Грипп

               
                ГРИПП


  В середине зимы 1976 года после обильного снегопада началась оттепель, как и бывает обычно на Украине. Снег раскис, по дорогам потекли ручьи. После окончания занятий в институте Коля добирался из самого дальнего радиотехнического учебного корпуса ХАИ в свое общежитие №7. В хорошую погоду преодоление этого маршрута занимало двадцать минут. А с учетом разъезжающихся в стороны ног и большого коэффициента проскальзывания  это время увеличилось до получаса. Коля шлепал протекающими ботинками по снежной кашице, выбирая места   посуше, но всё равно промочил ноги.
 На прошлой неделе Коля вернулся в общагу после каникул, которые он провёл дома. В своей комнате он жил сейчас один, сосед Пашка Чебанов – болгарин из Молдавии уехал домой на каникулы, так как он учился на курс старше Коли, а график учебного процесса у его курса был сдвинут на один месяц. До каникул Пашка и Коля по взаимному согласию по очереди готовили себе ужин, который доедали за завтраком. Для этих целей у них была общая касса, в которую они после получения стипендии вносили по 10 советских рублей. Из дома Коля привез немного продуктов, поэтому на себя одного не стал готовить ужин, а следующим утром всухомятку доел остатки домашних припасов.
Следующий день прошёл в напряженной учебе, а в конце дня всей группой пошли в библиотеку получать учебники  на текущий семестр. Около окна выдачи в библиотеке пришлось в толкотне и суете около часа-двух помыкаться в очереди, так как учебники получал весь поток, состоящий из восьми учебных групп. В институтской библиотеке на всех студентов учебников не хватало, поэтому на все группы  их  распределяли поровну из наличия, и  поэтому в руки отдельных студентов попадали разные наборы учебников. В преимущественном положении оказывались студенты, компактно проживающие в общаге, у них собирался почти полный набор учебной литературы. Дополнительно можно было получить только никчёмную литературу. Для усвоения лекционного курса учебников хватало всем, но пособиями по выполнению домашних заданий и курсовых проектов приходилось пользоваться в читальном зале.
 
  Из библиотеки Коля еле дотащился со стопкой книг в свою комнату в общежитии и по причине занятости рук не купил никаких продуктов в магазине, который находился недалеко от проходной института и далеко от общаги. Поэтому, немного отдохнув, он пошёл в кафе, находящееся неподалеку. К закрытию в кафе почти нечего было поесть. Пришлось  взять бурдистые остатки борща с тремя кусочками хлеба на ужин и два залежалых бесформенных пирожка на завтрак. Коля с трудом доплелся домой из кафе.  Не было тяги для похода в душевую, которая находилась на первом этаже. Полистав немного учебники, он отошёл ко сну.

 Следующим утром Коле едва хватило сил встать с постели и после выполнения утренних процедур поплестись в институт. Побаливала голова,  ноги были какие-то ватные. Промучившись две пары, он решил зайти в институтский медпункт, который находился недалеко от проходной вне огороженной высоким забором территории института. Отсидев в очереди, Коля зашел к кабинет врача.  Принимала больных пожилая женщина-врач, она сразу подала ему в руки градусник. Температура оказалась равной 38,5°. Послушав легкие и осмотрев горло, врачиха поставила диагноз – грипп. Порекомендовав постельный режим и обильное питье,  врач дала освобождение от учебы до конца недели. Аптека при медпункте оказалась закрытой, а для поездки в город за лекарствами у Коли не было сил.  Поев без аппетита в студенческой столовой и купив полбуханки хлеба в магазине,  он поплелся к себе в общагу. Зайдя в свою комнату,  Коля разделся с перерывами на отдых, закрыл на замок входную дверь  и, так как его бил озноб, укрылся на кровати всем, что было. Вскоре он провалился в бредовую полудрёму.

На следующий день у Коли не было сил ни самому готовить, ни идти в столовую, поэтому он жевал хлеб и запивал водой из чайника. К вечеру запасы хлеба закончились, сил на одевание и выход в коридор у страдальца не было, поэтому он стал стучать сначала кулаком, а потом пустой бутылкой в стену ребятам из соседней комнаты. Через некоторое время в дверь постучался  сосед Серёга Сапрыкин, чтобы узнать по какому поводу стук. Коля через закрытую дверь попросил, чтобы Серёга или кто-нибудь другой, кто пойдет в кафе, купил ему чего-нибудь поесть.
Через час в дверь постучали, Коля с трудом встал и открыл дверь. Серёга принес два пирожка. Коля посетовал, что он не купил чего-нибудь типа котлеты, на что Серёга отрезал, что денег ему никто не давал, поэтому он купил на минимальную сумму. Коля ещё попросил Серегу сообщить о его болезни  кому-нибудь из Колиной учебной группы.

