И смех, и грех

Из серии: Приключения
                Приключение «криминальное»



Текст, что будет напечатан в следующем абзаце мог бы рассматриваться, как обширный эпиграф к той истории, которая, вот-вот, опишется, додумается и станет известной читателям. По сути, это достаточно «бородатый» анекдот, что, бог весть когда, был рассказан мне или при мне, запомнился и живёт уже через чур много лет в нечастых моих пересказах. Анекдот этот по своему характеру – тост. И рассказывали мне его тогда, впервые, именно как тост, придав ему с помощью подражания грузинскому акценту колоритную форму. Имел ли этот анекдот хоть какое-то отношение к Закавказью вообще – очень спорный вопрос. А к довольно далёкому прошлому, прошлому советскому, к абсолютно частному эпизоду, который я и хочу представить в своём рассказе, эпизоду из той, многим уже и неведомой, жизни анекдот имеет отношение прямое. Итак.
 
Встретились как-то на дороге два вора – старый и молодой. Заспорили – кто из них наиболее искусен. Старый, завидев на высоком дереве птичье гнездо, предложил так – кто, мол, из-под птицы так яйцо украдёт, что птаха не заметит, тот и искуснее. Молодой вызов принял, и первый на дерево полез. Всё сделал ловко, но… - птица под конец взяла да затрепыхалась. Настал черёд старого вора. Тот пиджак скинул, рукава засучил – полез. Взял из-под птички яйцо – та, как сидела, так ничего и не ощутила. Спустился старый вор на землю, а там… ни пиджака, ни молодого. Так выпьем же, говорилось в анекдоте, за молодёжь и её перспективность!
 
Комментариев не будет. Кто дочитает – уместность анекдота, надеюсь, поймёт.
 
Было это давно. Думаю, практически каждому – кому-то очень хорошо, кому-то чисто информативно – известно понятие «детский оздоровительный лагерь». В основном, это форма детского отдыха в период летних каникул. Иногда организуется кратковременное пребывание детей за городом в ходе учебного года. Как этот отдых обустроен – не знаю да не в этом суть. А раньше, в той стране, которая называлась советской, подобных загородных «дач» было и намного больше, и назывались все они – пионерскими. Были в таких местах отдыха линейки – некая центральная площадка, на которой утром, вечером, в моменты праздников, в дни официального всеобщего посещения лагеря родителями, собирались, объединённые по возрастам в отряды, построенные в шеренги, выходящие на линейку, дети. Взлетал по флагштоку алый флаг с серпом и молотом на полотнище. Звучал гимн. Ну а помимо этих официальных мгновений шла у пионерии в лагере жизнь, в которой были спортивные игры, купание, весёлые вечера с танцами, просмотры кинофильмов. Работали кружки по интересам – шили мягкую игрушку, пели хором песни, ставили спектакли, выжигали по дереву картины. В лагерях побогаче был картинг, тренировочные комплексы-симуляторы, где можно было научиться водить машину и даже самолёт. Осваивали дети морскую семафорную азбуку, учились ходить на яликах, управлять байдаркой… - где что, в общем.
 
Подбиралась в пионерский, преимущественно, коллектив отдыхающих и команда вожатых. Этот вопрос в каждом лагере решался по-своему. Часто работать на лето выезжали сотрудники того предприятия, что формировало и обеспечивало лагерь. Работать ехали заводчане, метрополитеновцы, таксисты, инженеры. Если с этим набором возникали трудности или задействовать молодёжь своего конструкторского бюро, НИИ, управления по разным причинам не было возможности, выручали студенты. Одни приезжали на лето поработать с детьми в счёт производственной практики, как, например, будущие учителя, воспитатели детских садов, другие были вольнонаёмные, что работали в свои студенческие каникулы или в период законного отпуска. В то время, о котором мой рассказ – всё так и было.
 
