Помощник шамана

Лютовал снежный февраль 1982 года. Каждое утро на градуснике - минус сорок и больше. Но дни получались безветренные и солнечные, ночи тихие и звёздные. Только степь и озёра потрескивали от мороза. Снега наваливало много.
В один из таких дней к маленькому вагончику, прилепившемуся вместе с другими чабанскими строениями к склону сопки, я пробился на «Москвиче» только к 11 часам утра. Заметил, что скотину ещё никто не выгонял на пастбище, но сено в загоны успели набросать.
Устал я смертельно. Почти сутки не спал. Всё время в движении и напряжении. Поздно ночью мне пришлось залезать под машину с паяльной лампой и отогревать двигатель. На улице снова выше минус сорока, сугробы снега, а человека в больницу везти надо. Довёз, сдал, прикорнул часа два в холодной избе и поспешил обратно.
Когда я вернулся, знахарка или шаманка, ради которой мы и приехали сюда, листала какую-то книгу, ища страницу. Её пациенты, в числе их и мой знакомый, хозяин «Москвича», на котором я ездил в село, сидели на скамейке и благоговейно внимали ей. Видя затруднения шаманки, я помог найти ей нужную страницу и картинку. Получив наставления, народ ушёл исполнять свои потребы к святилищу. Мы с шаманкой остались одни. Меня валит сон, а она донимает меня непонятной просьбой…

Это ещё моложавая и крепкая сложением женщина. Бурятка, видимо, далёкая метиска с изрядной долей русской крови. В нашей степи издавна живут русские и буряты, то есть смесь самых разных монгольских племён. Какое это было раньше племя и в ком оно возобладает сейчас, сказать невозможно. Кровь – великая и непредсказуемая вещь.
Шаманка высокая бурятка, и, можно сказать, красивая той красотой, которую называют восточной. Видно, что всё решает и делает на лету. Смуглая, гибкая, очень подвижная и быстрая. Говорят, что у неё шестеро дочерей, живущих в селе и городе. Парней нет. Следовательно, она доминируют во всём, всегда и везде.
Почему-то она обратила особое внимание именно на меня, недоучившегося студента, презревшего всю образовательную систему страны, а с ней – и все остальные системы. И зачем я понадобился шаманке? Вообще-то, я – атеист, не верю ни в какие сверхъестественные силы и чудеса. Она же должна это чувствовать, должны же срабатывать в ней какие-то ощущения, которые возбуждают химические процессы.

Улучив момент, когда я собрался прилечь на топчан, она поманила меня за давно не стиранную желтовато-красную ширму с бахромой и кистями, разделявшую вагончик на две половины, и жарким шёпотом выдохнула мне в лицо, обдавая застарелым водочным перегаром:
- Слушай, парень. Будь моим помощником! Буду отдавать тебе четвёртую часть выручки. Не ерепенься, богато будешь жить…
Я опешил. Она, признанная в округе шаманка предлагала мне, безбожнику, стать её помощником. Не давая мне опомниться, Мария или Макариха, так звали эту женщину, наступала, озираясь по сторонам, хотя народ должен был подойти попозже:
- Ничего не будешь делать. Только помогать мне иногда.

Вагончик малюсенький, тесный. Чабанский вагончик. Такие строили и ставили на бревенчатые сани в годах 1950-1960-х. С места на место, то есть чабанские летники или зимники, таскали их гусеничные тракторы. Этот, видимо, давно стоял на одном месте и медленно оседал, врастая в землю. В центре топилась железная печурка. С двух сторон – маленькие заледеневшие оконца, сквозь тусклые стёкла которых просматривалась заснеженная степь и сопки.
За ближнюю сопку, горбатую и высокую, спускавшуюся на той стороне в лощину, недавно ушёл наш народ. Два мужика, один высокий, второй низенький, с  ними малорослая и прихрамывающая женщина Все мы прибыли к Макарихе издалека, каждый из  нас, кроме меня, желает исполнить какие-то свои житейские потребы, а заодно и подлечиться от хворей. А я попутчик и водитель.

Кстати, если говорить о героях этого рассказа, то вчера с нами был ещё один мужик, Болот, коренастый и лысый бурят. Он приходился на это время мужем Макарихи. По слухам, появился здесь недавно, лет пять тому назад. Пришёл из соседнего Китая. Такие случаи редко, но бывали. Отсюда по заснеженной степи до границы километров двадцать или тридцать. По-русски, мужик не говорил, только учился и материться уже умел. В народе болтали, что его долго держали в КГБ, потом отпустили, тогда и приютила его у себя Макариха, сделав своим мужем.
С этим Болотом ночью случилась трагедия, и сейчас он мучился в участковой больнице, куда я его доставил с невероятными трудностями, пробиваясь на "Москвиче" сквозь сугробы. Машина, кстати, надёжная, двигатель, говорят, копия я с немецкого. А что у нас не копия?
Но о трагедии позже. Сначала о шаманке.

