Человек с востока Глава 2. Знакомство

Глава 2.
Знакомство

Не упрекаю ни в чем, никогда,
На себя иногда лишь позлюсь
Что в двадцать лет в моем сердце усталость,
Что в тридцать – смерти в глаза посмотрю.

Жизнь моя – разбитое корыто.
Мир же мой есть каторга и клеть…
Так лучше в тридцать полностью сгореть,
Чем до пятидесяти потихоньку тлеть.

08.01.1955, Василь Симоненко



- Напомни, когда мы с тобой потеряли связь? – спросил я, пытаясь вспомнить это сам.
- Сразу после бакалавриата, я тогда уже готовился к прохождению военного отбора в университет НАТО, а ты, кажется, собирался покорять Киев. 
- Но покорить его так и не смог, как видишь, - отшутился я, параллельно признавая свое поражение.
- И правильно, там нечего делать, - Дорин, будучи украинцем, страшно не любил родину, поэтому его реакциям сам я тоже уже не удивлялся.
- Но и здесь мы никому не нужны.
- Слушай, а где мы нужны? Человек рождается один и умирает один. Все, кто существуют в нашей жизни - временные и эти клятвы в вечной верности, говорю тебе, не более, чем чушь.
- Ты правда так считаешь? - спросил я его в смятении.
- Скажу тебе больше, - продолжал старый друг, -  это одно из моих наибольших убеждений.
- Ладно, верю… - ответил я, желая тем самым сменить тему разговора, - Как сложилась твоя жизнь после переезда в Европу?
Воцарилась непонятная мне пауза, ставшая сигналом к тому, что этот человек не желал вспоминать прошлое, а тем более говорить об этом. В ту же секунду, я посмешил исправиться:
- Если не хочешь об этом говорить, я настаивать не буду.
- Тогда этот рассказ будет лишен смысла, - признался мой собеседник, и потянулся за пачкой сигарет, чтобы снова закурить, - поначалу, как это всегда бывает, было тяжело, при чем с самого моего приезда, когда оказываешься в новой стране совершенно без денег, не зная ни ее законов, ни языка, ни людей, к котором можно было бы обратиться за помощью, но потом, со временем все проходит и ты оборачиваешься назад уже смеясь со своих вчерашних страхов, но в первые пару месяцев мне было совершенно не до смеха.
- Чем ты занимался все это время?
- Учился, - кратко пояснил он, - после бакалавтриата, поступил на краткий языковой курс, а потом сдал вступительные экзамены на магистратуру в свою военную академию. Военная – в этом случае лишь пафосное слово, видимо придуманное имиджмейкерами для популяризации их университета. – С насмешкой добавил он, пытаясь объяснить разницу между нашей военной школой и той, в которую он попал. Не желая раскрывать тайны этого учебного заведения, он объяснял близким, что является обычным логистом и все, чему их учат, сведено к банальной экономике, проектному управлению и иностранным языкам. Но на самом деле обучали их весьма основательно и совершенно не тому, о чем думали его родственники.
Несколько лет, проведенных в «Рогалике», как шутливо называли свою военную академию местные, научили его обращаться почти со всеми видами стрелкового оружия, использовать мины, растяжки, гранаты, бомбы, готовить любые виды боевых ядов, вскрывать замки, вести незаметное наружное наблюдение. С каждой новой освоенной дисциплиной и техникой убийства человека – умирала и его собственная душа. Холод от осознания ничтожности жизни захватывал новые территории сознания и ныне ему предстояло снова бороться, только на этот раз уже с самим собой. Такой была программа самоуничтожения – оружие, которое когда-то весьма эффективно могло работать против кого-то, в конце концов, стало поражать и его самого.
Во время этой борьбы он и встретил ее – ту, которую позже назовет своей возлюбленной.
- В тот период моей жизни мне почему-то казалось, что новое влечение было настолько серьезным, что могло легко перерасти в брак. Но сейчас, спустя много лет, я понимаю, что сильно ошибался. Рано или поздно у каждого из нас появляется та, цель которой просто изменить нашу жизнь. Отношения с такой женщиной никогда не перерастут в семью и не подарят детей, но они сделают нас теми, кем мы должны быть, сделают нас мужчинами. – Говорил Дорин, погружаясь в прошлое.
Я проверил, пишет ли диктофон. Дорин, словно не замечая меня, продолжал монолог, сотканный из так важных для него воспоминаний:
- Мы впервые увиделись с женщиной, которую я полюбил в книжном магазине – совершенно непривычном месте для знакомства людей двадцать первого века. Сначала я не обратил на нее внимания, но озадаченный поиском нужных мне книг по метафизике, выругался. Она улыбнулась и ответила по-русски, что могла бы помочь. С этого момента между нами вспыхнул огонек взаимной симпатии, переросший со временем во что-то большее. Уже тогда я понимал, что милая и улыбчивая русская девушка за маской дружелюбия скрывала нечто другое, какую-то неизвестную мне семейную или же личную драму. Она не была создана Евой, чтобы рожать в муках, провидение сделало из нее Лилит – ту, которая соблазняла и вдохновляла совершать зло.
- И что привлекло тебя к ней? – спросил я, внимательно слушая его историю.
- Загадочность.
