Лягушачье молоко

      Когда Петька Сакулин, запыхавшись, прибежал на пристань, пароход из Соликамска, дымя черным дымом из трубы, уже показался из-за лесистого мыса, который местные жители называли Русское Веретье.
      «Успел!» - подумал Петька. Он занял свободное место за дощатым столом под навесом, достал из корзинки стакан и большой берестяной туес со свежей малиной. На пристани деревни Усть-Пожва из хороших струганных досок были сооружены столы с навесами, наподобие торговых рядов, какие бывают на рынках и базарах. В этих рядах усть-пожвинские жители торговали шаньгами, домашним квасом, молоком, семечками, ягодами.
      Все пароходы, идущие вниз по Каме в Молотов из Чердыни или Соликамска, приставали к Усть-Пожвинской пристани. Здесь у них была передышка. Пароходы стояли долго, порой около часа. Бывало, пристанет пароход к пристани, сойдут с него пассажиры, чтобы поразмяться от дальней дороги и покупают всякую снедь. Путь до Молотова долгий, тут в самый раз людям скушать пышную картофельную шаньгу, выпить стаканчик вкусного молочка или купить бумажный кулёк свежих душистых лесных ягод.
      Пароходная пристань для деревенских жителей была чем-то вроде культурного центра, как в каком-нибудь большом городе центральная площадь или проспект. В Усть-Пожве площадей и проспектов не имелось, вот деревенские и собирались летом на пристани поглазеть на пароходы, на городских жителей, узнать последние новости. Деревенские девчата приходили на пристань в своих лучших нарядных платьях, чтобы покрасоваться перед проезжающими городскими парнями. Вдруг, сердце какого-нибудь молодого проезжего парня дрогнет от красоты местной девушки! Вдруг он влюбится в нее без памяти и увезет свою ненаглядную в большой красивый город, где горят огни электростанций, дымят трубы заводов и из открытых форточек окон высоких домов звучит мелодичная патефонная музыка.
      Деревенские мальчишки тоже целыми днями пропадали на пристани: встречали и провожали пароходы. Глядя на эти белоснежные неторопливые речные корабли, ребята мечтали, что вырастут и станут матросами, шкиперами и капитанами. Будут плавать по Каме и Волге на таких же пароходах. А может даже станут настоящими моряками и будут ходить на больших океанских кораблях по морям и океанам всего мира.
      Петька тоже мечтал о морях и океанах. Его старший брат служил в армии на Тихоокеанском флоте и в письмах красочно рассказывал о своей службе на большом военном корабле.
      Но Петька приходил на пристань вовсе не для того, чтобы праздно глазеть на пароходы. Последние дни каждое утро, встав пораньше, он уходил в лес собирать малину, чтобы успеть к первому пароходу. Нынче много малины в лесу уродилось. Из леса Петька сразу шел на пристань и в торговых рядах среди местных бабок продавал ягоды проезжим пассажирам.
     Мальчишке шел четырнадцатый год. Он себя считал взрослым и уже понемногу приносил в дом деньги, помогая матери кормить семью. Летом Петька пас колхозных коз, продавал ягоды на пристани, зимой нанимался колоть дрова соседкам, обычно солдатским вдовам, у которых в хозяйстве не было мужских рук.
     В общем, жили они с матерью неплохо. Хоть и не лопались от жира, но уже не голодали, как в войну. В колхозе денег не платили. Мать за свою работу получала «палочки-трудодни», по которым потом ей выдавали то ржаное зерно, то картошку, то еще что-нибудь.
     Навсегда в прошлом остался голодный 1946 год, когда из-за послевоенной разрухи, неурожая и жестких требований партии о сдаче продукции государству, оставались колхозники с пустыми закромами. Деревенские жители по всей стране тогда страшно голодали, умирая в своих нищих деревнях, как умирали ленинградцы в блокаду во время войны. Несмотря на то, что закончилась война, советские люди продолжали недоедать.
