Записки наобум. Былька 4

     Много лет назад, будучи в Петербурге проездом, я купил книжку одного хорошего русского, некогда советского, писателя. Одна из вещей в ней называлась «Роман-пунктир». Название, как и сам роман, мне понравилось. Рассказывалась история мужчины и женщины, длившаяся много лет. Как пылкие и острые отношения молодых влюблённых со временем превратились в скучную и банальную связь двух взрослых, обделённых жизнью, неустроенных людей.

     Теперь вот что.

     У каждого из нас есть в жизни нечто, достойное романа. Оно пишется, нами не замечаемое, как не важное, лишнее и постороннее. Пишется кем-то  и где-то в соседней комнате, куда мы редко заходим. Но иногда автор заглядывает к нам, мы вспоминаем о его писанине, пусть ненадолго. А потом опять забываем, откладываем в сторону до какого-то случая, который вдруг напоминает нам, что в той комнате пишется не что иное, как наша собственная жизнь.

     Тогда звякает цепь воспоминаний, похожая на тот самый прерывистый, лёгкий, почти не ощутимый, но настойчивый и прочный, личный графический знак.

                ПУНКТИР

     С Максимом я познакомился, поступив после школы в Топографический московский политехникум. Мы быстро сдружились и стали приятелями не разлей вода.

     Тогда я делал первые попытки писать. В основном, короткие рассказы и, в основном, подражая любимому Чехову.

     Максим приехал в Москву из Элисты, хотя сам был русский и о Калмыкии отзывался как о вынужденной родине. Он тоже любил литературу и не раз привозил мне из Элисты редкие книги: Платонова, Шукшина, Хемингуэя, Сэлинджера. 

     Я предложил Максиму пожить у меня в моей однокомнатной квартире, а не в общаге. Он согласился, и наша студенческая жизнь стала ещё веселей и круче.

     Как-то вечером он застал меня за пишущей машинкой.

     - Что это? – Максим взял со стола стопку листов.

     - Рассказ.

     - Я прочитаю?

     - Валяй.

     Через десять минут, закончив чтение, мой друг сказал:

     - Хороший рассказ. Напечатать не пробовал?

     - Где?

     - Да где угодно. Вариантов - туча. И есть один - стопроцентный

     Тогда я и узнал, что отец Максима – главный редактор газеты «Комсомолец Калмыкии» и что он мой рассказ обязательно напечатает. Кокетство моё было отвергнуто. Максим забрал рукопись, отправил её с письмом отцу в Элисту, и через пару месяцев принёс мне два номера «Комсомольца Калмыкии», где на последней полосе стояли рассказ «Весенний вальс» и моё имя как автора. Ещё через месяц я получил переводом свой первый в жизни гонорар: 19 рублей 40 копеек.

     Я не верил своим глазам. Я стал писателем и, кажется, настоящим! Причём, без малейшего усилия. Мы с Максимом пошли в нашу районную пивную, фольклорный «гадюшник», и обмыли успех молодого начинающего таланта.

     Это была первая чёрточка пунктира длиною в полжизни с довеском.

     Через десять лет отец Максима с женой перебрался в Москву. Болеслава Борисовича назначили каким-то партноменклатурным боссом не то в МГК, не то в ЦК КПСС. Ему полагалась огромная четырёхкомнатная квартира в Новых Черёмушках.

     Максим в шутку называл шестнадцатиэтажный пятиподъездный дом на краю Воронцовского парка «генеральским». В этом доме жили какие-то чины Генштаба и Минобороны, а во дворе то и дело парковались чёрные «Волги» и «Чайки».

     В холле первого этажа размещался небольшой промтоварный и продуктовый магазин. В нём продавали колбасу сервелат, американские сигареты и заграничные презервативы. Максим частенько приглашал меня с моей первой семьёй в гости. Мы пили хорошую водку в 18-метровой кухне, слушали диски на японском музыкальном центре в проходном шикарном квадратном коридоре, развалясь на кожаных креслах и куря «Мальборо» или «Винстон».

     Болеслав Борисович относился ко мне дружелюбно и с интересом. Иногда читал мои публикации и благосклонно щурил умные, тёмно-синие глаза. Я, коренной москвич, рядом с ним почему-то ощущал себя глубоким провинциалом. И с просьбами что-нибудь где-нибудь напечатать не лез.

     Однажды за бутылкой «Смирновской» Максим упрекнул меня, что я совсем не показываю отцу свои литературные опыты.

     - Ему не до того, - отозвался я. – Я уж сам как-нибудь.

     - Не дрейфь, - Максим почти по-отцовски прищурился. - Батя очень любит молодых авторов. Тащи чего-нибудь, если ему понравится, он напечатает.

     Через год я таки принёс стихотворную поэмку «P.S.» о своём летнем любовном приключении в Коктебеле. Болеслав Борисович прочитал поэмку, сказал, что она неплоха и может быть напечатана. Я его поблагодарил. Он убрал рукопись в солидный виповый портфель и вдруг добавил:

     - Всю жизнь искал молодого гения. Но стать открывателем так и не случилось.

     Он не загрустил, а лишь задумался о чём-то своём.

     Я покорно ждал.

     - Ладно! – встрепенулся Болеслав Борисович. – Напечатаю в какой-нибудь калмыцкой газете по своим каналам. Но без гонорара. С этим делом у них теперь туго.

     - Спасибо! Когда вам позвонить?

     - Макс сам тебе позвонит. Думаю, что через месяц. Счастливо!

     Месяца через полтора Максим действительно позвонил и передал мне газету с напечатанной поэмкой. Ту газету я подарил своей знакомой. Она была героиней моего опуса и я хотел таким образом вежливо распроститься с ней, как бы поблагодарив за всё то, что летом произошло между нами в благословенном Коктебеле.

     Пунктир продолжал длиться, со временем став похожим на череду минусов с прочерками.

     В конце 1990-х от инсульта в возрасте 59 лет скончался Болеслав Борисович. А в 2009 внезапно умер Максим. Он работал в Управе Хорошёво-Мневников начальником отдела землеустройства. Как мне позже рассказали, его подсиживали какие-то мерзавцы, которые наняли отморозков и те поздним осенним вечером избили Максима, изуродовав ему лицо и тело. Под самый Новый год Максим скончался в Пироговской клинике. Я был на похоронах. Видел его несчастную мать, жену и дочь. Мы ни о чём не поговорили. Да и не о чём было разговаривать. И им, и мне всё произошедшее казалось неправдой.

     Я больше не ездил в «генеральский» дом. Написал рассказ об этой истории, начавшейся за здравие в Топографическом политехникуме и кончившейся за упокой в Новых Черёмушках.

     Но рассказ нигде не напечатали. От него остались лишь несколько страниц с заголовком «Страшный сон», набранные на компе, и там же с десяток наших с Максимом фотографий.

     А сам роман-пунктир оборвался раз и навсегда.


               
               
                январь 2022,               
                Саморядово

…………………………………………………………….
Мы с Максимом на студенческой практике. Фото Александра Юдина.