Любовь к родному пепелищу

Вот и приехал в село своего детства, захватив с собою металлоискатель. Все ли помню и знаю?

- Здравствуйте! А в ответ – сельская тишина. Вышел из машины и  молча постоял возле церкви. За церковью – большое кладбище. Там прадеды, деды, родители, а поближе к церкви - многие родственники графа Канкрина - министра финансов империи. Мой прадед, по материнской линии,  был у него управляющим. Может быть, давал взаймы Пушкину, под расписку.
 
Подошел и к братской могиле, где захоронены 80 воинов 279-й  стрелковой дивизии.  Солдаты этой дивизии, по рассказам матери,  шли в  октябре 1943 года по улице небритые, грязные. Двое, с полевыми кухнями,  ехали на облезших верблюдах. А какой-то молодой белобрысый солдатик стегал длинной палкой своих собачек, тянувших по грязи пулемет. Собаки, похожие на дворняг, жалобно визжали и скулили,   но  рвались вперед.

Вышел на огород. Включил металлоискатель. Он запел. Я «копнул». Из земли выскочила монета Боспорского царства. Метра через три попалась татарская серебреная, как чешуя. Когда-то это были земли Крымских татар. Текст Кючук-Кайнарджийского мирного  договора, или копия, лежит в Историческом музее на Красной площади.  Сам видел.  Интересно, что в те давние времена, на заседании Совета, было решено не торопиться с включением Крыма в состав России, оторвав его от Оттоманской Порты.  Долго рассказывать об этом!

Иду дальше. Звенело, как металл. Оказалось -  керамика. Выкопал  керамическую люльку, возможно, самого кошевого  Петра Калнышевского, или его побратимов.   Когда в 1775 году Екатерина Вторая пошлет драгунов уничтожить Запорожскую  Сечь,  кошевой Калнышевский запретит Запорожцам сражаться, сказав: «одинаково христианство грешно выгубляти».
 
- Это сейчас уже не грешно!? – Спрашиваем престарелых земных царей, лишенных Божественной мудрости, мечтающих попасть в рай, провозгласивших себя пророками и мессиями на земле.

Не спеша прошел пару метров и сразу нашел ржавую, прошлого столетия,  подкову лошади. Это – на удачу!  Помню, как их, колхозных лошадей, избыточную рабочую силу -  каурых и серых, пунцовых и рыжих  гнали  пыльными улицами и дорогами на убой  в райцентр,  для отгрузки мяса и изготовления конской колбасы.

Закрою глаза и слышу из поднебесья тяжкий  топот их копыт.  И вижу грустную картину. Впереди табуна, на серенькой лошади едет маленький человечек.  Сзади  табуна - неопрятные,  с уставшим видом всадники,  одетые в фуфайки и шапки, чтобы не холодно было спать в  степи.  Покрикивают и бьют отстающих.
    
Возле вишни нашел губную гармошку дяди Петра, забитую землей. Как и его двоюродный брат - Михаил, Герой Советского  Союза, репрессированный в двадцать восемь лет, он был мечтателем.  Мечтал одеть свои ордена и проехать на красном мотоцикле  с никелированными ободьями и фарой, по селу. Везде наши родственники. Есть их фото. Они молодые и мужественные, как  вся православная рать!

Зазвенело очень громко! Это алюминиевый портсигар, вернее – верхняя крышка от него с выцарапанными инициалами отца. С первых дней войны он служил техником звена в сороковой отдельной авиационной эскадрильи связи. Портсигар похож на тот, в котором он хранил стихотворение «Жди меня», подаренное ему  Константином Симоновым  зимой 42 года.
 
Свою винтовку, немецкую «лимонку», которую берег "для себя", а также похожий портсигар  отец выложил на берегу Черного моря, в Керчи. Его,  уже раненного, 19 мая 1942 года взяли в плен. Противоречивые сведения о нем поступали: пропал без вести, попал в окружение. Вышел из окружения. Ранен, попал в плен. Концлагерь Аушвиц - Биркенау. Принудительные работы. Побег. Американская армия,  возвращение. Не все тогда пришли домой!  Наш отец вернулся! Есть немного его фотографий.

О, звенит и «поет», будто золотая монета! Оказалась - медная иконка  с изображением Феодосия Печерского. Наверное,  ее принесла из монастыря прабабушка по отцовской линии. Жаль,  имя ее забылось. Молилась там за сыновей, воевавших в Первую Мировую.

