Ведьмак

                Запретный плод, сладок.

               
               
      Я, на старости лет, стал ведьмак Да, да! Ведьмак. Женщины становятся ведьмами, а мужчины обладающими потусторонними силами – ведьмаками. Нет, не магией, ибо
 ею владеть, можно научиться у владеющим человеком                магией. А ведьмаком – только с рождением. А я потомок
ведьм, со стороны моей, мамы по линии бабушки боярыни, т.е. по женской линии и со стороны отца потомка колдунов, по мужской линии, еще Червонной Русси. Я вижу   человеческую натуру, т.е. его ауру или как говорят церковники – душу. Мне бабушка говорили, что  когда меня опускал в воду батюшка, нашего сельского храма, я накакал, и его батюшку обписял. Ну, разве это не возмущение моей души, против, крещении? Я умею гадать, зачем я думаю, если я человека вижу на сквозь - душу, мысли, желания. А как еще скажешь нашей бабе о ней, без гадая? Проворожить? Да, запросто! Найти пропащую вещь? Человека? Скотину? Нет проблем. Обладал какой-то мужской внутренней красотой. В меня, я замечал и пользовался этим часто, что в меня с легкостью влюблялись сперва девушки, затем женщины. Читая книгу, после бани и попивая чай из смородины, под видеоклип «Стил90-х», вообразил себе картину:
… Зима, на улице мороз 32 градуса, сквозь изморозь на шибках(стекло, на местном наречии) окон вижу по – дороге с ведрами на коромысле идет девушка. Пригляделся, пока она набирала воду, опуская бадью в колодец, круча ворот, она     ничего себе, есть на что поглядеть! Пригляделся, грудь налитая как перебродившим соком березовым, полная, но не большая, все на ней этой груди в меру. И  сосок, сквозь ткань, выпирающая. И между грудями выемка темно-бордовая, шея вверх тянется, не длинная слегка короткая, упираясь в       подбородок со ртом и алыми губками. Такими, что аж засосалось в груди, так и манят поцеловать. Я помню, как сказала бабка: «Ты смотри, на девок, пьятся пьятися, но не забывай. Почти у всех их, есть братья. У них разговор короток. Или женишься, или бьем» Тут  пол заскрипел, и я услышал кряхтенье бабушки. Это она слазит с печи, понял я. И  точно, раздалось:
     - Никола! Ты это там, на кого пялишься? Не на Галю ли, Разуваеву, Степана дочу? – Ага! Знаю ли на кого? Откуда? Я же, впервые здесь. Но я разумно молчу. Пока мы разбирались с бабкой, о ком мы говорим. Галя вытащив бадью, и вылив воду в два ведра. Взяв коромысло, зацепив их на концах крючками, о двух концах по ведру, пошла. Слега покачивая бедрами, да так. Что я забывшись, стал мечтать вслух, оказалось:
«Вот это бедра! Вот бы их раздвинуть ножки, да… И представил себе что, и куда. Да так все наяву представил, что аж, застонал. От той сладости, что получил бы от этого процесса. И тут услышал:
«Вы чего это так стонете Николай Александрович? Болеете что ли? Не у спел придумать, что ответить. Нашей младшей медсестре, а по проще нянечке, привозившая нам  обеды, завтраки, ужины, и два полдника, как эта Шура, спросила добавив к тому, о чем уже спрашивала:
    - А о каких, вы бедрах говорите? Я красноречиво промолчал. И  только, когда она принесла и на стол рядом с моим ноутом, положила на тарелку апельсин сказал:
     - А вот Шура допишу, распечатаю и дам прочитать. Тогда узнаешь, от чего я стонал. Она видимо    получала от наших стариков двусмысловых слова, что при этих моих словах покраснела, и все же смогла сказать мне:
    - Пишите, мешать не буду. Я люблю читать все, что вы пишите. И  пошла толкая столик по коридору отделения к нашей кухоньке в конце отделения. Где у нас напротив кухни отделения, для приготовлении того, чего купили старики в магазине, для себе от надоевших каш, себе и своей половины пельмени а и то, картошку, чтоб приготовить отварную, к вечеру  селедку,  которую нам подают как на зло кашу.
Продолжение следует.