На следующий день у него опять не было сил для подъёма с кровати и похода на кухню, а  на поход в столовую сил не хватало и подавно. После занятий Колю навестили две девочки из группы – Алла Степаница и Наташа Неверова. Когда раздался неожиданный стук в дверь, и послышались знакомые голоса девчёнок, он с трудом поднялся с постели и как чумной в трусах пошёл открывать дверь.  Девчата принесли передачку: бутылку кефира и  две булочки, немного поболтали и быстренько удалились. Спертый воздух и Колина унылая рожа их явно не вдохновляли, к тому же у них, наверное, была боязнь самим подхватить вирус. Болезный опять остался один. С голодухи он уничтожил передачку, не дав кефиру как следует подогреться на батарее. От этого простуды, наверное, ещё добавилось.
 
Остаток этого и следующий  день Коля провёл в полубредовом состоянии. К вечеру третьего дня отлёжки в общаге  стало совсем худо, он попытался встать с кровати, но голова закружилась, перед глазами всё поплыло, и он опять упал на постель. «Так можно и концы отдать»,  -  подумал Коля, нашарил под кроватью пустую бутылку из-под кефира и стал стучать ею в стену.  Подошедших вскоре к двери соседей он  попросил вызвать «скорую помощь». Собрав последние силы, он встал с постели и открыл дверной замок. Карета приехала через час спустя. Опросив Колю, медбратья дали ему градусник, температура тела зашкаливала – 40,5°С. Медики вкололи ему жаропонижающий укол и приказали собираться в больницу. В полуобморочном состоянии Коля с помощью медбратьев оделся,  его вывели на улицу и усадили в машину. Везли долго по тёмным улицам ночного Харькова и привезли на другой край города – на улицу имени Байрона в областную инфекционную больницу. Медбратья сдали больного в приёмное отделение и отбыли, а он остался сиротливо сидеть в холодном помещении приёмного отделения. Сидел долго, после чего Колю заставили переодеться в больничную пижаму и отвели на второй этаж здания сначала в ординаторскую к дежурному врачу, а потом в палату. В этой палате было пять кроватей, на трех из них уже спали больные, а четвёртая досталась Коле.  Медсестра сделала  ему укол, дала таблеток и баночку с микстурой от кашля. Микстура была и по консистенции и по запаху похожа на сопли. Когда парень глотнул эту гадость, его потянуло на рвоту, но медсестра заставила ещё выпить хоть немного. Забегая наперёд, нужно отметить, что назначенное лечение быстро дало результат  - через два дня Коля  был как огурчик с нормальной температурой. Сейчас же после приёма лекарств он прилёг и провалился в нудный полукошмарный сон.

Проснувшись утром, Коля почувствовал себя намного лучше вчерашнего. Он познакомился с  соседями. А в соседи ему достались достаточно колоритные типажи. Первый - хмурый молчаливый мужик с  изнурённым  алкоголем лицом, который, видимо, маялся от отсутствия в больнице любимого напитка, поэтому на вопросы отвечал односложно  и с явным неудовольствием.  Второй - мужик из села, не отягощённый образованием и, очевидно, чувствовавший себя не в своей тарелке среди городских жителей, поэтому тоже был плохим собеседником. Третьим был молодой парень Сергей Лифушин. Он тоже был выходцем из села, но уже с год пожил в Харькове в общаге, работая на стройке. Сергей наоборот был болтливым, однако все темы разговоров у него сводились к одной – взаимоотношениям со слабым полом. Коля, взращённый на светлых образах любви, отображённых  в классике мировой и русской литературы, к такой трепотне относился пренебрежительно.

Палата была большая; половину стены в ней занимало огромное окно в коридор. Через это окно медперсонал мог видеть извне, что творится в палате.   В палате были отдельная ванная комната и туалет. Полноценного наружного окна в палате тоже не было, лишь под потолком размещалась заложенная стеклоблоками амбразура. Всё это было спроектировано для полной изоляции больных в отдельном помещении.  Для предотвращения распространения вирусов и другой заразы, выходить из палаты без санкции медиков  было строго запрещено. По этой же причине  и продукты питания в палату на подносах приносили нянечки.