Ее старший сын - Феодосий (мой дед) уцелел в Первой Мировой войне, хотя и был ранен, а младший – Леонтий Георгиевич, был ранен под Варшавой пятого октября 1914 года и умер от ран 17 января 1915 года в  лазарете ведомства Путей Сообщения имени их Императорских Высочеств Великих Княжен Марии Николаевны и Анастасии Николаевны (г. Петроград, ул. Садовая). Упокой его душу! Вот мы и помянули их, впервые за сто лет.
 
В зольнике нашлось тавро для лошадей с инициалами – СГ.  Это прадеда по отцовской линии - Георгия, имевшего до коллективизации двенадцать  лошадей.  Не ясно, из каких побуждений, он стал старостой церкви Богоявления Господня. А если подумать, то ясно – на войне потерял двух сыновей. Отвел прадед своими натруженными руками лошадей в колхоз, состарился.  Жизнь его догорала. Говорят, был невысокого роста, но крепкий. Умер в 1933 году.  Ни фото, ни могила прадеда не сохранились.

На пепелище откопал чугунок и сломанную серебряную ложку.  Это мамино, Надежды Ивановны. В селе, при отступлении, немецкие фашисты провели облаву на женщин с детьми,  гнали их  в качестве живого щита. Ее, с моими еще маленькими сестрами, выкупила у конвоя какая-то бабушка, за десяток яиц. Конвоиры стреляли над головой мамы, чтобы остальные не разбежались.

Позванивают на огороде ржавые осколки от бомб Второй Мировой войны. Подбираю, на память!   Протяжно завыл изогнутый ствол немецкой винтовки. История его, по давним рассказам матери,  такова. В сорок третьем году в доме «квартировали» немцы. Один из них напился и, протестуя против войны, разбил свою винтовку о камни забора.

В конце огорода попались пуля от винтовки и две скифских стрелы.  «Бомбезный сохран»! Их размеры и вес примерно одинаковы.  Все было направлено против человека! 
 
До сих пор, бесконечными невидимыми цепями, словно отражение нас самих, к нам шагают безымянные усталые солдаты! А ветер читает их письма. И оловянный дореволюционный  солдатик без ноги, ждет, когда его откопают, чтобы продолжить радовать внуков.

Неожиданно,  с еле уловимым звуком,  отозвался и нашелся мой крестик алюминиевый!  Точно мой.  Помню,  сунул его в трещину столба вскоре, после того, уже в четырехлетнем возрасте меня крестил поп. Быстро пролетели годы!
           
Мама часто, когда мы баловались или вредничали,  повторяла:  «ну когда я дождусь, что вы уже вырастете»?
 
- Мы давно уже выросли, мама!
 
Несколько  старых фотографий сохранилось. А на одной - они молодые еще,  стоят с отцом на  снегу  и улыбаются. А снег идет.

Надвигающиеся тучки вылились осенним дождем. Дождик загнал на чердак. Поиск продолжился. На чердаке – черный полированный сундук – мамино приданное 1940 года. Сундук сделан моим дедом по материнской линии - Иваном Сидоровичем.  Он был награжден Орденом Красной Звезды 21 января 1945, а через месяц, 21 февраля 1945 года, погиб в Восточной Пруссии.

Дело было так. С утра  пехоте дали приказ – взять железнодорожную станцию. Немцы, хоть и отступали, держали ее крепко. Атака захлебнулась.  Через час снова пошли в бой и снова залегли. Но, по плану командования, станцию надо было взять в тот день. Остатки  батальона третий раз посылают в атаку. Наконец-то, подавили огневые точки противника, овладели станцией!  Ураааа!!!

Но командование, после первых неудач занервничало, вызвало на помощь  авиацию. Наши солдаты, повторяю, уже взяли эту станцию, а  командование отбой авиаторам не передало, или не успели. Ошибочка вышла.

Когда налетела наша авиация, все кинулись в убежище, а дед спрятался под вагоном, груженным бревнами. Сказал товарищу, что такую толщину не пробьет. Авианалет закончился. Дед лежал убитым. Осколки бомбы попали в ноги и они, вместе с его кирзовыми сапогами, держались возле тела,  будто на веревочках.
 
Эту печальную историю, лет через пять после окончания войны, рассказал бабушке Федосье,  военный товарищ деда. Бабушка угощала его картошкой с луком и самогоном. Она слушала и повторяла свое: «а может еще вернется?». Тогда солдат сам налил себе стакан и выпил. Бабушка – снова свое: «а может все-таки вернется»?! Не верила, надеялась на чудо.

