Книга. Ромкины рассказы

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

                Посвящаю моему отцу Кустову Роману Ивановичу

 

Фото. Кустов Р.И. г. Чайковский, 1965г.

РОМАН ИВАНОВИЧ КУСТОВ (1933-2017)

Родился 8 мая 1933г. в деревне Малые кусты Фокинского района (Чайковского района Пермского края).
Ветеран Великой Отечественной войны, труженик тыла, преподаватель, тренер, судья, имеет более сотни грамот за участие в соревнованиях как спортсмен и тренер.
Роману было 3 месяца отроду, когда в августе 1933 года репрессировали его деда Евлампия с бабушкой Татьяной Кустовых, отца Ивана Евлампиевича Кустова, и всех троих сослали на Соловки. Иван позднее был перенаправлен на строительство Беломорканала. Дед перед отъездом успел сказать невестке Акулине Васильевне Сухановой: «Уходи к своим родителям в деревню Лукинцы. И мы вас, а вы нас - не знаете». Так с трёхмесячным сыном на руках Акулина вернулась в родные Лукинцы.
В 1950 г. Роман окончил ремесленное училище в г. Перми. С 1951 по 1955 г. учился в техникуме им. Лесгафта в г. Ле-нинграде. В 1970 г. окончил Пермский педагогический
институт.
Среди его достижений: 25-летний стаж работы в школе №2 и Техникуме легкой промышленности в городе Чайковском Пермского края, Победы в соревнованиях, сотни выпуск-ников. Он – изобретатель счётных таблиц для лыжных го-нок. Папа был талантливым рассказчиком. Трепетно отно-сился к природе. Его особенность – он любил всё вокруг.
Всю свою жизнь отец жил, осознавая себя внуком «врага народа». Родные отца не давали о себе вестей, видимо, по той же причине. Была спущена сверху директива: «…потомков «врагов народа» не принимать в комсомол и на престижную работу», что подтверждается серией книг «Жертвы репрессий». (Только после ухода Романа в другой мир мы познакомились с его родными со стороны родного дяди Савина, его младшей дочерью Степанидой Савинов-ной Аристовой, её семьёй, а также Людмилой Третьяковой.
В 1959 году умерла мать Романа. В том же году в селе Фо-ки он познакомился с выпускницей Пермского строитель-ного техникума Раисой Филипповной Пыщевой, 1939г.р.,
Раиса Филипповна и Роман Иванович Кустовы поженились и прожили вместе 58 лет. У них родилось двое детей – дочь Ирина и сын Игорь Романович Кустов (16.02.1964 – 25.10.2010). У Романа и Раисы есть двое внуков и правнуч-ка, которая делает свои первые самостоятельные шаги в этой жизни.



