Ягода кулацкого дерева. Глава 6. Опять - домой

 Лечилась и восстанавливалась Вера долго. Ведь, как-никак, отрезано полступни. Коля не бросил её. Наоборот, в свободное  от смены время бегал в больницу, когда лежала, ходил домой, когда выписалась. Теперь она сидит в приемной директора и ждёт «приговор». А он – рядом, как моральная поддержка.

     Директор, как всегда, потёр ладонью лысину и сказал:

     -Вообще, девочка, ситуация  сложная. Я, как человек, сочувствую тебе. Но закон о труде не даёт мне права восстановить тебя на прежнее место. В справке  ведь  указано, что у тебя сейчас «ограниченная пригодность».

     Вера разволновалась, побежали мысли. Это  что  теперь, мол, получается: я – инвалид, и меня могут не допустить к работе?

     Подавленно спросила:

     -А что мне теперь делать?

     Директор, конечно, человек добрый, но - лицо официальное.

     -Будем подыскивать иную работу.

     Мелькнуло: «Хоть не увольняют!»

     -А что вы можете предложить?

     -Работы у нас много, но пока, кроме «табакотруса», я тебе, девочка, ничего не могу предложить. Сама понимаешь…

     Мысль: «Господи, до чего дошла!»

     -А что это, – спросила с иронией: -- «сажетрус»? Или как там?
     -Табакотрус. Это, где работают  бабушки и дедушки. Помнишь, на спуске в клети стоит человек и у каждого выворачивает  карманы: нет ли у него махорки, спичек, зажигалок? То и есть табакотрус. Проверять  надо  всех, без исключения. Я буду идти, и меня – тоже. Труси, так сказать. Хорошо будешь трусить, снизишь  количество взрывов, пожаров в шахте, премию будешь получать. А плохо, значит…

     А что в  её  положении  оставалось  делать? Она  теперь – инвалид. Притом, пожизненно. Полступни не купишь  и не  пришьешь. Так, что, Вера, соглашайся. Что ж, согласилась. Коля поддержал. Вышла в смену  и «трусит». Работа, конечно, не  пыльная, не тяжелая, но и не так  уж  радостная, скорее, унизительная. Мимо проходят знакомые, в том числе и те из них, кто  когда-то вместо  привычного «здрасьте» добавлял её имя, отчество. А теперь шушукаются и «вознаграждают»  дешёвыми комплиментами. И подумала в первый день работы: «Господи, хотя бы всё это выдержать?». А тут вдруг смена Коли, и он идёт в потоке. Да так старательно выворачивает карманы, будто насмехается. Ей даже стало неловко. А он, чудак, наклонился к уху и прошептал:

     -Дождись меня после смены.

     Эти слова её очень поддержали. «Вот уж друг! – подумала. – Настоящий друг! Неужели я ему и калекой нужна?» Но вечером убедилась. Да, она ему нужна, в любом состоянии! В  тот вечер он ей сказал:

     -Что б с тобой не случилось, Вера, я всегда -- с тобой. Я умею быть преданным. Вчера вот написал домой письмецо. Просил родительского благословения. Я ведь серьезно с тобой, не шутки шучу. Если всё будет хорошо, к осени засватаю…

     Шел 1930 год. Вера с Колей так и работали  на разных объектах. Но встречались то дома, то на шахте: занятия, зарплата, получение  продуктов. В один из дней они стояли в очереди за сливочным маслом. Долго «болтали», шутили. Кое-кто из шахтеров оглядывался или украдкой  бросал  понимающий взгляд. «Молодые! Счастливые!». Получили, как и все, по бруску темно-желтого  сельского масла, от которого, при виде, аж слюнки катятся, и тут же, в сторонке, остановились. У него  в сумке был хлеб, а в кармане – складной нож. Отрезали маслица, намазали на куски  хлеба и с аппетитом съели. Вкусно! Вера даже вспомнила, как дома, на хуторе, крутила  ручку  маслобойки. Потом он  провёл ее домой, постояли, попрощались и расстались.

     А к полуночи она, к сожалению, поняла, что  не  такое  масло кушала на хуторе. Делают по такому  рецепту, а  кушают – не такое. Это, видимо, залежалое. Стала  бегать  в туалет. Вздулся живот. Поднялась температура. Дальше  не  хватало сил держаться, и Петр Николаевич с Ванькой отвезли в больницу. Там, как  только  осмотрели, так и сказали – брюшной тиф.

     Доктор уточнил:

     -Из шахты?

     Кивнула согласно.

     -Шахтерами уже все палаты забиты. И часть морга…

     Веру положили  на носилки и понесли в палату. Коридор  длинный: одна  сторона  занята палатами, а иная – окнами с видом  на город. Лежит на спине, лицо повёрнуто к окнам. Взад-вперед мечутся люди в белых халатах. Она  их  еле  различает. В глазах всё сливается воедино. Вот несут больного навстречу. Открыла глаза и увидела - Колю. Лицо  у него было мертвецки бледным, глаза закрыты, носик заострен. Заволновалась. Что такое? Проводила глазами и спросила сестричку:

     -Куда его?

     Сестричка ответила:

     -Этого? В морг! Куда ещё!

     Когда положили её в постель, болезнь всё  прогрессировала. Стояла высокая и устойчивая температура, были адские головные боли, позывы на понос. Врачи старались вывести из такого состояния, но решительно  наступал бред, галлюцинации. В один из дней подумала: «Ну, всё. Сил моих больше нет». Перекрестилась. Прочитала молитву. И притихла. Когда подошёл доктор, пульс  был  очень  слабым, а к вечеру - не прощупывался. Её, как и Колю, отнесли в морг…

     Всё, что  было  дальше, она  знает лишь из рассказов. Вечером работники морга закрыли на замок  помещение  и  ушли. А утром, когда открыли, чтоб занести «новых умерших»,  увидели не совсем обычную картину. На столе  в  голом виде сидит женщина (как оказалось – Вера) и стучит от  холода зубами. Спас  от  смерти, наверное, Господь Бог. Лечили её ещё  около года. Где брала мужество, чтоб перенести такие тяготы, не знает и сама. Только когда приехал Ванька, чтоб забрать, она была тощая и слабая. Сил не хватало дышать. А тут ещё разговор затеяли не по её силам.

     Он сказал, своеобразно улыбаясь:

     -Ну, что, поедем опять в барак?

     Она удивилась:

     -А почему не к Петру Николаевичу?

     Улыбка повторилась:

     -Прости, Верочка, я тебе не сказал. Петр Николаевич давно уже в Сибири. Приехали, описали дом, землю, живность, повозки, а его увезли. Раскулачили, как «классово вредный элемент».

     Это выражение она слышала на политзанятиях. Но там ведь и другое говорили: что раскулачивают лишь тех, кто эксплуатировал крестьян. А Петр Николаевич этим не занимался. Тогда почему  его раскулачили? Но Вера в тот день больше ничего не спрашивала, потому, что не было сил.

     А через время окрепла и спросила:

     -Ванька, Петр Николаевич  говорил, что тяжелым трудом наживал богатство. Я и   сейчас помню его слова: «День работаешь, ночью на кулаке переспишь и опять утром на работу». Так ведь? А ты, случаем, не  задумывался, что и наших  родителей могут точно так же раскулачить  и  сослать? Может, напишем, поинтересуемся, как там у них? А вдруг помочь надо? Ты ведь больше разбираешься.

     Опять - улыбка:

     -Верочка! Это дело государственное. Нам туда, как говорит мой опыт, лучше не соваться. Иначе сгорим все в одном пламени.

     Но её это не убедило.

     Она поехала домой.