Солдат не выдержал и уже матом  заговорил, стукнув кулаком по столу. Потом, как бы оправдываясь, сказал, что собственноручно положил деда Ивана и его ноги в немецкий лакированный гроб, похоронил! На станционном складе тогда, гробы стояли штабелями, как лицо истории.
    
Но, ищем дальше. Внизу чердака, прямо под крышей, слышен монетный звон. Может быть, это и есть тайник бабушки по отцовской линии - Марфы Федоровны? Бабушка имела польские корни,  умерла от голода в 1947 году. Сохранилось фото бабушки, в молодости.

А вот и то, что звенело – закрытый стеклянный графин. Не пустой! В нем  три золотые монеты и серебряная медаль «За храбрость» с профилем царя Николая Второго. Георгиевская медаль четвертой степени, номер 974258. Проверил по каталогу. Так это деда, Феодосия Георгиевича! Там, в графине еще и  несколько его писем с фронта, в Первую Мировую войну. Письма сложены трубочкой, некоторые рвутся, крошатся, а написано карандашом, вполне читается, хотя есть старые буквы.  Извини, дедушка, что вслух читаю твое письмо из прошлого. Читаю:
    
- «В начале своего письма уведомляю васъ, дорогіе папаша, женушка Марфушка съ деточками Иваномъ, Федей, Олей  и Митей, что я живъ и здоровъ, чего и вамъ желаю. Получилъ я отъ васъ двое писемъ и благодарю. Обращаюсь къ вамъ съ покорнейшей просьбой -  не ссорьтесь! Война закончится и я заберу васъ всехъ въ Севастополь!
    
Вчера, ближе къ вечеру, вылетела наша эскадра аэроплановъ - четыре «Иліи Муромца» и еще девятнадцать другихъ. Летели на позиціи непріятеля. Противникъ обстреливалъ нашихъ съ фланговъ и съ фронта. Одинъ нашъ аэропланъ упалъ за четыре версты отъ насъ, недалеко отъ реки Виліи. Противникъ обстреливалъ насъ изъ ружей и артиллеріи, производилъ бомбометаніе. У насъ ранено три нижнихъ чина, убитъ - одинъ. Ночью ходили въ разведку. Днемъ укрепляли позиціи, строили землянки, гоняли вшей.

Утромъ нашъ полкъ былъ построенъ на молебенъ съ водоосвященіемъ по окончаніи котораго, подъ знаменемъ нашего полка,   раздавали Георгіевскіе кресты и медали, окропленные святой водой. Мне вручили медаль «За отвагу». Затемъ батальоны полка взяли «на караулъ». За медаль будутъ платить по 12 рублей   …   октября  1916 года».
(Дальше текст надо разбирать внимательно, по буковкам.)
    
Уже после революции дед продолжит службу старшиной на  Черноморском флоте. Жаль, в 1920 году,  дедушка умер от тифа. Есть фото деда с его сестрой и женой (моей бабушкой) в Севастополе. Фото, как указано на обороте,  сделал Придворный фотограф Его Императорскаго Высочества Великаго Князя Александра Михайловича,  - М.П. Мазур.

С запада,  гонимые ветром, шли  осенние тучки. Вокруг божественная тишина. Высоко над землей, на юг летел клин журавлей. А мне пора на север. Хотя еще не скоро приеду в мой притихший дом. «Только я знаю, как после меня станут ветра над ним голосить» - звенит в ушах.
 
Мчится автомобиль по шоссе, никто не обгоняет. Удаляются, словно холсты Эрмитажа,  наш Храм Богоявления Господня и школа. Удаляются развалины имения Канкрина, откуда графиня писала письмо Чехову с просьбой разрешить переводить его рассказы,  на французский. Удаляется степная река.

Удаляется за горизонт наш дом, а с ним уходит далекое детство, превращаясь в небесный свет, ночные сны о кострах в  степи,  не исчезающее в электронной суете эхо запоздалых воспоминаний о прошлой жизни, осколках двух Мировых войн и родных людях.

А в голове, вдруг, проснулись слова отца: "Прикую себя к пулемету и  до последнего патрона буду защищать свою землю, вас, дети"!

И зная, что  нынче лежит на весах, твердо скажем,– войны быть не должно! Пока никто не ранен и не пролил безвинную кровь, всем дается право строить  Храм.

             28 января 2022 года.