1964 год Вместо послесловия

 

     В декабре 1964 года в Москве долго не выпадал снег. В его ожидании студент МЭИ, участник программы известного тогда Студенческого театра эстрадных миниатюр Игорь Михалёв написал новогодний "Снежный вальс":

До чего же вечер синий,
Пляшут звёзды у луны,
И лежит на окнах иней
Необычной белизны.

Снежный вальс под фонарями,
И снежинки-недотроги...
И уходят с декабрями
Прошлогодние тревоги.

Я не верю в сны и сказки,
Но пришёл и мой черёд -
В тихий час гляжу с опаской
На снежинок хоровод.

Снежный вальс под фонарями,
И снежинки-недотроги...
И уходят с декабрями
Прошлогодние тревоги.

Я люблю тебя, как прежде,
Только чаще снится мне,
Что Снегурочкою нежной
Ты растаяла в окне.

Снежный вальс под фонарями,
И снежинки-недотроги...
Но приходят с январями
Наши новые тревоги.

Приложение

Материал из журнала "Огонёк", 1997 г. (авторы - Ольга БИРЮЗОВА, Александр БОНДАРЕНКО, Вадим БОНДАРЬ).

Есть на земле власть повыше остальных. Это власть традиций. В истории СССР, содержащей множество поучительных уроков, есть и урок соперничества власти традиций и государства.

После Октябрьской революции в стране победившего пролетариата началось наступление на религиозные и буржуазные пережитки. Не пощадили и рождественскую елку ? прямо-таки средоточие «невежества». Народу с классовых позиций разъясняли наносимый ею общественный вред. Но... традиция не сдавалась. И тогда власть применила хитроумный маневр: превратила новогодние торжества в государственное мероприятие. На место рождественских мифов стали внедряться социалистические сказки. Новогодний агитпроп от Москвы до самых до окраин воспевал сказочные достижения Страны Советов. А тон задавали на представлениях у Главной елки страны, где из года в год Дед Мороз являл неразумной детворе фрагменты краткого курса истории КПСС.

Однако в 1964 году случилось нечто необычное...

СУЕТА ВОКРУГ ПИРАТОВ
Новогоднее воспоминание о приключениях новогоднего сценария

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И РАССКАЗЧИКИ:

Александр Курляндский (А.К.), Эдуард Успенский (Э.У.) — сценаристы;
Борис Левинсон (Б.Л.) — режиссер-постановщик;
Маргарита Файбушевич (М.Ф.) — художественный руководитель творческой мастерской по работе с детьми Москонцерта.

ТЕНИ ПРОШЛОГО:

дамы в буклях,
комендант Кремля,
Леонид Ильич и другие.

Осенний призыв

А.К. На мою детскую долю пришлись Елки послевоенные, бедные. Помню, как отец вырезал звезду для новогодней елки из консервной банки и порезался. Важным был сам факт праздника. Отец инсценировал приход Деда Мороза, который приносил мешок с подарками. «Только что был здесь и ушел, — говорил он, — жаль, что ты его не застал». Я верил и расстраивался. Потом я вырос и сам стал придумывать Дедов Морозов.

Но сначала, как и мои будущие соавторы, я учился на инженера. Пройдя школу КВН, мы стали писать для эстрады. Новый год для нас с Аркадием Хайтом обычно начинался осенью: мы сочиняли праздничные программы для эстрады. Вот и в 1964 году, выполняя один такой заказ, работали в Смоленске. Вдруг прикатывает к нам Эдик Успенский, возбужденный такой, и говорит: «Срочно надо писать Кремлевскую елку». Хрущевская форточка еще не успела захлопнуться, мы были молодые, рьяные и решили совершить елочный переворот: никакой революционно-елочной идеологии!

