Глава 5. Новая трасса, новые проблемы и заботы

Глава 5. Новая трасса, новые проблемы и заботы
События афганской войны прослеживаются проведенными операциями или значительными боевыми потерями в личном составе и технике. Ежедневно мы наблюдали полеты нашей авиации и бомбометания по зеленой долине, периодически ухала артиллерия и установки «Град». Разрывы снарядов были видны на ближайшей сопке. В августе-сентябре проходила 6-я Панджшерская операция, в том числе и при участии дислоцировавшегося рядом с нами 177-м мсп 108-й мсд. В результате операции советские войска снова установили временный контроль над Панджшерским ущельем. Как выяснилось потом, ненадолго. В декабре того же года все подразделения, участвовавшие в операции оставили ущелье.
В первых числах октября 1982 года было принято решение о переносе части трассы трубопровода от КП роты (ГНС-45) до Баргамского поворота, примерно 25 км трассы, или около 2/3 частей трубы, идущей по Чарикарской зеленке. Демонтажу подлежала та часть трубопровода, которая в течение месяца подвергалась воздействию как вооруженными формированиями афганцев, так и мирным населением.
Для такой ответственной работы на КП роты прибыл главный инженер бригады – капитан Середа Владимир Васильевич*, комбат Цыганок, зампотех – майор Малышев Валерий Иванович и два КАМАЗа с трубами. Для обеспечения безопасности работы была выделена бронетехника с личным составом из 177 мсп. Имеющиеся силы и средства разделили на четыре бригады: две бригады разбирали трубы, две производили монтаж.
* ПРИМЕЧАНИЕ
Середа Владимир Васильевич – заслуженный военный специалист Российской Федерации, доктор технических наук, профессор, генерал-майор запаса. Родился в 1953 г. Окончил Ульяновское высшее военно-техническое училище и Военную академию тыла и транспорта. Более 25 лет проходил службу в войсках на должностях от старшего инженера до командира трубопроводной бригады. Участник боевых действий в Афганистане. С 1994 по 2009 г. – начальник 25-го Государственного научно-исследовательского института химмотологии Министерства обороны Российской Федерации. Член Российского национального комитета Мирового нефтяного конгресса. Почетный нефтехимик Российской Федерации. Лауреат премии имени генерала армии А.В. Хрулева Академии военных наук. Награжден орденами Красной Звезды, «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» III степени, Почета и многими медалями.
Зоной моей ответственности стал участок демонтажа трубопровода от Чарикара до Баграмского поворота. Бригада состояла из пяти человек: четыре монтажника и взводный. Из техники: автомобиль КАМАЗ для складирования труб; для охраны и обороны были выделены два БМП-1 с личным составом. Демонтаж – сложное дело, не каждый стык открывался легко. Периодически приходилось загонять втулку для расстыковки труб кувалдой в трубу. Монтажный ключ не выдерживал и начинал гнуться. Солнце, не смотря на октябрь, палило нещадно. Бойцы на БМП-1 периодически поливали себя водой из фляжки. КАМАЗ двигался медленно, и мы по мере расстыковки труб, складывали их в кузов автомобиля. Куртки были мокрыми от пота, автомат за спиной мешал в работе. Пахали все одинаково, ведь взводный должен был своим примером вдохновлять бойцов! Перекуры не устраивали. Задача – за один день завершить все. Через четыре часа работы личный состав начало пошатывать. Ноги стали заплетаться. Прошли примерно половину запланированного участка.
Пока очередной раз уехал КАМАЗ, груженный трубами, я решил сделать перерыв, чтобы выпить воды и покурить. Не прошло и пяти минут как к нам подъехали на БТР комбат Цыганок В. и старший инженер бригады Середа В.В. Мы сидели в тени
БМП-1, курили и пытались перевести дух. Первым на нас «спустил собак» Цыганок. Мы узнали о себе много нового и интересного, мало того, что мы не могли правильно организовать перекачку топлива (вся бригада прокачивала топлива по трассе более 400 км, а мы не способны были прокачать какие-то 25;30 км!), так мы еще и оказались бездельниками, лентяями, негодяями и все такое. Если к исходу дня мы не успеем демонтировать запланированный участок трубопровода, то нас пригрозили послать еще дальше, чем мы находились. Капитан Середа был более уравновешенным, напомнил об ответственности за порученное дело и спросил, что нам не хватает. На мою просьбу прислать еще двух-трех бойцов для ускорения дела отреагировали и через час привезли еще трех человек. Дело пошло быстрее.
Одновременно на других участках прокладывали трубопровод справой стороны дороги по ходу движения от КП роты через мост реки Пяндж, дальше до КП танкистов и потом вдоль канала. Канал был искусственным и снабжался водой от горных рек. Его исток мне не известен, но он был достаточно протяженным.
Начиная с выхода на канал, трубопровод не был виден с дороги, тем более с зеленки. В этом и был стратегический замысел руководства. В случае прострела, пробоины или поджога трубы, топливо попадало в канал, а это для всего Чарикара и ближайших деревень беда, ведь вся скотина пила воду из канала, а люди стирали в нем одежду и брали воду для других хозяйственных нужд. Да, негуманно и для экологии, и для людей, но что оставалось делать? Закапывать «трубу» было бы еще хуже, как потом производить замену?