ЦИКЛ «РОМКИНЫ РАССКАЗЫ»
(Из воспоминаний моего отца Кустова Р.И.)
ИВАН
Вечером отец сидел на кухне с каким-то мужчиной. Это бывало не часто. Из их разговора я поняла, что он будет у нас ночевать. Отец всю ночь просидел с ним, вспоминая своё детство, деревню и родню.
Гость был примерно его возраста, невзрачный на вид. Меня определил в красавицы.
В его голосе было что-то необъяснимое – тёплое: тембр, интонации. Он не раздражал. Хотелось его слушать. Он успокаивал. Не мешал засыпать. Даже, наоборот, он был как сказка или колыбельная перед сном.
Ночью человек ушёл из дома на поезд. И только утром я узнала, что это был мой двоюродный дядя Иван. Отец по-сле его ухода долго не мог заснуть от нахлынувших воспо-минаний.
А проснувшись, долго рассказывал мне о своём детстве.
МЯЛКА
- Нас было в деревне трое одногодок: я, Ванька - мой двоюродный брат и Сашка Щелканов.
Это когда выросли, стали дружить, а так всё время дрались.
Было нам лет по двенадцать.
Я был большым выдумщиком. У меня появилась идея - со-считать все зубья у мялки. Мялка имела два колеса с зубь-ями. В ней лён мяли. Вот мы с Сашкой и пошли считать зубья. Для удобства Сашка лёг на пол. А я за ручку крутил мялку. Ему показалось – что я медленно кручу, и мне при-шлось прибавить скорость. Сашка перестал успевать за мной. И он стал считать, перебирая зубья рукой. Средний палец правой руки затянуло между колёсами и раздробило зубьями. Я крутанул обратно, чтобы ему помочь достать руку. И колесо пошло в другую сторону, а зубья ещё раз прошлись по руке.
В результате кости пальцев были раздроблены. Сашку от-правили домой, а потом отвезли в больницу, и там оказали помощь. Кости срослись. Палец впоследствии немного действовал.
Сашкина мать прибежала к моей матери и говорит: «Твой Ромка моему сыну весь палец ножом порубил».
Наши родители строго настрого запрещали нам подходить к мялке, и поэтому мы с Сашкой ни слова про мялку не сказали. И мне пришлось согласиться: «Да, мол, ножом…».
- А где нож?
- В колодец бросил. Он в крови весь был.
Тут моя мать сломала вицу побольше и отстегала меня до крови.
На этом мои приключения не кончаются.
ФОМА
Был у нас в деревне Фома. Парень здоровый, старше меня, но увалень. Он хоть сильнее был, а я - изворотливее.
После очередной драки он пообещал, что уроет меня. А я дал ему слово, что он меня ещё запомнит.
Я долго ждать не стал. Подкараулил его, когда он шёл до-мой ужинать. Только он дверь открыл, как я его широкой доской огрел. Фома вырубился, и впал в кому. Увезли его в больницу. В коме он был трое суток.
А в деревне никто так и не узнал, кто так уделал Фому. Ко-гда он пришёл в сознание, то всё рассказал моей матери. Вица опять гуляла по мне ниже спины.
Фома мне снова пригрозил. Но я не стал дожидаться, и вы-рубил его опять доской, подкараулив у дома.
Больше он мне не угрожал расправой. А ему наука: Не рас-пускай свой язык!
НОЧНОЕ
С десяти лет меня поставили за плуг. Но я сказал, что у ме-ня мала масса. И меня определили пастухом. А затем, лет до пятнадцати я ходил в ночное с лошадьми. Однажды я забрался в стог. В центре стога была палка, которую назы-вали стожар. Вокруг неё метали сено. В стогу я забрался в ямку из сена и свернулся в колечко вокруг стожара.
Стемнело. Вдруг стог зашатался. А сверху донеслось: «Жу-жу-жу…, з-з-з…». Я выглянул, а там - бык. Оказывается, он забрался на соседнюю пасеку и уронил улей. Все пчёлы вылетели и облепили быка со всех сторон. Бык рванул в поле к стогу, чтобы сбросить пчёл, а там - я. Бык бодался и тыкался в стог. Потом пчёлы улетели. Бык успокоился и ушёл. А я долго ещё не мог заснуть.
ЗАЛИВНЫЕ ЛУГА
Там, где сейчас Воткинская ГЭС находится, были луга за-ливные. Там росли иван-чай, мелисса и другие травы. И все они были лечебные. Колхозники, которые работали на се-нокосе, рукой захватывали пучок травы из любого места и бросали в ведро с кипятком. Потом пили чай.
А ГЭС построили, и лугов заливных не стало…
ПЧЁЛЫ
