Ты мне в душу... 2

                Восьмое марта.

   Ранним утром 8 марта Кривцов вылез из тёплой постели, и, не позавтракав, бросился на улицу.
Было темно, горели фонари и редкие окна. По улице шли вереницей мужчины разных возрастов, были и такие, которых папы вели за ручку. Шли они молчаливые и сосредоточенные одними им известными тропами к цветочным магазинам, где сбиваясь в кучки, записывались в тетрадку, выбирали ведущего, как правило, последнего из списка, оставляли его мёрзнуть и держать очередь, записывая вновь прибывших, а сами растекались по окрестным подъездам погреться. У самых бывалых и запасливых были большие термосы с чаем и бутерброды, чем они щедро делились с товарищами по очереди. Возникало спонтанное общение, велись задушевные разговоры, рождалась крепкая мужская дружба, а иногда появлялись очень полезные связи. Это была традиция, единственный день в году, когда женщин освобождали от быта и то не полностью, но когда служение им становилось сакральным и добровольным, а добыча букета приравнивалась к добыче мамонта в доисторические времена.
    Алексей Иванович узнавал знакомых по очереди, здоровался с ними, но сошёл со знакомой тропы и остановился около газетного киоска.
    С ним здоровались, проходящие мимо, один, остановившись, спросил, записать ли его в тетрадку? Алексей Иванович ответил отказом. Тот, пожав плечами, побежал, было, к магазину, но остановился и вернулся обратно,-
 - А что, в киоске тоже цветы будут продавать?
 Алексей Иванович заверил его, что нет.
 - А чего же ты здесь караулишь?-
подозрительно спросил знакомый,-
 - Книжки? Что выбросят? Фантастику? Детектив?
 - Не знаю! Газету жду, с программой. Вчера не удалось купить, жена сердиться.
 - А-а-а-а! –
разочарованно протянул знакомый,-
 - Ну, я пошёл! А ты меня всё же запиши, я к тебе подбегу через полчаса, вдруг ради праздника что-то выбросят, и я тебя запишу. Перекличка, как обычно,  первая - в семь тридцать, вторая – в восемь! Бывай!-
и побежал к магазину.
  Подошла, опоздав на десять минут, киоскёрша. Пожилая дама, по случаю праздника подкрасила губы и накрутила жиденькие седые волосы. Она, первым делом, войдя в киоск, включила обогреватель, потом пересчитала привезенные газеты. Алексей Иванович обрадованно заметил толстую пачку праздничных Комсомолок. Наконец, закончив с пересчётом, дама зажгла свет, сняла пальто. На ней было тёмное изрядно поношенное платье, украшенное белоснежным кружевным воротничком и рубиновой брошью чешского стекла. Она надела очки, вопросительно взглянула на Алексея Ивановича и приоткрыла окошечко, в которое он выпалил,-
 - С праздником! Комсомолку, пожалуйста! На все!
Он протянул купюру в окошечко. Дама подозрительно посмотрела на него,-
-Молодой человек, зачем Вам так много газет? Вы, что, ремонт делаете? Так купите вчерашние, а новый номер и другим читателям оставить нужно!
Алексей Иванович сконфуженно залепетал,-
  - Понимаете, там моё стихотворение, посвящённое жене. Хотел ей подарить и коллегам.
   Лицо дамы просветлело, она с благоговеньем взглянула на Алексея Ивановича, не каждый день к её киоску подходят настоящие поэты, нет, не каждый! После развернула газету, Кривцов жадно следил за ней, как она перелистывает номер. Его стихотворение обнаружилось на последней странице, зажатое между кроссвордом и программой. Места было мало, и одну строфу к огорчению Кривцова, обрезали. Дама внимательно прочитала, шевеля губами, посмотрела на Алексея Ивановича и улыбнулась ему,-
  - У Вас талант!
Отсчитала  номера Комсомолки и сдачу.
Кривцов, подражая Мимино, схватил номера, от сдачи  отказался,-
  - Сдачи не надо!
