Век

Начало (2011 год)

1887 год – год рождения бабы Пани (моей прабабушки). Деревня Ростилово Грязовецкого района Вологодской области.
1987 год - год смерти бабы Пани, город Архангельск. До 100 лет она не дожила 2 месяца.

Солженицын. «Архипелаг Гулаг».
1930 год. Город Архангельск. Мужицкая пересылка. Трупы на улицах. Их не разрешают убирать.
Трупы убирает только НКВД.

Бабе Юле 17 лет (родилась в 1912 году). Платформа, Грязовец, 1929 год. Провожает папу. У него хорошие документы. Он едет в Архангельск. В «мясорубку».

Баба Юля: «Он всем их показывал. Хотел похвастаться. Зачем? Его и убили за них». В Архангельске он не появился.
Исчез…
Что значит «хорошие документы»? Это значит - он не кулак!

Мой прадед - Павел Савельев.У него хороший дом в деревне Фетинино (недалеко от Ростилово). Дом большой и по нынешним меркам. Две половины: одна с русской печкой, другая - с голландкой. Изразцы, мебель из Питера, часы, лампа. Топится только по праздникам.
На первом этаже лавка: «Савельевъ и К».
Я видела эту фотографию в детстве, всматривалась в лица. На переднем план : баба Паня с мужем. Красивые, молодые (лет 30). Она в белом платке, на руках малыш (Юля или Лиза). Рядом стоит еще одна молодая женщина тоже с ребенком (Юля или Лиза).

Я спрашивала у бабушки: «Это кто?»
Она говорит: «Это няня».
Снимок до революции (1912 + 3 = 1915).

Няня и фигурировала в доносе 1929 года.
Не дом, не лавка. Странно? А именно наём (эксплуатация).
Няня. Это целая история. Голод в Поволжье. Мой прадед на станции в Грязовце (все на той же, где много позже его видели в последний раз) подобрал голодную девушку 16 лет.
Баба Юля: «Папа был добрый». Что замечательно: не отец, а папа.
Значит, подобрал и привез в дом.
«Ну, какая из неё работница? Почти доходяга. На полевые работы никогда не ходила. С детьми сидела. Но ведь папа сколько посылок её семье посылал! И сама она, когда голод кончился, с большими подарками уехала к себе».

В анонимке 1929 года написали: использовали наёмный труд.
Конечно, баба Юля лукавила. Я её знала хорошо, мы все кулаки. И я кулак.
А когда в 1991 году открыто можно было сказать «Я - лавочник», я даже думала, не повесить ли эту фотографию с лавкой «Савельевъ и К» на видном месте?

На полевые работы ходили Павел и Павла (это мои прадед и прабабушка). Да-да, Павел и Павла!
Павла – баба Паня. Бабушка - Юлия Павловна.
Баба Паня домашней работы не любила. Не любила готовить, а любила косить. И косила наравне с мужиками. В 50 лет (уже в советское время) остановила коня на скаку – как у Некрасова, да! У бабы Пани была свекровь, которая готовила, делала запасы, пекла изумительные пироги.

Когда баба Юля начинала рассказывать о разнообразных деревенских запасах, я впадала в медитативный транс и, кажется, даже чувствовала запах.
Лесные ягоды (в огороде не выращивали – моды такой не было): малина (сушенная), земляника, брусника (моченная), клюква и т.д.
Молодой горох, стручки сочные. Горох сажали не в огороде, а в поле. Горох - основной продукт. Хлеб на Вологдчине сажали мало. Из гороха делали муку (вот, чудеса!), пекли блины. Гороховый кисель.

