Нукась

То не море-то зелено буянится якбы,
Но то солнышко злато вручную закатано.
(Из «Былин», файл 333).



Все утро не покидало Нукаса беспокойство невнятное. Растревожное, мучительное до умопомрачительности. Доводящее до рвоты, до встряски живота, до расчесательства темени. И то, - ведь темень ему примерещилась смертная, чернотучная, всепроникающе ядная. И хоти как старательно не даунлодился бравурным вещательством, но как бы и не виделось, не слышалось ничего предположительно светлого. Положительно не виде-слышало-лось, - вот в чем беда приключилась. Потому и подвывал он сейчас прихрипло-пришипленно, блудливо и опасливо подбрасывая полешко в старорежимную кисеньгубку, то бишь кислородогубку. А и то - ведь морозно же, ипти-адапти. Обогревки федератской с гулькин хрен и на помин души полушка, розетка зарешечена, а солнушка давнысь не видать, токмо ить разгаворы-проговоры внушительские про блуждания клаймита. Так от вона вам – теплынь-завертынь, даж полешки негра приносит, из-под полы торгашествует, грит, самолично рубил, баобабник. Нукас закрыл глаза. Его бугристая, щетинившаяся волосёнками башка на цыплячей шее дернулась, он сглотнул, как сдернул унитаз, кадык поплавком бухнул вниз и опять вспрыгнул. Из рук выпал мудрофон, дерябнул смартстоном: дзэнь-дэцзинь-болванидзэ! «Футты-гнутты, меряй хер на футты», - выругался Нукас сурово, по-деревенски, да и залился румянцем смущения. Осознав, да, осознав, всю недозволенность, всю порочность свавольно ограниченного мышления, что убёгло вдруг позитивного контроля от.

Егозя задом, ножмя разувиливая, оторвался от кресла. Дермантиновая мебля заскрипела обиженно, черношкурый клок дермана улетел наземь вслед, прилепясь к заду. Неловко упав, Нукас лобом ухлопил мудрофон, прикипев к тому потной плотью тей, поп к потолку задрав. Руками дрожащими охопил затем мудрый гаджэт, крикнул-пискнул сопранисто: «Аллё, аль анибоди хоум?» С ужасом, с ужасом ожидая звойнянской ответки, друзья мои, так вот, конечно-то, оййя!

Затаив ипостась, якось новую сущность свою, - слушал, вслушивался. Но тихо, тихо в звонящем Мире Наружном было вдруг. Ни звука, ни шороха. Ныне, дедали: бесшумно пока. Бесшумно, беззвучно, бесшорохно. Что не гарантия мира вовсе.

Не зная, что делать-то, да и ничего толком, как положено, не знаючи, забегал самостийно по комнате, шныряя от запустившей свою лапку-трубу прямо в виндоуз кисеньгубки до обратно же, двери пластмассовой. Собираясь с мыслями, собираясь собраться. Итак-итак-итак! Что, собсна, произошло, происходит, да и происходит ли? Или же: что должно было произойти, но не происходит, не произойдет никак? Что, что, ответь нам, мебля?!