Мифологический Смысл Жизни

               

Сегодня уже вошло в дурную привычку называть мифами всякую информационную дрянь, то есть, невольно или намерено искажённые факты в СМИ, фейки (поделки) в Интернете, псевдонаучные теории, «липовые» исторические реконструкции, шпионские провокации… Публичных люди даже не утруждают себя задачей определять истинную природу тех фальшивок, которые они опровергают. Недавно я наткнулся в You Tube на рубрику с характерным названием «Учёные против мифов». Прослушал больше десятка лекций. Вот некоторые из них: 

1. Станислав Дробышевский: «Мифы о расах — банальные и опасные»;
2. Владимир Емельянов: «Мифы о шумерах»;
3. Алексей Водовов: «Три мифа альтернативной медицины»;
4. Алексей Пантелеев «Раннее христианство и современная поп-культура»;
5. Клим Жуков: «Мифотворчество литераторов — на примере произведений Акунина»;
6. Юрий Селезнёв «Мифы о монголо-татарском иге»;
7. Михаил Родит: «Слово о полку Игореве против Велесовой книги»;
8. Александр Соколов: «Антропологи против Голливуда»;
9. Владимир Сурдин: «Американцы были на луне;
10. Светлана Бурлак: «Мифы об истории слов и языков — откуда они берутся?»

Масштабы охвата тем — грандиозные. Воины Света сражаются с «мракобесием» на аренах, простирающихся от шумеров до Голливуда, от Бориса Акунина до Луны! Тут вам и литература, и антропология, и лингвистика, и медицина, и космос! Но лишь малую часть духовного мусора, от которого очищают души наши бескорыстные энтузиасты, можно отнести к мифам. Кстати, свой форум они назвали точнее: «А что ты сделал для борьбы с лженаукой?»

Вот и я решил откликнуться на их позыв, так как считаю, что любая деятельность, приводящая к уменьшению хаоса в головах, — полезна и благодатна.

Цель моего эссе — воскресить статус мифа в его естественном значении, как реликта общественного сознания, являющегося исторической предпосылкой любой культуры. Рассуждения, вроде того, что, на свете есть мифы, и есть настоящая (научная, если хотите) «правда жизни», могут позволить себе только наивные люди. Любопытно, а какую «правду жизни» они могут узреть в магических движениях пар особей противоположного пола под музыку, когда они, сблизившись, вращаются вокруг оси? А ведь речь идёт просто о танце. А зачем люди в военной форме торжественно шагают на площадях с цветными полотнищами и барельефами на шестах? Что означают все эти  знамёна, гербы и музыкальные марши? А с какой целью спортсмены поют гимн на пьедестале почёта? А обряды при похоронах? С точки зрения гигиены было бы лучше сжигать все трупы, а не хоронить их в земле, а уж тем более в Кремлёвской стене или в мавзолеях. Но какое разнообразие похоронных традиций существовало, да и теперь существует у разных народов! А ведь любая традиция — это миф. А почему у нас замирает сердце и на глазах появляются слёзы, когда мы читаем мифологическую притчу «Тарас Бульба» или смотрим мифологический фильм «Семнадцать мгновений весны»?
   
Несколько вводных понятий. Мифология  — это начальная форма общественного сознания на этапе становления человечества. В процессе эволюции она «расщепилась» на религию, искусство, науку, политику, право, мораль. В ней  нашли отражение архетипы сознания, то есть, некие «вечные» сюжеты истории и «вечные» символы, бесчисленное количество раз репродуцируемые на каждой фазе развития общества и регламентирующие поведение его членов. Слово «вечные» я поставил в кавычки, потому что даже сама Вселенная, если верить современной космологической теории, существует не более 13,7 миллиардов лет. Мифы до сих пор несут в себе разнообразные смыслы, чаще всего — позитивные и жизненно необходимые, но иногда — жестокие, вредные, безутешные. А разве жизнь не бывает такой?
Тут важно подчеркнуть, что по мере формирования религиозного и научного мировоззрения, морали, искусства и других «ипостасей» общественного сознания, мифология не исчезла, а «укрылась» в области подсознательного!   

Немецкий учёный Макс Вебер считал, что «в развитии человечества происходит расколдовывание мира», намекая на то, что отношение человека к миру становится всё более рациональным, и общественное сознание в целом движется «от мифа к логосу». Но его идея — ошибочна. Как писал советский философ А. Лосев: «Наука всегда не только сопровождается мифологией, но и реально питается ею, черпая из неё свои исходные интуиции». Ему поддакивал философ А. Пятигорский: «Человек, пробивая крышу одного мифа, оказывается в подвале другого». Мы научились только ловко «разоблачать» мифы далёкого прошлого, а вот мифы настоящего мы чаще всего не понимаем и даже не замечаем, потому что живём «внутри их».  Миф всегда отличается от реальности ровной в той степени, в какой сознание отличается от бытия.

