Рыбацкая рулетка

      
     Лето в зените. Солнце в зените. Ленивая духота запуталась в тонких ветвях прибрежных ив и висит, даже не пытаясь освободиться, оттягивая их до самой воды. Деревня, вольготно раскинувшаяся на взгорке, обезлюдела и затихла, придавленная зноем.

     А мне в лодке посередине реки благодать! Духоты нет и в помине. Суровые оводы и подлые слепни сюда не долетают. Комары до вечера не появятся. А до вечера ещё во-он как далеко.

     Тишина стоит вокруг. И не в том смысле, что нету шума, а в том, что обретается стоймя, живая и непроницаемая. Кажется, будто я в своей лодке только одна-одинёшенька живу и бодрствую, накрытая невидимым куполом. А за куполом весь  остальной мир навсегда застыл в прозрачном янтаре. Не мёртвый, но и не реальный. И только ласковое пошлёпывание воды по днищу не даёт впасть в мистику.

     Моя лодка, как принято у нас на Иртыше, закреплена на оттуге. Оттуга (от слова оттягивать) – это тонкая, прочная стальная проволока; один её конец привязан к мощному колу, вколоченному в берег; ко второму концу прикреплено тяжеленное грузило, утопленное ближе к противоположному берегу.  К проволоке через большие интервалы привязаны длинные капроновые нити; к  длинным нитям  через интервалы примерно в один метр привязаны коротенькие поводки; к поводкам – крючки. Нити с поводками и крючками называются перемётами. И лежит себе оттуга на дне реки, скрытая от глаз рыбнадзора; вместе с ней лежат перемёты, расправленные течением во всю свою длину; а на перемёты потихоньку ловится рыбка.
 
     От берега, перебирая руками по оттуге, тянешь лодку до перемёта (для возможности такого передвижения проволока изначально натянута с небольшой  слабиной), крепишь проволоку за носовую часть лодки, и… приступаешь к совершению таинства.

     На сегодня мои таинства уже почти закончились:  проверен последний перемёт, осталось  только его наживить, то есть надеть на крючки червяков. Я сижу на кормовой лавочке; вдоль правого борта ровным порядком перекинуты поводки с голыми крючками; я последовательно оснащаю червяками крючки и отпускаю наживлённую часть перемёта по течению.

     Возле моих босых ног в небольшой лужице шевелятся четыре стерлядки. Три – не ахти чего, зато четвёртая – настоящая красавица. Хорошая это рыба, смирная, уж если попалась, сидит и не ерепенится. Даже очень крупную спокойно подтягиваешь к борту и берёшь рукой. Не то, что придурошный язь! Мне всего однажды довелось поймать язя, но другого раза и не надо. Смотал, паразит, на себя половину перемёта, а потом как заведённый скакал по лодке, пока веслом его не оглушила. И за столом от него  никакого удовольствия: хоть мяса и много, но костей ещё больше. Вот стерлядочка – это ры-ыба! И уха из неё, и жарёха, и пирог. И о костях не нужно заботиться: они все снаружи.

     Ногам приятно шершавое прикосновение рыбы. Добыча. Своя. Честно сказать, меня немного пучило гордостью, что в свои двенадцать лет я полноценно кормлю семью, к которой плюсуются неизбежные летние городские гости.

     Ниже по течению на просторном, мягком стекле реки чёрными соринками замерли лодки рыбаков, занятых тем же делом, что и я.  Бедные мужики, сидят как на иголках, крутят головами, чтобы рыбнадзоровский катер не прозевать. Зато никто из них пока ещё не попадался. В первую очередь это, конечно, - заслуга наших праотцев, поставивших деревню на ровном участке реки, который просматривается и вверх и вниз на много километров. Только покажется из-за поворота, хоть верхнего, хоть нижнего, незнакомое судно, рыбаки тут же бросают снасти и гребут к берегу. И каким бы мощным ни был у инспекторов мотор, догнать так называемых браконьеров невозможно.

