И по-прежнему люблю кофе Роман Глава 16

16.
Подойдя к дому, я увидел сидящего на скамейке отца. Он был задумчив и торжественен. Увидев меня, встал, грустно улыбнулся, обнял.
- «Ну вот, сынок, прощаться пришел. Настал мой срок возвращаться. Да и пора давно, все мои близкие, кроме тебя, уже там. Там и повидаемся».
- «Ну как же» - возразил я,
- «Говорят, там мы никого не вспомним».
- «Говорят, говорят. Но сейчас вспоминая прожитое, мне кажется, что я всегда ощущал нечто связывающее меня с некоторыми из людей. Вспомни, разве не бывало у тебя такого, что незнакомый тебе человек, в одночасье, становится близким, почти родным? Чем это можно объяснить? Некоторые говорят о родстве душ, интересов.
 А любовь, откуда она, вдруг возникает? Ведь порой впервые в жизни видишь женщину, а в следующий день, для тебя нет никого роднее, ближе, важнее.
И напротив, вроде родной, по крови тебе человек, становится чужим. Тяжело тебе в его обществе, не хочется общаться.
Вспомни, бывало»?
 Отец внимательно смотрел мне в глаза, ища в них подтверждения своей теории, которая, похоже, его сильно занимала.
- «Конечно, бывало» – сказал я, трудно было, не согласится с очевидным.
- «Ну вот», - отец обрадовался.
- «Вот эти люди и есть твои родные, те, с которыми ты уже встречался и общался в других жизнях. Они твои друзья, на них можно положиться. Главное распознать их, не пропустить, не потерять. Вот с этими знаниями, я и возвращаюсь на Землю. Глядишь, и с тобой мы когда-нибудь повидаемся».
Отец просто сиял от счастья, что познал такую простую и великую истину.
Я не стал разубеждать его. Наверное, можно было привести массу примеров о том, что когда-то близкие и родные люди, которым ты безгранично верил и чувствовал искреннее расположение, предавали или продавали тебя за грош.
Но прав и велик был отец в своей вере в людей, без веры нельзя отправляться в новую жизнь.
Отец еще раз крепко обнял меня, повторил,
- «До встречи», повернулся и быстро, не оглядываясь, пошел по аллее.
Я понял, что последняя нить, связывающая меня с земной жизнью, оборвалась. Или наоборот? Сделан первый шаг к возвращению.
Я сел на скамейку, где только что сидел мой отец. Сел не на его место, а рядом, я проводил рукой по шершавым крашеным доскам и, мне казалось, что они теплые не потому, что на улице лето, а потому, что сохранили тепло его тела.
Я закрыл глаза….
- Ей семь, ему семьдесят пять. Они идут, взявшись за руки. И улыбаются просто так, оттого, что день хороший, оттого, что идут рядом, оттого, что любят друг друга.
Он, слегка сутулясь, от лет тяжелых прожитых. Ступает тяжело, осторожно
внимательно глядя под ноги, щурясь, толи на солнце, толи от забот многих, притупивших когда-то острое зрение. Прикрыл голову «босую» панамой. Сандалии на босу ногу,
клетчатая рубаха и широкие штаны. Она, ясноглазая идет, пританцовывая ловко перебирая ножками, обутыми в зеленые сандалии с ромашками из белой кожи, в белых носочках.
И без того светлые, да еще выгоревшие на солнце волосы заплетены в две косички, торчащие в стороны. Платье коротенькое тоненькое с пояском и бантиками на груди. Под
ноги не смотрит, скачет, успевая вертеть по сторонам головой и заглядывая старику в лицо.
- «А потом, деда» ...
- Дед, продолжая начатый рассказ:
         ... – «И отдали его в армянскую школу. А там, говорят все не по-русски, даже между собою. На непонятном совершенен языке. Учителя - мужчины с черными бородами женщины одетые во все черное. Проучился он там две четверти и сбежал. Не смог больше» ...       
Глаза у девчушки, и так огромные, стали совсем как лужицы круглые весенние. Рот
приоткрылся.
 Дед продолжал
 - «А мальчиком этим был я. И было это в тридцать четвертом году в одном южном городе».
- «А папа где был»? - девчушка остановилась.
- «А папа твой родится только через двадцать лет» - заключил дед свою историю.
- «Так ты что совсем маленьким был»? - девочка недоверчиво склонила голову набок и посмотрела на деда снизу-вверх.
- «Да примерно такой, как ты сейчас» - дед погладил внучку по голове.
- «А бабушка где была»? - малышка прижалась к старику.
- «Бабушка твоя была совсем маленькой девочкой, еще меньше тебя. Жила она совсем в другом городе. Я даже не знал о ее существовании» - дед поднял глаза к небу,
посчитал, про себя, добавил
- «Через тринадцать лет, уже после войны, я бабушку твою встречу».
- «А на войне страшно было? Ты дедушка стрелял»? - девчушка взяла деда за руку.
- «Страшно, стрелял»,-  дедушка задумался.
- «Это уже потом, а когда война началась, мне еще и пятнадцати не было. Мы тогда в Армавире жили. Все от бомбежек за город ушли, а я отказался. У меня пес был Пират, его бросить было жалко, а с собой брать не разрешали. Вот мы с ним и остались, одни на весь дом. Посреди двора щель была выкопана, чтобы от бомбежек прятаться мы в ней и хоронились. Сараи все разбомбили куры по двору бегают, несутся, где попало. Собаку кормить надо вот я и приспособился, наберу яиц, выставлю их на землю, острием вверх, в ряд и объясняю псу. Мол, больше ничего нет, ешь яйца. Сперва он не понимал, да и яйца сырые собаке есть не с руки, но потом приспособился. Схватит яйцо зубами, раскусит его посередине и выпьет, а скорлупу выплюнет. По десятку за раз съедал, да так ловко».