- Нам было лет по десять-одиннадцать. Мы втроём с маль-чишками захотели поесть мёда. Залезли в соседний огород. Открыли улей. Плеснули в него кипяток, чтобы пчёлы уле-тели. Пошёл пар. И раздалось: «У-у-у…у-у-у!»
Пчёлы, видно, умнее нас оказались. Они вылетели и набро-сились на нас. Мы - бегом. Одного - всё же покусали.
Деревня Лукинцы находится в низине. А гора, которая вы-ше уходит, называется Верхотурьем. Вот мы туда и побе-жали. Километра полтора. Домой-то нельзя. У Ваньки лицо от укусов распухло. Сделали там шалаш. И трое суток но-сили ему еду, делали примочки из воды. А ведь от сильных покусов и умереть можно.
Родителям говорили, что с Ванькой всё хорошо, и он скоро вернётся домой. Но нас выследили. И когда увидели опух-шего Ивана, то сразу поняли: «Так вот кто у Макара Ва-сильевича пчёл нарушает».
Потом всё обошлось.
ТРЯСОГУЗКА
- Я давно наблюдаю за трясогузкой у нас в огороде. Везде много котов и кошек, а она свила себе гнездо. Я видел, как она держала в клюве червячка. Наверное, у неё птенцы. Но смотреть на них нельзя, потому что они могут съесть сво-его детёныша и разорить гнездо. У них две семьи. Одна па-ра свила гнездо где-то за забором.
ПЕРЕГОН ИЛИ СКАЗ ПРО КОРОВУ
Жили мы с матерью в деревне так, словно ходили по краю жизни, до того была безнадежна наша судьба. Мать знала, что в любой момент эта ниточка может оборваться. То сена не было, то - неурожай. Каждый год мы брали телёнка, а через год сдавали корову на мясо. А иначе жить было нель-зя. Колхоз не даст ни машину, чтобы привезти дров, ни свет не подключат, и ничего остального не дадут.
Мне было четырнадцать. Я как настоящий мужик работал на тракторе, рубил дрова и пас скотину. Чтобы заработать побольше, подрядился пастухом для перегона животных из Лукинцев в Пермь.
Стадо было большое. Пастухов – двое: я и Вовка. Живот-ные не могли долго идти по насыпи, по щебёнке и камням. Маленькие овечки, козы быстро обезноживали. Их прихо-дилось везти на близлежащий мясокомбинат. Грузили мы их на телегу. Но вскоре животных набралось десять, и нам чуть ли не пришлось выбросить наши продукты, которые мы взяли в дорогу, поэтому животных засаливали в бочках.
По дороге к нам прибились животные с окрест живущих посёлков. Мы им ставили клеймо, и вводили в стадо. За-брали даже быка племенного, но позже у нас его отобрали по суду. В результате перехода мы с Вовкой остались ещё должны колхозу.
Позже, когда я вернулся из армии, договорился с августа работать преподавателем физкультуры в школе. А чтобы прожить три летних месяца, пошёл работать в артель лесо-рубов, где платили вдвое больше, но не было соцгарантий.
Так как мать заболела, и её необходимо было везти в Пермь на обследование, очередную корову сдали на мясо-комбинат. Но соседи поговаривали, что кто-то её выкупил. Милка была очень хороша собой.
Работал я в лесу, который рос в центре современного горо-да Чайковского. А посреди леса бежала река Сайгатка, ко-торая впадала в Каму. По берегам её рос лес, который и рубили для будущего котлована Воткинской ГЭС.
Однажды, когда я шёл на работу, то увидел стадо. Одна из коров показалась мне знакомой. Я позвал её: «Милка, Милка». Корова откликнулась и приблизилась ко мне. Мы стояли и смотрели друг на друга. Я не мог сдержать слёз.
ГУСИНАЯ ВЕРНОСТЬ.
Сказка-быль
Моя матушка была очень красивая, и деревенские мужики вовсю ухлёстывали за ней. Ходили целыми табунами. Наш сосед Николай тоже обращал на неё внимание. А чтобы добиться большего расположения с её стороны, занимался со мной: брал на охоту и рыбалку. Места в наших краях великолепные. Когда смотришь издалека на лес, возвы-шающийся над деревней, то кажутся невероятными волни-стые линии покатых обрывов.
Деревня расположена в логу, над которым раскинулась клубничная гора. Лесная клубника прячется в траве. Чтобы её найти, нужно подниматься по отвесному склону. Поэто-му, чаще всего, ягоды собирали, стоя на четвереньках, или сидя, а иногда и лёжа на боку. Природа щедро вознаграж-дала за собранные ягодки,  внимание и доброе отношение к ней. А как же не радоваться маленькому чуду, наполнен-ному несказанным ароматом и вкусом, который помнишь потом всю жизнь. Это - как связь с Небом, космосом, звёз-дами. Каждый стебелёк подержишь в руках, каждый кус-тик погладишь, увлажняя росой руки. Вместо сорванной ягодки на другой день на этом  же месте поспевала новая.