Сметана (масла сливочного не было). Я где-то слышала, что ещё Столыпин пытался русских крестьян приучить к сливочному маслу, как к продукту с большей долей переработки. Но что немцу хорошо, то русскому смерть. И до сих пор ни сыров, ни масла в достаточной степени в России не делают. Импорт.
А, вот, сметана всегда была голова. Щи без мяса со сметаной, грибной суп со сметаной, картошка без мяса со сметаной. Ничего вкуснее я в детстве не едала.
Что интересно, в провинции в 60-80 годы советского времени (баба Юля жила сначала в Жигулёвске, потом в Можайске), когда ни мяса, ни сливочного масла почти не было, сметана - всегда и без очереди. Свежая, густая, ложка в ней стоит. Утром в магазин привозили в больших металлических бидонах. Баба Юля тут как тут (и не очень дорого к стати). Банка пол-литровая с пластмассовой крышкой всегда наготове.
Витя, мой муж, сметану не ест вообще. С детства. Нехристь!


Донос (анонимка) на прадеда. Это сложно.
Баба Юля: «Разве Сталин? Писали то свои…»
Община, круговая порука, которую Столыпин хотел разрушить, в 30-е дала трещину.
«Своих не выдавать...» Страх, о котором пишут про 30-е, был не в НКВД, а в том, что свои писали доносы. Горький не любил крестьян - и жестокие, и такие, и сякие, - так что неудивительно, что писали.

Бабе Юле тоже неудивительно было в сущности. Жестокость была и раньше, но «внутри круга».
Синдром раскулачивания она передала и мне. До сих пор я соседям не верю (и не только соседям). Могут подставить, если будет случай.
А я? Могу? … Ответа нет …

И когда бывают конфликты по работе или с соседями (особенно по даче – мини-копия деревни), я возвращаюсь в начальную точку – 1929 год. И становится легче. Это как прививка. Был пожар, повторять не будем.
Только, сейчас, в последнее время я через ощущения своей взрослой дочери перестаю чувствовать этот синдром (а вдруг? а что скажут? надо запастись, продумать! нельзя просто жить и радоваться! надо подстраховаться! этого не делать, а делать то … )

Впрочем, круговая порука бабу Юлю не выдала. В 18 лет в сельсовете она получила документы (тоже хорошие).
При этом она как-то хитро улыбалась и говорила: «Ну, я умею договориться, а вот Лиза с бабой Паней не могут».
В списки кулаков они не попали. Официально их не выслали. Они сами уехали в Архангельск, бросив дом…

В общежитии лесопильного завода она получила койку по очереди с напарницей.
Я говорю: «Это как?»
«А так: она работает - я сплю, она спит - я работаю»
На лесопилку мы ходили в конце 70-х , завод работал. «Соломбалабумстрой», хорошо звучит! Баба Юля показывала, как крючьями толкали бревна. С 30-х немногое изменилось.

Лиза с Юлей в 30-е потихоньку освоились в Архангельске, стали модницами, ходили на танцы. Есть фотография, где они стоят в стильных беретках на бок (я так же теперь ношу), хорошие пальто с изящными воротниками.
В общем, город им понравился. Тем более, что из деревни они привезли достаточно много хороших вещей (золото, часы, цепочки, отрезы). «Все папа, он нас любил».

Вещи были Питерские. Это отдельная история.
Были родственники у бабы Пани, работали управляющими в знаменитой Питерской гостинице у Московского вокзала, которая и до сих пор существует. Семья Олейничковых.
Мой отец как-то по-пьяни в 70-х пытался туда попасть. С криком, что он чуть ли не наследник …


Теперь писать буду не в хронологическом порядке по годам, а что вспомнится и что захочется. А хочется принципиально присоединить и вторую ветвь со стороны мамы.

Матвеев Константин Иванович из старинной старообрядческой семьи. Его отец Иван Матвеев (мой прадед) – священник, был расстрелян в 30-х годах. После запрета тайно продолжал службы. Закономерно – два моих прадеда, Павел Савельев (со стороны отца) и Иван Матвеев (со стороны матери), оба погибли в одно и то же время в 30-х.

Но было и два других прадеда. Посмотрим, что случилось с ними. Хотя сведений крайне мало.

