Ноосфера сердца

Стеклянные стены лабиринта не прятали, а выставляли напоказ сложность внутреннего устройства.
Никель горделиво демонстрировал свою блестящую конструкцию. Снаружи всё казалось предельно структурированным и высокоорганизованным.
Переходы, подъёмы, спуски и пересечения, ответвления, искривления – всё максимально логично и предельно сконцентрировано.
Стекло, сталь, никель, медь.
Ни одной мягкой поверхности. Всё гладко и чётко.
Снаружи лабиринт – это запаянный куб, в котором серебристым никелированным шариком перемещается некто.
Кажется, что можно взять этот куб в руки и вращать, направляя шарик по уровням лабиринта, перемещая по узким, везде одинаковым коридорам, едва заметным переходам между этажами. Кажется, что это просто детская головоломка.
Может быть, так и есть.
Смысл перемещений в том, чтобы найти путь с верхнего уровня на нижний и обратно. Разминка для интеллекта. Удовлетворённое тщеславие. Путь – движение, движение – смысл.
Но
Никем этот лабиринт не был взят в руки.
Никто не руководил движением никелированного шара.
Никак невозможно было в него проникнуть.
Никак.
 
Ника сидела у окна и писала.
В её умную голову, до отказа заполненную разнородной, но разложенной по многочисленным пронумерованным и классифицированным полочкам информацией, залетела бабочка. Она порхала своими цветными крыльями, и рука Ники вслед за движением крыльев оставляла на бумаге слова. Те ложились странным узором: витиеватым, красивым, будто живым.
Цвет стен менял свой оттенок, стол – очертания, пол уходил вглубь, потолок растворялся.
Ника продолжала писать. Метаморфозы стекленели и застывали в ожидании новых слов. Они оказались на удивление послушными, почти ручными. Ими легко было управлять, стоило только правильно сложить буквы в слова.
Поверхность листа превращалась в гладь реки и уносила с собой сотворённое, бережно и мягко, словно лодки, груженные ценным грузом.
Ника рисовала линии в пустом пространстве, соединяла их, закручивала, пересекала друг с другом, вписывала одни геометрические фигуры в другие.
Творила миры.
Сидела у окна и писала.
Сидела у окна.
Или на    окне.
 
Элина окаменело смотрела сквозь стекло потолка в беззвёздное небо.
Она не видела стеклянной границы, но ощущала невидимый барьер.
Ей всегда хотелось узнать, что там, за пределами досягаемого пространства.
Однажды кто-то остроумный сказал ей, что небо начинается там, где её стопы касаются земли. Сказал, что вокруг неё уже небо, что она сама постоянно в нём.
В это сложно было поверить. Первые три секунды. А потом это так понравилось Элине, что она с радостью согласилась постоянно находиться в небе. И при этом твёрдо стоять ногами на земле.
 Иногда приходилось стоять так твёрдо, что Элина ощущала себя камнем: застывшем в промежутке времени условно живым изваянием. Будто следующее её мгновение ждёт чьей-то команды, ждёт соответствующего слова, без которого всё просто замирает на месте.
Замирает.
За мирами стеклянных стен.
Кто-то придумал ей жизнь, всё в ней обустроил, наладил связи, оборвал концы, крепко завязал узлы отношений.
Элине приходилось жить и действовать в узких коридорах предоставленных возможностей, снова и снова проходить давно изведанными тропами, пересекать одни и те же рельсы, считать уже известные ступени – вверх, вниз, ещё ниже, ещё, ещё, достаточно, теперь переворачиваем страницу и продолжаем, теперь уже подниматься.
Достижение, подтверждение, провал.
Продвижение, предупреждение, удар.
Круг, квадрат, треугольник, овал.
Мир стал предсказуем и стар.
Круг отмерял цикличность жизни и всего в ней происходящего.
Квадрат выстраивал логику движения и его границы.
Треугольник создавал балансировку и тут же всё уравновешивал.
Овал спал уставшим лицом, упавшим на руки.
 
