Перед рассветом холодно глава 10

Служил на «Апостоле Петре» один матрос. Росту он был невысокого, а сложения щуплого, никто бы и не помыслил, что тип сей служил на корабле такелажником, ибо форы он мог дать любому здоровяку. Каким именем его крестили все уж и не вспоминали, да только он откликался на прозвище Флюгер. Прозвище свое он носил по известным причинам: лицо его украшал нос изрядной величины, который он по обыкновению совал во все дела, что давало ему преимущество первой осведомленности поперек всех прочих.   Свойство же сие поддерживалось непомерным чутьем на всякого рода события: Флюгер держал свой бушприт редкостно по ветру. Первый запевала и любитель загрузиться по самую ватерлинию, за что не раз получал «кошки» на рустере, Флюгер мог свести дружбу с кем угодно и в застольной беседе выведать все, что ему надобно, беспрепятственно.
 
Буссенар устроил нам аудиенцию у «короля» Мадагаскара Каспара Вильгельма.
 
Правитель республики принимал нас: меня, старпома Волкова, штюрмана  Фирсова и Флюгера – в Либертаказа, беленом, одноэтажном и архитектурой своей не привлекающей взора. Окна его были наглухо закрыты решетчатыми ставнями, через щели которых солнечный свет протискивался с трудом в довольно просторную комнату с камином, сложенным причудливо из речного камня с толстой, щербатой полкой, вероятно сделанной из части борта какого-то корабля. Большие кованые шандалы по углам изливали свой мягкий свет.
 
Около массивного стола стояли только мы и Каспар, (стульев не было, данные предметы мебели долго не задерживались здесь, по причине использования их в качестве весомых аргументов для твердолобых, непонятливых голов), и казалось все напитано дружелюбием и доверием, но… Фирсов, здоровый детина, косая сажень в плечах, решил переложить кисет в другой карман и уронил его. Наклонившись за потерей, Фирсов задержался, будто спину прихватило. Медленно выпрямился. Неспешно он передвинул не раскуренную трубку свою из одного края рта к другому. Я понял, под толстой дубовой столешницей кто-то есть и это «кто-то» там не искал затерявшуюся монету.

На самом краю тени от шатра стояла кучка разношерстных, потертых, заскорузлых типов. Они вели неспешную беседу, не спуская глаз с нашего общества. Ни свирепости, ни угрозы они не источали явно, но в напряженной неподвижности узловатых рук, в еле слышном скрипучем смехе угадывались и уверенное спокойствие, и готовность броситься по знаку своего хозяина на негаданных визитеров. Старпом Волков, по обыкновению своему безмятежный и невозмутимый, прищурив глаза, не упускал из виду ни одного движения стражей Каспара. Его короткие пальцы-колбаски сжимали трубку, предмет весьма полезный. Об истинном назначении, казалось бы, обычной пипицы, ведал только я.

Каспар Вильгельм выглядел весьма бравым: плотный, невысокий, мускулистый, с щелочками голубых глаз, лукаво посверкивающих из-за белесых ресниц. Жирные перста унизаны тяжелыми серебряными кольцами, в мочке правого уха красовалась бесстыдная серьга с грушевидной жемчужиной. Свою бритую голову он покрывал шелковым ярко-красным платком. Каспар заливисто хохотал и рассыпался плоскими шутками.  Любитель женщин и выпивки – он мало отличался от прочих жителей городка, и слыл здесь отменным весельчаком и балагуром. Возглавлял Каспар республику согласно законам Либерталии, установленным двадцать лет назад Тьерри Миссоном.

***

Там, в далекой России, поднятой на дыбу царем Петром, где прежнее умирало в агонии, а новое еще выглядело комичным, грезы о свободе, да и в общем-то само понятие оной, даже легкой тенью не тревожило мыслей жителей холодной Московии. Со сводом законов Либерталии я успел ознакомиться и статья: «Наши помыслы верны, справедливы и благородны: это стремление к Свободе» - вызывала в моей душе смятение и ощущение утопии.  "Мы делаем добро угнетенным, бьемся с их угнетателями".  "Мы провозглашаем равенство всех людей без исключения"… Слова? Возможно! Стремиться к свободе, делать добро, провозглашать равенство – прекрасные, высокие желания, но достижимы ли они? Иногда, оставшись один на один с собой, я думал о людской природе. Способны ли мы не только провозглашать, но и по-настоящему переродиться, очиститься от скверны, взглянуть на себя честно, без суеты мирской? Великодушие, благородство, воздержанность – давно стали лишь атрибутами, красивыми декорациями, прикрывающими мелочность, лицемерие, излишества. Мы стоим ногами в болоте, а наши очи устремлены ввысь, но мы не можем отпустить наши низменные желания, взлелеянные и завернутые в красивые слова, в наигранно-благородные поступки.