Пионерский лагерь находился в том месте карельского перешейка, где, два шага за порог, начинался не мрачный, и шелестящий, и колкий, почти девственный лес, в котором, к счастью, а может быть и увы – для романтика, нельзя было всерьёз заблудиться, поскольку в каком направлении ни пойди – выйдешь на железную, шоссейную или просёлочную дорогу. Принадлежал лагерь, ныне, увы, безвозвратно утраченному в не вполне продуманной борьбе за не такую уж и счастливую жизнь периода 90-х годов прошлого века, а в те, уже перестроечные, годы «живому» крупному машиностроительному объединению. Добротные кирпичные корпуса с чистыми четырёхместными комнатами для подростков и более вместительными для детей 6-11 лет, асфальтированные дорожки между зданиями, пересекающие территорию в самых разных направлениях, были умело вписаны в сосновое окружение, постоянно дарившее окружающему воздуху тонкий, но устойчивый, особенно в распаренные жарко дни, аромат. Аромат густел в безветренную погоду, растекался в, восходящих, заметно струящихся, потоках дрожащего марева. Ранним утром, в, пробившихся веером сквозь ветви, золотистых солнечных лучах, отчётливо замечалось достаточно плотное парение влажных с ночи жёлто-кирпичных стволов. На зелёных травянисто-цветочных площадках между дорожками можно было играть с мячом, в бадминтон или просто кувыркаться детям младших отрядов. Постоянно бьющие маленькой загогулиной из блестящих вертикальных штуцеров в середине металлических чаш освежающе-прохладные фонтанчики питьевой воды. Небольшой открытый купальный «лягушатник» для малышей и, запечатанный в здание, камерный плавательный бассейн. Мощный, при всём «старании» загруженный не более чем на три четверти, очистной комплекс на ионно-обменных смолах. В общем, живи – не хочу. Говоря текстом одного из тогдашних лозунгов: «За детство счастливое наше спасибо, родная страна».

Правда, «злые языки» совсем давних старожилов говорили, что при возведении жилых корпусов, не укладываясь в намеченные сроки, массу, цементирующую кирпичную кладку, строители насыщали для скорости схватывания солевым раствором. Ну а в итоге, в периоды особого осеннего ненастья или крутой зимней оттепели после обильного снегопада на внешней, да и внутренней отсыревающей поверхности стен начинали расползаться тёмные крупные кляксообразные пятна. Учитывая, что тот пионерский лагерь регулярно функционировал и зимой с весёлыми лыжными соревнованиями, залихватскими хоккейными матчами, задорными «купаниями» в метровых голубых снегах во время игр, то последствия ночлегов в сырых комнатах не слишком-то походило порой на счастливое детство. Но – куда ж хоть без одной мухи в варенье.
 
Отрядами помладше управляли молодые девушки, в основном из студенток, будущих педагогов. Было полно и детей 1-2 классов школы, и дошколят-шестилеток. Среди них далеко не все отличались самостоятельностью – при отсутствии «нянек» могли в одну-две недели растерять свою одежду и обувь, вообще плохо представляя себе их количество, упакованное родителями в чемодан, наполнение которого для большинства малышей было почти неразрешимой загадкой.
 
Вспоминаются некоторые юмористичные случаи. Кто-то умудрялся не очень аккуратно поесть, уронив на футболку или платье, то оборвавшийся с ложки шматок каши с маслом, то кусочек жирной курятинки или котлеты, то коварно скользнувший с тарелки на шорты комочек макарон, пропитанный подливой. Кто-то подолгу столь самозабвенно играл в песке, выстраивая замки, тоннели, виадуки, что прекращал игру чумазым не только руками, коленями, лицом, но и одеждой. Кто-то, не отыскав своих сапог и нарядившись в обувку большего размера – какая под руку попалась, запинаясь в ней и скользя на размытых вчерашним дождём тропинках, шлёпался иногда в грязь и, поднявшись, обтерев об себя грязные ладони, продолжал путь до лагеря, возвращаясь из прогулок по лесу. Словом, (случалось такое и не только у младших) какая-то одежда раньше или позже пачкалась, приходила в негодность и, конечно, регулярно отдавалась в стирку. А вот после неё… После стирки и начиналось самое весёлое. Вообще-то, вся одежда, что паковалась родителями для отправки ребёнка в лагерь, подписывалась его фамилией на специально нашиваемых на одежду кусочках ткани или писалась прямо на внутренней стороне бортиков обуви. Тем не менее, при возврате выстиранной одежды некоторые дети упорно отказывались забрать её и положить в свой чемодан, не смотря на предъявляемое им вожатыми совпадение фамилий. Порою, (самые маленькие – не по возрасту, по своему самосознанию) утверждали с максимально возможным досадливо-слезливым дискантом, размазывая под глазами и по верхней губе свой неподдельный испуг, что эта блузка, майка, штанишки не их, им не принадлежат поскольку… на их, мол, футболке или легинсах – «вот тут! Вот тут: на груди, плече, животе, ноге» - «огроменное» пятно было. И ведь в немалых случаях так и не брали свою одежду. И приходилось по выходным, в родительский день, когда приезжали к своим чадам мамы и папы, устраивать «ярмарки» не подписанных или не забранных детьми, вещей, и уже родители убеждали малолетних отпрысков, что эта идеально отстиранная вещь, действительно, Колина, Серёжина или Надина. Так что девушки, работавшие с небольшими детьми, только номинально назывались вожатыми, а по сути были «нянями» - временными заместителями мам, на которых лежала обязанность и правильно по погоде одеть детей, и по утру расчесать, заплести девичьи косы и даже вымыть своих подопечных, когда в лагере наступал «банный день».
 
