Социолог и фантастовед. К столетию З. И. Файнбурга
Основу текста составляют воспоминания и документы, которыми поделился со мною Григорий Захарович Файнбург – сын З.И. Файнбурга. Использован материал, написанный мною в начале 2017 года, когда я был глубоко погружен в биографию Захара Ильича. Вместе с тем, предпринимается попытка заострить внимание на том обстоятельстве, что Файнбург был не только социологом, успешно работавшим в теоретическом и прикладном направлениях социологии, но и фантастоведом.
Он не был единственным из советских социологов, исследовавших научно-фантастическую литературу, вспомним, к примеру социологов первой волны Э.А. Араб-Оглы и И.В. Бестужева-Ладу, но для характера их социологических поисков обращение к фантастике было более естественным, чем для Файнбурга, изучавшего актуальные социально-экономические проблемы, в основном в своем Пермском регионе. Судя по всему, наблюдения и выводы, которые следовали из его теоретико-эмпирических исследований, но которые никак не возможно было обсуждать в научных статьях, Файнбург стремился рассмотреть при анализе научно-фантастических произведений.
Но прежде всего обратимся к заметкам З.И. Файнбурга – заготовкам предисловия к книге о культе личности. Они открывают прекрасное эссе «Зоря, Зорька» (1), в целом написанное другом Захара Ильича с довоенных времен Валентином Ричем (Рабиновичем) – писателем фантастом, создателем и многие годы главным редактором журнала «Химия и жизнь», при участии Григория Файнбурга, сына Захара Ильича:
«Наше поколение завершает свой жизненный путь...
Я родился в 1922 г. – еще при жизни В.И. Ленина. Поколение, уничтоженное И.В. Сталиным в 1937-1938 гг., в моей памяти – живые люди, со своими индивидуальными чертами, своей интонацией в голосе. Мы отнюдь не в кино видели синие фуражки, стучащие ночью в двери квартир... И стук этот до сих пор порой отзывается ночами глухо и тревожно в наших умах.
22 июня 1941 г. мы стояли у черных тарелок репродуктора «Рекорд», слушая в полдень речь В.М. Молотова. Мы стояли часом позже в очереди у военкомата, записываться добровольцами. Только 3% ребят и девчат моего поколения – по оценке К. Симонова – вернулось в 45-ом в гимнастерках «б.у. 2-й категории» в аудитории университетов и институтов...
Для нашего поколения день 5 марта 1953 г. был днем, родившим одновременно тревогу и надежду...
...Сидя в переполненном и затихшем зале слушали мы в 1956 г. чтение «секретного» доклада Н.С. Хрущева. И в этом же 1956 г. сквозь хрип и вой глушения слушали мы сообщения о боях в Венгрии. Совнархозы и целина, кукуруза и «проблема Пастернака» – это наши будни... Это мы, усмехаясь и недоумевая, слушали как, вернувшись из Венгрии, Н.С. Хрущев по радио пел: «Смело мы в бой пойдем!..»
День 14 октября 1964 г. не вызвал у нас радости: Леонид Брежнев был «темной лошадкой», но Михаила Суслова мы хорошо узнали еще во время кампании «борьбы с космополитизмом» и «дела врачей». Потом заглохла хозяйственная реформа 1965 г... Потом начался своеобразный тотализатор: гадание, к какому юбилею и на какое место повесят Брежневу очередную Звезду…»
«...В апреле 1985 г. началась новая полоса в жизни нашего общества. И весной и летом, как и вся страна, наше, уже сильно поредевшее поколение слушало часами у экранов телевизоров выступления, вопросы и споры на I съезде народных депутатов СССР».
***
Даты рождения и смерти З.И. Файнбурга (1922-1990), видного представителя первого поколения послевоенного периода развития отечественной социологии, - весьма значимы для описания и понимания специфики настоящего этапа нашей науки. Стык 1980-х - 1990-х время начала тридцатилетия ухода пионеров советской/российской социологии, к настоящему времени остались единицы тех, кто участвовал в её становлении. 2022 год – одна из «точек» начального периода столетних юбилеев первых социологов. В 2017 году исполнилось сто лет со дня рождения М.Н. Руткевича, в 1921 году – Ю.Я. Баскина, Н.С. Мансурова и А.Г. Харчева. В наступившем году – не только З.И. Файнбург, но и А. А. Зиновьев, в будущем году – сто лет со дня рождения Л.Н. Когана и В.Н. Шубкина, в 1924 году – столетие С.А. Кугеля, а еще через год будем вспоминать Н.А. Аитова, Э.А. Араб-Оглы и В.Д. Патрушева.