Со своей бригадой трубачей Игорь Павлов производил монтаж труб. Операция вроде бы проще: соблюдай соосность труб и проверяй щупом контроль стыковки, но при прокладке через дорогу или под дорогой нужно было работать лопатой, а иногда и ломом, чтобы закопать трубу или наоборот раскопать землю для прокладки трубы. Мудрое руководство перемещалось от участка к участку, и, как ему казалось, помогало нам в работе.
К исходу дня работа пошла быстрее: уже не так безжалостно палило солнце, и был виден опорный пункт артиллеристов на развилке дорог на Кабул и на Баграм – Баграмский поворот – конец работы по демонтажу и укладки трубы. Ближе к завершению работ еще дважды приезжали проверяющие, со словами: «Никак успеете к закату?». Так и хотелось сказать: «Нет, блин, все бросим и пойдем отдыхать». Оставалось где-то метров 500, и, сжав зубы мы поняли, что успеем. К закату работа была завершена. Усталые, но довольные, что каторга закончилась, мы погрузились в кузов КАМАЗа и в сопровождении двух БМП-1 убыли на свой гарнизон.
Насколько мне известно, за успешное руководство по прокладке трубопровода в условиях боевых действий главный инженер бригады  капитан Середа В.В. и начальник отдела кадров старший лейтенант Серегин получили ордена.
Наша команда прибыла к себе на пост, бойцы перекусили чем было и завалились спать. Я выставил караул в свой зоне ответственности, пошел к взводному танкистов. Мы с Юрой Федотовым выпили местной водки (кишмишовка или шароп), закусили, как обычно килькой в томате, и я моментально уснул.
Употребление алкогольных напитков в зоне боевых действий было официально запрещено. Граждане СССР могли провезти в Афганистан две бутылки крепкого алкоголя или два литра любого другого алкоголя и на этом все, но существовала нелегальная продажа водки и других спиртных напитков. Их перевозили как могли и чем угодно, например, «колонники» возили различные грузы из СССР через границу и привозили водку завода марки «Денау» в запасных колесах, топливном баке, под кузовом автомобиля. Вино-водочный завод города Денау находился в Узбекистане в Сурхандарьинской области и снабжал алкоголем не только Узбекистан. Стоимость привезенной нелегально водки через границу стоила от 25 чеков ВПТ (внешпосылторга – рублезаменителей в загранке). Афганцы гнали самогон специально для «шурави». Стоимость «кишмишовки» («шаропа») начиналась от 100–150 афганей (переводились по курсу 1/15 чеков/афгани). Получалось, что афганский самогон была в 2,5 раза дешевле, чем водка из Союза, но была опасность отравиться, поэтому брали только у «своих торговцев шаропом». Водка завода Денау и шароп были порядочной гадостью и не понятно, что хуже. Военнослужащие контингента советских войск в Афганистане употребляли и другие спиртные напитки: брагу, самогон, вино, чачу, спирт – кто что мог достать или купить.
По вновь проложенному участку перекачку возобновили на следующий день. Каждый приступил к проверке своей зоны ответственности, и тут появились новые проблемы. Участок трубопровода, проложенный по каналу, большей частью приходилось проходить пешком. Если днем еще можно было локально подъехать на технике и осмотреть трубопровод, то ночью даже свет фар не помогал. Не было и каких-то специальных средств для обнаружения пробоин на трубе. Видишь фонтан и чувствуешь сильный запах керосина либо зарево пожара – и тут уже безошибочно определяешь место аварии. Если труба пробита и заделана «чепиком», а струя керосина попадает в землю, то пока не подойдешь ближе трех метров пробоину не увидишь.
С первого раза получилось полностью без аварий прокачать весь участок от КП роты до армейского склада горючего и выдать суточную норму. Это была маленькая, но победа. Возможно, население еще не поняло, что мы сделали, да и душманы, думаю, не осознали, где «любимая труба», которую можно поджечь из ближайшего дувала*.
* ПРИМЕЧАНИЕ
Дувал – военный жаргон ветеранов афганской войны 1979-1989 гг. – глухая стена из глины или камня, окружающая афганское жилище. Как правило, дувалы ограждали приземистые жилища, во внутренних двориках которых иногда растут черешни, груши, гранаты и другие растения.   
Дни сменяли ночи. Первая неделя октября прошла достаточно благополучно. В дневные часы еще было жарко, даже можно было искупаться в арыке, постирать нательное белье. От поста через дорогу до арыка было метров 20. Днем 10 октября я решил постирать белье и искупаться. Только начал стирку, и тут над годовой прозвучал свист и потом звук выстрела. Я упал в воду, вымок весь. Вот и постирался… Я медленно вылез из арыка взял автомат, лег на землю и начал ждать, будет второй выстрел или нет. Прошло 3–5 минут. Тихо. Я забрал вещи и побежал к посту. Кто стрелял было не понятно. Видно, он промахнулся.
Октябрь хоть и теплый месяц, но в ночные часы уже нужно приходилось надевать бушлат. Появились сложности с отоплением помещения. Днем в нем не было нужды, но ночью в спальном помещении было холодно, полушерстяное одеяло не спасало. Моторист через два часа приходил с ночной смены, ему хотелось в тепло.