На одном номере дописал поверх программы передач обрезанную строфу, поверх кроссворда написал: « С праздником! Здоровья, счастья, любви! И размашисто расписался. Протянул растроганной киоскёрше номер,-
 - Это Вам! С праздником!
Тут появился его приятель с огромной охапкой нежно-жёлтой пушистой мимозы,-
  - Ну, где ты пропал! Все переклички пропустил! Я и на твою долю мимозы взял, с тебя трешка.
Его слова заставили Кривцова покраснеть, он, отходя от киоска, забормотал,-
 - Извини, но я без денег. Всё потратил! Если сможешь, подожди до 25, или продай цветы, у тебя их сейчас с руками оторвут.
  Приятель подозрительно посмотрел на него,-
 - Что купил? Книги?
 - Комсомолку!-
Кривцов продемонстрировал пачку газет.
На удивлённый взгляд пробормотал,-
 - Там моё стихотворение, первое!
Знакомый взял номер, пробежал глазами, зацокал языком, всё же в России «поэт больше, чем поэт»,-
  - Как складно-то! Слушай, давай меняться -  ты мне газету с автографом, я тебе мимозу!
Алексей Иванович, ликуя в душе, великодушно согласился, подписал размашисто: «Моему другу и его прекрасной половине,- и расписался,- А.Кривцов». После чего получил пушистую веточку мимозы и заспешил домой, фонари погасли, небо посветлело.
    Его жена с дочкой проснулись, но из-под одеяла не вылезали, ожидая поздравлений и завтрак в постель.
   Он вошёл, принеся с улицы морозную свежесть и весенний запах мимозы. Дочка закричала,-
  - Папа пришёл! Сейчас подарки будут!
   Алексей Иванович улыбнулся, достал припрятанную в миниатюрной прихожей заветную коробочку, спрятал номера Комсомолки, потом метнулся на кухню, поставил чайник, сделал бутерброды с красной икрой, заварил свежий чай со слоном, достал пупса, разложил всё на огромном жостовском подносе, подаренном им на свадьбу, и явился перед своими женщинами.
Дочка от восторга заскакала на постели, потом побежала в ванну купать пупса.
    Жена от обилия подарков растрогалась и поцеловала мужа от души, как до свадьбы.  Она, восторженно ахая, раскрыла и обнюхала коробочку, подушила декольте и за ушками. От  поднесённого стихотворения в резной рамочке прослезилась, мимозу прижала к губам, а на поданную газету взглянула с недоумением. Алексей Иванович повернул газету стихотворением к ней, она прочла и онемела, потом с благоговением взглянула на мужа, вот это подарок!       Стихотворение,  собственноручно написанное им и посвящённое ей, сегодня в праздничный день прочтут все  жители Союза! Стихотворение в рамочке было немедленно помещено на стену, чтоб сразу же бросалось в глаза. Рядом супруга планировала повесить страницу из Комсомолки, оформленную как эстамп.
   Они чудесно провели этот день: съездили в Центр, сходили в Россию на мультфильмы, буквально купив последние билеты на последний ряд, и пока дочка с увлечением следила за перипетиями соперничества Зайца и Волка, они, держась за руки, несколько раз поцеловались.
Потом гуляли по Центру, разглядывая витрины не работающих магазинов, пообедали в кафе «Птица», отстояв огромную очередь, прошлись по Красной площади и съели на лавочке в Александровском саду мороженое. вечером вернулись домой. Жена, подвязав передник, привычно приготовила ужин, потом отвела дочку в холл посмотреть с другими детьми «Спокойной ночи» по общему телевизору,  Алексей Иванович прочитал дочери сказку про Серого волка и Ивана-царевича, а когда она уснула, они выпили по бокалу шампанского, закусив половинкой пористого шоколада «Конёк-горбунок». Потом погасили свет и легли ,  мечтая о собственной спальне, чувствуя, как жар  тел обжигает и притягивает их друг к другу, из последних сил пытаясь сохранить режим полной тишины, дабы не разбудить и не испугать ребёнка.
Успех.
