Белая бабочка войны. На полях Первой мировой

Все в нашей жизни начинается с первого вздоха нашего.Наверное ,первый раз вдохнуть больно,вот и кричит маленький,только что родившийся человечек,вот и заливается слезами. Потом,первый шаг,первое слово,первая схваченная ладошкой вещичка. А потом события,поступки,мысли,чувства накапливаются с огромной скоростью и в неисчислимых количествах и становятся причинами неведомых последствий,уже и от воли нашей не зависящих и нам совершенно неподвластных.И приводят нас к тому,что мы и представить себе не могли.И глядишь,уже сидит человек и думает,как же это произошло,отчего,за что и почему со мною,а не с соседом колежским регистратором Клёпиковым.
Суета перрона ,постоянно пребывающих людей, толкотня, быстрые слова прощания и слезы и объятия прощающихся со своими близкими отвлекли меня от тревожного ожидания того страшного момента ,страшного своей неизвестностью и полной непредсказуемостью, а не реальной опасностью, того страшного момента когда ступлю я на подножку вагона и окажусь уже там ,за незримой чертой . Там по ту сторону мира .На войне .Серебрящиеся на солнце рельсы захватят колеса поезда и потащат нас в сиреневую неизвестность будущего .На войну , на фронт. Стрелка круглых вокзальных часов ,доселе спокойно указывающая острым копьем своим на цифру три сдвинулась с неумолимостью домоклова меча и ухнула вниз на цифру четыре .Прошли последние пять минут мирной моей жизни . Встревоженные ,словно поднятые ураганом белые бабочки, медсестры все одновременно направились к вагонам белые хлопья летящие сквозь серую толпу шинелей и шуб .
Звучали последние слова провожающих. Слова обращенные не только к своим ,но и ко всем вообще уезжающим.В тот необычайно трогательный момент какого то всеобщего  умиления своими были все . – Высокий худой старик в каракулевой шапке ,в длинном черном пальто ,в пенсне в острой бородкой отдающей в желтизну  мелко крестил отъезжающих и повторял тонким надтреснутым голосом –Храни Бог воинство православное .Воинство православное храни Бог . Совсем молоденькая девушка ,наверное гимназистка кричала - Мы вас любим .Вцепившаяся в её шубку малышка ,повторяла за ней –Мы вас любим. Тут отец прощался с сыном ,там брат держал за руку  брата и что то горячо и восторженно говорил ему , дальше мать плакала обнимая уезжающую дочь в форме медицинской сестры. Я зашла в вагон .Через открытые окна передавали свертки и тянули руки  для прощального рукопожатия. Прозвенел звонок ,потом короткий деликатный гудок паровоза, вагоны качнулись и эшелон тронулся .Платформа запестрела разноцветными платочками, последним прости остающихся дома .Пол часа за окном мелькали какие то строения, унылые каменные дома ,облезлые цистерны ,вагоны ,платформы, груженые лесом и углем ,заводские неопрятные здания ,склады и проулки .Потом начались поля и поезд как будто ощутив простор впереди ускорил бег . В тот момент, когда моя привычная и такая милая жизнь осталась позади, а новая , неясная, пугающая своей неизвестностью еще не наступила ,я и решила писать свой дневник .