Чугунную печь типа «буржуйка» старшина роты выдал на каждый гарнизон, дров или угля не было. Как вариант – отапливать керосином, но тут возникала проблема с пожарной опасностью. Принцип был следующий: в печь устанавливалась металлическая банка, в нее наливался керосин и зажигался. Рядом с печкой стояло ведро с керосином. Истопник зачерпывал из ведра керосин банкой (как правило, из-под тушенки), прикрепленной к палке, затем просовывал в печку и выливал керосин в банку, установленную в печке. Происходил небольшой хлопок – взрыв. Перевернутая банка, прогорев, медленно вынималась из печки и опускалась в ведро. Керосин горел в банке, установленной в печке, и та нагревалась. Как только керосин прогорал, печь остывала. Практически каждые 3–5 минут нужно было доливать керосин в банку. Главное – не опускать в ведро банку с непрогоревшим керосином, иначе могло загореться ведро. Печь, конечно, дымила, и копоть осаживалась в трубе-дымоходе, и в помещении тоже, бывало, висел под потолком туман, но все-таки это было теплее, чем на улице. Два–три раза в месяц производилась очитка закоптившейся трубы – выстрелом в нее из автомата, сажа осаживалась в печку. После очистки печки от копоти процесс топки повторялся.
У танкистов ситуация была не легче. Они где-то раздобыли два мешка угля, но появилась своя проблема: чем растопить печь, чтобы разжечь этот уголь. С дровами беда, в Чарикаре на местном рынке афганцы продавали их по весу за деньги. Покупать у афганцев дрова? Полный бред. Нет, решили справляться с проблемой самостоятельно.
Как сказано в старой русской поговорке «у вас товар, у нас купец». Кто из нас был: трубачи или танкисты, товаром, а кто купцом – не важно, но переговорив с Юрой Федотовым, решили. У танкистов был танк, а у нас КАМАЗ, и если бы танкисты пару раз выстрелили в ближайший дувал в «профилактических целях», то, подъехав на КАМАЗе, можно было набрать дров, которых хватило бы надолго. Таким образом решали сразу две задачи. Во-первых, безопасность нашего поста: радиус обстрела и зона поражения душманов, особенно из стрелкового оружия, отодвигалась на несколько метров -. просматривается зеленка лучше. Во-вторых, дрова – это тепло, баня и горячий обед. Вот и выбирай, что тебе ближе.
Решили и сделали, а кто мог нам запретить? Танк выдвинулся и прямой наводкой произвел два выстрела, пыль от глинобитного дувала медленно осела. Взводный танкистов сообщил своему руководству, что подозрительные лица осуществили несколько выстрелов в сторону поста, и поэтому был произведен ответ из танка. Мы подъехали на КАМАЗе и начали собирать бревна и доски, которые годились на дрова. Нам не было стыдно, что разрушили чье-то жилье. Оно и до выстрелов было разрушено. Танк стоял в готовности отразить внезапное нападение противника. Свободные от службы бойцы с автоматами за спиной вытаскивали из развалин доски и бревна и грузили в кузов автомобиля. Через два часа работы груженый КАМАЗ въехал на пост. Добычу сложили за зданием ветеринарной клиники. Операцию «дрова» успешно завершили: вечером была баня и теплое помещение.
Осень постепенно входила в свои права, погода иногда начинала портиться. Солнечных дней становилось меньше, и временами начинал накрапывать дождь. О том, что от крыши остались только стропила вспомнили, когда дождь усилился, и с потолка потекли струйки воды. Чем ее покрыть? Пехота, стоящая на нашем посту до прихода танкистов, железную крышу, по всей видимости, продала. Железо – товар, который тоже стоит денег. После сообщения о проблеме на КП роты, было рекомендовано съездить в Баграм на армейский склад горючего за мягким резинотканевым резервуаром. Это была помощь от службы горючего 40-й армии, которая списанные резервуары передавала трубачам для хозяйственных нужд.
На складе горючего резервуар погрузили в автомобиль и после согласования передачи через час вернулись к себе в ГНС-46. К нашей радости и радости танкистов (размера хватало, чтобы накрыть все здание) бойцы приступили к работе. Нужно было вымерить площадь покрытия по размеру крыши, потом разрезать резервуар по вымеренным размерам, подать части резервуара на крышу и закрепить его там подручными средствами. Резервуар, даже разрезанный на части, весит достаточно много, и чтобы поднять его на крышу требовались усилия нескольких человек. Гвозди и скобы пришлось вытаскивать из недавно привезенных дров. Некоторые гвозди и скобы были кованными, возможно использовались не один десяток лет. К вечеру работу была завершена, и можно было доложить ротному, что личный состав ГНС-46 к осенне-зимнему периоду года готов.
В повседневных делах и заботах служба шла незаметно. Мы мало обращали внимание на то, что и как едим, когда моем руки, да и на многое другое, о чем вспоминали только когда появлялась проблема. Афганистан – специфическая азиатская страна и европейцы не адаптированы к условиям жизни в ней. Наши ряды стали редеть, «желтуха», а затем и тиф, подкосили несколько бойцов во взводе Игоря Павлова, а затем и он сам попал в госпиталь. Эта неожиданная для меня новость послужила урокоми и привела к ужесточению режима гигиены на моем гарнизоне. Распоряжением командира роты в зону моей ответственности дополнительно был передан второй трубопроводный взвод Павлова с участком трубопровода от ГНС-47 до ГНС-48 и включительно до Баграмского склада горючего. Теперь полностью участок трубопровода Чарикарской зеленки, три гарнизона и два десятка бойцов перешли в мое подчинение.
