Мужество это единственная мера жизни

Mut ist das einzige Mass des Lebens.
S;ren Kierkegaard.

Когда мне было двадцать шесть лет, один мужчина сказал мне – «Никогда ничего не бойся». В тот момент это стало для меня оплеухой, не эти слова жаждет услышать женщина в момент расставания. Пожалуй, такими словами провожают гладиаторов на их последний бой, но никак не ту, что любила.

Но что поделать, слова были сказаны, а из песни, как говорится, слов не выкинешь. На долгое время эта фраза стала моим бездумным лозунгом в минуты страха и сомнений. Понимала ли я значение этих слов? – Нет, конечно же нет. Я была подобна плохому крестоносцу с неизменным – «Deus lo vult!» – на устах, который ищет истину в вине, Грааль под юбкой трактирщицы, а Бога – в словах Папы и бесчисленных сражениях. Для нас с плохим крестоносцем наши лозунги были лишь ритуальным пинком после которого стыдно поворачивать назад (ведь этого хочет Бог, или тот, кого ты любил, что для женщины, в сущности, одно и то же). В любом случае после наших слов остается только опустить забрало и идти в бой.

Шло время, лозунги поистрепались, плохой крестоносец стал хорошим семьянином, получил земельный надел за былые заслуги, стал делать сыр и жалел лишь об одном – что не может превращать воду в вино.

Мне же повезло меньше, я начала читать Кьеркегора. И в одну из моих бессонных ночей, Кьеркегор мне сказал: «Мужество – это единственная мера жизни». Его слова меня возмутили, уж больно они походили на мои потрепанные лозунги прошлого. Я на него обиделась, сказала, что вино с ним пить больше не буду, и, вообще, мог бы придумать что-нибудь пооригинальнее, ибо эпоха гладиаторов прошла.

Обида обидой, но ведь Кьеркегор не так прост, и мы оба это понимали. А потому, его слова засели в моей голове, не давая покоя. Я словно безумный портной с сантиметровой лентой, пыталась измерить мужеством всё что попадалось мне под руку, начиная от любви и заканчивая морковкой с деревенской грядки. Ничего не выходило. Как можно измерить любовь или веру в Бога мужеством? И может ли женщина или ребенок быть мужественным, ведь мужество присуще мужчинам? Что тогда такое мужество? Да и как можно сделать такое весьма конкретное человеческое качество мерилом всего в жизни?

Тем не менее слово я свое держала, с Кьеркегором мы больше не пили, беседы не беседовали, и, вообще, оказался он на удивление обидчивым парнем. Его слова я вспоминала всё реже... И всё же бывали дни когда я в задумчивости спрашивала кого-то из знакомых: «Является ли мужество единственной мерой жизни?» Мне отвечали ласково и снисходительно, так как обычно говорят с больным ребенком: «Да, может быть», – или, – «Нет, скорее всего нет…, и, вообще, съешь зефирку, она очень вкусная». И единственное, что мне оставалось, вечерами, выводить на пустом листке загадочные слова моего датского собутыльника: «Мужество – это единственная мера жизни».

Время неумолимо шло, у меня прорезывались зубы мудрости, давая моей бедной матери тщетные надежды на то, что ее дочь всё ж когда-то поумнеет. Но увы, зуб мудрости вырос кривой, и мудрость ему под стать. Моя бедовая голова вкупе с ищущей душой подобно Чайльд-Гарольду не находила себе покоя. Но на мою досаду и счастье моей матушки меня заперли на карантин в Сибири, не дав мятущейся душе вырваться на поиски Грааля.

Что мне оставалось – смириться? Нет! Только не с превратностями судьбы. Мне лишь нужен был сильный союзник в моей борьбе. И я обратила свой взор и сердце к Богу. Три месяца наедине с собой, книгами и Богом сделали из меня если и не крестоносца готового сражаться за веру, то человека искренне желающего принять обеты христианства. И в эту минуту принятия решения в мою душу закрался страх. Я испугалась того, что мой выбор не примут и осудят близкие, знакомые назовут сумасшедшей или глупой, а веру сочтут показушной блажью. Думала так лишь пару минут и устыдилась. Я устыдилась даже минутного сомнения в своей вере и намерениях. Подумала о Христе, который без сомнений в душе шел на смерть, чтобы искупить наши грехи. И я в отличие от него испугалась чужого осуждения и непринятия. «Как малодушно... – сказала я себе, – где твое мужество, чтобы отстоять для себя то, что тебе важно, и то, во что ты веришь?»

И я прозрела. Вот что мне хотел сказать мой датский друг.

«Мужество – это единственная мера жизни».

Мужество в том, чтобы совершать поступки, а не отступать когда страшно. Мужество – это не бояться верить в Бога, не бояться сказать об этом, даже если тебя изваляют в грязи, и особенно, если тебя непременно изваляют в грязи. Мужество – это не очерстветь сердцем, если тебя предавали. Мужество – это делать добро даже тем, кто этого не заслуживает, просто потому, что ты можешь и не боишься, что тебе отплатят другой монетой. Мужество – это любить другого человека, отдавшись чувству полностью и без оглядки, не боясь возможных грядущих расставаний, разочарований и боли. Мужество – это быть не малодушным.

И я поняла, что мужество – это не сантиметровая лента, которой я могу измерить любовь, дружбу, морковку… Мой добрый друг за бокалом дешевого шабли хотел сказать мне другое. Только лишь величиной мужества внутри себя ты можешь измерить глубину своей жизни.