Однажды на границе двух миров Ника-Элина открыла глаза.
Она оказалась внутри стеклянного лабиринта и его создателем одновременно. И узнала себя настоящую, состоящую из двух половин, каждая из которых представляла собой полусферу. Даже куб лабиринта изнутри казался привычной полусферой: плоская земля под ногами и ограниченное взглядом пространство неба. Стремление расширить это пространство лишь увеличивало полусферу.
Ника-Элина ощутила, как две её половины неравны.
Вот в промежуток времени – какие-то двадцать минут – главенствует полусфера Элины: светится, переливается никелированным блеском, живёт, чувствует, накаляется, взрывается, остывает.
Вот в остальные двадцать три часа сорок минут доминирует Ника: усовершенствует лабиринт, вводит новых героев, ремонтирует созданное ею пространство. Всё строго, упорядочено и понятно. Всё под контролем.
Элина отвоёвывает себе ещё двадцать минут. И ещё двадцать. Вешает шифоновые занавески. Ставит на никелированный стол вазу с водой, а в неё – живые цветы. Красивые, яркие, взрывающие пространство запахом и светом.
Ника принимает вызов, вносит в уравнение переменные – разрешает цветам быть, подвязывает шифон цветной бечёвкой.
Элина заменяет бечеву атласной лентой. Вешает на стены картины. Играет на свирели и арфе. Заводит певчих птиц. Но без клеток. Просто распахивает окна и вешает кормушки.
Сыпет зерно.
Несколько зёрен падают в землю под окном.
Под окном Ники прорастают колосья.
Допустимая иллюзия контроля, предсказуемое развитие, моделирование возможного.
Снаружи лабиринт по-прежнему – запаянный куб, в котором серебристым никелированным шариком перемещается женская фигура.
Всё идёт по плану. Всё задуманное свершается. Всё конечное начато.
Полусферы видоизменяются и растут.
Снова на границе миров Ника-Элина открывает глаза. Осознаёт обе свои части.
Испытывает удивление: сосуды сообщаются, жидкости смешиваются, влияя друг на друга.
Ника сидит у окна и рисует буквы, которыми играет Элина.
Кто из них складывает слова, непонятно.
Полусферы прорастают друг в друга корнями, обмениваются перелётными птицами, узнают облака.
Детская рука угловатыми буквами пишет на одной полусфере: можно рассмотреть буквы – Н, И, К, А.
Вторая полусфера всё ещё меньше первой. На ней помещается только Э и Л. Для остальных букв имени не остаётся места.
Детский голос читает по слогам:
- Ни-ка-эль.
И приписывает маленький мягкий знак у большой буквы Л.
Потом подбрасывает сферу вверх. Следит за её движением и ловко ловит почти у самой земли.
Громко бьётся сердце.
Новый бросок, вращение, возврат – сердце бьётся с новой силой.
Бьётся о стены лабиринта, о границы сферы – качает эфир из одного мира в другой.
Переливающийся и живой шар в детской руке летит в сторону.
- Лови! – кричит кому-то. – Лови!
Сердце громко бьётся. Боится разбиться. Но не может остановить полёт.
Сильная мужская рука ловит брошенный мяч, поворачивает его. Губы произносят:
- Никаэль – какое красивое имя.
- Ты словил мой шар, – обретает голос Никаэль.
- Словил, – улыбается счастливец. – Я профессиональный ловец слов, снов и созвездий. Но такую красивую и наполненную сферу я вижу впервые.
- Это ноосфера, – поясняет Никаэль.
- Твоё изобретение?
- Нет, это часть моего устройства, – Никаэль протягивает руку.
Ловец возвращает ей светящийся шар.
Никаэль распахивает грудную клетку и вставляет сферу в свободное пространство слева.
- Так это ноосфера сердца? – заинтересован ловец.
- Да, она самая, – отвечает Никаэль.
- А если бы я её не словил? Она бы разбилась!
- Да, разбитая ноосфера теряет свою функциональность. Но если лишить её полёта, то и работать она перестаёт. Приходится рисковать.
- И когда запланирован следующий полёт?
- Посмотрим, насколько хватит этого заряда.
- Я могу помочь тебе в этом. Я профессиональный ловец.
- Ты это уже говорил. Только ноосфера сама выбирает, в чьи руки лететь.
- И ты подчиняешься её командам?
- Я слышу её просьбы. Ведь она живая.
- В ней так много миров.
- Самый лучший мир – наш.
 
Прозрачные стены трёхмерного лабиринта не прятали, а обнажали чувства, определяя мироустройство.
И мир сиял.





26-28.07.2021