В Сочельник

Трое суток кряду лёгкими разлапистыми хлопьями, не переставая валил снег. Всю деревню засыпало до самых окон, и отец Николай более всего переживал о том, как дойти до храма; завтра Рождество, и десять лет как минуло со дня преставления его бабки.

Идти до церкви вроде как и недалеко – до конца деревни – но ноги старого протоиерея совсем отказывались слушаться, и перелезать через сугробы было опасно. Ведь случись что, никто не поможет. На всю деревню остались три старухи да дряхлый пёс Валдай. Тяжкие думы, как метели над деревней, одолевали пожилого священника. И не о том, что на исходе в доме дрова, за коими надо выползать во двор, и не о воде из замерзшего колодца переживал батюшка. Его думы были о прошлом. Пятерых сыновей породил. Четверо с семьями, с образованиями, а старший архимандритом в монастыре стал, но приехать помочь у них одна отговорка: заняты, отец, служим да работаем. Обижаться грех, но заливаемой слезами душе не прикажешь.

Дрова в печи оттрещали своё, и лезть по приступку закрывать трубу не было ни сил, ни желания. Хотелось поскорее уснуть, но думы и душевные терзания оказывались сильнее сна. Вспомнилось, как ещё живя в столице, в этот день, в сочельник, десять лет тому назад, он, вернувшись со службы, нашёл свою Марью бездыханной. Она лежала на полу, пред иконами теплилась в углу лампадка, а за окном светящаяся всеми цветами радуги и бурлящая всякими голосами, по-разному пахнущая Москва говорила: это не сон. Прожив почти шесть десятков лет вместе с любимой Марьей, он и помыслить не мог, что останется один. Но вот случилось. Похоронив супругу, он больше не смог жить в большом городе и уехал к себе на родину. В родную деревню, где прошло его голодное детство, где хлебнул он слёз, горюя о смерти двух младших сестрёнок, где стал он мужчиной, таща на своих хрупких плечах колхозные тяготы. Было это как вчера, а прошла целая жизнь, много десятилетий.

Рассказать бы кому про свою жизнь, да кому она кроме Бога нужна. Поведать бы народу обо всём, что видел, что понял, чему научился. Да хватает у народа своих забот – работа, семья, суета. Вот и внуки;  вроде любят, но звонят редко, а уж когда приезжали, то вообще забыл. Жизнь стала, что суета.

Снежный ветер всё сильнее бил по окнам. Начиналась метель. В незакрытой печной трубе то ослабевал, но с новой силой разыгрывался свист. Повернувшись на другой бок, отец Николай понял:  завтра до церкви не дойти. А если и получится доковылять, то не хватит сил натопить обе печи старинного каменного храма. Тяжело вздохнув, батюшка стал проваливаться в сон. Смутные картинки из прошлого поплыли перед глазами, и образ Божией Матери, той самой, из детства, тусклой иконы, перед которой голодными военными ночами шёпотом молилась его мать, появился как наяву. Вздохнув ещё раз, тело отца Николая расслабилось, рука упала в сторону, а по лицу расплылась благостная улыбка.

Лампада перед образами погасла.

Через три дня, когда спала метель и немного потеплело, тело батюшки опустили в мёрзлую землю. Никто из его детей на похороны не приехал.