Как Бажова в Абажева модернизировали

     Расшерепился Ёрш Ершович, взбегая по Наклонной в Ершалаим. Приял до сроку чуждое уху идумейскому наименование, козыряя пред пучеглазой стражей барда Кипелова новодельным пачпортом с ореликом залихватским, весьма символическим, смотрит птица и туда, и сюда, и даже внутрь, под перья и прочую х...ню, присущую пернатым, ощущает шлемофон Гагарина и здоровенные уши Леонова, в кровь и щебень стёртые о плотную титаном обшивку станции  " Мир ", утопшей обочь Офелии.
     - Батоно Манано, - вчитывает вгул Старшой стражи, охаживая Ерша Ершовича на предмет вампиризма.
     - Обожди ! - кричит подъесаулок, замечая приписанность изнутри пятой графы строгого, но справедливого документа. - Тута приписка рукой комиссара.
     Кличут доброхотного, что в фашистское государство Израиль самоходом прихрял, выискав бандеризм во взятых с наскоку генералом Паниным Бендерах Ясской пресс - конференции, потому как язык неведомый, чудной, из жопы вытащенный, на двух базисах украденный : чутка польска, мальца русска, а так, по - прежнему, товарищи, руси - жиди ? Бхай - бхай. Смотрит доброхотный на буквицы, чтет про себя, хитро не шевеля губами, нагло обвисшими перед тут же и появившимися за стеной Ершалаима рачьими зенками контрагентов. Альбац, Мац, Трац. Три батыра духа, подсматривают, ждут любого армяна, что свергнет Кочаряна и опозорит республику лысой рожей Куравлёва в клетчатом кепарике.
     - Чти, сука, - требует уважения Старшой стражи, дроча вяло висящий хер подъесаулка. Толерантность, хули. Ну, на то и Ершалаим, понимаешь, это вам не Тагил, тута, граждане, сплошь из граждан евреёв недочеловеки обитают, мыслят сосками Готфрик опровергнуть Святого Альфреда, навек забывая факт соединенности нескольких Альфредов воедино, там тебе и Великий в болотах Йорка, и висельник честный и правильный, и режиссировавший на погибель братам Михалковым ( по х...й каким ), и прочие, что, по - любому, имеются при скудости человеческого воображения, перестали же наименовывать своих детишков Пионтковские Ермолаями. Так и есть.
    - Ты померла в дождливый день, - послушно гугнит доброхотный, не осознавая простейшего : отчего в крайней  " Седьмой лучшей игры " Сталин, мифический Епишев, портрет Корнея и глум над тупой спортсменкой, а без понимания и не получается у говноедов ни хрена, хучь Лизку оживи, хучь Криську убей. Х...й вот вам вот, товарищ Лоськов, как говорится.
    - Маргарита Пушкина, - всекает опытнейший подъесаулок и помирает на ходу. И это правильно. Раз у вас такие поэтессы, то и налим - рыба.
    - Все умерли, - докладает Ироду Великому храпоидол, щеголяя позументцем малым, свалив нарядную бескозырку набок, метя мрамор дворца ох...тельными флотскими клешами на три фута, - даже Дитушка традиционная не потребна, так как взгайкать об ухойдакали любой дурак способен.
    Радуется Ирод, откушивая варенье, печенье и прочие дары за предательство национальных интересов перед оскаленными личинами есуинов, скучковавшихся под мохнатой подмышкой Ёзефа Флабио. Кажут Ироду пачпорт, найденный опергруппой древнего Ершалаима ( Афраний, короче, из блевотной прозы совписов ) под копытами павших у Собачьих Врат града святого. Зырит Ирод и видит, что Батоно Манано. Вскакивает и проклинает трансов всей Земли правитель античный. Что, наверное, по х...й.
    - Саломея, - объявляет майордом просто без вычурных наименований и оглобли, - потому пятница.
    Орет Ирод, ломится в бункер, жмет кнопку красную, обрушивая ядерный удар неприцельности, чтобы всех. Б...дь. Чтобы никого, сука. Чтоб даже духу не было.
    Вносят в студию на блюде оловянном, как зенки телеведущих, Ерша Ершовича в обрамлении конституции. Все встают и неистово аплодируют, потому что такого стратегического гения еще не бывало.
    А Бажову дали пятак медный. Держи, мужик, можешь вдоволь на метре накататься. Катай себе, любуйся сталинскими фресками, перди и радуйся, напевая из жидовского Макаревича, отличающегося от точно таких же деятелей лишь размером черепа. Одному пулю надо тридцать девятого калибра в затылок, другому - сорок пятого. Вот и вся разница.