Впервые с пронзительной ясностью, доходящей до «тошноты» (термин Ж. Сартра), пропасть, разделяющая сознание и бытие, нашла своё отражение в «философии абсурда», которую окрестили трудно выговариваемым на русском языке словом экзистенцианализм. Кто-то из учёных отсчитывает его родословную от древних греков, кто-то — от Блаженного Августина, кто-то — от  Блеза Паскаля, кто-то — от Сёрена Кьеркегора. Иногда в общую кучу «экзестенцианалистов» сваливаются и писатели (Ф.Достоевский, Ф. Кафка, Э. Хемингуэй, Г. Маркес), и религиозные философы (Н. Бердяев, Л. Шестов, С. Франк, К. Ясперс, Г. Марсель), и философы-атеисты (М. Хайдеггер, Ж. Сартр, А. Камю), и «феноменологисты» (Э. Гуссерль, Ф. Бретано, К. Штумпф), и психоаналитики (З. Фрейд, К. Юнг, В. Райх).

Взлёт популярности экзистенциализма связан с двумя мировыми войнами. Реакция ужаса на абсурд действительности проявилась тогда во всех сферах общественного сознания. Умные люди не могли найти объяснение, почему в просвещенной Европе — в этом светоче Западной цивилизации — разразились одна за другой две самые кровавые бойни в истории! Все идеалы «человечности», все христианские заповеди и все плоды просвещения были растоптаны!

Вот, что писал Альбер Камю в своей главной работе «Миф о Сизифе»: «В немногие часы ясности ума механические действия людей, их лишённая смысла пантомима явственны во всей своей тупости. Отвращение, вызванное бесчеловечностью самого человека, пропасть, в которую низвергаемся, взглянув на самих себя, «эта тошнота» — это тоже голый абсурд»...
«Писать стихи после Освенцима — варварство!», — восклицал немецкий культуролог Теодор Адорно. А разве можно верить в Бога после фашизма? Ведь на пряжках ремней солдат вермахта был выбит девиз: «Gott mit uns» («Бог с нами»). А сегодняшним квакерам, призывающим к «воскрешению духовных святынь» в России, я бы напомнил заглавие статьи митрополита Анастасия (РПЦЗ) в газете «Церковная жизнь». 1938. № 5-6.): «Господи, ниспошли Адольфу Гитлеру силу для окончательной победы».
Резюмируя выводы апостолов экзистенцианализма, Альбер Камю подмечал: «Как не почувствовать глубокое родство всех этих умов? Как не увидеть, что их притягивает одно и то же не всем доступное и горькое место, где больше нет надежды? Я хочу, чтобы мне либо объяснили всё, либо ничего не объясняли... То, что я не в силах понять, неразумно… Я не понимаю уникального смысла мира, а потому он для меня безмерно иррационален. Эти мыслители с завидным упорством  провозглашают, что нет ничего ясного, повсюду хаос, что человек способен видеть и познать лишь окружающие его стены».
 
Напомню миф о Сизифе. Царь и строитель Коринфа Сизиф в наказание был приговорён богами вечно закатывать на гору камень, после чего этот камень снова обрывается вниз. Если мы начнём искать в нём «мораль» («хороший» он или «плохой), то сразу зайдём в тупик. Это миф о бессмысленности человеческих устремлений, о вечных и «бесполезных» страданиях. И всё же он несёт нам некую «правду жизни».

