Через край
– То, что ты пишешь, востребовано единицами и понятно только им. Ты же талант, ну напиши несколько хитов в угоду и на потребу…
– Я не могу.
– Что за чистоплюйство! Не тебе чета пишут, прогибаются, украшением стола служат, музыкальным фоном, пока хозяева жизни утробу насыщают.
– Мерзко все это.
– Называй, как хочешь, да только с тобой скоро все работать откажутся. Зал полупустой… Люди отдыхать приходят, а не размышлять о смысле бытия, им расслабиться хочется, а не напрягаться.
– То-то по всем каналам только юморят…
– Да, юморят. И это нравится, это востребовано.
– Кому нравится? Кем востребовано? Да ты вслушайся в тексты: «Леха, Леха, Леха, мне без тебя так плохо… Ксюша, Ксюша, Ксюша, юбочка из плюша… А я стою в розовом свитере, а ты спросил, есть ли я в твиттере». А голоса? А мелодии? Сплошь плагиат!
– Но не все же это подмечают! Сейчас и диссертаций – из интернета надерганных да переведенных – пруд пруди, а ты – голоса. Не грузись, take it easy! И всё будет наше!
– Слушай, и ты – туда же.
– Естественно, а куда еще? Нужно чувствовать пульс времени, старик! А он несколько учащенный. Тахикардия у общества: хлебом и зрелищами уже насытились, черненькой икры и экстрима наелись. Гонки по вертикали, коррида, охота с вертолетов – в прошлом. Нужно уже не чего-то «остренького и национального», а чего-то «сверх экзистенционального»: эпоха космического туризма, дорогой!
– А ты расспроси космонавтов, во что им эти туристы обходятся. И не о деньгах я, кстати, а о нервах. И посмотри статистику об эпохе так называемого космического туризма: кто у нас читается и кого слушают. И вывод сделай о здоровье нации.
– Да вы посмотрите на него: мессия, твою раскудрявую! Ведь отлично знаешь, что заниматься тем, чем хочешь и писать то, что хочешь, могут единицы! И «чукча знает эти единицы»! Ты дорасти до них, хлебни с их тарелочек-то, а потом отстаивай «право на самоопределение».
– Аut Cezar, aut nihil – либо все, либо ничего.
– Тебе уж точно – ничего. Прощевай, считай, что не договорились. Сам себя дальше раскручивай, а я посмотрю да поулыбаюсь.
– Улыбнется тот, кто улыбнется последним…
– Улыбка Фио – это не про тебя, дорогой, кишка тонка, пообломают.
…Ошибся он, еще до третьих петухов предавший, хотя и искренен был в своем заблуждении. Последняя моя улыбка была не менее загадочной, чем улыбка Фио в «Стрекозе ее восьми лет» Мартена Пажа, - читали? Вон как все зашевелились. Разгадывают. А помните: почему аборигены съели Кука? Разгадка была – проще простого, а отгадал один Высоцкий: хотели кушать – и съели Кука. И у меня – проще простого, но ведь это тогда что получается? Издевательство? Все, что просто – либо гениально, либо издевательство. Не хочется разочаровывать гипотетических исследователей моего творчества.
– Старик, дельце есть. Предлагают бешеную сумму. Спой на юбилейчике у младшенького Х., песенку в его честь сообрази – и все дела. Ну, чего молчишь? Мне лишь процентики.
– Извини, не могу.
– У тебя что, деньги не клюют обожравшиеся ими куры? Хибару бы поприличнее купил, а то смотреть тошно.
– Нет, не проси.
– Ну, смотри. Голым тылом гордиться нынче не принято. Не тебе чета гонорок подальше припрятали. Продолжай дальше прозябать, старичок, авось когда-нибудь за ум возьмешься.
Тут он был прав. Трудно писать в стол. Трудно слышать свои песни все больше в собственном исполнении перед друзьями на домашней вечеринке. Трудно не сломаться. И еще труднее – преодолеть соблазн наклониться и подобрать брошенный тебе, как кость, лакомый кусок. И знать, что за первым последует второй, и вскоре придет примирение с тем, что, ползая на коленях, собирать эти куски сподручнее. Далее же – привычка, которая вырабатывается, когда что-то становится обычным и нормальным. И тонкая грань перехода может быть такой незримой: незаметно встаешь на задние лапки, незаметно опускаешься на передние, выполняя чьи-то приказы, желания, прихоти. Легко потерять себя. Трудно не потерять. Не стать разменной монетой в чьих-то власть и деньги имущих руках. Но в какой-то момент устаешь от борьбы. И понимаешь: Творцу не пристало ломиться в открытую дверь. И если твои силы уходят на мелочную мышиную возню, ты, ввязавшись в нее, сам становишься мышью. И перестаешь быть Творцом, потому как потерял главное – себя.
И вот тут Вы ошиблись во мне. Я перешагнул через лезвие. Но острые края его не стали гранью потери. Они стали гранью Возрождения. Шаг вперед оказался двумя шагами назад, к себе, а не от себя. Только такой ценой я мог сохранить в себе Творца милостью Божьей.
И никогда не понять им, оставшимся где-то там, на единственной для нас обитаемой планете, название которой Земля, что не шагал я вниз, я шагнул вверх. Подальше от мелочного, смердящего, купленного и перекупленного. К свободе Художника, о котором, я уверен, теперь-то заговорят. И не только заговорят – даже заплачут, «заклеймят» «непризнанным Гением», а может, и задумаются. У нас престижнее погибнуть на пике. Да и хлопотно это: каждый день сражаться с пресловутыми ветряными мельницами и растрачивать талант под силу лишь герою Сервантеса. Может быть, еще кому-то, но их – единицы. Мне оказалось не под силу. Воспитанный интеллигентными родителями, я не привык работать локтями. Сейчас время «Шариковых», время их культуры, политики, музыки.
И поэтому, лишь потому же, что и многие до меня, я сделал этот шаг. Но запомните, я шагнул вверх, ребята. Вверх. Такой шаг – дорогого стоит. Да и компания у нас здесь – что надо. А вы, бедные мои, остались там, внизу. И поэтому – дай Вам Бог того, чего так недоставало в этой жизни нам, и что так необходимо простому человеку, чтобы выжить на нашей, затерявшейся в галактической необъятности, планете: терпения, здорового «пофигизма», соглашательства, раболепства. Как говорил один мой знакомый, главное – знать, кому пятку лизнуть. И сделать это надо вовремя и достаточно профессионально. И тогда – все o’key: живите, ребята!
Свидетельство о публикации №222012800941