Слёзы

 

Генка уже не помнил, по какому случаю и куда они шли с отцом в тот день. Он помнил отцовскую белую рубашку, заправленную в белые же брюки и парусиновые, опять же белые, начищенные зубным порошком туфли. Тогда это было в моде, и считалось красивым.
Генка, которому стукнуло уже лет десять, держал отца за руку. Его ладошка, как птенчик в гнёздышке, уютно расположилась в большой отцовской ладони. И хотя рука отца была изувечена войной, в ней чувствовалось умиротворение и выстраданный покой. Ручке мальца было тепло и (что важно) безопасно. Ощущение уюта благостно растекалось по всему детскому тельцу.
В начале войны отец, успевший закончить ускоренные артиллерийские курсы, со вверенной ему командой из одиннадцати человек, погрузив две гаубицы на железнодорожную платформу, двинулся в сторону фронта. Но на одном из поворотов тяжёлые гаубицы внезапно сорвались с платформы и улетели в кювет с железнодорожной насыпи.
В артиллерийском училище курсантов успели обучить, как заряжать орудие, как производить правильный расчёт, прицеливаться и стрелять, но как эти орудия крепить на железнодорожную платформу, на это уже времени не хватило.
Служивые по своей элементарной неопытности и незнанию закрепили эти злополучные пушки непрофессионально. Так гаубицы были изуродованы, даже не попав на передовую, и вся команда во главе со своим младшим лейтенантом загремела под трибунал.
Время было суровое, и весь состав батареи отправили в штрафбат. Впоследствии из всех двенадцати штрафников, лишь Генкин отец остался жив, хотя вернулся с войны с изувеченной рукой.
И всё-таки судьба была к нему благосклонна, ведь дошёл до Берлина, где оставил свой победный след, влепив из гаубиц снаряды в цитадель Ада за всех погибших однополчан.
Вернулся домой, преподавал математику в школе, жена работала врачом, после войны появился на свет Божий и Генка. В общем жили не хуже других.
Итак, шли они по городу, и за разглядыванием окружающего мира Генка не уловил того момента, когда отец вдруг резко остановился. И по инерции сделал ещё шаг вперёд. Ладошка сына чуть не выскользнула из отцовской руки. Лучше бы она выскользнула, потому что в следующую секунду отец  сильно сжал детскую ручку, да так, что Генка даже вскрикнул и от неожиданности, и от пронзительной боли, и всё потому, что их взору предстала жутчайшая картина.
Исхудавшая лошадь (даже не лошадь, а кляча), запряженная в перегруженную вещами телегу, застряла посреди огромной городской лужи. Из-за грязной воды с масляными разводами выбоина на дороге казалась невидимой. Одно колесо телеги попало в рытвину, и телега угрожающе накренилась, а бедная кляча, как ни старалась, не могла это необъятное нагромождение даже стронуть с места.
Извозчик же в своей замызганной телогрейке, не слезая с телеги, чтобы не замочить надраенные до блеска любовно ухоженные яловые сапоги, неистово хлестал бедную животину, пытаясь заставить вытащить телегу из лужи. На спине коняги уже проступили кровавые рубцы от батога, а тот всё неистовей хлестал и хлестал её. Лошадь лишь безумно оглядывалась назад, судорожно вертя головой, расширив от боли и страха свои зрачки.
Она и рада была бы стронуть ненавистную телегу с места, напрягшись всем своим истощённым телом, но воз на её потуги никак не реагировал.
Слезть с телеги и подсобить коняге, этого у изувера-наездника и в мыслях не возникло.
Вдруг отец, отпустив Генкину руку, шагнул в грязную лужу в своём белоснежном (как Христос) одеянии, выхватил из рук ездового батог и стал неистово хлестать изверга. Тот мгновенно кубарем свалился с телеги и пустился наутёк.
Затем отец помог лошади вытащить злополучный воз на сухое место, поглаживая, обнял изувеченную конягу за голову, и перед Генкой возникла абсолютно сюрреалистическая картина: из глаз лошади и отца текли слёзы.
Во время войны пушки разного калибра таскали тракторами, машинами, в том числе и при помощи конской тяги. Возможно, именно поэтому у бывшего лейтенанта за время войны выработалось особое отношение к этим добрым и не менее преданным, чем собаки, труженикам войны. Эти бесхитростные работяги ни один раз спасали его команду от верной погибели.
А тут на его глазах так жестоко изгалялись над ни в чём неповинной конягой.
Как потом выяснилось (а выяснилось, потому что этот нелюдь в ворованных офицерских сапогах написал-таки заявление в милицию за избиение) этот стервец на фронте не был, а благополучно отсиделся в тылу.
Впоследствии директор школы, тоже фронтовик, еле отбил Генкиного отца от уголовной ответственности.
Вся дальнейшая Генкина жизнь, обильно насыщенная всякими передрягами и выкрутасами (а он будучи военным хирургом прошёл Афганистан,) не сумела затмить то детское видение… перемешанные слёзы отца и лошади.

6 апреля 2016 года - 26 февраля 2019 года