Наюся

Я влюблён в одну девушку, какую вы вряд ли когда-нибудь сможете встретить. Я впервые увидел её, когда ещё был ребёнком: гостил в деревне у дедушки, с деревенскими парнишками бегали на речку каждый день. Нам было лет по 8 или 9, нас только стали отпускать туда одних, и тогда я увидел её. Она сидела на берёзе у «нашего» места и каждый раз за нами наблюдала. Я тоже часто на неё смотрел, а она улыбалась мне и показывала пальчиком, чтоб я никому не говорил.

Эта девушка была самой красивой из всех, кого я встречал. Она будто вся могла завернуться в свои длиннющие густые каштановые волосы. Она хлопала ресницами и всегда мне нежно улыбалась, и даже издалека были видны её огромные на пол лица глаза. Я знал, что она очень добрая, у неё был такой добрый и странный взгляд. Она махала мне своей худенькой когтистой ручкой и неумеючи подмигивала полностью чёрным глазом. Я был влюблён.

По ночам я думал только о том, как мир несправедлив, ведь когда я вырасту и смогу на ней жениться, она уже будет как будто бы старухой или как минимум взрослой семейной женщиной.

Я бегал к ней один, кричал ей своё имя, звал спуститься, но она не понимала, странная иностранка. Она всегда сидела там, на берёзе, и никогда не подбиралась ближе, только мило улыбалась и протягивала руки. Мне очень хотелось подержать её за руку, но она так далеко. Странная незнакомка никогда не меняла одежды. Даже когда становилось холодно или шёл дождь, она всегда была в одной и той же беленькой сорочке, похожей на ту, в которых спят бабушки и мамы.
Осенью меня увозили в город, в школу. Я прибежал попрощаться с возлюбленной, и она снова помахала мне рукой и доверчиво улыбнулась, совсем не понимая, что это прощание.

Зимой дедушка умер, и в деревню меня больше не возили. Я долго тосковал по нему, он даже мне снился. Я скучал по своим друзьям и очень хотел хотя бы ещё раз с ними поиграть у реки.
Но больше всего я тосковал по своей возлюбленной. Она снилась мне даже чаще, чем дедушка, и тогда я думал, что вырасту, и это пройдёт, и даже, помню, грустил, что забуду свою первую и единственную любовь. Но шли годы, и тоска по деревне, друзьям и даже дедушке притуплялась и закрывалась новыми друзьями и событиями, а прекрасная незнакомка стала сниться мне только чаще. Я начал её рисовать.

И у меня наконец появились вопросы. Кто она такая? Зачем всегда сидела на дереве? Как могли быть у неё такие странные глаза? И в конце концов как ее образ мог так ярко светиться в моей памяти, что я рисовал её портреты один за одним, будто руки сами знают каждую её черту?

Когда нам было по 16, у моих друзей появлялись первые дамы сердца. Они целовались и ходили на свидания, и мне тоже очень хотелось так делать. Тогда я встретил Катю, и мы стали парой. Мне было чем гордиться: моя Катя - самая красивая девочка в школе и, наверное, в городе. А ещё её родители всячески её баловали, так что Катя всегда была одета с иголочки и по моде. Рядом с ней я тянулся вверх, стал лучше учиться, стремиться поступить в университет, и у меня даже начало получаться. Но чем меньше я думал о моей настоящей возлюбленной днём, тем красивей и ярче становилась она во снах. Днём я учился, был сильным, тянулся к Кате, думал, как буду жить с ней семьёй, а ночью чувствовал детское, искреннее счастье рядом с моей возлюбленной. Во сне она гладила мои волосы и улыбалась или смеялась, трепала щёки. Играла со мной. Не было ничего серьёзного: никакой семьи, никаких дел и планов, только её звонкий смех над нашей речкой.

Я был влюблён в неё, но до конца себе не верил. Чёрные глаза, в которых я полностью отражался, были точно не человеческими, а может и не настоящими. Её лёгкость против моих стремлений, наивность против моего недоверия. Она точно не могла быть человеческой, я убеждал себя в этом днём, но ночью влюблялся снова. Я стал очень много спать.

Когда нам исполнилось по 23, мы с Катей решили пожениться. Ночью после свадьбы мне снова снилась моя русалочка. Тоненьким голоском она сказала мне: «Ная». Я ничего не понял, улыбнулся ей, - о, как она любит, когда я улыбаюсь! Её глаза загорелись счастливыми огоньками, она улыбалась в ответ своей самой наивной улыбкой, снова закивала и прошептала: «Наюся». «Что ты говоришь? Неужели это твое имя?» - я говорил с ней и от нежности сильно сжимал холодные когтистые лапки. Она так восторженно закивала и кажется хотела сказать что-то ещё, но я проснулся. Мне становилось больно просыпаться каждый раз.

Какое милое и нежное всё было в этом существе. Подумать только, её зовут Наюся, что может быть более добрым и хрупким? С тех пор мне хотелось спать всё время, и я почти перестал вставать с кровати.

Я был так счастлив, когда спал! Ах, Наюся и правда была русалкой! Она никогда не взрослела, не говорила человеческими словами, никуда не отходила от своей берёзы, разве что в реку. Когда я спал, я был с ней: гладил холодную кожу, смотрел в глаза, как в зеркало, заплетал волосы, которые доставали ей до пят, танцевал с ней и чувствовал только свободу и нежность. Это было настоящее счастье. Когда я просыпался и не мог уснуть обратно, я читал всё, что мог найти о русалках, и всё было не о ней. Днём так хотелось знать, кто она, как появилась, что будет с ней дальше, но ночью она ничего никогда не рассказывала, только смеялась своим звонком смехом так, что я забывал все свои вопросы.

