Не быть

                «- Зачем же он был?
                - Не быть он боялся.»
                Андрей Платонов «Котлован»

                Гена Гомельский страдал странным неврозом. Сам он никакими терминами это состояние или отклонение не называл. Отклонением оно ему казалось, так как он у других людей его не видел, а следовательно, определял как не нормальное. Он бы и описать его затруднился. Пару раз, когда он пытался рассказать о нём друзьям, ничего кроме бестолкового бормотания не получилось. А суть дела в том, что он ощущал свою жизнь, или бытие, как бы повисшими в воздухе, не имеющими в реальности опоры, словно он сам себе снится. При этом, как выяснилось, а выяснилось это далеко не сразу, никакого значения не имело - что и насколько успешно он делал. Безосновность эта словно входила в состав его организма и следовательно никуда не могла деться, как бы этого Гене ни хотелось. Эту странную свою особенность Гена ощущал с детства, то есть сколько себя помнил. Он одно время пытался с ней бороться путём усиленной активности, беготни: заводил знакомства, устраивал вечеринки, знакомился с девушками. Все эти бурные телодвижения заглушали неприятное ощущение парения в пустоте, действовали подобно алкоголю. Но потом наступало неизбежное похмелье и тоска.

                В возрасте около сорока Гена окончательно плюнул и решил смириться. К этому времени он уже был женат и воспитывал двух сыновей. Женился он не столько по любви, сколько потому, что вроде бы полагалось. С невестой его познакомили родители, которые с тревогой присматривались к единственному сыну. Причину тревоги они и сами толком не понимали, но что-то в нём их настораживало. Девушка была дочерью их друзей и ничем особо не блистала. Тем не менее, Гена не возражал. Отвращения она не вызывала, а по большому счёту ему было всё равно. Он и сам ничем не блистал. К моменту женитьбы он закончил строительный институт и работал инженером в проектной организации. Жена закончила техникум и работала бухгалтером. В 1995 году они решились на репатриацию в Израиль. Родители поехали с ними. Поселились они в пригороде Тель-Авива. Постепенно жизнь в Израиле наладилась. Никто из них по специальности не работал, да и с ивритом они не очень дружили. Зато родители получали пенсию, а дети учились и чувствовали себя вполне на месте. Кое-куда все они съездили, кое-что повидали. Ни Гена, ни его жена на жизнь не жаловались, особенно вспоминая харьковское прозябание.

                Время шло и здоровье Гены внезапно пошатнулось. Он перенёс инфаркт, но поправился и даже продолжал работать. Интересно, что перед инфарктом случился странный эпизод, который он объяснял предынфарктным состоянием. Здесь надо отметить, что Гена никогда не был религиозным человеком. Он ни в церкви, ни в синагоге ни разу не был. Ну, пару раз был на экскурсиях.

                Однажды, буквально накануне инфаркта, он вышел прогуляться. Чувствовал он себя неважно, но погода стояла хорошая, нежаркая, конец марта. Он шёл по аллее небольшого парка и поглядывал на деревья. Внезапно его посетило странное ощущение, что он видит их впервые и даже не понимает что это за вылезшие из земли разлапистые палки с тонкими зелёными ответвлениями. Они шелестели на ветру. Он остановился рядом, смотрел и слушал как зачарованный. Какой-то членораздельный смысл чудился ему в их шелесте, словно не ветер шевелил их, а они сами шевелили зелёными языками, произнося шёпотом обращённую к нему речь. Речь эта была наполнена незнакомым ему раньше смыслом. Он как-будто слышал её тем самым участком тела, где находилась знакомая ему с детства пустота. Пустота заполнялась этим шелестом, или шёпотом. Наконец он оторвался от созерцания дерева и присел на скамейку. Состояние странной отрешённости не проходило. Через несколько минут к скамейке подбежал мальчик лет четырёх, догонявший мяч. Он посмотрел на задумавшегося Гену и что-то пролепетал. Гена понимал, что сказано было на иврите, но ему послышалась русская фраза: «Не бойся не быть». Гена вздрогнул и в этот момент мальчик, как и дерево перед тем, показался неизвестным фантастическим существом. Но особенно примечательным было то, что пустота, которую Гена ощущал всю жизнь, вроде бы начала заполняться. В голову Гены внезапно полезли мысли, никогда его ранее не посещавшие. То, что раньше он считал пустотой, оказалось вместилищем каких-то незнакомых ему раньше представлений. Он не мог ещё ничего толком разобрать, но казалось ему, что знакомый с детства мир не так уж знаком и полон невидимых и пока неощутимых, но вполне реальных, сущностей, может и гораздо более реальных, чем видимые и осязаемые. Гена встал и, пошатываясь, отправился домой. Наутро он почувствовал себя совсем плохо. Жена вызвала скорую. Инфаркт был обширный и опасный, Гена долго выкарабкивался, но справился. Когда он выздоровел, то его настроение парадоксальным образом изменилось. Хотя смерть далеко не ушла, а скорее притаилась в тени, Гена ощущал бодрость и чувство, что рядом не только смерть, но и радость, которую он непременно отыщет, во всяком случае приложит усилия, она того стоит. Пустоты и безосновности бытия он теперь не чувствовал, хотя и не знал вполне что там пришло им на смену.