Стекляшки

Стекляшки

Величественное созвездие Орион в ясную зимнюю полночь зацепилось нечаянно  мерцающей розовой звездой Бетельгейзе за верхушку высокой берёзы в городском парке. Замер древний Охотник, пострадавший когда-то за любовь, запутался в строгих узорах берёзовой кроны. Кажется, шелохнется ветка от налетевшего ветра и полетит хрустальный Орион со звоном на асфальтовую   чёрную дорогу и разобьётся вдребезги. Разлетится на мелкие кусочки его бриллиантовый пояс.

Утром я увидел на дороге, рядом с березой, растущей на обочине переливающиеся в утренних лучах солнца стекляшки.

Может это осколки от блистательного звёздного Охотника?

Зимнее
Синее утро. Переплетённые ветки деревьев, словно арабески. Чёрные росчерки веток среди сказочных узоров голубого инея.

В комнате, на столе грустит засохший букет фиолетовых сентябрят. Свисают ноготки на изогнутых стебельках – погасшие лучики осеннего солнца.

Зима.

На обочине покачиваются корзинки тысячелистника, пережившие позднюю осень, дерзко подставляются снегопаду, вздрагивают от резких холодных порывов ветра, но держатся. Есть и в зимнем мире им место. Если кто-то взглянет на них мимоходом и ощутит на миг легкое волнение в груди, вспомнив их бодрых, качающихся под августовским дождём – озорных, беспечных.


Кислушка

Ранней весной во время уборки в саду, под листьями увидел свежие яблоки. Это были яблоки с Кислушки в углу сада. Крепкая яблонька, она выдержала сильные морозы 1979. Пусть её плоды кисловаты, но поздней осенью становятся ароматными, и выручают в любое лето.

Природа знает свой надёжный способ сохранить яблоки. Когда они опадают, их засыпает листьями, а потом снегом. Под таким «термосным» покрытием они могут пролежать до самой весны.
               
               
Одиночество

Так бывает, когда туманным ранним утром в начале осени затеряешься в лесу, пропитанным грибным терпким ароматом, и привычные ориентиры: изгиб дороги, приметное деревцо или куст теряют смысл, исчезают. Куда идти?

Непроглядный туман. Его прозрачная дрожащая капелька, повисшая на острие липового листка, в которой мир проглядывается до бесконечности.

И серебристая нить паутинки, скользнувшая нежно по щеке…

По сочно-зеленой траве, прибитой августовскими дождями к набухшей земле, рассыпаны часто румяные поздние яблоки, намытые небесной водой до блеска.

И острый запах прелой дубовой коры, проникающий волнами сквозь мокрый густой воздух. Гулкая дальняя дробь дятла. Шорох падающих кленовых листьев.

И едва различимые встревоженные голоса, заблудившиеся в тумане.

Куда выведет эта тропинка?

Поймать губами хрустальную капельку тумана – может она волшебная – и раствориться в нем, рассеяться в рыжих брызгах, пробившегося сверху через качающиеся вершины высоких темноствольных лип, солнечного света.

И вновь все стало ясно. Ты никуда не исчез, не растворился в гулком синеватом воздухе. Тебе удалось выбраться из омута.

Листок
-Где ты?
-Рядом. Вот моя ладонь.
-Она холодная, словно ледышка.
-Это от сырого осеннего воздуха.
-Оказывается, так легко потерять друг друга.
-Так легко потеряться, стоит лишь отвести взгляд.
-Кажется, мы превратились в осенние листья.
-Мы сорвались с ветки и падаем.
-Мы можем потеряться
-Нет, я узнаю тебя.
-Как?
-По синим пульсирующим прожилкам.


Ночь

Луна светила так ярко, что можно было разглядеть на обшарпанной стене углового дома запутавшийся в паутине – ловушке под крышей серебристый берёзовый листок.

Мелодия

Берёзка-беспризорница в этом году дотянулась до карниза дома. Однажды в раннеапрельские сумерки среди полной тишины послышались едва различимые звуки серебряных колокольчиков где-то под крышей.