Опасным оружием должен был стать он в ее руках, человек, который так тщательно старался убежать от своего прошлого, о котором, кажется, не знал никто кроме него самого. Кроме того, мало кто догадывался, что именно его влекло к этой застенчивой восемнадцатилетней девочке из центральной Сибири. Он не был так прост как казался на первый взгляд, поэтому женщинам было трудно им манипулировать, и только очень чувственный человек мог между сотнями всевозможных масок разглядеть его настоящее лицо – ей это частично удалось и Дорина, мужчину осторожного, это почему-то не спугнуло. Он не знал, кто она, но видел в ней огромный потенциал. Такая женщина обладала великим талантом управлять чувствами людей, но почему-то, словно нарочно не раскрывала его.
Родившись россиянкой, она, как и Дорин, страшно ненавидела страну, в которой прошло ее детство и юность. Иногда ему казалось, что эта, на вид милая миниатюрная девочка, готовила побег из больных реалий своего отечества всю свою жизнь и прибыв в Чехию, наконец-то смогла позволить себе существовать так, как давно мечтала.
- Через какое-то время я узнал, что она была студенткой языковых курсов и готовилась к поступлению в университет. – Вспоминает он.
Для совершенно всех людей, претендующих на бесплатное обучение, существовало одно условие – при отсутствии чешского гражданства, нужно было подтвердить наличие сертификата о знании языка. Его она так и не получила, провалив экзамен, на котором недобрала всего лишь один балл. И сейчас сложно было бы представить, как сложилась бы ее судьба, если бы тогда в ее жизни не оказался мой старый друг, немногословный и неприметный человек, согласившийся помочь с так важным для ее будущего документом. На следующий день он принес ей сертификат, выполненный на фирменном бланке школы, в которой она училась. Приемная комиссия, не заподозрила подвоха и тут же зачислила белокурую восемнадцатилетнюю сибирячку на первый курс технического университета. В благодарность эта девушка лишь ответила ему: «мой волшебник», не понимая, что за любым фокусом скрывались годы проб, ошибок и подготовки. Годы, о которых в силу своего возраста и наивности, она не имела ни малейшего представления. 
- К тому моменту, когда мы стали встречаться, я уже не учился. – Снова вспоминает он, - в феодальной Японии, таких как я называли шиноби, но сам себя я считал скорее ронином – лишенным места и цели странником, ведь кем я был, безымянным эмигрантом, что ждало меня кроме работы в ЧВК или охране? Мне нравилось место, где я тогда жил, оно было таким тихим и умиротворяющим, но как ты понимаешь, даже несмотря на мой опыт, я не мог работать в разведке, не имея паспорта Чехии.
- Да, я понимаю это.
- Поэтому после университета, мне пришлось работать в небольшом охранном бизнесе. Одним из главных объектов этой фирмы был самый высокий небоскреб страны – «Тауэр В». Когда меня вызвали в этот офисный центр на ночную смену для проверок систем безопасности и пожаротушения, то приехала и она.
Дорин рассказал, что тот вечер не забудет никогда, вечер, когда двое влюбленных людей поднялись на деревянную террасу наибольшего в государстве небоскреба, чтобы там перед огнями ночного города заняться любовью. Они одни были в том здании и практически до утра наслаждались компанией друг друга.
- Звучит чертовски круто! – признался я.
- Еще бы, мы ведь единственная пара, которая когда-либо там трахалась.
Но вскоре все изменилось, и начались эти изменения, как ни странно, именно с пандемии короновируса. Дорин объяснил, почему Карина, как ее звали, вынудила его переехать в Прагу. По ее заверениям, в чешской столице было больше возможностей и перспектив, чем в провинциальном и тихом городке, где они тогда жили.
- Странно, что я тогда согласился на эту аферу. – Признается он, на долю секунды улыбнувшись и снова спрятав свою улыбку за маской безразличия.
- Это не твоя вина, ты был влюблен.
Он рассказал мне, что чешская столица никогда ему не нравилась, так как была слишком мрачной – ее мегаполисный формат и вечная суета не могли нравиться людям, привыкшим к гармоничной и спокойной жизни. В этом городе даже быстрее забывался чешский, так как повсюду были русскоговорящие: в ресторанах, банках, больницах, страховых и риэлтерских компаниях, кругом, куда не придешь.
Он странный человек, – подумал я, - эта странность заключалась в том, что с самого начала он не пытался произвести впечатление хорошего парня, как часто это делали другие, и лишь из того соображения, что таким не был, точнее он не хотел таким быть, но я видел в этой угасающей жизни что-то великое и благородное. И хотя жилось ему нелегко, но вопреки обыкновению, он не сделался мерзавцем. Неудачи и переживания прошлого лишь избавили его от иллюзий, которые каждому из нас приходилось питать по отношению к другим людям. Это избавление и превратило его в того нелюдимого мизантропа, которым я его встретил в стенах этой мрачной, но просторной квартиры.
 В откровенной беседе со мной, он с горечью признал, что военный университет, на который он возлагал такие надежды, в конце концов не научил ничему по-настоящему важному, ничему, что сделало бы его счастливым.