В силу специфики становления российского социологического сообщества, обозначаемой применительно к социологам, родившимся в начале 1920-х и до 1934 года «один возраст – два поколения», сказанное распространяется и на социологов второго поколения. Так, в 2024 году будет столетний юбилей Ф.Р. Филиппова.
Специальные заседания кафедр, семинары и конференции, секции на различных социологических форумах, статьи в журналах, сборники воспоминаний и все другие формы анализа жизни и творчества юбиляров будут не только знаками уважения тех, кто был первыми, но и развитием, углублением истории нашей науки. Столетние юбилеи, как правило, дают возможность говорить не только о биографии человека, но коснуться и его постбиографии. Все вместе это может составить биографию первых поколений новой, вторично родившейся российской социологии.
Начиная свое историко-социологическое исследование, я практически не был знаком с биографией и творчеством З.И. Файнбурга, и впервые узнал о нем и его работе, беседуя в 2005-2007 годах с Т.И. Заславской. Мой вопрос к ней был навеян опытом изучения прошлого американских аналитиков общественного мнения: «... я занимаюсь историей жизни и творчества американских социальных исследователей. Обнаруживается, что в их биографиях фактически отсутствует государство. В наших же биографиях государство активно присутствует. В связи с этим возникает вопрос: как при написании истории нашего сообщества определить верное соотношение роли ученых и институциональных структур?» Сначала Татьяна Ивановна кратко описала общее видение этой проблемы, а затем вспомнила жизнь и деятельность Файнбурга: «Я думаю, что история науки – это всегда в первую очередь история ученых. Советские ученые были погружены в тоталитарную, а позже – авторитарную среду, каждый из них по-своему сталкивался с ее ограничениями. Одни шли на компромисс, другие просто служили ей, единицы боролись с открытым забралом. Жизнь чрезвычайно многообразна, и если взять, к примеру, историю региональных социологических школ, то у каждой она окажется своею, особой. Вот в Перми был Захар Файнбург, исключительно глубокий и талантливый человек. Он два факультета окончил, экономический и философский, и работал на пересечении двух наук с добавлением социологии. Был лидером Пермской социологической школы, которая имела очень высокий авторитет и оказывала огромное влияние на интеллектуальную жизнь города. Они теми или иными путями сотрудничали со своим относительно прогрессивным обкомом партии – иначе их просто стерли бы в порошок. А в меру сотрудничая и в меру вольничая, они смогли создавать интересные работы».
Прошло несколько лет, и узнав в начале интервью с Г.Е. Зборовским, что он много лет дружил с Файнбургом, я попросил его поделиться со мною своими воспоминаниями. Рассказ получился обстоятельным и красочным: «Я достаточно хорошо знал Захара Ильича Файнбурга на протяжении многих лет – с 1965, когда познакомился с ним в Польше, вплоть до его смерти в 1990 г. Его жена – Галина Петровна Козлова, умнейшая женщина и прекрасный экономист, она была к.э.н., вместе они написали ряд работ – после его смерти прислала мне большой (на целую газетную полосу) некролог, и вскоре после этого умерла сама. А с их сыном Григорием – он доктор технических наук, большая умница, мы поддерживаем также очень теплые отношения, но видимся редко, в основном на Файнбургских чтениях, которые регулярно, раз в два года, устраивают пермские социологи из Политеха (ныне Пермский технический университет), где З.И. много лет заведовал кафедрой. З.И. был прекрасным социологом, теоретиком, методологом и эмпириком в равной мере. Он участвовал в составлении самых первых планов социального развития. Сфера его традиционных интересов – не только труд, но и творчество, прежде всего научно-техническое, хотя писал он и о многом другом. Его волновали проблемы будущего общества, особенно в связи с анализом творчества Маркса, на которое у него всегда были свои собственные, нетрадиционные для советского времени взгляды. Помимо этого, он очень увлекался научной фантастикой – в том смысле, что занимался научным анализом произведений научных фантастов. Помню, что когда мы были в Польше, он ездил к С. Лему, который жил в то время где-то в горах, по-моему, польских Закопане. Приехал от него счастливый и вдохновленный. Он был намного старше нас и мудрее. <…> Никогда не забуду, как он меня поддерживал во время событий, связанных с появлением моей книги в 1974 г. «Пространство и время как формы социального бытия».
Захар Ильич был не простым человеком, зачастую бескомпромиссным, особенно по отношению к некоторым власть имущим. <…> З. И. был блестящим профессором и очень неординарным человеком».
Так я узнал о фантастоведческих интересах Файнбурга.