     Петька знал, что такое голод! Он хорошо запомнил, как жили они в войну только на одной мороженой картошке. Хлеба не видели. В их хозяйстве были две козы, но молоко детям не доставалось. Все молоко приходилось сдавать государству. Шла война. Стране требовалось продовольствие, чтобы кормить наших бойцов.
     Из-за голодной послевоенной жизни в колхозах, деревенские жители любой хитростью старались уехать в города на заработки. Кто на завод, кто на стройку, а кто и в государственные учреждения устраивался. Там была работа и зарплата. Там платили настоящие деньги, а не палочки-трудодни. В городе можно было жить спокойно и не бояться голода.
     Из-за оттока рабочих рук из деревень колхозникам не давали паспорта, чтобы не убегали из колхозов. Без документов то никуда не возьмут. Но колхозники все равно умудрялись уезжать. Бывало, деревенский парень уходил в армию и в родной колхоз уже не возвращался. Оставался либо на сверхсрочную службу, либо женившись на городской девушке, получал паспорт и становился городским жителем.
     Петькины старшие братья служили в армии. Один плавал на кораблях, другой где-то в Прибалтике воевал с «лесными братьями». Жил Петька с матерью и с младшей сестренкой Машуткой. После войны мать прижила дочку от приезжего колхозного ветеринара. Машуткин отец был из Западной Украины. Его сослали на Урал за какие-то вольнодумные мысли о Советской власти. Но мужик он был образованный и серьезный! Петькина мать надеялась, что он останется жить с ними и будет Петьке вместо отца, но вскоре вышла амнистия некоторым спецпереселенцам из Прибалтики и Западной Украины. Ветеринар быстро собрал чемоданчик и уехал на свою родину, оставив беременную Петькину мать на произвол судьбы.
     Петька чувствовал ответственность за мать и сестренку, поэтому старался заработать деньги для семьи.
     Еще он в тайне от всех мечтал накопить на гармошку. Как-то раз в деревенском клубе состоялся концерт. Петька с мальчишками тоже прибежал поглазеть на выступление приезжих артистов и с дальних рядов, открыв рот, смотрел, как лихо под гармошку пляшут на сцене девки в цветастых платках, притопывая каблучками и крутя подолами расшитых сарафанов.   
     Петька больше смотрел не на пляски девок, а на то, как молодой парень-гармонист, потряхивая кудрями, притопывая хромовыми блестящими сапогами, лихо наяривал на гармошке. Пальцы гармониста так и бегали по кнопкам, так и летали. Петьке очень сильно захотелось научиться играть на таком музыкальном инструменте. Он решил заработать денег, поехать в город и купить себе такую же гармошку, чтобы также лихо играть, трясти чубом и завлекать деревенских девок...
     Тем временем на пристани засуетились люди в ожидании парохода. В нетерпении подхватили свои чемоданы будущие пассажиры, купившие билеты до Молотова; подошел милиционер, чтобы смотреть за порядком на пристани во время стоянки парохода, на ограждении причала повисли вездесущие мальчишки, в нетерпении ожидая процесс швартовки, засуетились торговки, получше раскладывая товары на прилавках.
     Дед Филат, удивший у пристани рыбу, согнул ладонь козырьком над глазами, разглядывая вдалеке дымящий пароход, покряхтел и стал сматывать удочки. Жарко сегодня, клёв плохой. Да и пароход сейчас своими колесами все равно всю рыбу распугает.
     Рядом с Петькой под навесом расположилась бойкая бабка с молочными крынками. Бабка торговала вкусным и всегда свежим молоком по 50 копеек за стакан. Все люди ее знали и охотно покупали молоко.
      Сегодня в самом деле было очень жарко. Солнце нещадно палило с вышины бездонного голубого неба. Не спасал даже легкий ветерок с реки. Бабка-молочница пыхтела от зноя, лениво обмахиваясь платочком.
      Дед Филат неспешно ковыляя с удочками по пристани, прошел мимо бабки-молочницы, подмигнул ей, и ехидно улыбаясь в бороду, спросил:
- Что, Семеновна, опять молоком с холодушкой торгуешь?