Центральный вопрос, на который А. Камю пытался ответить в своём эссе, звучит так: стоит ли жить в этом океане абсурда? Или лучше покончить с собой? Вопрос о смысле человеческой жизни рано или поздно задаёт себе каждый рассуждающий индивид, независимо от его пола, расы, возраста и профессии. На него пытался ответить и датский принц Гамлет в пьесе Шекспира, и русский религиозный философ Семён Франк. В своём эссе под названием «Смысл жизни» он последовательно, настойчиво и вдохновенно пытается убедить читателя в том, что смысл жизни может быть только один — это вера в христианского православного Бога. Вот его изречение: «Сверхъэмпирическое, абсолютное в нас мы сразу сознаём и как свет знания, и как вечное благо, как то неизъяснимое высшее начало, которое русский язык обозначает непереводимым до конца словом «правда». Она есть истинное бытие, непосредственно нам данное или, вернее, в нас раскрывающееся; она достовернее всего остального на свете, ибо обо всём, что нам извне дано, можно спрашивать, есть ли оно или нет; об истинном же бытии нельзя даже спрашивать, есть ли оно, ибо сам вопрос есть уже обнаружение его, и утвердительный ответ здесь предшествует самому вопросу, как условие его возможности.  И она (эта самая «правда») бьётся в нас и требует себе исхода и обнаружения».
Прекрасны слова С. Франка о любви к конкретному человеку: матери, женщине, дочери, сыну и ещё более — о самопожертвовании ради любви:  «Хотим ли мы отдать свою жизнь на служение любимому человеку? Конечно, хотим, но не так, чтобы это служение опустошало или изнуряло нашу собственную жизнь; мы хотим служения, мы готовы на самопожертвование, даже на гибель ради любимого существа, но именно потому, что это служение, это самопожертвование и гибель не только радостны нам, но даруют нашей жизни полноту и покой удовлетворённости… Любовь тем самым осмысляет нашу жизнь… Благо любви — выше «субъективного» и «объективного» блага; оно есть преодоление между «моим» и «чужим»…»
Но далее:
«И, однако, любовь к земному человеческому существу сама по себе не даёт подлинного смысла жизни…»
А что же даёт? Неужели только любовь к какому-то легендарному еврею из Назарета, который якобы накормил пятью хлебами пять тысяч человек, умел превращать воду в вино, был распят на кресте, а потом вдруг «воскрес из мёртвых»? В пользу своей идеи Франк приводит такие доводы: «Мировой смысл жизни никогда не может быть ни осуществлён во времени, ни вообще приурочен к какому-либо времени. Он или есть «раз и навсегда»! Или его нет — и тогда тоже — «раз навсегда!»
И далее: «Мир не может сам себя переделать, он не может, так сказать, вылезть из своей собственной шкуры или — как барон Мюнхгаузен — самого себя вытащить за волосы из болота, которое, вдобавок, здесь принадлежит ему самому, так что он тонет в болоте только потому, что это болото таится в нём самом».
По поводу таких «убедительных» аргументов, мне почему-то сразу вспомнилось изречение одного героя из русской классики: «Умный-то ты, барин, умный, да только ум у тебя — дурацкий»!  Ну, почему же «дурацкий»?  Семён Франк просто-напросто перепутал фазы. Если бы он сказал, что «Смысл Жизни» нам даётся не Богом, а является мифическим символом, то я согласился бы с ним на все 100%.
Дело в том, что все боги и все религии являются производными мифов. К примеру,  библия (Ветхий Завет) начинается с мифа о сотворении мира и заканчивается мифом о его гибели в Апокалипсисе (Новый Завет). Религиозное понятие о смысле жизни — то же самое мифологическое понятие, только безмерно раздутое в своём стремлением к Абсолюту. Если греческие боги ещё могут иметь недостатки (к примеру, Зевс — ловелас, его жена Гера — страшно ревнива и мстительна, Гефест — хромоногий и хилый), то у Христа — решительно нет никаких недостатков.
Современные попы утверждают, что именно вера в Бога порождает мораль. А что такое мораль? В сущности, это система запретов: «Не убий!» «Не укради!» «Не прелюбодействуй!» Мы-то знаем, что эти НОРМЫ — из Библии и думаем, что Бог их «завещал» Моисею. Однако, как утверждают учёные, «табу» (запрет) и его аналоги появились у первобытных народов ещё до религии, на фазе мифологического сознания.
 
«Есть ли Тот, кто должной мерой мерит
Наши знанья, судьбы и года?» — спрашивает Иван Бунин, и сам же себе отвечает:
«Если сердце хочет, если верит, значить — да!»

Что ж, наверно, можно и так! Страстное желание иметь непререкаемый Авторитет, высшего и справедливого Судью, который всё видит, всё знает и всех оценивает по достоинству, — всегда было голубой мечтой человечества. Именно такие мечтания и породили религию. 

Но «комфортнее» всего мифология чувствует себя в искусстве, особенно в  музыке и поэзии. Музыка — это магия. Воздействие её на человека не поддаётся никакому рациональному объяснению. А в чём суть поэзии? Самые первые поэмы — это мифы, которые читались эллинами перед «публикой». Некоторые «сюжеты» разыгрывались в театре. А что представляют собой современные пьесы? Кто такой «ревизор»?  Это ведь не реальный, а выдуманный человек. Н. Гоголь воплотил в нём некого «ревизора» вообще, т.е. некого мифологического персонажа, несущего понятный всем социальный «смысл». А вот вам знакомая с детства мифология Пушкина! 