Однажды Николай решил взять меня с собой в лес поохо-титься на белок. При полном снаряжении мы выдвинулись в путь. У Николая - ружьё. В лесу он подстрелил несколько белок. А затем на поляне прицелился и попал в гуся. Гусь упал вниз и ударился оземь. Подстреленный гусь оказался живым. Мне было очень жалко гуся, и Николай согласился на мою просьбу - не добивать, а взять гуся домой подле-чить.
Когда принесли домой, мать смазывала и обрабатывала  рану. Месяца через полтора рана затянулась. Дом у нас был небольшой. Гуся пришлось поселить вместе с коровой. Бу-рёнка сначала не принимала гостя и от своего пойла оттал-кивала. Но через какое-то время они вместе пили из ведра. Бурёнка ела вниз головой, а гусь набирал еду в клюв, по-том выпрямлял шею, запрокидывал голову назад и прогла-тывал.
Как-то раз я решил помыть гуся. Гага очень волновался. После горячей бани у него случилось расстройство желуд-ка. Оказалось, что в горячей воде мыть гусей нельзя. У них под крыльями есть специальная жировая смазка. В природе они купаются только в холодной.
Мы с матерью жили бедно. Поэтому специальной еды взять было негде. Знали, что ему нужно кушать травку. Я рвал её и приносил Гаге. А так, кормили всем, что ели сами – картошкой и хлебом. Сена к весне не оставалось. Даже корову кормили соломой. Для гуся я солому распаривал, и такую еду гусь проглатывал.
Весной пытались выпустить его на волю. Гага учился ле-тать заново. У него ничего не получалось.
Осенью, когда над домом, курлыкав, пролетала стая гусей, наш Гага поднялся в небо и улетел вместе с ней.
А через год в это же самое время соседи видели, как проле-тая над деревней, стая гусей долго кружила над нашим до-мом, как будто приветствуя своего спасителя в знак благо-дарности.
О ДЕРЕВНЕ ЛУКИНЦЫ (1941-1945)
Во время Великой Отечественной войны из блокадного Ленинграда людей отправляли на Урал, подселяли к семь-ям, и обязывали местных жителей выделять по трети уро-жая беженцам.
Я жил со своей матерью в деревне Лукинцы Фокинского района. Наша семья* состояла из двух человек – меня, де-сяти лет от роду, и матери, которой ставили «палки» за трудодни. К нам подселили семью, состоящую из трёх че-ловек, мужа с женой и девочку. Десятилетним мальчишкой я сел за трактор, чтобы выжить, и ещё потому, что больше мужиков в деревне не было. Все ушли на фронт.
В лучшие времена мы ели лебеду, картофельные очистки. В худшие – зёрна с поля. И когда попадались прогорклые, получалось отравление. После чего все долго болели. Чем в такой семье можно было делиться, если не было штанов, чтобы ходить в школу? А когда всё-таки пошёл учиться в школу в деревню Чумную, находящуюся за три километра от дома, то зимой приходилось идти на лыжах. И когда я
совсем замерзал, соседская девочка давала мне свою тело-грейку, чтобы согреться.
Когда мне исполнилось четырнадцать лет, я хотел уехать в Пермь. Но меня три раза снимали с парома, потому что не было паспорта, и возвращали в деревню. Раньше колхозни-кам паспорт не выдавали вообще. А вместо зарплаты всем ставили трудодни. (Такое вот крепостное право по-новому. прим. автора).
И всё же мне удалось окончить ремесленное училище в Перми и поступить учиться в Ленинградский техникум фи-зической культуры им. Лесгафта, общежитие которого рас-полагалось на территории Александро-Невской Лавры.
В Ленинграде я участвовал в соревнованиях по лёгкой ат-летике и бегу на длинные дистанции. Мой тренер нашёл мне преподавательскую работу. В свободное время я рас-пространял билеты в театры, куда и сам любил ходить. Пи-сал стихи.
Позднее, после войны, когда меня пригласили в гости ле-нинградцы, я нашёл столичных жителей в затопленном по-луподвале. Они хотели выдать замуж за меня свою дочь. Но после учёбы я вернулся назад в свою губернию.