- Ступай себе, старый, - недовольно отмахнулась от него бабка.
- Ну, ну! – ухмыльнулся дед и пошел дальше с намерением попросить папироску у милиционера. Очевидно, дед Филат знал какой-то бабкин секрет, известный только им обоим.
     Шлепая колесами по воде и пыхтя трубой, пароход не спеша причаливал к пристани. С капитанского мостика в рупор подавал команды важный пожилой капитан, бегали матросы по палубе вдоль борта, готовя концы для швартовки, пассажиры, выходящие в Усть-Пожве, уже толпились на палубе, готовясь сойти на берег.
     Пароход носил гордое название «Иосиф Сталин». Наконец пароход пришвартовался к причалу. С борта бросили сходни, и на пристань повалил разномастный народ.
     Пристань наполнилась людским гомоном. Сходили на берег колхозники с вещмешками и разными котомками, какие-то служащие в форме, похожей на военную, высокомерные интеллигентные горожане, какой-то незнакомый поп в рясе, женщины с детьми и разный прочий люд.
     Последним по трапу не спеша сошел здоровенный молодой моряк в парадном морском обмундировании и в бескозырке с длинными лентами. Видимо, приезжал он со службы в отпуск и теперь обратно шлепал на колесном пароходе в Молотов, чтобы потом направиться дальше к своим морским просторам. Судя по его небрежным манерам, служит он уже не первый год и, небось, через какой-нибудь годик закончится его морская служба и вернется этот парень в свой родной поселок или деревню на радость местным девкам. А может и не вернется, а останется он на сверхсрочную, чтобы на своем корабле учить молодых салажат премудростям морского дела. А потом, окончив службу, останется парень жить в каком-нибудь приморском городке и будет плавать на рыбацком траулере, добывая из морских пучин селедку для народного хозяйства.
      Моряк, сойдя с трапа парохода, вразвалочку пошел по пристани, подметая утоптанную землю своими широченными брюками-клёш. Он, скучая, оглядывался по сторонам, разглядывая местные достопримечательности. Увидев девушек, сидевших на берегу на лавочке, словно стайка воробушков, моряк лихо сдвинул бескозырку на затылок и нахально им подмигнул. Девки прыснули от смеха.
      Народ на пристани понемногу расходился. Остались только пассажиры парохода, сошедшие на берег, чтобы немного поразмяться и купить что-нибудь съестное в дорогу.
      К Петьке подошла молодая женщина в элегантном жакете и городских туфлях, держа за руку девочку лет пяти. Женщина по виду походила на школьную учительницу.
- Сколько стоит малина, мальчик? - строго спросила она.
- Тридцать копеек стакан, - немного робея, ответил Петька.
     Женщина протянула ему деньги. Петька живо свернул кулек из газетной бумаги, которую он прихватил с собой заранее, и высыпал в него стакан малины. Строгая учительница отдала малину девочке. Та сразу запустила руку в кулек и стала уплетать ягоды.
     Моряк, засунув руки в карманы, лениво подошел к торговым рядам, оглядел чем здесь торгуют и направился к бабке-молочнице. Деревенские девки, сидя на лавочке, с любопытством наблюдали за лихим морячком в сдвинутой на затылок бескозырке.
- А ну-ка, бабуся, налей-ка мне молочка! – небрежно сказал моряк бабке-молочнице.
- Пятьдесят копеек, милок, - елейным голосом сказала она.
- Молоко-то у тебя хоть свежее? Не пронесёт? – с усмешкой спросил парень.
Девки на лавочке снова прыснули от смеха.
- Свежее, милок, свежее! Пей на здоровье! – затараторила бабка.
- Держи, - звонко положил он монету на прилавок.
Бабка засуетилась, подняла крынку и стала наливать молоко в стакан для морячка. Парень молча наблюдал за бабкиным действом и вдруг вздрогнул. Из крынки с молоком на него пристально смотрели чьи-то глаза. Эти глаза моргнули и тотчас скрылись в молочной глубине.