Девочка засмеялась, представив, как собака выплевывает скорлупу.
- «А на войну я попал только через год, мне тогда уже почти шестнадцать было».
- «Ты дедушка у меня герой», - девчушка потерлась щекой о дедову руку.
- «Ты с фашистами воевал», нам в садике рассказывали,
- «Что вы наш город от врагов защищали и победили».
- «Победили, победили», - задумчиво промолвил дед. Снова ладонью провел по голове внучки.
- «Давай, Дарьюшка, панамку наденем, солнышко больно печет, а идти нам с тобой еще далеко».
Дорога от автобусной остановки до садового участка, где жили летом внучка, дед и бабушка, шла полем заросшим травой. Даже не полем, а лугом, поскольку там никто ничего не сеял. Трава, цветы росли сами по себе, как Бог послал. Оттого дух травяной здесь был неповторимым. На лугу были и низкие, чуть заболоченные участки, заросшие болотными, пряно-дурманными травами и холмики, покрытые душистыми луговыми цветами. Аромат разнотравья, прокаленный солнцем, наполненный бесконечным стрекотом кузнечиков и гудением пчел, гипнотизировал человека, как только он углублялся в луг.  Наполнял его легкие, мозг, проникая в самую суть, в душу.
Дедуля остановился, достал из сумки, привязанной к двухколесной тележке, которую он катил позади себя, цветастую панамку, надел девчушке на головку, спросил
- «Попить хочешь? Не жарко?»
- «Нет деда, давай я тележку повезу, мне не трудно. Ты мне расскажи лучше, как ты на войне воевал. Как ты стрелял? Кто в тебя стрелял? Куда делась собачка, когда ты на войну ушел?
 Выдала малышка целую серию вопросов, потом ухватилась ручонкой за поручень тележки, пристроилась рядом с дедом и пошла с ним нога в ногу.
Дед, посторонясь, глянул на внучку и покачал головой. Девочка вопросительно и строго взглянула на своего спутника и тому, ничего не оставалось, как продолжить свой рассказ.
- «Конечно, страшно, милая, я хоть и хорохорился, виду не подавал, но, когда самолет на катер пикирует и стреляет, очень страшно. Не дай Бог чтобы вам кому- ни будь пришлось подобное испытать. Очень много людей погибло... А Пират мой не пропал, я его своему другу Кольке оставил. Он мальчишка больной был, хромал, на войну его не взяли, он пса моего полюбил, не бросил. Когда я, после войны, домой в отпуск приезжал он меня узнал, хотя совсем старым был, лапы уже дрожали» ...
Голос старика прервался.
Девочка задумчиво смотрела вперед, где виднелись разномастные крыши домов садоводства.
- «А если бы самолет потопил ваш катер? Ты бы умер»?
- «Нет, радость моя», - отвечал дед
- «Однажды так и случилось, Катер наш затонул, а я и еще двое ребят выплыли, спаслись. Потом мы, сами для себя, строили новый катер на Адмиралтейских верфях. И на нем уже ходили до конца войны».
- «Ты, деда, герой. Это хорошо, что ты спасся», - серьезно сказала девочка.
- «Ведь если бы ты утоп, ты не родил бы моего папу, а мой папа не родил бы меня» ...-
- «Девочка, посмотри», - дед остановился и, прикрыв глаза, от солнца ладонью протянул руку, показывая.
В стороне от тропинки, в глубокой траве паслись десятка полтора лошадей и среди них три крошечных жеребенка, белый и два каурых. Они носились друг за другом, потом валились спиной в траву и дрыгая чудными тонкими ножками катались по ней. Внезапно вскакивали, неслись каждый к своей маме, тыкались мордой в ее шею, тихонько ржали и снова гнались друг за другом, чтобы опять завалиться в траву.
Дед и внучка стояли, не отводя глаз от замечательного зрелища.
- «Сейчас для них самое счастливое время» - сказал старик.
 - «Еды вволю, работать не нужно, мама рядом».
Девчушка задумалась, что-то посчитала про себя.
 - «Сегодня среда»? - спросила деда.
- «Да» - ответил тот.
- «Ну вот, в пятницу приедет папа, а в субботу мы поедем к маме. Деда»! -
вдруг вскрикнула девочка
 - «Это что? - старик глянул в сторону, куда указывала внучка, и улыбнулся.
Толстый серо-коричневый заяц неторопливо перепрыгивал тропинку метрах в десяти перед ними.
- «Зайчик» - сказал дед.
- «Что, настоящий»? - глаза девчушки округлились.
- «Конечно».
- «А что он здесь делает? Живет. Прямо на улице? Где же его домик»?
- «Дашуня», - дед взял внучку за руку.
 - «Это только в сказках зайцы живут в домиках, а настоящие», - дед остановился, не находя слов.
 - «Здесь, в кустах, в траве» ...
 Но закончить не успел.
- «Смотри, смотри бабушка»! - внучка протянула руку вперед.
- «Деда ты тележку довези, здесь близко, а я побегу».
 И, сверкая подошвами сандаликов и потряхивая косичками, бросилась к бабушке, которая, раскрыв ей объятия, уже семенила навстречу девочке, улыбаясь во весь рот.
- «Бабушка, мы только что зайца видели, настоящего, и лошадок, а мне деда про войну рассказывал», кричала девочка.
- «Он герой»!