     На следующий день всё было как обычно: утром Алексея Ивановича, а заодно и жену с дочкой и соседей за стенкой, разбудил громогласный будильник. Он  позавтракал, побрился, подмигнул своему отражению и поехал на работу. С собой он вёз ворох вчерашних газет с автографами, соображая как их лучше распределить и с кого начать.
     Многие были подписаны на Комсомолку и некоторые даже прочли после разгадывания кроссворда стихотворения своего сослуживца. С Алексеем Ивановичем уважительно здоровались, некоторые просили автограф, он пожал больше рук, чем после завоевания третьего места в эстафете ВЦСПС.
      Председателю профкома он первому подарил номер с автографом, тот был польщён и пообещал включить его семью в престижный круиз с заходом в зарубежные порты, путёвки на который обещали выделить по его личному знакомству.
    Остальные номера он раздарил коллегам, буфетчицам и вахтёрам, не забыв, конечно, и знакомую продавщицу из галантереи.
     Во время обеда он за столиком достал записную книжку, подаренную ему женой, и пробежался по списку, прикидывая, в какой магазин броситься первым, чтобы добыть весь необходимый набор. Его отвлёк от размышлений уважительно-одобрительный оклик сослуживца,-
 - Всё сочиняешь? Ну-ну!
   Алексея Ивановича как обожгло, он попытался свести всё к шутке, но невесть откуда взявшийся жар обжёг его  щёки, вогнал в краску и  заставил, сконфузившись, отступить.
   Сарафанное радио, внимательно наблюдавшее за всем происходящим в коллективе, тут же разнесло, что Алексей Иванович сочинил,-
  -  Новое стихотворение,-
  -  Нет, стихи,-
  - Нет, не стихи, а эпиграмму, как Гафт!
 - Да вы что, он поэму пишет, как Роберт Рождественский! Он мне уже Пролог прочёл, я лучше знаю!
 - А я слышал, что он на Запад переправил рукопись, как Солженицын! И там ТАКИЕ стихи, мама не горюй!
 Всё это быстренько дошло до предпрофкома, хорошо, что не да партийного секретаря, и он вызвал Кривцова на ковёр.
  Тот, ни о чём не подозревая, простодушно предстал пред его очи.
 Предпрофкома сухо предложил ему присесть, в душе размышляя,-
  - Враг или не враг?-
потом начал издалека,-
  - Как идут дела, Кривцов? Как план? Справляетесь?
  - Всё в порядке, идём по плану, даже чуть-чуть опережаем.
 - А дома? Жена? Ребёнок?-
тут предпрофкома запнулся, он помнил, что у Алексея Ивановича есть ребёнок, он ему путёвку в ведомственный садик выписывал, но забыл кто – мальчик, девочка? Много у него детей, всех не упомнишь!
 - Всё в порядке, Валерий Филиппович! Дочка в садике, жена на работе.
Валерий Филиппович прошёлся по кабинету, не зная как подступиться к главному вопросу, о творчестве, так сказать.
 - А на поэтическом фронте как?-
наконец выдавил из себя предпрофкома,-
 - Что нового написал?
Алексей Иванович улыбнулся,-
  - Некогда! Да и не поэт я, одно стихотворение как-то выскочило, больше не получается.
Валерий Филиппович пытливо заглянул в глаза Алексея,  взгляд  того был прям и честен.
   У предпрофкома отлегло от сердца, он пожал крепко руку Кривцову и пожелал ему выполнить план на 110%, многозначительно намекая на будущую премию и прочие профсоюзные блага, и отпустил  восвояси.
    - «Сарафанное радио» в полном составе на месяц на овощную базу, за пустопорожний трёп!-
подумал он мстительно.
     Алексей Иванович выполнил все поручения жены, даже дочку из садика забрал.  Он вошёл в холл общежития, где за стойкой восседала монументальная комендантша, подменявшая вахтёршу, отошедшую на перерыв. Алексей Иванович, достал пропуск, раскланялся с комендантшей, и хотел было проскользнуть к лифтам, как был остановлен её могучей дланью,-
  - Кривцов, тебе с телевидения звонили, просили перезвонить.