Я пригляделся к березке. На кончиках ее веток после дневной оттепели капельки воды превратились в хрустальные бусинки. От порывов ветра они касались тонких удлиненных сосулек между краем крыши и сливным желобом. Сосульки были похожи прозрачные струны. Резонанс от крыши удлинял и усиливал перезвон бусинок.

Несколько тактов неповторимой мелодии, и тишина снова обволокла березку.


Дворец

Осиновая роща в апреле напоминает огромный царственный зал с изумрудными колоннами, устремленными ввысь к бледно-голубому небу.

Зеркальная гладь замерзшей талой воды у подножий колонн. Торжественная хрупкая тишина.

И вдруг раздается оглушающий треск падающей сухой ветки. Она ударяется об тонкую корку льда и вдребезги разбивает целый участок пола дворца. Поднялся ветер, зашумели возмущенные деревья, начали перестукиваться обледенелыми ветками. Полетели сверху сломанные сучья, и скоро дворец был разбит вдребезги.

Аккордеон
Самое таинственное место у дома – чердак. Воздух там пропитан густо табаком-самосадом, сушеными яблоками и  калиной. За трубой валяется старый аккордеон. Музыки в нём уже нет, только печальные вздохи. По прошедшему.


Лебеди

Жаркий прыткий апрель был остужен холодным маем.

Поддавшись доверчиво обманчивому теплу апреля, полопались почки на деревьях да застыли – май морозами пугает. Замерли в саду кусты черемухи и вишни, не решаясь распускаться.

В глубоких оврагах на склонах остались лежать не успевшие растаять клочья снега. Издалека снежные островки напоминают лебедей с распростертыми крыльями. Одного взмаха не хватило им чтобы оторваться от земли. 

Оттепель

Зимний дождь, словно по мановению волшебной палочки, застыл хрустальной пряжей на вишневых кустах.

Вечер

 Снова тихий августовский вечер. Вдалеке незнакомая деревня в нежных объятиях речки и берёзовой рощи. Шорох придорожной пыльной травы. Часовенка, пригорюнившаяся на околице. Стрекот отчаянный кузнечиков в зарослях крапивы. Первые звёзды на небе…

Куда-то в эти тихие заманчивые вечера уходит, уходит лето. И с ним утекает незаметно жизнь.


Апрель

Вечер. Желтые отблески настольной лампы. За окном шорох падающего снега. К голубому стеклу приникает перламутровая снежинка, похожая на лепесток ромашки. Тает, и слезинкой стекает вниз, оставляя после себя светлый бирюзовый след.

Жаль лепесток, растаявший на оконном стекле. Может, он летел ко мне?

Ветер подхватывает и кружит в бешеном ритме вихри лепестков, собирая из них на мгновения огромные букеты, и высыпает их на освещенное вечерними фонарями пространство, словно на сцену.

Я стою в тени, за кулисами и вижу только её – крылатую, хрупкую ромашку, превратившуюся вдруг в воздушную ослепительную балерину.

Подставлю ладонь, она вспорхнет на нее невесомо и растает, оставив после себя светлый бирюзовый  след.


Воспоминание


«Ты забыл меня?»

«Твой голос звучит в шелесте каждого дерева, мимо которого я прохожу.

В земляничной мякоти – ароматная сладость твоих губ.

У лета – твоё лицо – милое, грустное, с пронзительным взглядом.

У лета – твоё имя.

Ласковое дуновение вечернего ветра – твоё дыхание. Твоё прикосновение.

Можно забыть ночную свежесть, долгожданную после знойного тягучего дня? Тревожную шумливую Старую рощу? Кружение белоснежного тополиного пуха? Пряный аромат вечернего луга? Купание в синем прохладном рассвете?

Пространство вокруг – живое, дышащее, в нём растворилось моё воспоминание о тебе. Ты сопровождаешь меня повсюду. Наша тишина заглушает утомительный суетный шум летней Казани, звучит в унисон с шелестом – приглушённым и беспокойным – остролистых талиновых крон.