На самом деле она – Макарова. Её сгоревший от непосильной любви к водке первый муж был Макаровым, потому она, по законам русского языка и обрусевшего общества, Макариха. Уже лет десять слывёт известной гадалкой и знахаркой. В общем, шаманка.
В лощине за сопкой Макариха обустроила место для молений и пожертвований: кирпичную ступу, белеющую издалека известью, глубокий очаг, обложенный вкруговую кирпичами, две скамьи. Там же, с давних времён находилась сложенная людьми куча камней, именуемая в народе – обоо, хотя такие сооружения всегда находятся на вершинах. Рядом с обоо Макариха поставила два столба, соединив их длинной жердью. На жердь молящиеся или клиенты Макарихи привязывали особым узлом хадаки – разноцветные, в основном, синие и шелковые полосы материи, нарезанные, как шарфы. В лесу их обычно привязывают к деревьям. Но какой может быть лес в степи, покрытой до самого горизонта бугорками, в которых некогда жили сурки, напрочь истреблённые во время очередной борьбы с заразными болезнями, то есть животными. С человеком же не борются. А капище Макарихи получилось внушительным, особенно, если смотреть издалека, когда разноцветные хадаки треплет степной ветер, а рядом белеет высокая ступа.

Вокруг этого места непрерывно снуют около двадцати собак. Они тут прописались надёжно и навсегда, тропы их прочертили сопку и обоо. Пожертвований, особенно мяса и мучных продуктов, здесь всегда в изобилии. Окружив или обложив место молений и жертвоприношений, разномастые и клыкастые псы, напоминая оживших оборотней из фильмов и страшных рассказов, вожделенно, лёжа, ожидают окончания радостных для них событий, предвкушая трапезу от пуза. Иногда, внезапно, схватываются в бешенном и визжащем вихре драки. Чувствуется: ещё немного и они станут настоящими хозяевами места.

Мои мимолётные размышления, клонившие ко сну, снова прервала Макариха, она уже хватала меня за лацканы пиджака:
- Ну чего ты вошкаешься? Проснись. Ну чего тебе стоит? Ты же грамотный. Студент, наверное. Деньги всем нужны. Будешь приезжать иногда, подсказывать мне. А потом я сама научусь. Соглашайся… Или в нашем селе поселишься. Помощник шамана.
Ударным получилась последняя "а". Она весело рассмеялась и задорно взглянула на меня. В наших краях было понятное всем выражение – помощник чабана, в сравнении с ним «помощник шамана» звучало, конечно, ново и смешно. Вымученно улыбнувшись, я промолчал. Как я мог ответить?

Попал я в этот вагончик вчера и совершенно случайно. У дяди Бато, хорошего знакомого нашей семьи, ушла жена. И не в первый раз. Было чему дивиться землякам. Дядя Бато – высокий, красивый, мужчина с офицерской выправкой. Один из лучших чабанов колхоза, орденоносец. Тётя Римма – худая и костлявая женщина с продолговатым лицом и задумчивыми глазами. Она всё время думала, редко отвечала на вопросы. Назвать красавицей трудно. Однажды, когда она лежала в больнице, её навестил дядя Бато. Увидев его, женщины палаты оживились и зашептались: «Какой красавец, какой интересный муж у Риммы!». Когда одна из женщина заметила: «Римма тоже красивая», тётя Римма просто скользнула по ней равнодушным взглядом и отвернулась к окну, за стеклом которого буйно цвела черёмуха. Именно таким взглядом и отличалась от всего общества тётя Римма.
И вот, после её очередного ухода, дядя Бато приехал к нам на новеньком коричневом «Москвиче» и попросил меня стать его попутчиком и вторым водителем. Он собрался ехать к Макарихе, о которой гремела в народе слава. Надо было приворожить тётю Римму, то есть привязать её к дому супруга навсегда. Сделать это, по мнению дяди Бато и многих его знакомых, в том числе моей матери и множества моих тёток, могла только Макариха, живущая от нашего села в километрах ста пятидесяти.
В такую дальнюю дороге и взял меня дядя Бато.