За почти 1,5 месяца службы в Афганистане, ты уже почти все знал и лишних вопросов не задавал. Надо, значит надо, а кто, если не ты? Бойцы были толковые, и, надо отдать должное, с пониманием отнеслись к моему назначению. Бойцы Игоря уважали. Пришлось немного навести порядок в части санитарной обработки. По максимуму засыпали все возможные места хлоркой, покипятили нательное и постельное белье, помыли личный состав в бане. Я проверил запасы провианта, топлива, смазки для сальников ПНУ, количество труб на гарнизонах – и вперед, топливо ждут в войсках.
Перекачка пошла своим чередом. ПАК выезжала на трассу только с моим личным участием на приписанным моему взводу КАМАЗе. Пришлось крутиться за двоих. Про Игоря я тоже не забывал и при первой же возможности навестил его в госпитале в Баграме. Привез две банки сгущенки и офицерский паек сигарет «Столичные». Игорь лежал в десятиместной палате. Выглядел бледным и немного осунувшимся. Увидев меня, встал с кровати и поздоровался. Я передал ему скромные гостинцы, и мы вышли на воздух. Игорь закурил, присел на скамейку и поинтересовался делами в роте. «Слушай, Генка, что нас сюда занесло? Что мы делаем в этой стране. А, скажи?» – спросил он. Мы поговорили о том, что происходили из рабоче-крестьянских семей и рассчитывать могли только на себя и товарища. Да и попали мы туда не по свой воле, рапортов не писали на перевод в Афганистан, так легли карты. Игорь продолжил говорить о том, что в госпитале в большинстве своем болеют и тифом, и желтухой: «Как правило, попадают с одной болезнью, а затем заболевают другой. Так что, братан, отсюда отпустят не раньше, чем через 2–3 месяца, а потом возможно еще дадут отпуск по болезни». Мы попрощались, мне нужно было еще заехать на армейский склад горючего за подтверждением о приемке очередной партии топлива и успеть вернуться до 18.00 в свой гарнизон. 
Завершив дела на складе, я выехал в сторону своего гарнизона. Как правило, одиночные автомобили не выпускали из Баграма. Это был не просто населенный пункт, а крупное воинское формирование в составе мотострелковой дивизии, с аэродромом и авиацией, госпиталем, комендатурой, складами различного назначения и прочими воинскими частями. В первое время выехать из Баграма было проблематично, следовало указать причину. Позже наличие труб в кузове автомобиля или на броне давало возможность беспрепятственного проезда. Миновав успешно все посты охранения по дороге от Баграма до своего гарнизона, по прибытию я узнал новость. Вылезая из кабины КАМАЗа, я увидел идущего ко мне на встречу командира взвода танкистов Юру Федотова, который явно хотел мне что-то сказать. Вид Федотова был какой-то странный. Поздоровавшись, Юра спросил:
– Гена, как ты? На сегодня все закончил? Есть дело.
– Слушай, пока не знаю, сейчас уточню у радиста, как идет перекачка. У меня три гарнизона. А что случилось, нужно что-то сделать? – ответил я.
– Завтра пришлют сменщика, сказали собирать вещи. Это, Гена, дембель! Все, прощай Афганистан! – сказал, расплывшись в улыбке Юра. – Да, помощь нужна съездить в Чарикар, купить жареного мяса, фруктов, шаропа и запить, что-нибудь типа Фанты или Колы. Давай съездим, не на танке ведь ехать. БТР в ремонте, только ты на КАМАЗе и сможешь.
Ну, что тут делать, дембель – дело серьезное. Мужик честно два года отслужил, вся задница в осколках, танки еще стояли на дороге. Было минут тридцать-сорок.
– Юра, давай поступим так, я узнаю у радиста про перекачку, если проблем нет, ты мне дашь надежного бойца, и мы втроем сгоняем в Чарикар. Твоим танкистам на дороге скажу, чтобы подождали моего возвращения, и приедем все вместе. Тебя, извини, не возьму, ты дембель, а дембеля надо беречь.
Немного повозмущавшись, Федотов согласился, и через десять минут мы двинули в Чарикар. Солнце еще не опустилось за гору, и какое-то время было для закупки продуктов. В Чарикаре за полтора месяца мне многое уже было известно: у кого лучший и не дорогой самогон (шароп), у кого самый вкусный шашлык и самые свежие фрукты и овощи. Торговцы меня тоже знали, мы виделись практически ежедневно, вот, правда, покупать мне приходилось редко, денег пока не выдавали. Территориально продукты продавались слева по ходу движения до центральной площади. Ближе к центральной площади шли товары вещевого назначения, текстиль и другой ширпотреб, за площадью тоже было несколько небольших магазинчиков, заканчивающихся административными зданиями.
Денег, выделенных Юрой, хватило на все, что планировали приобрести, и к самому закату солнца мы успели выехать из Чарикара. Танкисты, не смотря на то, что время пребывания на точке было завершено, не покидали пост, ждали нашего возвращения. Дорога опустела. Мы благополучно с грохотом гусениц об асфальт прибыли на пост. Новоиспеченный дембель Юра светился от того, что все получилось, и через пять минут мы уже сидели за столом. К столу были приглашены кроме меня только бойцы, которые должны быть демобилизованы в 1982 году. Юра произнес тост и пожелал всем остаться в живых и вернуться домой на своих ногах. Мы выпили, и, наверное, каждый про себя подумал, что когда-то и он дождется замены.