Когда нам было по 27, я дошёл до 8 таблеток самого сильного снотворного, какое смог найти в городе. Теперь я рисковал жизнью каждый раз, когда собирался уснуть. Я выпивал их сразу, как просыпался.

И тогда Катя начала сдаваться. 4 года назад она просто со мной ругалась, 3 года назад начала приглашать врачей. 2 года назад я потерял работу и начал пить таблетки, чтобы спать ещё больше, выдавая их за антидепрессанты. Катя свято верила, что у меня депрессия. «Так жаль, что она не ушла от меня» - думал я теперь всякий раз, когда видел её морщинки под глазами и редкие седые волоски.

Теперь она не искала врачей и даже не ругалась, не грозилась уйти. Катя просто лежала рядом со мной и каждый день плакала. Но каждый день мне было всё равно, я только ждал ночи, чтобы снова встретиться со своей счастливой звездой.
Однажды, когда я проснулся, Катя лежала передо мной, обнимала мою голову и всё ещё плакала. Я ничего не спросил и только отвернулся от неё, а она кинулась ко мне, обняла за плечи, легла на мою спину и вжалась в неё, как бобёр в дерево, и завыла. Она пыталась что-то сказать, но всхлипывала и заикалась, мешала мне снова уснуть, вся спина была в её слезах и слюнях. Она выла и выла, и я не смог больше терпеть, повернулся и как-то бездушно её обнял, что мне стало от себя плохо. Но ей хватило, она даже была очень благодарна за это. Почти сразу успокоилась. Я лежал и не мог теперь уснуть. Вдруг Катя выдала: «поехали за город?»

Какое глупое предложение человеку, который спал последние 2 года. И всё же мне стало так жалко эту Катю. А через секунду я стал самым счастливым человеком на свете: «Да! Поехали! В деревню, где жил мой дедушка».

Когда мы ехали, я уже не хотел спать. Я был возбуждён и счастлив. Мне было совершенно всё равно, что подумает Катя, и даже всё равно, не сошёл ли я с ума, я только хотел увидеть вживую свою ненаглядную русалочку. Я гнал так быстро, как мог, а Катя боялась мне что-то сказать. А мне так верилось, что Наюся ждёт меня там сейчас, судьба моя, любимая, что я смогу остаться там с ней навсегда, быть всегда молодым и счастливым, сидеть с ней на берёзе и улыбаться ей, смотреть в самые красивые и бездонные глаза!

Дорога кончилась, Катя начала кричать, как напуганный поросёнок, я ехал без дороги, но очень недолго. Я бросил её. Я выбежал, оставив жену в лесу в безнадёжно разбитой машине. Сломя голову нёсся к реке, в памяти всплывала каждая тропинка, извилина, я точно знал куда мне бежать. И я бежал и не слышал, не чувствовал, что Катя бежит за мной.

Я нашёл реку, нашёл наше место. Березу. Я смотрю вверх и ничего не вижу. Её нет. Становится страшно. В холодном поту оглядываюсь, глазами ищу тут и там, сон оживает, будто я был тут вчера, а не лет 15 назад. Только бы рассмотреть, не упустить любимые глаза. Их нигде нет. Сердце ёкнуло, когда я услышал смех. Родной смех, нежный, я обернулся на него и увидел в реке Наюсю. Она брызгалась водой и смеялась как ребёнок. Мой ребёнок, мой ангел, невеста моя: я побежал к ней и всё ещё не слышал, как за мной бежала Катя. Мои ноги погрязли в иле, как слепой я все ещё бежал к ней ближе, только бы дотронуться, только бы один раз обнять. Мир остался над водой, в глазах стало темнеть, как у милой Наюси, воздух выходил, но я почувствовал, как она вкладывает свою холодную когтистую ручку в мою ладонь, почувствовал чистое счастье и был готов умереть с этим счастьем внутри.

И я не знал, что Катя всё ещё шла за мной.


Я очнулся ночью на берегу этой реки. Было очень холодно и мокро, я смотрел на вялое течение, в котором отражалась большая луна, горло чесалось, а вокруг стояла мертвая тишина. Звезды подсвечивали сверху, ветра не было вовсе, тихая тёплая светлая ночь. Я был уверен, что умер. Блаженно улыбался, что могу остаться с Наюсей навсегда здесь, и в этой вечности у нас будет только счастье и её бесконечно добрые глаза. И в этой святой тишине зазвенел нежный смешок. Эти добрые глаза блестели за березой. Я улыбнулся, она улыбнулась в ответ, я видел это во снах, а теперь... Огромные, чёрные, на пол лица, одними ими она улыбалась красивей всех ртов в мире. Я поднялся, чтобы пойти к ней, а она вышла из своей тени.

«Катя?» - я снова упал на землю. Она закивала и улыбнулась самой наивной на свете улыбкой.
«Катя…» - я подавился своими словами.
«Катя, ты умерла».
Она хихикнула и показала свою холодную серую ручку с длинными коготками. Ей так нравилось новое тело, она по-детски хвасталась собой, крутилась без зазрения совести, как самый чистый ребёнок. Вторая пара чёрных бездонных глаз смотрела на нас сверху, с березы, как на диковинных зверей.

Смех девушек раскатился над рекой и отозвался последними нотками счастья в моей душе. Больше я его никогда не слышал.