Истинными вожатыми в тот год работали почти исключительно молодые работники завода – электрики, водители автопогрузчика, инженеры, слесаря, девчата из отдела кадров, планового отдела, бухгалтерии. Для работы на отрядах, в которых отдыхали более старшие ребята и девочки, подбиралась спортивная молодёжь – в течение многих лет приезжала дружная команда, хобби которой был горный туризм. Старшеклассники гордились своими подтянутыми, ловкими и сильными воспитателями, что помимо ненавязчивого надзора во время купания или походов, непосредственного участия в спортивных соревнованиях, конкурсах, театрализованных представлениях могли рассказать о прохождении маршрутов в горах, спеть под гитару озорные туристические или житейски-мудрые песни о дружбе, мужестве, любви и показать интереснейшие, в то время ещё только чёрно-белые, слайды, запечатлевшие голые каменистые тропы, где мрачные, где горделивые остроконечные нагромождения скал, причудливые ветровые снежные надувы в их вертикальных нишах – не было в те давние уж годы цифрового фото, а цветная плёночная фотография была не всем подвластна. У подростков авторитет таких вожатых был заоблачным.
 
Особое место в любом лагере, пионерском или оздоровительном теперь – кухня. Если «посещение» отрядами линейки – с трибуной для «начальников», флагштоком, широкими дорожками для маршей определялось тогдашней идеологией, то посещение всеми столовой диктуется хорошим аппетитом. Со столовой повезло. Огромный двухэтажный корпус, где наверху просторный и светлый обеденный зал, ряды квадратных столов с бледной зеленовато-серой пластиковой столешницей, у каждой стороны квадрата стул с кожаной бежевой спинкой и таким же сидением, неяркий и не скользкий, шахматной расцветки, линолеум на полу, о который не разбивался, упавший, в случае чего, стакан с компотом, киселём или соком. А позади блестящей металлом раздачи, откуда дежурные по столовой забирали подносы с едой, чтобы разнести их по столам, которые занимал отряд, располагалась сама кухня. Очень просторно-светлая, удобная, с электрическими чанами для приготовления пищи, большими холодильниками, широкими разделочными столами – она занимала, собственно, оба этажа, соединённые лифтами. Вот эта-то столовая и оказалась главным действующим «лицом» истории, которая много лет спустя стала темой этого рассказа.
 