БЕЗ ВЕСТИ ПРОПАВШИЕ
Посв. Ефиму Васильевичу Суханову и Зимину Александру, безвестно пропавшим под Смоленском в 1943 году
 
Фото. Иван Васильевич Суханов (1941г.)

Этим летом, когда мы были в Лукинцах, я вдруг поняла, кто такой - муж Меланьи. Её дочь Васса бывала у нас в го-родской квартире в Чайковском со своими друзьями. Голу-боглазая, с пшеничными волосами и белой кожей, ладно сложенная. Она была похожа на мою бабушку Акулину с фотографии. Потом вообще куда-то пропала.
На мой вопрос: А муж Меланьи воевал? –  отец начал свой рассказ:
- Мы свернули с Луговой улицы, а если проехать дальше поворота - там жил мой дядя Ефим Васильевич Суханов со своей женой Меланьей.
В июне 1941-го грянула война. И в первую неделю начался массовый призыв из запаса военнообязанных, 1905–1918 гг. рождения, именно тех, кто давно отслужил.
Мой дядя Ефим Суханов, его двоюродный брат Александр Зимин и их односельчанин Михаил Черепанов воевали в Финскую (1939-1940). Им не нужна была боевая подготов-ка. Всех троих в один день отправили под Смоленск. Там два двоюродных брата - Ефим и Александр бились с фаши-стами, пока их не поубивали. Красная Армия отступала. Сталин допустил ошибку, которая всем нам слишком доро-го обошлась. Всё продовольствие расположил на старой границе – за Львовом, между Россией и Германией. Герма-ния захватила Польшу, Чехословакию, Румынию. Полови-на Румынии по договору «Гитлера со Сталиным» отходила Германии, а другая – Молдавия – России. Там, на старой границе были склады, и впервые же дни войны они доста-лись Германии. И когда началась война, нашим призывни-кам ничего не дали: одна винтовка - на двоих.
Последний приказ братьям поступил - на отступление. Ко-мандир расстелил карту и указал: «Мы сегодня в этой точ-ке, а завтра – здесь. Отступаем на Восток». Односельчанин со своим отделением побежали по полю. А Зимин Алек-сандр и Ефим Суханов – логами в низину. В поле – пшени-ца по пояс, и отряд с Черепановым пробежал удачно свой участок. И в нужную точку прибыл к вечеру. А тех, кто по-бежал логами, не дождались. Односельчанин рассказывал:
- Я ждал. Встречал. Не дождались. Нас подняли и погнали дальше, и шли мы весь день. Потом был приказ окопаться.
- Я рассказываю, а у самого ком в горле, - остановился отец, - От однополчанина известно, что сам получил ране-ние. Был под бомбёжкой. Откопали. А рука висит. Кость перебита. Руку собрали, деревяшки приставили и обмота-ли. И его - в тыл. Время было голодное. В госпитале на-чальство решило дать ему отпуск на три месяца. Потом ле-чился в Фокинской больнице. Был демобилизован за три месяца до окончания войны. В городе Чайковском стоит Стела на площади Победы. В списке «погибших и ранен-ных в бою» числятся: (два моих дяди по отцу) - Ефим Ва-сильевич Суханов и Зимин Александр, тут же - односель-чанин Михаил Черепанов. Ефим и Александр пропали без вести.

ЛЁН

Мы вернулись из Лукинцев и стали вязать берёзовые вени-ки. В дороге мама вспомнила, как её после техникума на практике в Фокинском районе посылали с вальками лён «колотить». Папа продолжил:
- На первом году лён вылёживается на снегу. Летом лён связывали в сноп, а зимой развязывали и выкладывали по одному стебельку тонким слоем. Потом убирали со снега и  сушили в бане. У нас была русская баня. Лен ставили на полки и подсушивали несколько часов, а может быть в те-чении дня, чтобы ушла вся влага. В предбаннике стояла мялка. У неё с двух сторон - ручки. Крутили вдвоём. Зуб-чиками разминали стебли. Третий человек следил, встря-хивал кострицу – внешнюю оболочку, превращающуюся стразу же в труху и опилки.
Затем лён трепали специальной деревянной саблей, в ши-рину – до 10 см, и острой по краям. Ей били по снопу и вы-бивали кострицу. После этого разделяли на паклю и ткани-ну. Из тканины пряли нить с помощью веретена. А после – вручную или на деревянном станке плели и ткали полотно.
У моей матушки Акулины был ткацкий станок, достав-шийся ей по наследству от моей бабушки Елены Галактио-новны Сухановой.
- А ты свою бабушку, мою прабабушку Елену видел? – спросила я отца.
- Да, мне было три года. Я помню, что она была очень кра-сивая.