Алексей Иванович замер на месте, потом   дрожащей рукой взял протянутую бумажку с записанным чётким крупным почерком телефоном и хотел уйти, но был остановлен гласом с небес,-
  - Можешь позвонить с моего телефона!
    Комендантша даже посторонилась, освобождая ему место,  любопытство просто сжирало её,-
  - С чего это этому Кривцову с телевидения звонят?
Алексей Иванович деревянным пальцем набрал оставленный ему номер, спросил Костю и долго дожидался пока Костя подойдёт к трубке. Наконец в трубке зашуршало и послышалось хрипловатое «Алло»!
   - Здравствуйте! Вы мне звонили…
   - А Вы кто?-
бесцеремонно перебили его,
 - Я? Я – Алексей Иванович Кривцов, инженер участка Метростроя.
На том конце трубки повисло минутное молчание, однако он слышал шелест переворачиваемых страниц и бормотание: «Кривцов…Кривцов…Кривцов!»
 - Ага! Нашёл! Это Ваше стихотворение опубликовала 8 марта Комсомолка?
 - Моё.
 - Первый канал хочет пригласить Вас с супругой на запись праздничного  первомайского Голубого огонька, записывайте время и адрес!
В крайнем изумлении, плохо соображающий Алексей Иванович на автомате записал всё, что ему продиктовали.
 - Вы всё поняли?-
переспросил его неведомый Костя.
 - Всё!-
чётко, как в армии, ответил ему Кривцов, хотя был как в дурмане.
 - Не забудьте удостоверение личности, своё и жены!-
напомнил Костя и повесил трубку.
Алексей Иванович машинально сказал : «До свидания!» пикающей трубке и положил её на рычаг.
   - Ну, чего от тебя хотели-то на телевидении?-
 спросила его комендантша, переходя на «ты» и сгорая от любопытства.
 - Да зовут с женой на Голубой огонёк,-
задумчиво ответил ей Алексей Иванович, подхватывая  дочку и продукты по дороге к лифту.
 - Зовут? На Голубой огонёк? Иди обязательно! Я с девочкой вашей посижу! Надо же, Голубой огонёк! Вся страна увидит!-
кричала ему вслед комендантша, пока лифт не унёс его от её криков.
    На этаже около их двери погасла лампа, утром она ещё мигала, а сейчас умерла окончательно.
Он не сумел в темноте попасть в замок ключом и позвонил в дверь, жена открыла,-
  - Ещё и лампа перегорела! Что за день, у нас унитаз сломался! Я слесаря вызвала, а он на аварии, сказали ждать до среды! Придётся сливать из ведра! Ты всё купил?
  - Да! Сейчас переоденусь и посмотрю, может и починю.
  - А папу в Голубом огоньке покажут!-
торжествующе встряла дочка,-
  - Ему с телевидения звонили!
Жена тревожно посмотрела на мужа,-
  - Это правда?
Но он не успел ей ответить, в дверь позвонили. На пороге стоял вежливый трезвый слесарь. Поздоровался и, не теряя времени, поменял в бачке сливную арматуру, вежливо попрощался и исчез, не забыв прихватить с собой мусор. Открывая ему дверь, Алексей Иванович был ослеплён светом новой лампы, ввёрнутой над их дверью.
      «Сарафанное радио», желая реабилитировать себя и избавиться от выходных на овощной базе, разнесло новость про приглашение Кривцова с супругой на Голубой огонёк. Народ всколыхнулся, кто-то завидовал чёрной завистью, кто-то гордился, что работает со знаменитым человеком в одном коллективе, а бригада Кривцова взяла на себя повышенные обязательства, пройти не километр, а километр двести метров, и, забегая вперёд, выполнила их!
    Кривцова снова вызвал к себе предпрофкома, допросил обо всех деталях, задумчиво пожевав губами, выдал,-
  - Смотри, не подведи коллектив! На время съёмки мы тебе и жене твоей командировку выпишем. Местную. Если нужно, материальную помощь окажем по линии месткома, купить там что. За дочку не беспокойся, определим в ночную группу на время. Ну, бывай!