По всем этим причинам нахождение в этой больнице можно было сравнить только с заключением в КПЗ. Ни радио, ни книг,  ни, тем более, телевизора, ни даже окна на улицу в распоряжении больных не было. Из развлечений оставались сон, неинтересный, но содержательный разговор с «сокамерниками» «про худ;бу (скот)», рассматривание потолка и углублённый самоанализ. Любое событие воспринималось в радость, поэтому через неделю лечения новое изменение в распорядке дня стало для  Коли большим развлечением.  А произошло следующее. В больницы города в это время стали ходить студенты мединститута на практические занятия по составлению истории болезни. Лечащим врачом у Коли была заведующая отделением, к ней в отделение каждый день стали приходить  группы студентов. Для составления истории болезни в этом  отделении Колина история оказалась самой интересной, поэтому заведующая отправляла всех студентов к нему. Пару дней Коле визиты студентов были интересны. Все стуленческие бригады по 5 – 7 человек были интернациональные, кроме русских, в них присутствовали также индийцы, негры, мулаты, креолы, узкоглазые азиаты, причем в большинстве – девушки, и часто симпатичные. В каждой бригаде был свой лидер, который вёл опрос и осмотр больного, а остальные записывали информацию в тетрадки. В первое такое посещение Коля с удовольствием отвечал на вопросы  о том, как его зовут, сколько ему полных лет, о дате заболевания и о течении болезни.  Рассказывать было о чем, можно было и приврать, сделать девушкам комплимент и т.д. и т.п. На второй день история повторилась. На этот раз лидером группы  оказался негр, густо окрашенный в черный цвет с синеватым отливом. По всей видимости, он был представителем народов центральной Африки, скорей всего из Народной республики Конго, с которой в то время у СССР были наиболее дружественные отношения. Но по-русски он говорил довольно хорошо и был,  очевидно, довольно умным, поэтому и стал учебным лидером группы. Он опросил Колю об истории и ходе болезни, а потом попросил в учебных целях для диагностики прощупать живот. Коля посмотрел на его иссиня черные руки, которые войдут с ним в контакт, и содрогнулся.
Крича в душе: «Нет, не дамся!», в слух он ответил: «Ни в каком случае, у меня и так живот болезненный».
- Ну почему же, я пощупаю слегка, не больно,- настаивал абориген с берегов могучей реки Конго.
- Если я сказал нет, значит это окончательное нет, - отстаивал свою гражданскую позицию Коля.
После некоторого препирательства чернокожий студент сдался.

На следующий день лидером студенческой группы оказался свой, русский. После опроса, этот  студент также изъявил желание прощупать живот. На этот раз Коля милостиво согласился. Студент накинулся на его беззащитное тело и стал энергично тыкать пальцами в разные области брюшины и наконец, его палец уткнулся в нижнее правое ребро.
–У тебя печень твёрдая, - сказал студент.
- Это не печень, это ребро, - ответил Коля. Но студент продолжал с упорством, достойным лучшего применения,  тыкать пальцами в нижнее ребро.
- Слушай парень, ты мне сейчас синяк сделаешь. Я же чувствую, что ты давишь на моё ребро.
- Не может быть, нас учили, что в этом месте должна находиться печень, - ответил дотошный студент, и куда-то убежал. Вскоре он вернулся с преподавателем из института и указал на Колю. Этот преподаватель был хорошим анатомом, встав за задней спинкой кровати и бросив один взгляд на Колю,  он определил причину  беспокойства дотошного студента – из-за искривленной носовой перегородки (сломанной в детстве)  и, следовательно, затруднённого носового дыхания, у него не развилась нижняя часть лёгких, а нижние ребра вследствие этого глубже погрузились в тело.