Жизнь в пионерском лагере от утреннего подъёма до отбоя подчинялась звукам горна. Но ещё за несколько десятков минут до окончания очередного пионерского дня лагерь затихал. Дети умывались, расстилали кровати, баловались. Вожатые, где успешно, где вымученно, угомоняли взбудораженную прогулками, вечерними танцами, самодеятельными выступлениями, кинофильмами детскую массу и когда казалось, что и самые неуёмно-взвинченные ребятишки уже точно, если не спят, то тихо лежат, мысленно «пересматривая» дневные события, взрослые получали своё личное время. Заводские не держались отстранённо от студентов – сплачивала общность дела и общность молодёжных интересов, тем более, что и самые «старые» по возрасту ИТРовцы и рабочие, что вожатили на отрядах, всего на несколько лет перебирались за 25. Поэтому, в зависимости от погоды, утомлённости, маленьких праздничных событий собирались компанией и шли смотреть «взрослое» кино по видику, садились пить чай с песнями под гитару, играли в карты, пили вино – да мало ли найдётся дел для вдохновенных часов поздненощного времяпрепровождения. И тут подвернулось прямо-таки событие – одновременность сразу нескольких дней рождения. Ну, подвернулось-то оно не вдруг, однако, то до «выдающегося» дня было ещё далеко, то вмешивалась не совсем беззаботная действительность, а только кроме самих поздравлений в шутливо-иронических стихах, нарисованных кем-то небольших шаржей да простеньких подарков ничего заранее подготовить не удалось. Предстоящие посиделки требовали хоть какого-то не стандарта в накрытии «поляны» и, желательно, хоть какого-то «изобилия» на ней. Шли постоянные и порою напряжённые рабочие будни, а поэтому серьёзного вопроса о горячительных напитках не стояло. Надо понимать, что в хоть и взрослом коллективе, все были молоды и даже юны, а потому главной задачей любой вечерней посиделки, тем более, «по поводу» -  была задача поесть. В течение дня, где подменивая друг друга, где, скрывая отсутствие ряда товарищей от начальства, удалось мотнутся до ближайшего магазина, а, преимущественно, сэкономить вскладчину на питании в столовой, отложив для вечернего веселья, ломтики полукопчённой колбасы, котлеты, сыр, отварные яйца, тушёную картошку, позаимствовать на всё понимающей кухне хлеб и, таким образом, создать, пусть и самообманчивое, впечатление пищевого разнообразия. Где собираться – вопрос не стоял. Ключи от зала на первом этаже корпуса кухни-столовой, служившего сообразно требованиям, для танцев, кино, концертов или встреч с приглашёнными гостями, рассказывающими пионерам разные интересные истории, удалось у завхоза получить совершенно законно. Оставалось дождаться позднего часа.
 
Собрались вместе все достаточно быстро. В зале расчистили от рядов кресел часть помещения для танцев. На импровизированный стол из сдвинутых стульев поставили принесённую с собой посуду, водрузили припасённую снедь и несколько хозяйственных свечей для создания интимного таинственного полумрака, в котором тут же заходили по стенам и потолку громадные, нечётко оформленные, тени. Зазвучала негромко плавная музыка. И только теперь все обратили внимание, что в организованном почти впопыхах праздничном меню практически отсутствуют овощи и кроме, собранного в пару пучков, свежих и сочных пёрышек зелёного лука ничего нет. «Ну что, не дошло хоть кило огурцов купить», - укоризненно спросил кто-то. И все «стыдливо» промолчали, потому что, действительно, не дошло.
Пару минут продлилось общее молчаливое размышление. Подняться что ли на кухню? Может там хоть два огурчика удастся сцапать, много-то и не надо? – внутренние раздумья прервались мыслями вслух. Категоричных возражений идее не последовало. Так добропорядочный, преимущественно комсомольский, коллектив согласился с принципиальной возможностью хищения социалистической собственности для личных нужд.
 
В разведку на второй этаж отправились всем составом. Что помещения кухни, где уже с вечера хранится часть продуктов на завтрашний день, закрыты на ключ, все и так представление имели. Что кухня не зал и ключ от неё в 12-ом часу ночи просить мало того – не у кого, но и вообще дело недопустимое и несусветное – тоже понимали. Но это же сознание недопустимости будоражило молодые умы, и лёгкая адреналиновая дрожь отгоняла мысль об аморальности затеянного.
В столовой было тихо. Сплошная самодвижущаяся штора закрывала раздаточный стол. На двери рядом со шторой висел замок. Компания распалась. Некоторые сняли со столов перевёрнутые стулья - уселись. Иные стояли кучкой, переговаривались о чём-то в полголоса. Несколько человек пошли вдоль опущенной шторы, будто отыскивая щёлку, через которую можно было просочиться внутрь. Сбоку кухни в небольшом коридорчике с четырьмя рукомойными раковинами противоположная им стена сплошной не была. С высоты около полутора или чуть больше метров от пола начиналась металлическая ажурная небесно-голубого окраса решётка, за которой, примыкая к ней, тянулся длинный разделочный стол и стоял внушительный таз с горой разнокалиберных, но, в основном, мелких и не очень-то зрелых помидоров. Количество их было таково, что становилось заранее ясно – исчезновение из этой кучи пяти-семи плодов будет не просто незаметным – будет незаметным абсолютно. Однако, протянутые сквозь ажурную решётку, сколь угодно нестандартно длинные руки до таза не достали – попробовали почти все.
 