- Э-э! Бабуся! Что за хрень у тебя в молоке плавает? – громко возмутился моряк. – Что ты мне тут подсовываешь!
    Люди, бывшие на пристани, услышали его возглас. Удивленно обернулась женщина, купившая малину у Петьки. С любопытством посмотрел на морячка парень, покупавший у соседней бабки семечки. Девки на лавочке вытянули головы, ожидая, что же сейчас будет. Милиционер, беседовавший неподалеку с дедом Филатом, тоже оглянулся на моряка.
- Ничаво, милок, ничаво там не плавает. Показалось тебе. Пей молочко, оно свежее! - заволновалась бабка.
- Ты мне тут не гони! Отравить меня захотела, старая! А ну показывай, что там у тебя! – продолжал громко возмущаться моряк.
     Народ уже с интересом прислушивался к скандалу. Всем стало любопытно, кого же моряк увидел в крынке у бабки. Только дед Филат ухмылялся в свою бороду, наблюдая за спором молочницы и морячка. Он то знал из-за чего разгорелся сыр-бор.
- Милок, что ж ты расшумелся-то? У меня всегда молочко свежее. Все берут, и никто никогда не жаловался, - лепетала бабка, держась за свою крынку и с беспокойством глядя на сердитое лицо морячка.
- А ну давай сюда! – парень выхватил у бабки крынку и заглянул в нее.
Словно услышав его крик, из молочной глубины выглянула какая-то склизкая морда и опять пристально взглянула на моряка своими выпуклыми глазами.
- Тьфу! Лягуша! – громко выругался моряк, добавив смачное морское слово.
Народ на пристани громко захохотал. Ржал парень, покупавший семечки. Улыбалась женщина-учительница. Смеялся Петька Сакулин. Заливались звонким смехом девки на скамейке. Икая, хихикал дед Филат. Милиционер тоже заулыбался, но зорко наблюдал за морячком, чтобы тот не дай бог, не вздумал наброситься на бабку.
    Моряк хотел было покрыть бабку трехэтажным морским матом, но увидев милиционера, осекся и примирительно спросил:
- Зачем ты, бабка, лягушу-то в молоко засунула? 
- Так это, милок, чтобы молоко не скисло. Я завсегда так делаю. Положу в крынку лягушку-холодушку, и молоко цельный день на жаре не киснет.
- Небось, многие после твоего лягушачьего молока животами маялись? – уже весело спросил моряк.
- Никто ишо не жаловался! – обиженно произнесла бабка. – Мое молочко - самое лучшее на пристани! Лягуша-то целебными свойствами обладат. Молоко вот из-за этого и не киснет.
    Парень, поглядев по сторонам и увидев, что оказался в центре внимания всего народа на пристани, решил не показывать своего смущения. Он же моряк Тихого океана! Он и не в таких переделках бывал! Моряк, решительно махнул рукой и задорно, нарочно громко, так, чтобы все слышали, сказал:
- Была не была! Давай бабка своего лягушачьего молока! Зря, что ли я деньги платил!
     Он уверенно взял стакан и одним духом, как крепкую сивуху, выпил молоко. Затем крякнул, утер рукавом губы и подмигнул бабке:
- И правда, вкусное молоко у тебя бабка! – И усмехнувшись, добавил. - Лягушачье!
На пристани снова все засмеялись.
     Забрав с собой лихого морячка, отведавшего необычного лягушачьего молока, и всех остальных пассажиров, «Иосиф Сталин» дал прощальный гудок. Расстилая черный дым над водой, пароход пошел вниз по реке к Молотову.
     В Усть-Пожве долго еще потом ходила байка про веселого моряка, да дед Филат порой подтрунивал над бабкой-молочницей, вспоминая историю с лягушачьим молоком.
     Петька Сакулин распродал почти все ягоды, оставив немного для Машутки, и пошел домой. Дел у него было по горло. Стояло жаркое лето 1951 года.