ЦИКЛ « ИСПОВЕДАЛЬНЯ»
ЛЮСИНЬКА КУЧЕРОВА
Несколько лет я работала в социальном центре Петрогор-ска. Когда проводила опрос ветеранов, мне довелось ус-лышать незабываемую историю. На мой вопрос: « В чём вы нуждаетесь?» - Нина Александровна Кучерова поведала мне о следующем:
«Мой отец во время войны был большим начальником сек-ретной организации. Мы с мамой пережили блокаду в Ле-нинграде. У меня и у мужа - хорошие пенсии. А пережи-ваю я за дочь Тамару. Она окончила институт, и как вете-ринар, нашла себе в Соснецке работу по уходу за лошадью.
Хозяин лошади жил в Америке. Давно уехал и длительное время не появлялся.  А когда долг за содержание и лечение лошади достиг трёхсот пятидесяти тысяч рублей, появи-лась жена хозяина и сообщила о смерти мужа. Наследница приняла решение – продать лошадь и погасить долг. Но когда узнала о том, что лошадь больна астмой и задыхает-ся, имеет фурункулёз – нарывы под копытами, то заявила: «Забейте на мясо, продайте, погасите долги, а оставшиеся деньги заберите себе - на возмещение затрат».
За время работы Тамара привязалась к Люси. Она ухажи-вала за ней, как за своим ребёнком. Давала  лекарства, де-лала уколы, следила за чистотой и питанием. Люси чувст-вовала эту заботу. Чтобы попасть на конюшню, нужно бы-ло пройти длинным коридором через весь дом. И когда ра-но утром Тамара чуть слышно пробиралась по нему, на другом конце её уже ждала Люси, в полуприсяде, согнув переднюю ногу, как настоящая цирковая лошадь, хотя её этому никто не учил.
Тамара всё время думала об указании наследницы. Но как она сможет его выполнить? В голове – образы Люси, как они с ней – глаза в глаза…
Тамара пошла к Люси, чтобы рассказать ей печальную но-вость. Люси как будто всё поняла. Из её глаз покатились слёзы. «Люсинька, - простонала Тамара, - как же это...?» А мысленно перед собой видела кружащееся лицо хозяйки, изо рта которой вырывалось: «На мясо! На мясо!»
Тамара приняла решение – оставить Люси себе. С тех пор прошло тринадцать лет. Люси окрепла. Потихонечку Тама-ра начала с ней заниматься и немного тренировать.
Тамара двадцать пять тысяч рублей в месяц тратит на об-служивание Люси. Для этого работает бухгалтером в одной солидной фирме далеко за городом. Замуж не вышла. Я помогаю ей – одеваю, дарю новые вещи...», - на том конце телефонного провода послышалось сначала всхлипывание, а затем – короткие гудки…










ЦИКЛ «ИРИНКИНЫ РАССКАЗЫ»
УТРЕННИЙ КОНЦЕРТ
- А меня утром одна трясогузка будила пением. Она села на столбик, рядом с моим окном, и пела до тех пор, пока я не проснусь. Когда я посмотрела в окошко, и увидела её, она вся выпрямилась, запрокинула головку, и раскрыв клюв к небу, спела несколько трелей. Пошевелила кры-лышками. Убедившись, что я внимательно слушаю и на-блюдаю за ней, удовлетворённо закончила свой концерт. Это был настоящий певец, который кланяется после кон-церта. И серый фрак был к лицу этому артисту. Затем она вспорхнула и улетела.

ДЕНЬ ПАМЯТИ

Сегодня я поехала с отцом в Лукинцы. В Фоках в цен-тральном саду мы наломали сирени, зашли в церковь и по-ставили поминальные свечи.
Выходя из села Фоки, мы оказались на мосту через ма-ленькую речушку. С одной стороны была вода, а с другой - ил, земля, падающие ивы. Отец сказал, что с тех пор, как сделали этих три моста, никто не чистил реку, и она обме-лела.
Дальше мы пошли в горку. Невдалеке увидели ТЭЦ. В пя-тидесяти метрах от неё стоял жилой рубленный дом. Жить так близко от ТЭЦ – вредно для человека. Деревья, расту-щие рядом с ТЭЦ, умирали. Птиц рядом не было.
Подошли через полек лесу. Мы были в резиновых сапогах. Ноги проваливались. Сухие деревья, сучья и листья хру-стели и перекатывались под ногами.
Наконец, подошли к местам памяти.
- Здравствуйте, Акулина Васильевна, - сказал отец, обра-щаясь к своей матери. Мы дёргали траву, красили столик, и любовались природой. Цветы там росли необыкновенные. И земляника, и ландыш лесной, малина и рябина. Тихо. И птичка поёт, похожая на соловья. Недалеко на пригорке стоит огромная старая ель. Она скрипит. На ней лежит ста-рое сухое дерево. Ветки у ели внизу голые коричневые. Растут очень часто. И кажется, будто это руки. А густые ветки, зелёные наверху, напоминают волосы. Вобщем, ведьма лесная, да и только. Я о ней говорю отцу, а она в такт моим словам скрипит. Она, наверно, здесь самая ста-рая. Эта ель - хозяйка-хранительница. Ночью такую уви-дишь, так точно за ведьму примешь.
Отец рассказал, что лет в восемнадцать он шёл через этот лес, испугался, да так побежал, что дверь в своём доме снёс с петель, упал замертво и уснул. А утром не помнил, что с ним было.
Мне нравится в этом тихом месте. Когда шли обратно, увидели бурого зайца.
Отец сделал замечание в адрес тех, кто сеял. Несколько де-сятков зёрен лежало в каждом рядке колеи уже на проез-жей части.
- Видимо, сеялка худая. Каждое семечко надо беречь.
Небо прояснилось. Идти было легко. Отец весь сиял от любви к природе. Его отношение ко всему вокруг было нежным и заботливым. И эта любовь ко всему прекрасному передавалась и мне. Дети копируют своих родителей. На подсознательном уровне им подражают.
Если все родители будут так любить всё живое вокруг, то и дети будут делать тоже самое. Взрослый не бросит мусор - и его ребёнок поступит также.
Может быть, тогда у нас не будет свалок, где попало в лесу и в городе. И не будут тогда, повзрослев, дети строить вредные для здоровья людей и природы заводы, отрав-ляющие всё вокруг. И возможно тогда все дети будут здо-ровы.