В этот же день выписали Лифушина и алкаша, а взамен подселили дедушку, который целыми сутками  дремал с закрытыми глазами и в разговоры не вступал. Стало ещё скучнее, к тому же Коля, глядя на студентов-медиков ощутил беспокойство по поводу пропускаемых в институте занятий, которые отработать в ХАИ было очень затруднительно. Коля чувствовал себя вполне здоровым  и предполагал, что заведующая отделением держит его в больнице только в качестве выставочного экспоната или наглядного пособия для студентов. Поэтому на следующий день при обходе Коля попросил врача выписать его, обосновывая это необходимостью не пропускать занятия в институте. Но доктор не захотела отпускать такой ценный экспонат и заявила, что ещё необходимо выдержать карантин и побыть в больнице. Коля впал в глубокую депрессию и в этот же день решил в знак протеста саботировать практические занятия студентов-медиков. Причем это решение пришло к нему в тот момент, когда в окне показалась идущая к нему группа студентов, Времени на обдумывание не оставалось, спрятаться можно было только в туалете, поэтому  он вскочил с кровати и заперся в туалете. Студенты зашли и спросили Колю, на что  соседи по палате ответили, что он пошел в туалет.  Коля просидел в туалете 20 минут, ему стало скучно и тоскливо, а так как часы у него тоже забрали при поступлении в больницу, то 20 минут одиночества показались ему в два раза дольше. Он. выглянул из двери и увидел всё ещё ждущих его  студентов, в глазах которых отражалась гамма обуревающих их чувств: негодование за зря проведенное время, удивление от рекордного времени заседания на толчке, тревога о ещё не выполненном  задании и жалость за больного, который так долго мучился.  Коля вышел целиком, и после этого процедура допроса в ускоренном темпе повторилась.
 Такая методика саботажа явно была не приемлемой. Нужно было придумать другой план.  После недолгих раздумий он созрел и как всё гениальное  был прост.
Когда на следующий день студенты вошли в палату, Коля лежал и спокойно читал образец соцреализма -  повесть «Нагольный кряж». Книгу накануне передали  медсестры вместе с передачкой от приходивших проведать его одногруппников, которых к нему, конечно же, не допустили. На вопрос о том, кто здесь Коля он указал на пустующую кровать и сказал: «Колю вызвали на процедуру». Студенты расположились ожидать объект исследования, периодически спрашивая, когда же Коля вернется. «А я откуда знаю», - следовал ответ. Через полчаса в палату заглянула  заведующая отделением.
- А вы чего ещё тут сидите, другие группы уже давно ушли,- спросила она.
- Ждём Вашего больного, он никак не идет с процедур.
- Да вот же он, - указала на Колю врач, после чего последовала немая сцена, а за ней ускоренная процедура опроса.

Гнев заведующей был ужасен. Она грозила записать в справке нарушение режима, но какое может быть нарушение в полной изоляции. Поэтому она пригрозила продержать Колю в больнице ещё очень долго, а также назначила телесные наказания в виде уколов горячей магнезии. Когда медсестра вечером этого дня первый раз сделала такой укол ничего не подозревающему Коле, ему показалось, что она проткнула задницу раскалённым прутом. Затем огонь растёкся по всей ноге,  она онемела и отказалась слушаться. За что такие муки?!!

На следующий день  студентов к Коле заведующая отделением больше не послала, и он опять рискнул попроситься выписать его из больницы. Врач вознегодовала и сказала, что у него ещё не прошло воспаление, и она выпишет его только после курса уколов горячей магнезии. Жаловаться Коле было некому, поэтому он решил смириться с судьбой, с насилием со стороны медперсонала, расслабиться и по возможности получить удовольствие.

Через два дня смиренного поведения Николая, у доктора, видимо, заговорила совесть,  и она приказала отпустить Колю на волю.  После обеда ему принесли выписку из истории болезни и сказали, что теперь ему нужно идти в студенческую поликлинику за медицинской справкой. Затем  Колю отвели в приемное отделение и принесли его продезинфицированную одежду.  Не очень веря в свалившееся на него счастье, Коля быстро переоделся, и… двери в мир перед ним распахнулись!!!  Свобода!!!

На улице сияло солнце, и у бывшего узника от света  и избытка чувств заслезились глаза. Бодрой походкой он направился к трамвайной остановке.  Студенческая поликлиника находилась в том же направлении, что и его институт, но в стороне от магистрального пути – улицы  Сумской, по которому обычно перемещался  Николай по пути в институт. Пришлось ехать с пересадкой на двух трамваях. Поликлиника обслуживала только студентов, но в Харькове в то время было больше 20-ти институтов, в каждом институте обучалось 1 – 3 тысячи студентов, а в гигантах типа Политехнического института, Государственного университета, ХАИ и т.п. студентов было в несколько раз больше. Поэтому в сумме получалось несколько десятков тысяч студентов, а если добавить контингент, обучающийся в техникумах и ПТУ, то получалось население среднего по величине города. Причем в таких городах обычно было по нескольку поликлиник: городская, детская и ведомственные, а на студентов Харькова приходилась одна поликлиника, но большая. Чтобы обслужить такое большое количество студентов нужно было мощное лечебно-профилактическое заведение, которое могло бы  наряду с проведением ежегодных медосмотров проводить ещё и текущее обслуживание больных.  В поликлинике как всегда царила неразбериха, в результате которой образовалась длиннющая очередь в регистратуру. Стрелки часов подошли к 2-м часам дня, и Коля разволновался из-за опасения не успеть ещё сегодня получить справку, без которой появляться в Авиационном институте после такого длительного отсутствия было смерти подобно. Вне очереди проскочить не получилось, слишком плотно её участники опекали подступы к заветному окошку. Пришлось искать крайнего и становиться в очередь…

В конце концов Коля получил желанную справку, и его больничные приключения пришли к финалу.