Э.У. В Москонцерте нас уже считали надежными авторами. Поэтому, когда ВЦСПС, сотрудничавший с Москонцертом, озаботился подготовкой очередной Кремлевской елки, нам предложили сделать сценарий. Однако, учитывая нашу молодость, никакого договора с нами не заключили — слишком много чести для мальчишек. Как ни странно, именно это обстоятельство предоставило нам свободу творческого маневра. Срок сдачи назначили в октябре. Начиная с сентября нам стали звонить «ответственные лица» из ЦК профсоюзов, ЦК ВЛКСМ, ЦК партии, из комендатуры Кремля: покажите сценарий. Его у нас не было. Снова звонили. Например, секретарша из ВЦСПС: «С вами хочет встретиться товарищ Парамонов». — «Зачем?» — «Он хочет прочитать сценарий». — «Срок сдачи 1 октября». — «Покажите, что уже есть». — «Не хотим». — «Вы что, не хотите встретиться с товарищем Парамоновым?!» — «Нет». — «Так ему и передать?» — «Так ему и передать».

А.К. До этого в представлениях обязательно должны были принимать участие крейсер «Аврора», революционные матросы, космонавты и другие культовые персонажи. У нас действовали Змеи Горынычи, пираты, роботы... А главным героем был мальчик, которому не нравилось наше время: нет в нем никаких приключений. И мы отправляли его в путешествие по временам и сказкам. С таким вот сценарием мы и пришли в ВЦСПС. Там был художественный совет — пожилые дамы в буклях...

Полоса препятствий

Э.У. На первое чтение в Колонном зале Дома Союзов — вотчине профсоюзов — набежало человек 15 начальников. Когда прослушали текст, все пришли в ужас. В нашем действии одному ребенку было скучно и Дед Мороз его развлекал. Нам заявили: «Советским детям не может быть скучно». — «Нет, им может быть скучно». — «Но почему?» — «Потому что у них все есть: и бесплатное образование, и школы, и дворцы пионеров, и Артек. А они этого не ценят». По-другому спорить с этой публикой было невозможно. Они говорили, что мы недопонимаем всей ответственности дела. На одной из читок мне, автору, как провинившемуся школьнику, даже предложили выйти из зала — за «несерьезное» поведение.

Нам накидали штук пятьдесят замечаний. Потом еще. И это длилось до бесконечности. Нам говорили: «Вы думаете, что вы пошутите и это все сойдет? Вы отдаете себе отчет, где вы собираетесь шутить? В Георгиевском зале! Рядом Верховный Совет. В зал может войти Брежнев или кто-нибудь из ЦК. А там — пираты...» При этом у профсоюзных начальников явственно волосы становились дыбом.

В очередной раз они стали нас учить: «Зачем вы пишете ерунду? Вот перед этим у нас была тематическая Елка, посвященная большой химии, а еще раньше — Елка о кукурузе». Аркадий Хайт возмутился: «Раз так, мы забираем сценарий». — «Да как вы смеете? У вас же договор!» — «У нас как раз нет никакого договора».

Б.Л. Нас без конца спрашивали: «Где полезные пионерские дела, тимуровцы, борьба за урожай?» Мы же старались доказать свое, апеллируя к аргументам, как нам казалось, доступным им: Георгиевский зал Кремля — великолепная декорация именно для сказки!

Все мыслимые сроки уже прошли — и сценарий каким-то чудом утвердили! Хотя это было еще не все...

Э.У. Потом была читка в Кремле для его коменданта Веденина. В самом начале зазвонил телефон и его куда-то позвали. Он извинился, что уходит, но сказал: «Я сценарий не знаю, но я сделаю свои замечания». Замечание оказалось следующим: надо, чтобы елка зажигалась залпом «Авроры».

Б.Л. Когда комендант Кремля заявил: «Мы дадим салют из пушек — и залп «Авроры» запалит огни на елке», ему возразили: «А вы не боитесь, что дети перепугаются?» Комендант ничего не боялся и во время репетиций ходил по залу как хозяин. Хотя... Как-то раз подскакивает, хватает меня за руку, да так больно: «На нас смотрят». Там, вдали, стоял Леонид Ильич. «Ну и что? Я репетирую». — «Репетируйте, репетируйте». Из грозного генерала он вмиг превратился в простого прапорщика.