УСЫ

Когда Кате исполнилось три года, мы приехали в город Чайковский к моим родителям. Их квартира находилась на седьмом этаже. У них жил кот Степан. Ему тогда не было ещё и года.
Кот в молодости был озорной. И всех взрослых царапал. Слушался Степан только трёхлетнюю Катю.
Однажды кот сидел на столе. У Кати в руках оказались ножницы. Через одно мгновение длинные усы стали корот-кими. Ни кот, ни я, ни прабабушка не успели опомниться. Степан продолжал также смирно сидеть на столе. Бабушка, увидев стрижку, сказала, что коту нельзя стричь усы, так как они помогают ему ориентироваться в пространстве.

ПРЫЖОК БЕЗ ПАРАШЮТА

Кот Степан был молод. Он любил запрыгивать на форточ-ку и смотреть в окно. Однажды Степан засмотрелся на птичку, потянулся за ней лапкой, и улетел с седьмого этажа вниз.
В это время бабуля уходила из дома на работу и на первом этаже увидела кота. Она подумала, что это не наш кот, так как Степана ещё ни разу одного не выпускали на улицу, и две минуты назад он был дома и сидел на форточке. И вдруг она заметила, что у него с одной стороны – короткие усы. Бабуля сразу же признала в нём Степана. Кот весь дрожал. Видимо, при падении он отбил все внутренности. Мы его лечили. Наложили шину на сломанную лапу. Но он её сбросил. Забился под кровать и стал зализывать рану. Вскоре Степан поправился. И у него всё зажило.




СПАСАТЕЛЬ

Кот Степан вышел погулять. Вечером он не вернулся, и вся семья пошла на его поиски.
Кот сидел около дома на огромной сосне, почти на самой верхушке, и жалобно мяукал.
Бабушка позвонила в пожарную часть, но там сказали, что нужно заплатить сто рублей. А из проходящих мимо людей никто не решался залезть на дерево.
Уже темнело. И тут к нам пришёл дядя Толя. Его рост был почти два метра. Он быстро залез на дерево, посадил кота в сумку и спустился вниз. Кот от стресса выпрыгнул из сум-ки за два метра до земли и, как ракета, пролетел в чужой подъезд. Мы нашли его, успокоили. Дома дали ему кореш-ки валерианы. Степан замурлыкал. И вскоре уснул.
А на следующий день я шла домой и издалека вижу: на не-большой берёзе висит «сосиска» и болтает ногами. Это был семилетний Саша. Он хотел, как дядя Толя, залезть на де-рево, но у него пока получилось только висеть на нижней ветке.

КОЗЛЁНОК

Саша родился в год козы.
Когда мама с Сашей и Катей пришли с дачи на автобусную остановку в посёлке Волковский, было уже темно. Автобус долго не приезжал.
Кроме них на остановке находился козлёнок. Сашина мама сказала козлёнку:
«Иди домой. Тебя, наверно, хозяйка дома ждёт, волнует-ся». А козлик бегал, тыкался мордочкой в корзинку, пры-гал по скамейке и не хотел уходить. Мама повторяла: «Иди, иди домой. Там тебя уже ищут. Сейчас уже темно». Но козлик, сделав несколько кругов по скамейке, стал щи-пать букет с астрами, который держала в руках мама. Она подняла руку вверх и сказала: «Ну, что же ты не слуша-ешься и не идёшь домой?» Козлёнок запрыгнул на скамей-ку и зацепил одну астру зубами. Он стал её жевать и съел. Мама сказала сыну: «Вот ты - такой же упрямый козлик!»
ЖИВОЙ ЛЕС
Саше было шесть лет. Они с мамой пошли в лес кататься на лыжах. Он любил кататься с горок. Мама предложила прокатиться по длинной пологой горке, которая была в ле-су в прежние годы.
Шли, шли, а горки-то всё нет. Саша устал, лёг прямо на снег и говорит: «Я дальше не пойду».
А в лесу - так тихо, даже ветерка не было.
Вдруг мама как закричит: «А ну-ка, быстро вставай, а то простудишься!»
Тут лес зашумел, деревья закачались, заскрипели. Поднял-ся сильный ветер. Саша испугался. Вскочил и быстро по-бежал к маме. А мама рассмеялась, обрадовалась и сказала сыну: «Вот видишь, лес и тот маму слушается». И вокруг опять стало тихо…