При внимательном рассмотрении решётки все заметили, что до самого потолка она не доходит. Там, на почти 3-х метровой высоте была щель, но насколько она велика - снизу понять не получалось. На совсем юного, совсем недавно – по весне, отметившего 18-летие, Мишку, что в лагере «нянчил» младший отряд, привезя сестрёнку, только закончившую 1-й класс, компания посмотрела чуть ли не одновременно. Мишка внешне не выглядел щуплым, но был достаточно миниатюрным и лёгким, не «нагулявшим», как следует, подростковое тело. На предложение попробовать поверху решётки проникнуть на кухню Мишка откликнулся сразу, проникшись доверенной ему «противоправной» ролью. То ли его худощавое, к счастью, ловкое и тренированное тело, действительно, не оказалось крупнее щели у потолка, то ли полушуточные советы снизу – максимально выдохнуть – помогли, но через пару минут Мишка уже расхаживал по кухне. Заглянув в невидимое остальным из коридорчика помещение, он возник вновь у решётки с удивлённо-радостным известием, что обнаружен ещё один небольшой тазик, где крупные, одна к одной, красно-яркие помидоры напоминали выставочную картинку. Этих помидоров было не более десятка и, таким образом, похищение любого их количества бросалось в глаза. Думать да взвешивать, тем не менее, не стали и все шикарные плоды по одному через решётку перекочевали в подставленные руки. Обратный Мишкин путь трудностей не вызвал и молодые расхитители, почти тут же позабыв волнительные минуты, весело в разговорах, танцах и поцелуях отгуляли праздник. А поутру…

Здесь необходим небольшой комментарий. Бригады поваров работали по такой схеме –три дня подряд детей и сотрудников кормила – жарила, парила, пекла - одна бригада, потом также три дня другая. Как раз вечером того дня, когда гуляли вожатые, бригады менялись и шеф-повара обоих смен получали дневной набор продуктов на следующий день. Пока шла рабочая трёхдневка у одних, другие отдыхали – отсыпались, ходили на пляж, даже ездили в город, но питались, как и все сотрудники, независимо от выходных дней в общей столовой. Так вот утром следующего дня можно было наблюдать, как неприкрыто злобно зыркают глазами те повара, что заступили на смену, на тех, что накануне смену сдали. В итоге, щёки у них у всех раскраснелись, разговаривают отрывисто – чуть слюна не летит, тарелки и ложки на поднос не кладут, а кидают так рьяно, что кажется, аж, в лицо метят. Что за чудеса? Такого не было раньше ни разу! А вожатым и безусловно заметна, и непонятна такая внезапная, не поймёшь, чем и вызвана-то, эта нескрываемая агрессия. А вожатые, кто праздновал накануне, заговорщицки помалкивают да с тем же, как у всех остальных, интересом обсуждают странности взаимоотношений – многие работают не первый год, о разных конфликтах знают, но чтоб такое… Как все едоки из столовой ушли, рассказывали потом некоторые, на кухне крик стоял. Возмущение до неба! А вскорости потом шуметь перестали – помирились. И только весь тот день недоверчиво так и сдержанно оглядывали всех, взгляды ловить пытались при случае – только ничего не высмотрели и успокоились. А много уж позже через «третьи руки» нестандартная ситуация раскрылась. Та бригада, что смену сдавала и продукты получала, должна была для товарищей своих, поваров-«несунов» другой смены (что греха таить), отборные помидоры отложить из всей, предназначавшейся к обеду, в целом, непритязательной кучи. Отложить и оставить где-то отдельно, чтобы те помидоры «переехали» в карманах и под фартуками в жилой корпус. Ну так – отложили. Всё по-честному. Вот только предусмотреть, что Мишка в щель у потолка просочится, было невозможно. Да и вообще это слабое место – щель – так и осталось неопознанным.
 
А ведь что интересно – и тогда в течение лета, и потом когда-нибудь и много-много позже по времени никто из участников той беззлобной экспроприации не проболтался. Так что - за молодёжь и её перспективность. Гип-гип!