После застолья мы с Юрой пришли к себе в комнату. Юра упаковывал вещи и предлагал еще выпить. Мне не хотелось, все-таки было грустно.
– Знаешь, у меня сегодня как, наверное, и все последнее время, день был суматошный, ты не обращай на меня внимания, у тебя праздник, я за тебя рад. Завтра за тобой приедут, когда еще шаропа выпьешь, не переживай. Хочется выпить – пей, – сказал я ему в ответ.
– Гена, у меня к тебе просьба, тебе хромовые сапоги очень нужны? Мне, собственно, в Союз ехать не в чем. Есть ботинки летние, да и те в плачевном состоянии, а на Урале уже холодно, – попросил Юра.
Сапоги были новыми, надевал я их два–три раза, но когда они мне пригодятся? Через год или два? Да еще выдадут. Стоят они, пылятся в углу. Зачем, чего ждут?
 – Забирай и сапоги, и брюки галифе. Когда они мне пригодятся, обойдусь. Будет память от меня, – сказал я и отдал и то, и другое довольному взводному.
На следующее утро мы попрощались с Юрой Федотовым, и больше я его никогда не видел. Как сложилась его дальнейшая судьба мне не известно.
Сменщиком Федотова был прислан старший лейтенант Игорь Петров (фамилия изменена) из Уральского военного округа. Он занял койку Юры и стал по-хозяйски раскладывать свои вещи. Чтобы не смущать сменщика я вышел покурить на крыльцо. Курил последнее время много, иногда не хватало пачки в день. Много для меня, если учитывать, что до Афганистана у меня сигарет с собой практически никогда не было. Ну, бывало, покупал модные в 1982 году сигареты «Мальборо» по цене 1,5 рубля за пачку и курил либо в компании, либо для поднятия настроения. Вот сейчас я стал дымить как паровоз. Добрый ротный Алексей Макеев ежемесячно снабжал пайком из тридцати пачек сигарет «Столичные». Перекурив, я вернулся в комнату. Нужно было собираться на КП роты. У Игоря было много вопросов, и основные из них, что где и как можно купить. Мне не хотелось с ним разговаривать на данные темы, да и времени не было. Извинившись, я сказал водителю, что мы выезжаем, и, пожав руку новому взводному, выехал на ГНС-45.
На КП роты были свои новости. Старшина получил бушлаты и овечьи полушубки. Если у нас в долине днем еще было относительно тепло, то в горах и на перевале Саланг уже стояли минусовые температуры. Второй новостью было, то, что на мой участок из 177-м мсп выделили БТР-60ПБ. Если раньше выделяли бронетехнику от случая к случаю, то сейчас планировали к передаче в постоянное пользование. Это была очень хорошая новость. Видимо, терпение нашего командования превысило возможные границы из-за большого количества диверсий в районе Чарикарской долины, и чтобы снизить градус кипения 177-м мсп, ответственного за охрану трубопровода, командование приняло решение о выделении БТР. После получения всех инструкций от командира роты и получив продовольственный паек, обмундирование (2 полушубка на гарнизон для несения службы) от старшины роты, в сопровождение БТР мы убыли к себе в расположение.
Перекачка топлива продолжалась в штатном режиме. После перекладки трассы на канал с обочины чарикарской зеленки на порядок снизилась интенсивность аварий на трассе. В дневное время мы также продолжали мотаться на КАМАЗе с привязанными бронежилетами к двери автомобиля и часто в сопровождении бронника, а в ночное время обследование трассы проводили на БТР с прикрепленными проволокой к броне трубами с участием танка.
Очередная ночная авария не заставила себя долго ждать. Давление резко упало на участке между КП ротой (ГНС-45) и ГНС-46. Ночной выезд особенный. Вроде бы, что тут такого, ну пробили или прострелили, можно ведь подождать до утра. А как же топливо? Давление в трубопроводе – 20 атмосфер, к утру топливо полностью вытекло бы из трубы. Ночной выезд – это БТР, танк в прикрытие и особенная осторожность.
Проложенный участок трубопровода вдоль канала, плохо просматривался с дороги, БТР на отдельных участках мог проехать, но 1/3, а возможно и больше, нужно было пройти пешком. Примерно 3–4 км. Преодолев часть маршрута на броннике и не найдя поврежденного участка трубы, нам пришлось идти пешком. Порядок движения я определил для себя следующий: взводный впереди, за ним три бойца с инструментом (ключ монтажный, втулка разъемная и два монтажных крюка). Командир взвода должен быть примером для бойцов, иначе авторитета не заработать. Для того он и есть командир. Параллельно, за пригорком метрах в 30–50 двигались БТР и танк. Если бы что-то пошло не так, следовало выстрелить трассирующими пулями в воздух, чтобы нас увидели и услышали. После получаса ночной пешей прогулки в безлунную ночь мы наткнулись на аварийный участок. Пробоина была глубокая, керосин бил фонтаном метров на двадцать в противоположную сторону от дороги. Струи топлива стекали в канал. Два бойца пошли за трубой, у места аварии остались вдвоем. Темнота, фонарика не было. БТР развернулся в сторону аварии и подъехал немного ближе, но свет фар не доставал до нужного места.