«НЕ ДУМАЙ – НИЧЕГО И НЕ БУДЕТ...»

Мы с шестилетним Сашей пошли кататься на лыжах. Что-бы выйти на залив, решили пройти по набережной. Снега было много. А под набережной располагалась труба, из ко-торой текла вода, и вокруг неё образовались полыньи. На-бережная была огорожена только с одной стороны. Лыжня проходила по обледенелой горке, в нескольких сантимет-рах от края. Мне пришлось в полуприсяде, держась одной рукой за перила для страховки, переступать мелкими шаж-ками, приговаривая: « Саша, я ведь упаду!» А сын повер-нулся и сказал: «Не думай - ничего и не будет!» Мне уда-лось благополучно преодолеть этот участок. И сейчас я там не боюсь ходить.
МАЙКА
К 60-летию г. Чайковского
Летом я каждый год приезжаю в город моего детства – Чайковский на берегу Камы. В этом году моей малой ро-дине исполнилось 60 лет. В начале июня состоялся музы-кальный фестиваль детского творчества им. композитора Д.Кабалевского, приуроченный ко дню рождения города, названного в честь великого русского композитора П.И.Чайковского.
Наш дом стоит напротив музыкального училища, которому в 2015 году исполнилось 45 лет. Моя мама, как прораб, строила это здание (и соседнее – школу искусств, в кото-рой училась на Художественном отделении моя дочь Ека-терина). На четвёртом этаже раньше была детская школа, которую я окончила по классу аккордеона.
Ко дню города на улице Ленина возле памятника компози-тору П.И.Чайковскому (1840-1893) заасфальтировали час-тично тротуар. В скверике у училища порадовали глаз клумбы и скамейки с кованными фантазийными беседками и оградками, в линии которых вплетены скрипичные знаки и ноты. На первом этаже училища открыта фотовыставка, посвящённая П.И.Чайковскому, приуроченная к юбилей-ной дате города.
12 июня, в 23.00, город осветил праздничный салют, по красоте не уступающий столичному.
Мама рассказала мне о пропаже соседской собачки Майки. Сидящие у магазина бабушки видели, как её затолкали в машину и увезли. У соседки недавно был инфаркт, и с по-стели её поднимает именно прогулка со своим питомцем. Майка из породы терьеров, с большими добрыми глазами. У неё – длинная шерсть, местами с рыжинкой. Соседка об-ратилась в милицию с заявлением о пропаже.
А у нас в доме два дня все разговоры и мысли - только о Майке. Ночью мне приснился сон. Будто в пустой четы-рёхкомнатной квартире нашли животное с поводком. Кто-то сказал: «Вот, держите Вашу собаку».
- Так это же кошка!- возразила я, вздрогнула и проснулась.
А вечером вышла на улицу. А там – «Гав-гав-гав!» - меня встречает волнующаяся Майка.
- О, кого мы видим! - воскликнула я, - какая радость!
Мой путь продолжился к магазину по дорожке по нашему городу-саду. Вокруг радовались берёзы, шептались травы: «Майка нашлась…», ивы, липы. Кивали алыми головками  цветков кусты шиповника, яблони махали ручками - мел-кими завязями. Ласточки, и без того взволнованные все эти праздничные дни, закружились в причудливом танце. По голубому небу плыли очень ровные, правильной формы, белоснежные облака. Третий день подряд солнце садилось в тучку. Скрывшись за лесом, оно растворялось в золоти-стой каёмке облаков сказочного чайковского края. Пожа-луй, это самый лучший подарок к 60-летию города – воз-вращение Майки домой! Ура!

1997-2017