Степь

Я тогда много бродил по улицам без цели, и было мне внутри себя муторно. Стояла зима. Не морозная, а слякотная такая, парная. Задумавшийся Пушкин маячил на площади в сером и немного каком-то розоватом тумане, под ним торговали ёлками и стояли киоски. В одном из киосков, под вывеской “brazgovka”, были выложены вязаные шапки. На городских улицах среди незнакомых людей я искал случайной встречи, или случайного события - чего-то, что провернёт Колесо.

Неподалёку катали на лошадях. Может, и теперь есть такой бизнес, давно не обращал внимания, а тогда катали. Это чтобы понятно, откуда на Пушкинской взялся конь: может, ждали транспорта с катаний, может просто так стояли. Огромный заезженный под седло тяжеловоз и девочка на нём в седле. Как все верховые девочки, отчуждённо-высокомерная, в нейлоновой куртке и с рюкзачком. И мент рядом с ними стоял, тоже близко к краю тротуара, сотрудник ДПС, в тяжёлой зимней униформе.

Крупный такой дядя с красным обветренным лицом.

Близко к краю стояли, но не впритык, так что рассмотреть их можно было легко.

Был час пик или около того, машины шли перед ними бампер к бамперу, занимая все восемь полос и брызгая грязью, и даже как будто дымились от собственного напора, и пешего народу на тротуаре вокруг них толклось изрядно, а они, мент и девочка на коне, просто смотрели перед собой своими, у обоих чуть с татарщинкой, глазами. Поверх автомобилей и людей, поверх уходящего от них Тверского бульвара, его деревьев и домов, и лица у них были такие, будто ничего и никого вокруг них нет, ни мегаполиса, ни людей, а во все стороны только голая и пустая степь. Разве что Пушкин за их спинами бронзовым остяцким богом мог присутствовать, а смотрят они своими абсолютно спокойными глазами на ровную линию горизонта. Будто за ними не кажущаяся пустота, а в этой пустоте призрачной степи стоит за ними вся огромная страна в хмуром упорстве, гордости и грозной славе. А они, мент и девочка, смотрят на горизонт. Ни радости оттуда не ждут, и ни беды, просто смотрят.