Дед со стороны отца, Зарубин Григорий Ефимович, прибыл в Архангельск на плоту (при сплаве леса) в 18 лет, где-то в 28-м году, из дальней деревни у Котласа.

А Ефим Зарубин, его отец и мой прадед, по семейной легенде пил горько. В середине 30-х на колхозной лошади зимой в метель остановился где-то - видать, затем же. Утром лошади не обнаружил, ушла. Пошел в сарай и повесился. На следующий день лошадь нашлась. Что полагалось за потерю колхозной лошади?

Значит также в середине 30-х.

Моя бабушка со стороны матери – Чернова Людмила Куприяновна. Прибыла в Ярославль на Рабфак в начале 30-х .

А Куприян Чернов – в 20-х был жив, так как у бабы Людмилы родился брат, который в 18 лет в 41 году пошел на фронт и тут же погиб. Однако в 40-х Куприяна точно уж не было в живых – моя мама ездила в деревню к бабушке под Ярославль и своего дедушки уже не видела. Так что опять 30-е.

Все четыре прадеда умерли в 30-е. Всем им было не больше 50-ти.

Зато все мои дедушки и бабушки дожили до 80 лет! Сталинские соколы! Да не сидели!

Константин Иванович Матвеев – самый настоящий сталинский сокол (хотя его отца, как священника, расстреляли). И квартиру в 50-е сталинскую получил на Соколе, у посёлка художников в Москве. Что это? Доказательство колоссальной приспособляемости любого живого существа?

Константин Иванович – ученый с мировым именем, в конце 40-х возглавлял институт бактериологического оружия (как бы ни назывался). То есть, был под началом лично Берии.

Дедушка Костя и деда Гриша. Нельзя рассказывать о них просто автобиографически: делали то-то, видели то-то. Вот, дедушка Гриша убийство Кирова видел. Хочется оправдаться перед Солженицыным. Что не сидели. Значит, молчали.

Читаю труд по микробиологии дедушки Кости (60-ых годов). И приходит в голову мысль: ему интересен сам процесс, как растут, размножаются клетки. Отрицательного результата нет. Не смогли понять. Это ещё интереснее. Один умер, поев курицы, другой нет, у обоих колония болезнетворных клеток выделяется. Похоже, токсин у живого был блокирован. Но чем? Похоже, ионом фосфора.

Саранча в голодные годы поедает сама себя, чтобы сохранить часть колонии. Это просто биология. Скажут: это известно, сильный поедает слабого.

Нельзя! А где вера?

У дедушки Кости (по его словам) всегда стоял чемоданчик под кроватью на случай… Он мог попасть, но умение приспособиться – тоже свойство той самой клетки, которую он изучал.

Что это, цинизм? Как ответить Солженицыну? Не знаю.

Писал ли он доносы? Не думаю. Молчал, когда сажали? Да, конечно. Жил в общежитии до 50-го года с двумя детьми, не «выбивал» квартиру (хотя был уже профессором). На Сокол переехал лишь перед самой смертью Сталина.

Что ещё сказать? Я люблю своих предков такими, какими они были. Теперь говорят: генофонд нации был утрачен в Архипелаге. Остались приспособленцы. Герои погибли. Такова жизнь.

Дед Гриша. Матрос. Та ли матросня, которая… Не знаю. Легенды. Одиссея. Илиада.

Да, прибыл в Архангельск на плоту из деревни под Котласом. Семья бедная. Спали все на полу зимой со скотиной. Сравнить с ГУЛАГом? Ах, да, свобода. Только он от такой свободы бежал в 18 лет.

Как попал в Архангельск, так и обомлел. Город. Машины (это конец 20-х). Шофёры (что нынче космонавты). Стал шофёром, окончил семилетку. Так всю жизнь.

Не жалел. Обожал железного коня (в противоположность Есенину). И меня в юности приучил – мопед, свечи, зажигание.