Рассказанное Т.И. Заславской и Г. Е. Зборовским неожиданно получило развитие осенью 2016 года, когда на социологическом конгрессе в Екатеринбурге Г.Е. Зборовский познакомил меня с Григорием Захаровичем Файнбургом. Хотя встреча была неожиданной, внутренне я был готов к ней, и мы сразу договорились с ним об интервью, о его рассказе об отце. Работа закипела, мы начали нашу беседу 10 декабря 2016 года, а уже в первом номере журнала «Телескоп» наше интервью было опубликовано (2). Но общение наша не закончилось, в первых числах марта 2017 года Григорий продолжил свои воспоминания и рассказал о маме – Г.П. Козловой (3).
Однако еще до выхода в свет названной журнальной публикации, 24 января 2017 года, ровно пять лет назад, в face book был размещен пост «Тихий подвиг носителя разума своей эпохи» состоящий из нескольких фрагментов воспоминаний Г.З. Файнбурга. Несомненно, личность и биография З.И. Файнбурга не оставили меня безразличным и в последующие недели в face book были помещены еще несколько постов о нем: «Откройте для себя Захара Ильича Файнбурга» (3 февраля 2017; «Зияющие высоты» А. Зиновьева и «Коллективистское общество» З. Файнбурга (14 февраля 2017; «Идти вперед!» (22 февраля; 2017; «Бессмертный полк. Социологи Захар Файнбург и Галина Козлова» (8 мая 2017;
Последний из моих перечисленных текстов начинается с нескольких фрагментов фронтовых писем Захара Файнбурга своей двоюродной сестре. Этот автобиографический материал, написанный в двадцатилетним возрасте, позволяет многое понять в его последующей жизни и в профессиональной деятельности.
«Я пробыл 5 месяцев на фронте, бывал во всяких передрягах, прошел огонь, воду, медные трубы и чертовы зубы. Все это прошло с пользой для моего легкомысленного характера. Понемногу меняюсь к лучшему и сейчас почти совсем хороший. Поумнел только мало, но ничего: дураки едят пироги, а умные…
Воевал на Украине, отлеживался в Грузии. Имел несколько царапин, а под конец был легко ранен и очень сильно обморожен. Хотели отнимать ноги, но я не дал, и они сейчас вполне нормальные. Только левая иногда немного болит. <…> Хожу так же, как и до войны» (18.08.42).
«Сестреночка, родная! Итак, сегодня три года, как длится война. Знаменательная это дата. А мы ее и отметили. Пишу в перерыве, так и не отмывши с лица и рук черной пороховой копоти. Ты уж, дорогая, не сердись, что не смогу теперь тебе писать очень часто. Когда придет это письмо, ты уже, наверное, узнаешь почему.
Сегодня стрелял с каким-то особенно острым чувством ненависти к проклятым фрицам – это день знаменательный. Хотелось на каждом снаряде написать: «Получайте, сволочи, за истерзанную родную Белоруссию, за сожженную родную Оршу!». Честное слово, если бы я знал, что это можно будет прочесть, то написал бы» (22.06.44.).
«Дорогая сестреночка! Если я пишу тебе на такой бумаге, то это просто потому, что время для письма выбрал немного неудачное: идет бой, орудие на прямой наводке. Перерыв в огне, и, я, сидя в узком грязном окопчике, неожиданно решил ответить именно сейчас на твое большое письмо с бумагой.
Виноват, наверное, К.: его предположение разозлило меня чертовски. Посидел бы он, так как я, три года под огнем. А тем более сейчас, после штурма Гродно, когда мы уже вышли на германскую границу. Это после того, как вчера убило моего хорошего друга – тоже командира орудия. Чего уж там говорить. Я ведь не уверен даже в том, что допишу это письмо!
Вообще-то говоря, представить себе фронт по рассказам, кино и т.п. Н-Е-В-О-З-М-О-Ж-Н-О! Есть разница и неизмеримо огромная, настолько, что величина ее равна бесконечности, между свистом снаряда, пули, осколка, свистящего в тебя и свистящего хотя бы по соседу, не говоря уже о героях на экране или на бумаге.
Кто не слышал удесятеренного этого свиста, кто не видел как, припадая на колено, целится в тебя фигура в зеленой шинели, кто не видел, как стоит насмерть орудийный расчет против ползущих танков, против пьяных ревущих и стреляющих зеленых шинелей, когда люди, до боя вздрагивавшие от сильного стука, теперь отмахиваются руками от пуль и мельком чешут ушибленное [место] ударившим плашмя осколком на спине». (20.07.44 г.).