Стоянка Макарихи была у невысокой сопки. Длинная, типовая, кошара, заборы, загоны с кормушками, раскол – узкий проход для скота, ограждённый с двух сторон крепкими жердями. Недалеко высился, выходящий прямо из земли утеплённый и полузасыпанный навозом каптаж с вмонтированной цистерной для воды. И всюду скот – кони, коровы, овцы, поедающие в загонах сено, брошенное на снег.
Вагончик был типовой: 2,5 на 4 метра, квадратов десять, не больше. Кстати, больше и невозможно таскать на тракторе по степи. Стоянок чабанских было много, чуть ли не возле каждой сопки, овец – миллионы, повсюду трещали и звенели стригальные пункты, сенокосные бригады, полевые станы, окотные компании. Люди, техника, животные…
Такое было время: народ надрывался, отрываясь на собрания и получение наград, иногда пьянствовал, овцы паслись, жировали и худели. И в этом шуме и обилии время от времени начинали звучать и распространяться имена знахарей и шаманов. К одной из них, уже названной выше Макарихе, и отправились мы с дядей Бато, надеявшимся приворожить тётю Римму.

Мы приехали, когда зимнее солнце встало над ближней сопкой. Нас опередили: шаманка уже выслушивала просьбы своих клиентов, мужа и жену, «Москвич» которых стоял возле вагончика, зарывшись в сугроб. Познакомились и разглядели мы их позже. Кабаковы их фамилия. Это были рыжеватые, низкорослые и плотные русские люди с бурятскими чертами лица.
Войдя, мы сели на скамью и стали ждать. От железной печурки исходил жар, вокруг стен стояли топчаны, покрытые матрацами, войлоком и полушубками. Одежда была повсюду: на скамьях, стене, обитой какой-то материей. Чувствовалось, что за желтовато-красно ширмой с бахромой и кистями, живёт и дышит не менее разнообразный и разряженный мир, где могут быть изображения божков из меди и бронзы, лики святых, растения, разные крупы и даже перо павлина с зеленоватым отливом и чёрным пятном. Бывавшему в подобных местах не трудно угадать.

Мероприятие проходило за ширмой. Стол на этой стороне вагончика был завален жирными кусками вареной говядины, пышного хлеба, разной бакалеей и кондитерским разноцветьем. Тут красовались и фрукты, и овощи, и что-то ещё в блестящих обёртках. Богатый был стол! Посередине этой всячины возвышались бутылки водки. В стаканах тоже была недопитая водка.
Как люди, хозяйство – предметы и вещи самой разной принадлежности помещались на этих десяти квадратах я не могу понять до сих пор.

Время шло. Темнело. За ширмой усилились голоса. Загорелась лампа, запахло керосином. Через некоторое время, когда за оконцами стало уже совсем темно, вошел коренастый мужик, оказавшимся позже мужем Макарихи, поздоровался с нами на бурятском, зажёг на этой половине лампу, пригласил за стол, предложил водку, которой было изобилие. Под столом я заметил два ящика.
Наконец-то из-за ширмы вышли сама шаманка и её пациенты. Началось знакомство, потом оживлённое чаепитие, прерываемое чоканьем. Кабаковы опьянели быстро. Макариха с мужем – позже. Мы почти не пили. Разговор шёл вялый, в основном, на русском языке. Кабаковы иногда порывались спеть на бурятском языке, который, как и многие местные, знали очень хорошо.

Наши дела решили исполнить завтра, поутру. На обоо надо было идти вместе с Кабаковыми. К тому же необходимо готовить специальные блюда. Для этого каждый из нас привёз известный набор продуктов, включая мясо, бакалею, кондитерские изделия, масло, молоко и, конечно, водку. Куда же без неё. Святое дело, говорил мой знакомый художник, когда упоминалась водка…
Как можно спать шестерым взрослым людям на десяти квадратах, в коробушке, набитой всякой утварью, снедью, да ещё разделённой на две половины, на одной из которой почти докрасна накалена железная печь, осветляя темноту фантастическими цветами, испускающими жар? Но спали! Попарно и почти свободно, все в верхних одеждах. Какие тут могут быть гарнитуры…