Завтра Елка — и вдруг очередные приемщики из ЦК: «Все сойдет, но фонограмму надо сменить». Причина та же, по которой терзали сценарий — перебор шуток в ущерб идейному содержанию. Делали месяц — сменить в один день! Я говорю: «Завтра Елка не состоится». Мой помощник толкает меня: «Не спорь, не спорь». Всю ночь с двумя магнитофонами мы переделывали фонограмму: вырезали особенно раздражавшие начальство места, но, на свой страх и риск, никакой идеологии добавлять не стали.

Здравствуй, Елка!

Б.Л. Георгиевский зал вновь открыли для Елки. Это было замечательно! Но мы стали и свидетелями картин, которые омрачали дело. Представляете, в ампирный зал с инкрустированным дорогостоящим паркетом и бесценными хрустальными люстрами втаскивают многотонное дерево! Подвески звенят, пол страдает... Чтобы укрепить новогоднее дерево, стали вбивать в паркет огромные гвозди. Это было варварство.

М.Ф. Тем не менее паркет берегли другим образом: детей на представлениях предупреждали, чтобы в хороводах они ходили не в ногу. А получалось (может, именно из-за предупреждения!) как раз наоборот — они каждый раз ходили только в ногу.

Б.Л. У меня генеральная репетиция, 120 детей собрались. Прихожу в зал и вижу — наряжают елку. «А вы, — говорят, — успеете». Пришлось переносить репетицию на ночь.

М.Ф. Эта Елка запомнилась на всю жизнь, хотя условия оказались очень сложными. Затрудняло постановку то, что балет располагался посередине зала. Зато дорого стоило непосредственное общение героев представления с детьми.

Б.Л. Сценарий оказался как будто специально написанным для Миши Кислярова. Это был мальчик лет шести-семи. Он танцевал, чудно пел, дирижировал оркестром. Я сам по три раза в день ходил на представление, даже когда все уже было сделано, — не мог оторваться от Миши. Как жалко, что тогда еще не было видео. У Миши все спрашивали, кем он хочет быть, наверное, актером? «Нет, режиссером», — отвечал он. Так и случилось — он стал режиссером, балетмейстером. На этой Елке у нас впервые применялись радиомикрофоны. С ним обращаются так: сказал свой текст — выключи. Наш Дед Мороз, актер Хвыля, забыл как-то это сделать и где-то за кулисами стал очень откровенно жаловаться на что-то басом, да еще с матерком. Бросились его искать, а он затерялся во Дворце, еле его нашли. Он считался неким государственным Дедом Морозом, но был уже стар, попивал, иногда путал текст. Раз, помню, шла речь о революции, он и говорит про нее: «Эти страшные, ужасные годы». Да так выразительно, зловеще! К счастью, из власть имущих его никто не услышал.

А.К. Я сам раньше никогда не был в Георгиевском зале. Мне дали билеты, штук 10 — 15, я раздавал их, как Дед Мороз, детям своих лучших знакомых. Теперь они уже взрослые, а Елку эту помнят и говорят, что тот пригласительный билет стал для них самым дорогим подарком.

Вместо эпилога, или Два года спустя

«Представление «Дорогой отважных» идет в огромном зале ЦСКА.

В этой героической сказке перед ребятами проходят 49 лет жизни страны: от взятия Зимнего до наших дней. И нет предела восторгу маленьких зрителей, когда в финале священные огни истории приносят к ним на Елку Матрос с крейсера «Аврора», Рабочий Магнитки, Космонавт...»

«Огонек», № 2, 1967 г.

...И всё же страна менялась. 50-летие Октября в этом смысле было похоже на последнюю вспышку заката идеологических "штучек" под Новый год...

   


©