В 30-ые годы был шофёром при штабе в Ленинграде. Стоял напротив Смольного, когда по лестнице вынесли Кирова. Всё видел, многое понимал. Шофёр Кирова через несколько дней погиб на железнодорожном переезде (по рассказам деда). Очень странно. Молчали, как говорил Солженицын (как говорил Заратустра).

А дед сразу уехал из Ленинграда. Не герой. В войну шофёр в прифронтовом Архангельске. Друзья добровольцами собрались под Сталинград. Он тоже записался. Баба Юля (та самая, что на перроне провожала отца в « мясорубку») встала на пороге и сказала: только через мой труп! Не патриотично. Не как в кино. И он не пошёл.

А друзья все погибли. Светлая им память!


Два года спустя (2013 год)

Мой отец Георгий Григорьевич Зарубин родился в Архангельске 20 сентября 1937 года. Дед Гриша с бабой Юлей спешно покинули Ленинград после убийства Кирова. Сестра отца Зоя родилась еще в Ленинграде в 35-м году, а отец уже в Архангельске.

Баба Юля рассказывала, правда, свою версию отъезда из Ленинграда. Бытовую. Неудобная проходная комната в Экипаже (так называлось общежитие для матросов). К тому же дед Гриша возил дочь офицера штаба и якобы был увлечен ею. Очень удобно, чтобы вообще никогда не упоминать  Кирова. Не стоит.

Архангельск. У бабы Юли и ее сестры Лизы одновременно болели дети скарлатиной, они жили в одном доме, квартиры рядом.  Зоя, Георгий, Люся.

Люся (дочь Лизы) умерла, когда ей было 4 года. У Лизы больше не было детей после внематочной беременности, которая случилась на рытье окопов. После смерти дочери она как бездетная обязана была быть на окопах. 

У бабы Юли все дети выжили. Я думаю, что она была ведьмой. Сила, которой она обладала при защите своих детей, была нечеловеческой. Ну 50 кг мешки с провизией за десять верст из деревни, которые она носила – это так, цветочки.

Баба Юля – легенда в нашей семье. Больше 50 лет в браке с моим дедом, всегда вместе. Пара, которая дожила до 80 лет вместе, прошла огонь, воду и медные трубы (37 год, война, голод).

Отец учился в Ростилово до 4-го класса в деревенской школе. Потом семья переехала в Жигулевск и там он окончил десять классов. Сидя на самом верху дерева (чтобы никто не мешал), читал запоем.

Он был вундеркиндом  и  поступил  в легендарный ФизТех (Ландау и т.д.)  в середине 50-х. Там началась совсем другая жизнь, хрущевская оттепель. И он, конечно, был шестидесятником. Начались попойки. Да, к сожалению, как всякий талантливый русский он был алкоголиком.

Но физиком он не стал. Поступив в аспирантуру, провалялся на диване, ездил на Енисей сплавлять лес. Пил с бичами по-чёрному. Один раз достал фотоаппарат и сделал 20 снимков одного утеса на Енисее.

Медитировал, увлекался буддизмом. И пришел к мысли, что создание оружия (а он практиковался в ЦАГИ в Жуковском) ужасно. Нет мотивации заниматься физикой, убийство людей не может стимулировать мысль.

Да, пацифизм у нас в семье стал передаваться по наследству. Отец, потом мой муж и сын не служили в армии.

Отец ушел в социологию, экономику, статистику. Нашел  Институт Международного Рабочего Движения  (ИМРД), и защитился там как кандидат экономических наук. Название диссертации: «Моделирование и прогнозирование  социального развития». Друзья  называли его предсказателем.

Был как аналитик внештатно приглашен на Лубянку. Это были 70-е, весело, опять же пили, писал статьи о Мао, писал диссертации для друзей и начальства, на все хватало времени.