Событий ночью было два, если не считать храпений и других естественных звуков. Трагедия с Болотом – второе, значительное, событие. Первое – пустяк: обоссалась и из-за этого материлась жена Кабакова, малорослая и полненькая женщина, опьяневшая мгновенно. Может быть, недержание мочи и было её болезнью или это были издержки непомерного для женщины количества водки? Материлась она недолго, затихла под окрики мужа.  Это была дружная и дисциплинированная парочка.
А с Болотом случилось невероятное: он бурчал и, как большинство бурят, что-то выговаривал спьяну жене, то есть Макарихе, так настойчиво и нудно, что она, вскочив, тоже спьяну, плеснула на его лысину крутой кипяток, клокотавший в большой кружке на печи. Что-то мгновенно всполошилось, закричало и загрохотало. Это ошпаренный Болот пулей вышиб дверь и, вылетев на мороз, часто-часто утыкался в сугроб обожжённой кипятком лысиной. Ошарашенный, я выскочил в лунный холод и мне показалось, что снег шипит, а в сугробах появляются и расплываются ямки. Болот уже катался, уминая снег.
В дикой злобе и вне себя, я закричал и потребовал от шаманки, раз она шаманка, немедленно вылечить своего мужа, чего она, конечно, не могла. Народ был уже на ногах. Кабаковы почти протрезвели. Запах мочи улетучился на морозе. Дядя Бато бегал в накинутой на плечи дохе, напоминая Чапаева в бурке, деловито приказывал мне заводить машину и везти Болота в больницу. Замечу, что в те времена больница была в каждом селе.
Мне пришлось разгребать снег и залезать с гудящей паяльной лампой, изрыгающей иссиня-красный огонь, под машину. В морозном воздухе клубился пар. Народ скрылся в чреве вагончика, где принялся хлопотать над лысиной Болота...

Как стонал и матерился на непонятном, может быть, китайском, языке Болот и как я пробивался сквозь сугробы, высматривая огоньки села, рассказывать не буду. И о том, как искал доктора или фельдшера по полупьяному после отчётного собрания колхозному селу тоже не скажу ни слова. Но нашёл, доставил, не Болота, а фельдшера доставил в холодную участковую больницу, сдал ему орущего больного.
Потом, помня указание, Макарихи, нашёл сельскую избу, где обитали трое из шести её взрослых дочерей. Стены избы были обиты коврами, в которые въелась угольная пыль, отчего ковры стали уже не коврами, а непонятно чём чернющими и ворсистыми. В степи топили только углём, разрез был рядом. Дочери желали со мной беседовать, а я валился с ног, и они махнули на меня рукой, постелив мне на диване. Через два часа проснулся. В умывальнике вода покрылась коркой льда, мыла не было. Я вспомнил, что видел у Макарихи упаковку польского, очень дорогого по тем временам, мыла. Такого мыла я ещё нигде не видел.

Утром, по своим ночным следам, я относительно легко добрался до стоянки, где и застал всю компанию, но уже без Болота, на месте.
Обговорив свои потребы, удостоверившись, что все они выполнимы, пациенты уже выговаривали свои хворобы и слушали рекомендации знахарки, которая с чрезвычайно таинственным и умным видом заглядывала в потрёпанную книгу, произнося: «Вам поможет мужик-корень. Любой женщине нужен корень. Так, где же он, где?»
Подняв глаза, она увидела в полосе раздвинутой чуть-чуть ширмы меня:
- Довёз? Ничего, вылечат. Выживет и вернётся. Подойди-ка ко мне, студент. Картинка тут должна быть в книге. Мужик-корень.
Она протянула мне книгу. На обложке значилось «В.В. Телятьев. Лекарственные растения Восточной Сибири». Книгу я знал, мы с ребятами, в основном поэтами и прозаиками, летом часто собирали лекарственные травы. Зарабатывали на этом. Мне были известны кровохлёбка, маралий корень, вздутоплодник, марьины коренья, солодка, ревень и множество других трав, а также их свойства. Особенно хорошо мы знали семейство зонтичных... Я быстро нашёл раздел, главу, страницу и ткнул в рисунок. Шаманка замерла на мгновенье, и я почувствовал сильнейший интерес к моей особе. Ощущения, как правило, не обманывают человека.

И вот, проводив клиентов на капище, она донимает меня просьбой: стать её помощником. Меня смертельно клонит ко сну, но я поднимаю себя усилием воли и спрашиваю:
- Чем я могу вам помочь, Мария Балдановна?
- Как чем? – искренне всплёскивает руками шаманка, - а книгу читать, страницу показывать, рисунки находить. У меня же на это уходит уйма времени. У меня от этого вера в свои силы теряется. А как лечить и помогать людям без веры?
Вот в чём, оказывается, дело. Она не знала структуру книги, не представляла, что такое оглавление… С этой мыслью я и уснул, так и не дав ответа шаманке.

После обеда вернулся с капища народ. Мы тепло попрощались и уехали в тот же день. Слухи доходили разные. Люди говорили, что Болот вылечился, получил советский паспорт. Вылечилась и жена Кабакова, и многие другие, известные мне люди. Вообще, все пациенты Макарихи чудесным образным выздоравливали. Кстати, тётя Римма вернулась. Она прожила с мужем до самой его неожиданной смерти. Уехала на свою родину через год после похорон дяди Болота.
Прошли годы, десятилетия, появились другие шаманы, имя Макарихи постепенно угасло во тьме времени и забылось. Иногда я слышу её голос: «А как лечить и помогать людям без веры?»

29 января 2022 года