Провозившись с трубой около получаса, мы замкнули последний стык и продолжили дальнейшее движение. Пройдя несколько десятков метров, услышали окрик. Остановились. Окрик повторился, что за дела. Дальнейшее движение решили не продолжать. Я спросил бойцов, что это было. В команде были узбек и туркмен, на русском языке говорили плохо, с акцентом, а тут переглянусь, и выдали: «Говорят, спрашивают, кто идет». Что, думаю, за ерунда, два часа ночи, под ногами толком ничего не видно, а тут «кто идет», здравствуйте, пришли. В итоге оказалось все просто, в двадцати метрах от трубопровода стоял пост афганской народной армии. Днем на него вообще никто не обращал внимания – самый настоящий дувал, раньше с дороги его даже и не видно было толком, а тут ночью кто-то что-то караулил. Трубопровод проложен по каналу (прокладывал, наверное, ротный со своей бригадой и, возможно, тоже не заметил присутствие поста афганцев).
Бойцы переговорили с окрикнувшим нас воином-афганцем, и мы проследовали дальше. Еще через пару сотен метров забрались на БТР и дальше продолжили движение на нем вдоль канала. Кто тогда пробил трубу недалеко от поста охраны афганской армии для меня до сих пор загадка, но подозрения остались, что это были воины-афганцы с того самого поста. Больше там аварий не было. Возможно, наша колонна БТР и танк в ночное время произвели на них впечатление.
Условия и обстоятельства, в которых мне приходилось исполнять свой воинский долг, а также события, участником которых я стал, нельзя назвать одним словом «раздолбайство». Это скорее была преступная халатность, которая привела к гибели людей. Одно неверное движение, неправильное решение и последствия стали трагичными.
Событие той ночи 26 октября 1982 года начались с обычного выезда на проверку трассы трубопровода после падения давления на выходе из ПНУ. Обратившись за броней к сменщику Федотова – Игорю Петрову, я пошел собирать бойцов. Выделенный для проверки трассы БТР-60ПБ не заводился, водитель-механик дагестанец Иманмагомедов ругался и что-то ворчал себе под нос в отсеке двигателей. Пришлось патрульно-аварийной команде перебираться в кузов КАМАЗа и ждать пока танкисты заведутся и начнут движение. Экипаж танка был в составе командира танка мл. сержанта Галки Сергея, в башне был заряжающим рядовой Шатохин Сергей и командир взвода ст. лейтенант Петров Игорь, выполнявший функции наводчика и командира танка. Для последнего это был первый выезд. Порядок движения определили следующий: сначала шел танк, за ним мы на КАМАЗе. На автомобиле мы продвигались максимально близко к каналу, вдоль которого был проложен трубопровод. Танк съезжал на обочину и ехал параллельно нашему движению.
Проверка трассы в ночное время всегда была сопряжена с повышенной осторожностью. До н.п. Чарикар она результатов не дала. Дальше нужно было показывать дорогу танкистам, и мне пришлось забраться на башню танка и устроится между пушкой танка и пулеметом. Пушка была повернута на 40 градусов влево по ходу движения, механик-водитель танка сидел в положении «по-походному» (голова в шлемофоне была снаружи). Медленно проехали здание дувала, я знаками показал, что нужно делать поворот вправо на дорогу, ведущую к каналу, механик-водитель С. Галка и командир взвода И. Петров меня поняли, кивком отреагировали. Игорь удалился в башню, и танк начал поворот вправо. В этот же самый момент начала поворачиваться пушка по направлению к повороту. Почувствовав движение башни танка вправо и увидев, что Сергей Галка продолжает сидеть в походном положении, я стал кричать: «СТОП, СТОП», – и стучать прикладом по башне. Мгновение, и голова Сергея Галки попала под двигающуюся пушку и медленно осела вниз. Танк, не завершив поворот, продолжил движение и начал сползать в кювет. На мой стук прикладом по башне отреагировал заряжающим Сергей Шатохин, высунувшись из танка. Я показал жестами на Сергея Галку, повторяя: «СТОП, СТОП».
Танк продолжал постепенно сползать в кювет и уже начал наклоняться. Еще немного и он мог опрокинуться с непредсказуемыми последствиями, если бы не Шатохин, который пулей выскочил из башни танка, перескочил через меня и орудие и с головой нырнул в люк для механика-водителя. Все, что я успел увидеть – это его тело, наполовину опустившееся в люк. Через пару секунд танк остановился и тут же заглох. Тишина зазвенела в ушах. Был единственный вопрос: жив ли механик водитель С. Галка?
Шатохин вылез из люка, Петров – из башни танка. На мой вопрос, почему он начал поворот башни, Петров промолчал и побледнел, это было видно даже ночью. Шатохин сообщил, что Галка жив, но без сознания. Мы начали его эвакуацию через люк механика-водителя. Пульс прощупывался, голова была повернута вправо.
Мы приняли решение погрузить Сергея Галку в кабину автомобиля и двигаться в госпиталь Баграма, для чего подогнали КАМАЗ ближе к танку, перенесли и посадили раненного товарища в кабину автомобиля, я сел рядом с ним, держа за плечо и за наклоненную вправо голову, бойцы были в кузове автомобиля. Командир взвода И. Петров пересел на место механика-водителя и завел танк.