- После переезда в Прагу я стал заниматься наукой, за ширмой вовлеченности в которую мог легко скрыть свое нежелание видится с теми, кто этого не заслуживал. Позже, когда привычка вести скрытый образ жизни въелась настолько, что стала инстинктом, я окончательно осознал, как был привязан к этой белокурой девчонке, так похожей на меня и в то же время так отличающейся.
- Вы переехали в Прагу вместе?
- Разумеется.
- А как же ее университет? – спросил я, едва не потеряв нить этой истории.
- Она его бросила на последнем курсе.
Я молчал, удивленно округлив глаза, он продолжал:
- У меня было такое же лицо, - заметил Дорин, - более того, я до сих пор не могу объяснить логику ее поступка, который как был, так и остался совершенно непонятным для меня.
- Но она же как-то объяснила его?
- Объяснила, вот только моими словами, мол, у тебя есть два высших образования, и что, многого ты достиг, работая в охране, зачем мне это нужно? Я пытался ей объяснить, зачем, но ты же знаешь этих малолеток. Если они что-то решат, то всё.
Пытаясь переубедить Карину, он говорил ей то, что не знал сам, а именно, какая может быть польза от шести лет, проведенных за скамьей университета. Когда-то давно мы часто подымали с ним этот глубоко дискуссионный для нас вопрос, но лишь недавно стали приходить к истинным выводам.
- Давай вспомним себя, - начал я, - когда мы окончили школу и поступили на первый курс, то уже были интеллектуалами, помнишь, как приходилось контрастировать на фоне группы?
- Конечно помню, нас за это ненавидели эти кочегары тупости, особенно тебя.
- Потому что кочегары пришли в университет чистыми, как лист бумаги, и такими они оттуда вышли через шесть лет, понимаешь логику?
- Не совсем.
- Она состоит в том, что университет нас ничему не учит кроме, наверное, магистратуры; все остальное – повторение уже изученного в школе. В университете нас просто водили по кругу, как Моисей своих евреев.
- Нам объясняли в «Рогалике», - начал Дорин, - зачем это делается, зачем существует на постсоветском пространстве обязательство получать «вышку», почему до сих существует срочная служба, если она признана абсолютно неэффективной.
- И зачем это все?
- Чтобы утилизировать энергию молодых людей в пик их наибольшей активности; вспомни нас самих в восемнадцать лет, насколько мы были умны, выносливы, принципиальны и бескомпромиссны. Чтобы таких людей было меньше, и существуют университеты, срочная служба, алкоголь, секс без обязательств, клубы и еще тысяча и одна возможность для деградации.
- Вот, скажи, да? И ладно были бы хоть работодатели прозорливы в этом вопросы, но и они требуют высшее образование с тех специалистов, где оно и не нужно. Зачем кому-то диплом университета, если он работает на складе грузчиком? – спросил я, но вопрос этот был адресован больше самому себе.
- Дружище, этот шаблон невозможно разорвать, все эти люди и страны находятся в своеобразной матрице. В какой-то момент я понял, что их спасти невозможно, возможно спасти лишь самого себя.
В той беседе почти единовременно мы пришли к выводу, что стоило все-таки купить дипломы, а четыре года жизни посвятить карьере и путешествиям. И тут я вспомнил, о чем мы говорили перед этим:
- Ее решение бросить университет зависело от твоего влияния на нее.
- Я это осознал чуть позже, но тогда все мысли были сосредоточены вокруг переезда.
И он рассказал, как это событие совпало с началом кризиса, вызванного пандемией короновируса. Чтобы не стать жертвой безработицы, моему другу пришлось устроиться каким-то сторожем. Разумеется, такая работа била по его амбициям и самолюбию, но она была лучшим вариантом, чем сидеть без денег в чужой стран. Там, на новом месте ему быстро получилось завоевать репутацию человека безотказного и надежного. И если нужно было выходить на работу 30 дней подряд, то он это делал, ведь с обострением мирового кризиса, стали расти и цены на аренду.
- Я сразу почувствовал рост цен, когда арендодатель выставлял нам счет за квартиру, размером почти всю мою зарплату, - признается он, - сама же Карина в то время не работа, ссылаясь на отсутствие предложений и мне приходилось тянуть нас одному. 
Он верил ей, будучи свидетелем изымания работы и стабильности у миллионов других людей. Несогласных с новыми навязанными правилами, просто лишали средств к существованию – такой стала эта новая реальность, формацию которой нам пытались привить заверениями о пользе вакцинации и масочного режима, но вместо спокойствия, в социуме росло чувство тревоги, иногда переходящее в массовую истерию. И ведь совершенно не удивительно, почему. Компании с многолетней историей, сокращали своих работников, известные магазины и рестораны терпели банкротство, закрывались офисы и сотни тысяч «белых воротничков» одномоментно оказались на улице. Не хотя этого, мы каждый день становились свидетелями нового страшного времени, какого-то неясного для нас заговора, который поглощал все человечество.