Можно забыть жизнь?»
Куланга

На станции в ожидании поезда такое ощущение, что ты постоянно в дороге. Уехал из дома, но никуда не приехал. Пока. Никто тебя не ждёт. Безмятежность, разбавленная чуть-чуть тревожностью. На станциях я всегда ощущаю душевный уют. Улетучиваются бытовые проблемы, так мешающие ощущать полноценность жизни.

Поросль буйная от черёмухового пня. Облачно. Ветрено. Тропа вдоль акациевой посадки усыпана тополиными серёжками. Пряный  запах скошенной травы.

Жёлтое здание вокзала. Красный огонь светофора на переезде.

Скоро должен подойти пригородный поезд.

Такое ощущение, что ты постоянно в дороге. Уехал из дома, но никуда не приехал. Пока. Никто тебя не ждёт. Безмятежность, чуть разбавленная тревогой. На железнодорожных станциях я всегда ощущаю душевный уют. Ты один на один с окружающим миром.

Я до сих пор не могу доехать.

         
Невысказанность

         Досталось поколению наших дедов, родителей. Дед в старости стонал не от болезни – от бессилия, не мог поднять вязанку дров. Бабка сидела за пряслом и плакала – руки не слушались, роняли веретено. Как жить без работы…
       
            А что досталось мне? Мне бы написать об их многотрудной жизни так же просто и выразительно как трудились они, страдали и мечтали. Немногословно. Рассказать бы их словами. Любоваться их глазами неприметной и пронзительной красотой родных мест.
      
               Мне написать бы так…
               
               
Слова

Слова понятны тогда, когда они являются частью тебя, прожиты и пережиты. Ощутить фальшь написанных или произнесенных фраз способен переживший подобное. Так через слова мы все связаны невидимыми прочными нитями. Вкус черствой корочки ржаного подового хлеба ощутит переживший голод. Вкус глотка густой ледяной колодезной воды – испытавший мучительную жажду. Аромат осеннего влажного леса – тот, кто задыхался от июльской пыли мегаполиса.

               
Утро

Земляничный уголок на опушке Старой рощи. Рубиновые бусинки на пригорке под дубками. Из-под ног вылетел соловей. Терпкий аромат цветущего шиповника. Над его кустами замерли, обхватив пространство вокруг, кряжистые дубы. Перестоявшая поникшая трава, начавшая засыхать. Под пологом лип белые цветы сныти. Летают бабочки, жужжат пчёлы. Шмель бестолково тычется в колокольчик. На обочине дороги, ближе к лесу под тополями насыпан пух, белеющий вечерами, будто снег.

От опушки в поле уходит овраг с размытыми талой водой краями. Он заканчивается ямой, заполненной застоявшейся водой покрытой темно-зелёной ряской. Вокруг – кусты клёна, осинки, густые заросли ивняка.

Принесу домой букетик земляники и на следующее утро, проснусь от кисловатого лесного аромата.
               

                Письмо

Среди вороха старых бумаг наткнулся случайно на пожелтевший конверт. Достал листок, вырванный из школьной тетради. Знакомый, аккуратный почерк. Выверенные нейтральные фразы вдруг вызвали волнующую волну воспоминаний. Где сейчас та девочка, как сложилась её жизнь? Наверняка она и не помнит этого письма, строки которого когда-то наверно ей не просто дались. После долгого сомнения решаюсь сжечь письмо. Оно не для посторонних, да и мне – зачем? Что-то удерживает меня – торопливо набираю текст на компьютере, чтобы сохранить. На экране монитора чужие слова из другого мира. После долгого сомнения стучу по кнопке – «вырезать». Мало ли что в жизни не сбылось.
               

Ненаписанное


Иногда мне снится ненаписанный роман. С пронзительной романтической историей. С печальным шелестом сентябрьской осиновой рощи. Который было бы интересно перечитывать снова и снова самому.
             Он переживается как ностальгия по несостоявшемуся