«На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел. Пред ним широко
Река неслася; бедный чёлн
По ней стремился одиноко».      

Ну, во-первых, что это за «пустынные» волны? И что это за «бедный» чёлн? И почему он стремится «одиноко»? Обыкновенная деревяшка; плывёт себе и плывёт… Но как в этих образах Пушкина всё понятно и насыщено смыслом! Любое стремление к одухотворению самых привычных вещей неизбежно ведёт к мифологии. Поэзия и мифология — близнецы-братья!   

А наука? Уж, казалось бы, в ней-то нет места для мифов. Альберт Эйнштейн когда-то изрёк: «Наука должна ответить на вопрос, что есть», то есть, установить наличное бытие связи явлений, существующее объективно, независимо от нас. Более того, любое субъективное влияние на результаты эксперимента считается методической ошибкой и должно быть исключено. Но эта «кастильская чистота» размывается сразу, как только науке приходят на помощь «первозданные» образы. Что имел в виду Лосев, подмечая, что «наука черпает из мифов свои исходные интуиции»?

Приведу два примера. Один — из области физики. Самые общие  научные категории Пространство и Время — в сущности,  мифологические. Пространство для обычного человека — это окружающая его пустота. А время — длительность жизни от рождения к смерти. И хотя тот же Эйнштейн пытался свести понятие пространства к возможности трансляции «абсолютно твёрдого тела», он тем самым не «освобождался» от мифа, а ещё глубже нём увязал. Ведь «абсолютно твёрдое тело» — такой же миф. Понятие времени наука связывает с наличием «необратимых» процессов. Любая замкнутая физическая система всегда движется в одном направлении — к своему наиболее вероятному («равновесному») состоянию. В этом состоянии она имеет максимальную энтропию (энтропия — мера беспорядка). Умнее всех на эту тему выразился Стивен Хокинг: «Беспорядок растёт со временем, потому что мы измеряем время в направлении, в котором растёт беспорядок». Кстати, миф о «тепловой смерти» Вселенной напрямую связан со Вторым началом термодинамики, т.е. закону, который «запрещает» передачу тепла от холодного тела к горячему только по причине мизерной вероятности такого  процесса. Атом в виде тяжёлого ядра, вокруг которого, как планеты вокруг земли, вращаются размытые электронные «облака» — тоже удобный для восприятия миф. Такой же, как и «образ» волчка, — аналога спина элементарной частицы. А «теплород»? А сегодняшняя космология? Я уверен, что лет через двести «модель» Вселенной, возникшей якобы в результате Большого Взрыва из «сингулярного состояния» с бесконечно большой температурой, плотностью и давлением, где галактики, разлетаются с ускорением под действием какой-то «тёмной энергии», — назовут мифом XX века. И будут посмеиваться и над пресловутой «инфляцией», и над «темной энергией»!

Что уж там говорить о современных «паранауках»! Их расплодилось больше, чем блох на дворняжке. В отличие от мифов древности, в «парнаучных» мифах архаичные  верования облекаются в новые одежды, на них навешиваются, как украшения, псевдонаучные идеи, вплетается респектабельная научная терминология: «биополе», «астральное тело», «бифуркации». Экзотические мифы о «летающих тарелках», о «снежном человеке», о «чудовище озера Лох-Несс» развлекают воображение  обывателя, а работы у специалистов по ясновидению, телекинезу, гомеопатии сегодня — хоть отбавляй!

Примеров мифологии в области гуманитарных наук — не счесть. Приведу один из истории, может быть, самый обсуждаемый в кулуарах. Известно, что «теорию пассионарного этногенеза» изобрёл Лев Николаевич Гумилёв. Но когда он попытался найти разумные объяснения связи исторических событий далёкого прошлого (по существу, наделяя их смыслом), то вынужден был прибегнуть к множеству «допущений», не имеющим строгого научного подтверждения. Грубо говоря, он «притянул их за уши». В результате его «исторические реконструкции» стали похожи на мифы! Например, причину деградации древнерусского этноса Гумилёв считал следствием «угасании пассионарности». В ту же колею он укладывал и «антизападную» политику Александра Невского, и «козни» еврейской общины в Тмутаракани.
Мифологизация реальных исторических личностей (Александра Невского, Ивана Грозного, Ленина, Сталина, Зои Космодемьянской) в принципе ничем не отличается от мифологизации легендарных героев (Рюрика, Ромула, Рема, Ахилла, Иисуса Христа). Однако настоящей исторической науке чужды какие бы то ни было сомнительные параметры, вроде «пассионарности». Откуда и почему вдруг берётся эта «внутренняя энергия» народа? Как её можно измерить? «Версии» самого Льва Николаевича насчёт «мутации» этносов за счёт радиационного излучения критики не выдерживают.