Всю дорогу я ехала хорошо,свернувшись на верхнем диване ,наблюдала жизнь за окном и своих попутчиков и пыталась читать.Отвлеали только постоянно шуршащие конфетными обертками медсестры,мало не с гимназической скамьи.Потом я начала вспоинать начало этой войны .Мы сперва и не поняли ,что это .Да я наверное и сейчас не очень понимаю. Слово ВОЙНА ничего сперва не говорило .Потом ,потом прошли манифестации ,звучала музыка и все в едином ,вдохновенном порыве пели гимн .Газеты запестрили грозными заголовками.В самом воздухе,казалось,было разлито воодушевление и всех охватило чудесное чувство почти родственной общности и единства.Такое бывает только в минуты всеобщей великой радости или перед большой бедой.А потом старые знакомцы стали появляться в военной форме готовясь к отправке на фронт .Они выглядели совсем по другому .Нескладные юноши вдруг превратились в мужчин подтянутых и строгих. Может это только казалось, может это магия военной формы ,петлиц и погон . Но не скрою ,меня это волновало.  На вокзал пришел первый эшелон раненых .Весь город встречал его .Люди ,люди опять люди. В грязных шинелях, с перемотанными заскорузлыми бинтами головами ,на костылях, с висящими на перевези руками ,хромающие ,ковыляющие , безвольно лежащие на носилках. Я увидела глаза одного солдата .Вернее не глаза, а черные ,ввалившиеся пятна.Он смотрел на меня не видя. Утром я пошла записываться на фронт .Там уже была целая толпа таких же как я .Они шумели ,толкались, требовали ,умоляли .Но записи все не было и не было .Мы прождали несколько часов .Мне почему- то казалось что меня
 возьмут .Так и произошло .
Приехали на войну мы ранним, осенним утром и после такого долгого пути ноги гудели с непривычки на прибитой привокзальной земле .Эшелон  разгружали ,снимали с платформ кареты с красным крестом и фонариками ,сложенные палатки, медицинский багаж и наши вещи и все неторопливо и спокойно грузили на подводы .В обед мы двинулись к линии фронта и почти сразу на встречу нам стали попадаться легкораненые солдаты самостоятельно идущие в тыл .Некоторые шли сами, некоторые помогали друг другу а иные садились отдыхать на обочине дороги. Они шли ,вернее брели понуро ,опустив головы и глядя в землю. Чуть погодя я увидела лежащего у дороги человека . Он лежал лицом вниз согнувшись, как будто пытаясь прикрыть живот и обхватив голову руками . Никто не обращал на него никакого внимания. Я уже было хотела спрыгнуть с повозки ,а потом поняла, что он мертв .Он был мертв .Мертвый германский солдат лежал там пытаясь защитить живот и прикрыть голову.
Доехали ,развернули госпиталь огромную четырехугольную палатку ,палатки для врачей и сестер ,палатку аптеки и склад перевязочных средств и медицинских препаратов .Стали поступать раненые и на наших белых фартуках расцвели красные розы .
Странным ощущением первых дней было то, что все это происходит не со мною, вернее ,что меня прежней и нет больше . А есть совсем другой человек ,постоянно старающийся быть собранным и сосредоточенным ,с ловкими и скупыми движениями ,с ровным тихим голосом .С полным отсутствием личных интересов ,подчиненный раз и навсегда заведенному порядку и негласным правилам . И даже имя у него другое . Все зовут его не Варенька ,а сестра .
Стало много тяжелых ,их приносили на сложенных винтовках. Остальные добредали и доползали сами.
Все правила обычной жизни здесь были отменены .Если в мирной жизни после дня службы был обязателен отдых и ночью надо было спать ,а днем есть по крайней мере три раза и полдник и чай . То здесь, на войне ,это было совершенно необязательно . Рабочий день не заканчивался пока шел бой . За четыре дня боя я спала урывками два раза по часу и ела два раза хлеб с чаем и один раз кашу во время короткого затишья .За эти дни я превратилась в автомат реагирующий только на слова Зажим, Пинцет ,Бинт . Выйдя через четырнадцать часов из операционной я сразу попадала в палату с бесконечным –Сестричка ,мне бы по нужде .-Сестричка, воды. –Сестричка, ослобони повязку.
Я стала ненавидеть героизм . Героизм делал поток раненых непрерывным и мучил меня …Хуже голода и жажды невозможность уснуть .Сперва ты пребываешь в полусне ,размытая между этим миром и своими грезами ,когда каждое событие и вещь искажаются в странной фантасмагории. Потом начинаешь периодически отключаться от реальности ,проваливаясь в секундное небытие и пропуская половину услышанного слова . После, возникает невероятно тягостное чувство в середине головы и во всем теле . И кажется готова на все ,что бы свернуться калачиком и заснуть хоть на десять минут в углу палатки . А потом тело перестает подчиняться . Отключается на секунду сознание и предметы падают из рук , коленочки подгибаются ,и тело само пытается прилечь.
Увидев меня в таком состоянии, бывалая медсестра тихо прошептала – Соберись, всё еще только начинается. И выгнала меня на воздух ,собрать бинты и клочки ваты разбросанные ранеными вокруг операционной палатки .Свежий холодный воздух взбодрил меня .Сон унесло порывами ветра ,колышащими луговую траву .Вдалеке ухало и оттуда, от линии фронта брели раненные солдатики .Маленькие точки на горизонте .Их было много .
Несколько раз приводили раненных немцев  в грязных и окровавленных синих мундирах. Они истекали страхом . Страх стекал с них, холодным потом сочился из пор .Видимо их пропаганда хорошо пугала свои войска .По какому то молчаливому соглашению, их допускали до врача без очереди .Поле перевязки они немного переводили дух, а после чая с хлебом смелели и пытались ,что то рассказать нашим раненым ,те сочувственно кивали – Вишь ,немец. А тоже страдание принимает .Не бось, не бось..мы понятие имеем ,самим больно .
Высокий,худой,ироничный врач Петр Сергеевич,в редкие минуты отдыха читавший томик стихов и замирающий с устремленным в степь взглядом.Старшая медицинская сестра,всегда готовая помочь,каким то чудом оказывающаяся именно там,где нужна и подхватывающая случайно опрокинутый стакан до того,как из него выльется хоть капля воды.Молоденькая медицинская сестра Тася,плачущая над заснувшими ранеными.Другие сестры и врачи, стали для меня рельнее моей семьи.А пациентов мы воспринимали как деток,так они нуждались в нас и с такою лаской относились.   
Так все и шло две недели. А потом госпиталь накрыла германская артиллерия .Я спала .Меня отправил спать врач и приказал поставить рядом с койкой три котелка каши сухарей и чая .Сказав одно слово – Истощение .
Я спала, ела, опять спала .Очнулась на земле .Надо мною было ночное небо расцвеченное вспышками и ревом далеких орудий .Палатки не было . Я встала и пошла . На месте операционной куски палатки ,куски людей ,кровь, мешанина какого то мусора . Аптечной палатки нет. Сметена палатка врачей . От палатки медсестер остались рваные клочья материи ,колышащиеся в темноте траурными флагами. Я брела молча по уничтоженному госпиталю пока не упала .
Легкораненые вынесли меня на шинелях и несли всю дорогу до села ,до расположения другого нашего госпиталя ,которому повезло разместиться под крышами ..Потом ,врач рассказал ,что принесшие меня солдатики чуть не плакали и просили спасти сестричку – она ,мол, ко всем с добром и до людского страдания чуткая .Меня спасли .Только ампутировали левую руку и война для меня закончилась.


Рецензии