     Мне одной изо всей рыбацкой братии в этом плане «подфартило». Однажды, увлёкшись, я  потеряла бдительность, и грозный катер возник возле самой моей лодки так внезапно, как будто всплыл из-под воды. На носу катера стояли два здоровенных парня, их задубелые рожи светились умильными ухмылками, отчего парни, одетые в одинаковые робы, были похожи друг на друга как близнецы. Я встала с лавочки, и, чтобы скрыть оторопь, приняла гордую позу комсомольца на допросе. В этой позе мои женские признаки, едва начавшие топорщить рубашонку, должно быть обозначились более конкретно, потому как рыбнадзоровские орлы разом воскликнули: «Девчонка!» И перестали походить друг на друга: у одного в голосе и в лице чётко проявилось разочарование, а у другого – восхищение. Этот «другой» на мою удачу был старшим, он подмигнул мне половиной физиономии и рявкнул рулевому: «Осечка вышла, поворачивай назад!»

     Такой поворот событий навёл меня вскоре на философскую мысль о том, что если есть у человека преимущества, то грех ими не пользоваться. Я разработала стратегию собственного поведения на случай «прокола» и перестала бояться. Моя стратегия, слава те господи, пока оставалась невостребованной. А моё счастье, обретя безмятежность, стало полным.

     Эти приятные мысли оборвал гудок теплохода. Вот раззява, опять увлеклась! Сверху идёт пассажирский, а я на фарватере. И голых крючков ещё порядочно. Ничего, успею. Не впервой.

     Ну, вот, успела, теперь можно и к берегу со спокойной совестью. А теплоход гудит  часто и требовательно, именно для меня гудит. Да уймись ты, сейчас ослобоню дорогу. И вдруг! Мощный удар по корпусу лодки чуть не выбросил меня за борт. Это здоровенное бревно  занесло под её задранный нос.

     Я метнулась, поскорее сбросить оттугу, но та, прочно прижатая бревном, не поддалась. Пальцы обожгло тонкой сталью. Я схватила весло, толкнула бревно с одной стороны, с другой. Где там, эта берёзовая дура приткнулась точно посередине своей четырёхметровой длины - ни один конец не перетягивает. Бревно топляковое, тяжёлое, осклизлое, весло соскальзывает, да и усилий моих явно недостаточно. Если прыгну в воду, затянет под теплоход. У капитана вариантов моего спасения тоже нет: при попытке любого манёвра теплоход просто выскочит на берег. А это - страшная катастрофа. Да с человеческими жертвами. И он, конечно, выберет из двух зол  меньшее.

     Теплоход уже гудит дурниной, не переставая. Сильное течение пенит воду по всей длине  бревна, и лодка, похожая сейчас на какой-то водный бульдозер, дрожит от напряжения. Проволока оттуги страшно натянулась и, не хуже теплохода, стала издавать утробный мертвящий гуд.

     Вдруг, сквозь эту дьявольскую музычку я услышала собственный голос, орущий какие-то немыслимые ругательства. И это меня спасло: звук человеческой речи, даже своей собственной, убил народившуюся панику. В голове и груди стало невероятно холодно и ясно. Так! Нужно любой ценой скинуть оттугу. Просто скинуть. Без вариантов. Я схватилась за проволоку и рванула. Оттугу приподнять не удалось, зато нос лодки от неистового усилия немного просел и поднырнул под стальную струну.

     Ни одно умение не бывает напрасным. Низкий поклон старшим братьям за то, что они меня не щадили и я по-настоящему умею грести. Два-три отчаянных гребка и моя лодчонка буквально выпрыгнула из-под теплохода.

     Страшно мне стало уже на берегу, когда представила – где бы сейчас была, если… Чтобы унять нутряной колотун, принялась тщательно оттирать песком окровавленные вёсла. И тут, будто в утешение, в памяти всплыла картинка: на фоне кипенно-белого кителя серое лицо капитана; он всё понял и смотрел на меня с благодарностью. За то, что умудрилась выжить.

     Да, хорошо, что всё хорошо. Но как объяснить маме полное отсутствие шкуры на ладонях? Ничего, по дороге домой что-нибудь придумаю. Не впервой.