В середине 70-х он поступил в НИИ ЦСУ (Центральное статистическое управление) и вдруг стал статистиком до мозга и костей.  Занимался сопоставлением в СЭВ (Совет Экономической взаимопомощи) соцлагеря. Ездил в Чехию, Болгарию, Монголию. Начал разрабатывать теорию паритета покупательной способности, корзину товаров представителей. Это было его самое любимое детище.

В перестройку получил нежданно должность начальника Управления Госкомстата. Его стали приглашать в Евростат. А в 90-е уговорили перейти в Центральный Банк заниматься внешнеторговым балансом страны.

Умер он в 67 лет от рака мозга.


Очень сложно переходить к семейным делам. Когда отец познакомился с моей мамой, Еленой Константиновной Матвеевой, дед Константин Иванович уже был профессором.

Мама родилась 13 января 1937 года в Москве на Якиманке. Оба они 37 года, такая символическая дата. Мама в чём-то балованная москвичка, была у них даже прислуга (хотя жили в двух комнатах общежития Мединститута). На парадной лестнице лежала ковровая дорожка.

Мама училась в Мединституте, хотя в школе не очень успевала, дед ей помог. Скромный блат. Познакомились они с отцом в одном из институтов на Соколе на студенческом вечере. Мой отец был поражен знакомством с профессором, его энциклопедическими знаниями (дед до революции успел закончить гимназию). В семье ценилось: интересный человек или нет, мой отец был признан интересным. Мама вышла за него замуж. Но жить с профессором невозможно, он был деспотом в семье. Они снимали жильё, чуть не разругались.

И тут дед купил им двухкомнатную квартиру на Речном вокзале. Вообще эта квартира строилась для маминого брата, дяди Юры, но он то как раз не выдержал и развелся с женой (с жуткой историей, с беготней с топором за дедом, вызовом психушки).

Я родилась за год до получения квартиры, в 1963 году.

Мама на момент написания данного очерка жива, ей 83 года.  Писать о ней пока рано.


Десять лет спустя (2021 год)

Изменилось отношение к прошлому. Время до  раскулачивания раньше казалось   утонувшей Атлантидой, хотелось вспоминать, наслаждаться  деталями прошлого.

Прадед мой Павел Савельев (владелец лавочки), раскулаченный в 30-е , был бы доволен, у нашей семьи сейчас (у его правнучки) пять квартир в Москве, сдаются в аренду. Создать свою лавочку, это то, что мне после советского периода, казалось  необходимостью, чтобы продолжить прерванную линию.

Советский период был как провал, а теперь все вернулось на круги своя.

Вдруг исчез  синдром раскулачивания: страх перед соседями, что донесут. Можно обанкротиться, но это другое. Да буржуазность теперь норма (путешествия  по всему миру - хоп, и на Мальдивах!) и не интересно.

Теперь, через тридцать лет после распада СССР, ушедшей Атлантидой уже кажется он. Надо бы написать о своем детстве в 70-ых. Мой сын, который родился в 1999-м, ровесник века, задает такие вопросы о советском периоде, что я совершенно по другому начинаю смотреть на свое детство.

Мне иногда кажется, что до 15 лет я жила как при коммунизме, денег не имела, а мои скромные потребности  все были удовлетворены. Небольшая двухкомнатная квартира в хрущевке на троих: мама, папа и я. Одежда очень скромная, почти все время я ходила в школьной форме. Еда: большая банка варенья, батон белого  хлеба и чай,  мороженое . Проигрыватель с пластинками Баха, на полке Тургенев: «Первая любовь», «Вешние воды», «Ася». Были беговые лыжи и фигурные коньки.

Были и путешествия с отцом, но ближе к 80- ым. Стали обуржуазиваться , как у Тарковского в  «Зеркале» главный герой говорит.

Была машина, сначала «горбатый Запорожец», купленный в 69-м. Но путешествовать на нем мы поехали первый раз только в 77-м и, конечно, в Крым.  Это был первый удар по моему аскетизму. Коктебель. Море в 14 лет первый раз!

Потом была Прибалтика, горные лыжи на Чегете, загар в марте…