***

– Месье Ветров, – Каспар от души улыбался, будто старый приятель, – Франсуа мне рассказал о вас! Вы рисковые ребята! – Он щедро налил всем рома, приподнял стакан, вскинув брови в знак приветствия, и выпил. – Если вы решили присоединиться к нашему братству, то вам придется следовать нашим законам, и забыть правила, коими вы, новички, напичканы по самую ватерлинию.  – Он захохотал.
– Что от нас требуется, месье Каспар, – понимая, что словоохотливый наш собеседник может пуститься в отвлеченные рассуждения, я вернул его на деловой разговор. – Скажу, по совести, мы вне закона на родине. Для каждого из нас приготовлена виселица, топор или дыба. Решение наше прибиться к сим берегам - решение отчаяния и надежды... Русскому человеку свойственно терпеть, смиряться, и мы готовы к любим переменам, нас ничего не страшит и не удивляет.
 
Каспар вдруг перестал улыбаться. Он встал и прошелся к краю тени, отбрасываемой кровлей шатра так, чтобы мы вынуждены были повернуть головы, оказавшись в невыгодной позиции, но Волков даже бровью не повел, он продолжал сидеть в той же позе и с той же невозмутимостью, что и прежде. Повисла пауза. Вдруг Фирсов дернувшись, молниеносно запустил руки под столешницу и с усилием потянул что-то из-под стола. Красное от напряжения, искаженное злобой бородатое лицо вскоре показалось на поверхности.   Он пытался вырваться из крепкого захвата штюрмана, блеснуло лезвие стилета. Волков рывком перевернул тяжелый стол и в горло любителя игры в прятки вонзился чубук его трубки. Бородатый захрипел и обмяк, заливая все еще сжимающие его кулаки Фирсова кровью. Головорезы Каспара бросились на нас, от блеска их оружия свод шатра пылал, но Каспар поднял руку и рявкнул:

 – Стоять!!

Тяжело дыша, пираты остановились. Волков спокойно вытер маленькое шило-мундштук, так же невозмутимо собрал воедино свою трубку и достал кисет с табаком.
Вдруг Каспар засмеялся, откинув голову:
– Месье Ветров, ваш человек убил моего лучшего телохранителя! – Смех стих, и он продолжил свою речь несколько отрешенно при данных обстоятельствах, будто бы ничего не произошло. – Либерталия дает приют всем, кто унижен, угнетен и здесь в чести труд и способность понимать, что законы государств идут в разрез с законами Божьими. Не все здесь уживаются. Тяга к независимости через обретение средств многих сбивает с пути истинного.  – Каспар замолчал. Он постоял еще немного. Потом вернулся на свое место, разлил ром. – Месье Ветров, вы слышали о Джоне Айроне?

– Да, – ответил я, упоминание об этом человеке болезненно шаркнуло по душе.

– Этот англичанин возомнил себя богом этих мест, – злобный тон Каспара никак не вязался с его благодушной внешностью.  – Его ненасытность и гордыня сослужила плохую службу. Вы заметили, месье Ветров, что либери  не признают различий между людьми: черные, белые, аристократы, простолюдины – здесь все равны. Так вот, он принялся чинить распри, превозносить себя и своих людей. У нас нет частной собственности, месье Ветров, и восемьдесят процентов добычи отдается в казну для нужд коммуны. Айрон, сначала самый ярый поборник законов Либерталии, отказался подчиняться дисциплине, работать на благо республики безвозмездно. Он стал заносчив и высокомерен и, вскоре, увел три корабля на Сейшелы, подговорив команды заниматься вольным грабежом. На острове неспокойно, мальгасийцы все меньше доверяют нам, и мне стали приходить донесения о некоторых стычках между либери и местными жителями. И мне кажется, что здесь не обошлось без Айрона. Буссенар – пройдоха! Он всегда был рад умыкнуть то, что плохо лежит, но он безобиден, как шкодливый котенок. Другое дело Ван Виолан! Эта женщина не дает спокойно жить Айрону и время от времени нарушает его планы.  – Каспар вновь разлил ром. Он одним махом влил содержимое бокала в себя и воззрился на меня. Взгляд его голубых глаз потерял мягкость. Он вцепился в меня подобно кошачьим когтям. – Месье Ветров, я вижу, вы человек рассудительный. К тому же, я уверен - уж я повидал на своем веку всякого - вы не говорите всей правды! Не знаю, каким ветром занесло московитов в Африку, но ежели вы решились на это, значит мы можем договориться, – кошачьи когти сжались. – Мне нужен Айрон, месье Ветров! Вы ребята отчаянные.

Волков и Фирсов переглянулись, старпом пнул меня ногой под столом. Я обернулся к своим товарищам.
– Так что ж, месье Ветров?  – Каспар был нетерпелив.
– У нас в России говорят, тише едешь дальше будешь, месье Каспар, – ответил я.
– Что ж, – в его глазах сверкнула неподдельная злоба, – надеюсь, что вы примите верное решение, месье Ветров!

Продолжение следует