Двигаться по направлению к госпиталю решили в том же порядке: сначала танк, за ним автомобиль. Танк дал задний ход и медленно выехал на дорогу, остановился, минутная пауза. Связи с ним у меня не было, только жесты. Мы ждали, когда танк повернет пушку влево по ходу движения и объедет нас, но почему-то опять все пошло не так. Не поворачивая пушки, танк начал движение. Она стала приближаться к автомобилю. По высоте получалось, что как раз могла угодить в кабину КАМАЗа. Перескочив из кабины автомобиля в кузов, я встал в полный рост, замахал руками и опять закричал: «СТОП, СТОП». Прошла минута, танк неумолимо двигался на нас. Все, поздно. Я крикнул: «Ложись», – упал сам лицом на дно кузова автомобиля и увидел как мои бойцы, которые сидели в кузове тоже попадали навзничь. Пушка ударилась о кузов КАМАЗа, от удара развернулась. Танк проехал мимо нас. Если бы пушка была зафиксирована, то, наверное, от кабины автомобиля осталась бы только нижняя часть. Кабина кузова была смята в верхней части, я перепрыгнул в нее обратно из кузова. Водитель мотал головой, раненный лежал на полу. Я пощупал пульс, его не было. Да что же это такое? Игорь, что с ума сошел, что ли? Что творит? Водитель держался за голову, крови вроде бы не было, но на затылке появилась большая шишка.
От удара пушки танка по кузову автомобиля мл. сержант Сергей Галка ударился о панель управления автомобиля и, вероятно, от этого сердце его не выдержало. Куда уехал танк? Было не понятно, что произошло с Игорем Петровым. Какие варианты после случившегося, если вместе со мной было четыре бойца, три трубопроводчика и водитель? Я решил, что надо ехать в госпиталь Баграма, возможно еще удалось бы спасти танкиста, а по дороге сообщить на ГНС-47 ротному о происшествии. Водитель сказал, что вести может, но попросил следить за его действиями, так как голова кружилась.
Через три километра, около ГНС-47 и поста охраны артиллеристов обнаружился наш танк. На мои вопросы: «Что ты натворил?!», – Игорь молчал. За такие действия ведь можно было попасть под военный трибунал и угодить в тюрьму.
Забежав на гарнизон, я передал сведения о происшествии и на автомобиле, без сопровождения мы двинулись в госпиталь, а вдруг еще можно было спасти товарища. Конечно, я знал, что нарушаю все инструкции, что мне попадет за самоуправство, но это было бы потом.
В четыре утра прибыли в госпиталь, передали медикам мл. сержанта Сергея Галку, водителю перевязали бинтом голову и дали болеутоляющее, гематома на его затылке была большая. На просьбу уступить мне управление автомобилем водитель отказался, сказал, что лучше он сам, но попросил подстраховать, если ему будет плохо.
Осмотрев механика-водителя танка мл. сержанта Сергея Галка*, медики вынесли свой вердикт: перелом шейного позвонка, который был отягощен ударом о тупой предмет – увечья, не совместимые с жизнью. Спасти товарища не удалось. Все, что написано в Книге памяти 177 мсп о Сергее Галка, – правда, он действительно и неоднократно участвовал в боевых действиях, был смелым и решительным парнем. Об этом мне рассказывали его сослуживцы. Был ли привлечен к ответственности Игорь Петров, командир взвода, не знаю. Через неделю его перевели с поста охраны в полк и его дальнейшая судьба мне не известна.
*ПРИМЕЧАНИЕ
Галка Сергей Владимрович, мл. сержант, командир танка, род. 29.09.1962 г. в г. Горняк Алтайского края. Русский. Работал в совхозе им. Ефремова Шипуновского р-на. В ВС СССР призван 31.03.1981 г. Шипуновским РВК.В Республике Афганистан с октября 1981 г. Участвовал в боевых операциях. В боях действовал смело и решительно, грамотно и уверенно командовал экипажем танка. Погиб в бою 26.10.1982 г. За мужество и отвагу награжден орденом Красной звезды (посмертно).Похоронен в с. Ясная Поляна Шипуновского района.
Аварию, которая произошла ночью, мы устранили утром по возвращению из госпиталя н.п. Баграм. Уже третий КАМАЗ за три месяца службы в Афганистане пришлось передать в ремонт, надо было менять кузов. От ротного я получил «взбучку», потом по русской традиции помянули погибшего товарища. Обратно на свой гарнизон я вернулся уже на БТР, дагестанцу в очередной раз удалось его отремонтировать.
Утро следующего дня началось с оглушающего грохота. Целлофан от взрывной волны на оконной раме был порван. Снаряды рвались в 20;30 метрах от поста, что это не было понятно. Танкисты первыми сообразили, откуда прилетает, и по рации стали кричать о прекращении огня, дополнительно установленного на башне танка, выдали несколько очередей из ДШК вертикально в воздух, обозначив тем самым наше местоположение. Команда, видимо, прошла, и обстрел через десять минут прекратился. Через два дня узнали причину. Разведка донесла о готовящемся утром 28 ноября нападении душманов на пост и по решению командования 177 мсп артиллерия обработала местность, нанеся упреждающий удар.
В действительности была активизация боевых действий со стороны бандформирований в зеленой зоне. Авиация работала по погоде, осуществляя бомбометания по чарикарской долине. В предгорье в 3;4 км от нашего поста пошел на вынужденную посадку загоревшийся вертолет. Экипаж, по всей видимости, остался жив, потому как вокруг места приземления долго кружились несколько вертолетов, обрабатывая местность из НУРСов, а потом один вертолет все-таки опустился и через считанные минуты опять поднялся в воздух. 