И закончу эти глубоко личные заметки Файнбурга с фронта цитатой из рукописных набросков начала главы о войне для книги З.И.Файнбурга «Не сотвори себе кумира…»:
«...Вместе с нами уйдет и эта война...
«Кто не был – побудет, кто был – х... забудет!» – была такая пословица в те лихие годы.
Сколько бы ни т;жились писатели, режиссеры, поэты и композиторы, война – настоящая, ТА война – уйдет вместе с нами. Война живет в строках Виктора Некрасова, Константина Симонова, Григория Бакланова, Василя Быкова..., но она по-настоящему оживает – становится объемной, звучащей, приобретает цвет, вкус и запах – только в нашей памяти, подогретой, стимулированной черными линиями строк.
Война – это не только ужас, не только смерть и горе... Война – это жизнь: способ жить, тип культуры, в котором все есть, но все несет на себе особую печать. Сегодня можно рассказать смешную историю, как [осенью 1944 года] в Западной Белоруссии, на границе с Польшей в сухом блиндаже, отрытом в песчаном грунте и укрепленном сосновой плахой, мы весьма всерьез рассуждали о том, что в таком вот блиндаже можно было бы жить и после войны – жить долго и хорошо!.. Как можно понять то, что в этом рассуждении не было и тени иронии?.. Что шуточная интонация относилась не к тому, что это – блиндаж – яма, прикрытая накатом из бревен с земляными нарами, – а к той затаенной мысли: будем ли мы вообще жить?.. Воображение здесь не поможет: это надо пережить самому.
Что ж, хорошо, что все это с нами уйдет; что нам не придется провожать своих сыновей и внуков на очередную войну и потом со сжимающимся от страха сердцем долгие годы ожидать каждой очередной почты...»
З.И. Файнбург родился через четыре года после Октябрьской революции и испытал все тяготы становления и расцвета сталинизма: арест и потерю родителей, воспитание в детском доме, войну, послевоенные годы борьбы с «безродными космополитами» и невозможность жить в Москве. Вспоминая прошлое, Файнбург писал: «Жизнь моя была тяжела, но не была бременем».
Сегодня, когда я знаком с двумя с половиной сотнями биографий советских / российских социологов многих поколений, я рискну сказать, что жизнь Файнбурга в довоенные и послевоенные годы оказалось самой драматичной среди социологов его поколения и последующих. Никто из них не подвергался давлению двух государственных «катков»: борьба с «врагами народа» и с «безродными космополитами».
Пожалуй, всем социологам первых четырех-пяти поколений приходилось преодолевать идеологические препятствия, возникавшие при публикации текстов и выборе исследовательских тем, и все же в разных местах страны этот контроль был разным, многое зависело от тем, за которые брались ученые, и от выводов, к котором они приходили. Московские социологи нередко испытывали на себе немалый идеологический пресс, но в Ленинграде, особенно в десятилетие перед перестройкой, он был еще плотнее. Зачастую еще выше давление было в регионах, на периферии.
В полной мере испытал его на себе и Файнбург. Издательство «Мысль» отказалось публиковать его рукопись «Научно-техническая революция и развитие социалистического общества» [М.: Мысль, 1975. План изданий, № 57. 18 п. л. Тираж 15 тыс. экз.], а издательство «Политиздат» – «Миражи современной утопии (Утопия в облике научной фантастики)». [М.: Политиздат, 1974. План изданий, № 21. 10 п. л. Тираж 50 тыс. экз.]. Захар Ильич шутливо комментировал это: «Для “Мысли” мыслей много, а для “Политиздата” – мысли не те».
В 1964 году им была завершена большая работа, которая тоже не была опубликована, «Социология будущего и научная фантастика». Лишь через три года – редкая удача, журнал «Вопросы философии» публикует программную статью Файнбурга «Современное общество и научная фантастика».
Самая ранняя законченная и большая, но так и не опубликованная, рукопись с названием «Социология будущего и социальная фантастика» относится к лету 1964 года (объем – 68 машинописных страниц). В ней для наименования науки о социальном будущем Захар Ильич не стал использовать термин футурология, а ввел новый термин «социология будущего», понимая под ним в первую очередь социальный прогноз, прогноз социального развития. Шло становление концепции… Вторая из законченных больших, но так же не опубликованных, рукописей датируется 1966 годом. В первоначальном наброске ее структуры она была названа «Предвидения или пророчества? (Современная социальная утопия и современная научная фантастика)», а ее темой становились роль и место будущего в жизни современного общества.
