и спали втроем, раздевшись до трусов, как дома. А Гусев, Катков и еще один молодой член команды, который ничем не выделялся, а потому я его напрочь забыл, они спали в палатке с хорошей печкой и отдельными спальниками каждый. Так вот в тот день, а точнее утром тридцатого, я как обычно встал пораньше, развел костер и, схватив ведро, побежал к ручью за водой, заодно и сполоснулся по пояс. Подходя к костру, я увидел Толика, вылезающего из палатки… Что он, что я, мы просто онемели глядя друг на друга. «Ты совсем офигел!» - вырвалось у нас одновременно. Я стою с голым торсом и ведром, от меня пар валит, от высыхающей на коже воды, а передо мной встает с четверенек, прибывший с северного полюса полярник – унты лётные, рукавицы зимние, тулуп и шапка ушанка, завязанная под подбородком. «Ты чё, так и спишь? – Конечно, холодно же». День прошел как обычно, не считая того, что ничего необычного не произошло. Во загнул. На следующее утро, тоже встав первым, побежал за кустик, по малой нужде, и чуть тут же не сходил по большой - забежав за кустик, чуть не наступил на спавшего оленя, напугав его. Который хекнул, напугав меня. И я с криком «РУЖЬЕ! ОЛЕНИ!», в три прыжка оказался у палатки. Но… там же полярники спят, а у них ночи длинные, холодные. Потому палатку застегивают на все пуговички, крючочки, подвязочки. Короче, когда я добрался до ружья, оленя и след простыл. Да не одного, а целых четыре, судя по лежкам и следам. Дааа… Фортуна явно спала в этой же палатке. Но к обеду проснулась и дала возможность добыть нам трех уток, одну из которых я и припрятал для дома.
И наконец последние три переката: Чульманский, Горбылахский и Чульмаканский. Самый опасный Горбылахский. Где Тимптон сужается и струя летит между здоровенными каменюками, метров по пять высотой и ударяется в третий, который стоит прямо по середине. На Чульмакане, сразу после переката, на берегу стояла избушка и возле нее наши две Нивы. «Какое счастье… - Слава богу… - Наконец-то… - Всё! Ну его нафиг такое путешествие…Да чтоб я еще раз… Да ни за что!». Это всё я выслушивал все пятьдесят километров до Нерюнгри. Зайдя в квартиру, я протянул пакет с уткой жене и честно сказал, что это вся добыча, на всех шестерых, за десять дней. Как она обрадовалась: «А я всё думала, куда мы мясо денем и рыбу? У нас ведь холодильника нет, а за окном много не повесишь». Вот за это я её и люблю, но это уже другая история.
Сентябрь 1995 год
записано 27.10.2016
В.Дмитриев
Свидетельство о публикации №222012200927