Через два дня после обстрела нашего поста собственной артиллерией, душманы из гранатомета обстреляли танк, находящийся в укрытии на дороге между наши постом и Чарикаром. Танкисты тут же открыли ответный огонь на поражение из орудия и пулемета. Отчетливо с поста было видно несколько человеческих фигурок, бегущих в сторону зеленой зоны. Все, кто были на посту, автоматным огнем поддержали танкистов. Выдвинулась смешанная группа бойцов из пяти человек на проверку местности и подходов к дороге. По всей видимости, душманы готовили нападение на проходящий по дороге автотранспорт. Бойцы дошли до границы зеленой зоны и обнаружили трех убитых, два автомата Калашникова. Саша Болотников у одного из бандитов снял с руки швейцарские часы в качестве трофея. Значит, верными сведениями располагала наше разведка, и обстрел артиллерии не был напрасным.
Утро и день следующего для нас прошли в суматохе. Сначала на пост прибыли афганцы представительного вида в сопровождении военнослужащих афганской армии и пытались объяснить, что мне нужно приехать к главе города (губернатору) для какого-то совещания. Мой лучший переводчик (таджик Шарипов, наводчик-оператор БТР), сообщил, что губернатор города Чарикар приглашает на собрание, и дело очень важное. Оно было назначено на два часа дня в администрации города.
Ни на какое совещание ехать я, конечно, не собирался без того дел хватало. Афганцем сказал через переводчика, что мне нужно доложить руководству, и если оно разрешит, то буду. Афганцы уехали, и по их лицам было видно, что они мне не очень поверили. Через два часа на пост приехал тот самый Военный советник, подполковник, с которым мы уже один раз встречались. Он приехал на Газ-66, как и прежде в форме военнослужащего афганской армии. С его слов, губернатор проводил экстренное совещание с целью обсуждения перекладки трубопровода, и надо было присутствовать представителю трубопроводной бригады. Что делать, похоже, все серьезно? Пришлось сообщать на КП роты, Макееву и спрашивать разрешение. Военный советник, присутствовавший при моем разговоре с ротным, кивал головой и обещал безопасность присутствующим.
К началу совещания я прибыл на БТР в сопровождении двух своих бойцов, для убедительности надел все два имеющихся у нас бронежилета. Бойцы остались на броне, а мы с Шариповым вошли внутрь белокаменного здания. На входе стояли бойцы афганской армии и наши десантники, как потом выяснилось, губернатора охраняли бойцы баграмской десантуры. Внутри двухэтажного здание было заметно прохладнее, но кондиционеров не было видно. Мы прошли в просторное помещение, по периметру на полу лежали подушки, на противоположной стене висел достаточно большой плакат с изображением президента республики Афганистан Бабрака Кармаля. На подушках, поджав ноги без обуви, сидело около двадцати человек мужчин в чалмах и национальной афганской одежде, в основном пожилого возраста. Под плакатом без чалмы сидел мужчина крепкого телосложения, он подошел, с поклоном пожал руки и предложил присесть на свободные подушки. Ни кого не смутило, что мы с оружием и обувь снимать не стали, но мне лично было как-то неудобно.
Разговор начался с того, что афганский народ строит новую жизнь и высоко ценит присутствие советских войск, которые помогают афганцам. Мой переводчик-таджик шептал мне на ухо, о чем идет речь. Дальше совещание перешло в русло, что проложенный трубопровод вдоль канала через весь Чарикар начал создавать проблемы: топливо (керосин) попадало в воду, водой питалась домашняя скотина, ее использовали для полива полей и для других хозяйственных нужд. Старейшины ближайших селений обратились к губернатору с просьбой переложить трубопровод на прежнее место, так как начался падеж скота, и для полива воду использовать нельзя. В ходе совещания всем присутствующим принесли чай и сахарные орешки и поставили на подносе около каждого присутствующего. Вот оно, восточное гостеприимство.
Как предполагалось, внешне совещание проходило достаточно дружелюбно, но возгласы со стороны старейшин в наш адрес были явно недружественные. Все, что я мог пообещать, так это то, что доведу до сведения своего начальства пожелания от губернатора. Мне не хотелось раздражать людей, но не сказать я не мог, чтобы местное население не пробивало трубопровод, что максимально сократило бы попадание топлива в воду. Губернатор поблагодарил меня за участие, и на этой мирной ноте мы расстались.
После совещание пришлось ехать на КП роты и подробно доложить о проведенном мероприятии. Ответ ротного не заставил себя ждать – лаконичное: «Обойдутся». Собственно, на другое я и не рассчитывал, потому что пробоин и прострелов различного назначения стало значительно меньше.
Выезжая с КП роты, мы повернули в сторону перевала Саланг, где служил земляк механика-водителя БТР Иманмагомедова. Времени было достаточно, да и дагестанец давно меня упрашивал заскочить на пост к приятелю, ну как тут было отказать. Через полчаса мы прибыли, встреча состоялась, на память нас сфотографировал таджик Шарипов. Мы с механиком-водителем БТР дагестанцем Иманмагомедовым в центре, его земляк слева от меня. Это мое первое фото в Афганистане.
 Афганистан, октябрь 1982 года. Пост охраны дороги на перевал Саланг