В конце 1971 года Захар Ильич пишет 69-страничное эссе «Человек и будущее», где много места посвящено «Улитке на склоне» А. и Б. Стругацких. Рукопись так и не увидела свет при жизни Захара Ильича и была опубликована лишь в 2000 году нами
И почти все, написанное им на эту тему, осталось не опубликованным при его жизни. В частности, и не удалось опубликовать ни одной работы по социологии будущего, ни одной рецензии на творчество А. и Б. Стругацких, ни одного варианта его книги «Предвидение против пророчеств» об утопическом романе и научной фантастике.
Но вернемся к биографии Файнбурга. В детдоме для детей «врагов народа» он много читает, начинает знакомиться с философскими и литературно-критическими произведениями, затем поступает в известный ИФЛИ, где учится у выдающихся обществоведов, 9 июля 1941 года добровольцем уходит на фронт. По подсчетам Файнбурга, за войну он пробыл примерно 1 год и 7 месяцев «на самой собственно передовой (без разных там прифронтовых запасных, медсанбатов и т.п.)». И эту арифметику он итожил так: «Я могу сказать, что совесть моя за эти примерно полтора года чиста, хотя кто-нибудь мог бы, наверное, как-то иначе оценить многое в моем поведении».
Вернувшись с войны, он с отличием заканчивает экономический факультет МГУ и вынужден был уехать на работу в тогда далекую, провинциальную Йошкар-Олу. Но и это удалось благодаря одному чиновнику в управлении лесных вузов, который пообещал помочь Файнбургу за смешную по нашим времени взятку – сводить его в ресторан (но молодой семье и это было трудно). И помог, подсунул его дело какому-то начальнику, и тот подписал не глядя направление в Йошкар-Олу, в лесотехнический институт.
Фактически это было место ссылки, где работали сосланные из Москвы, Ленинграда, вернувшиеся из лагерей. Также он смог ознакомиться с содержанием сундуков вдов арестованных и сгинувших профессоров, где лежала литература начала ХХ века (до 30-х годов) и купить приглянувшиеся ему книги. Так в библиотеке Захара Ильича оказались такие раритеты, как стенограммы ранних съездов партии, работы Бухарина, Богданова, Туган-Барановского, Джона Рида, раннего Эренбурга и многих других авторов, их непереиздающимися или негласно запрещенными произведениями.
Лишь в 1960 году он переезжает в промышленно развитую Пермь и до конца жизни работает в Пермском политехническом институте.
После смерти Сталина и реабилитации родителей Файнбург смог защитить кандидатскую диссертацию (1959 год) по конкретной экономике, тогда же он начинает социально-экономические исследования на промышленных предприятиях, что в конце 1950-х было делом новым и малопонятным. В 1972 году он защищает докторскую диссертацию по философии.
З.И. Файнбурга можно обоснованно рассматривать как одного из пионеров экономической социологии в СССР и зачинателя прикладных исследований в области социологии труда. Он был среди первых, кто открывал тематику социального планирования на производстве.
Как философ и социолог Файнбург многие годы отдал изучению природы социалистического общества и сущности культа личности. Признают его серьезный вклад в развитие теории культуры, отмечается его вклад и в развитие отечественной футурологии. Здесь удивительным образом соединились глубокое знание им природы социалистического общества, а также любовь и профессиональное понимание научной фантастики.
З.И. Файнбург — один из создателей Уральской социологии, основатель «школы Файнбурга». Традиции, заложенные им, живы и развиваются в рамках многолетних «Файнбургских чтений» в Перми.
В одном из эссе Г.З. Файнбург приводит беглую запись отца о своем поколении: «Я полагаю, что наше поколение просто обязано оглянуться, осмыслить то время, в котором мы прожили, рассказать об этом времени своим детям и внукам. Наш анализ — пусть самый что ни на есть научный — не может не быть окрашен тонами личного присутствия, тонами свидетельства очевидца. Именно так написаны книги принадлежащих к моему поколению ученых-публицистов. Может быть, потом ученые педанты скажут, что в этом их слабость.
Но в этом и их сила: это — не только холодные наблюдения ума, но
горестные заметы сердца!..
...Мы сказали — и выполнили свой долг!..»
1. Рич В. Зоря, Зорька / http://www.pmem.ru/2190.html.
2. Файнбург З.И.: «Идти вперед!» Г. Файнбург отвечает на вопросы Б.Докторова / Телескоп. 2017. №1. 3. Козлова Г.П. Разбудить мысль. Научить других искать истину и отличать ее от не-истины. Г. Файнбург отвечает на вопросы Б.Докторова https://www.isras.ru/index.php?page_id=3073&ret=3072&id=202.
Свидетельство о публикации №222012400160