А идеологии! Ведь это не что иное, как мифы о «светлом будущем». Если вы попытаетесь сформулировать проект идеальной жизни на языке науки, то его поймут не миллионы людей, а лишь небольшая кучка. Чтобы сделать идеалы «очевидными» для широких масс, из них надо сотворить миф. Так стоит ли возмущаться?
 
Самое грандиозное поле действии мифологи в конце XX и начале XXI века — это, конечно, массовая культура. Она проникла во все сферы общественного сознания, придав им легкодоступный и «плоский» смысл. В Голливуде индустрия мифа приобрела всемирный масштаб. Любой, кто смотрел и анализировал голливудские фильмы, подмечал их особенность: главные герои там — бессмертные; они не горят в огне и не тонут; после страшных побоев всегда остаются целыми и красивыми; падая в пропасть, только слегка поправляют галстук; они несут в жизнь добро и всегда побеждают «нехороших парней». Голливудские Спартаки, Клеопатры, Александры Македонские, Барбароссы и даже Иисус Христос — это ряженые американцы. Их действия всегда современны. Их психика точно нацелена на давно расшифрованные рефлексии. Всё рассчитано до мелочей, потому что «работают» архетипы сознания.    

Ещё одним наглядным проявлением мифологии в наше время является «любимая» всеми нами реклама. Её «впихивают» в самые драматические фрагменты фильмов, не взирая на их контекст. Широкое распространение реклама получила только в постиндустриальном обществе, когда рынок оказался переполненным товарами, которые по своим свойствам практически не отличаются друг от друга.
Реклама внедрила в наш мир определённую систему ценностей, разделяя «высшее» и «низшее», главное и второстепенное. Стремление к улучшению жизни — вот её главный символ! Наиболее распространённый миф, который смотрит на нас с рекламных щитов, плакатов и экранов ТВ — это модель счастливой семьи. Такая семья, как правило, состоит их двух молодых и преуспевающих в жизни супругов, чаще всего имеющих двух (желательно разнополых) детей. Они жизнерадостны и здоровы, потому что с аппетитом наворачивают за обе щеки ёгурты, творожки «Danone», сыр «Hoch land». Вокруг них бегают очаровательные собачки, трескающие свой корм «Home Food» или «Barf», и кошки, жующие «Whiskas» и «Felix». Любимую маму («Мама заболела!..») лечат порошком «COLDREX». А мама, в свою очередь, полощет детские шмотки с помощью моющего средства «Ariel».
Мифологическому сознанию присуще стремление идентифицировать себя с героями мифов и встроиться в создаваемую ими систему ценностей, разделяемых большинством. Реклама широко эксплуатирует эстетические  ощущения, чувства любви, надежды, традиции, патриотизм, тотемизм (веру в единство социальной группы)… Вспомните: «Сила тайги, сила реки, сила гор, сила духа, сила воли, сила красоты, сила семьи, сила традиции, сила движения, сила света…» И что же это за мифологическая сила, воедино соединяющая всё и вся? Оказывается, газопровод «Сила Сибири»! И всё благодаря «Газпрому» – национальному достоянию!
Немалое значение для рекламы имеет магия. Помните? «Баунти» — райское наслаждение!»; «Ласка» — магия цвета!»; «Орифлейм» — вы этого достойны!» и т.п.

Ну, и какие же выводы следуют из моих рассуждений?

Мифы ведь уже никогда не заменят ни религии, ни науки, ни искусств. Но важно понимать, какие «следы» в нас остались от прошлого. И вовсе необязательно стирать их из памяти! Мы ведь издревле «используем» антропоморфизм (уподобление природных явлений человеку), анимизм (одушевление неживого) и «сопричастность» ко всему окружающему. Мифы «живут» у нас в подсознании, являясь нам в каждом акте творчества, как только мы пытаемся придать объективному содержанию некий Смысл. Николай Бердяев писал так: «Смысл может быть лишь в субъективности, в объективности есть лишь издевательство над смыслом». Другими словами, никакого «объективного» смысла в природе и в жизни не существует! Он рождается, как акт нашего творчества, проистекающий из стремления наделить значением все феномены природной и социальной реальности: дождь, грозу, войну, семью, героизм, защиту Родины, любовь, воспитание детей, рождение и смерть.


Резюме: Смысл Жизни — это не то, что мы должны в Ней найти, а то, что мы Ей можем придать!»