Король умер. Да здравствует король! Все главы

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
КОРОЛЬ УМЕР. ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОРОЛЬ!

Глава первая

Наверное, в каждом многоквартирном комплексе найдётся пара-тройка жильцов, известных и узнаваемых не только их ближайшими соседями, но и большинством граждан, во всём прилегающем микрорайоне. Был такой обитатель и в доме Ольгиных, проживавший этажом выше, прямо над ними.

Звали этого человека Захар Иванович, друзья и знакомые обращались к нему  – Иваныч, но некоторые между собой называли его иначе – Стаканыч – за любовь к горячительным напиткам. Он давно уже находился в том возрасте, в котором начинается психическое и физическое старение, жил одиноко, небогато, и не имея иных доходов, кроме скромной пенсии, брал в долг небольшие денежные суммы у кого только возможно. Никто никогда не отказывал ему, Захар Иванович всегда был со всеми вежлив, обходителен и всё возвращал строго в срок.

Холодными зимними вечерами этот пенсионер сидел в своей квартире и смотрел по телевизору спортивные передачи, а весной, как правило, в самом конце апреля, у него открывался «летний сезон», в эту пору его можно было застать во дворе на скамейке, читающим свежую прессу. Из бокового кармана серого, давно не стираного пиджака Иваныча-Стаканыча частенько гордо торчал припасённый «малёк», но ни от кого не было по этому поводу никаких упрёков. В эту весну 1991 года все ожидали снова увидеть старика на улице, но к всеобщему удивлению, он так и не появился.

- Куда это наш Стаканыч подевался? – спросила как-то у Алексея его мать, глядя во двор из окна, - Всё ли в порядке у нашего старого бедолаги?
- Удивительное дело, - отвечал сын, - я сам давно уже с ним нигде не сталкивался, просто теряюсь в догадках, что же такого с ним могло произойти.

Алексей умолчал о том, что не так давно, когда кроме него дома никого не было, наверху над ними передвигали мебель, и несколько мужчин при этом говорили между собой  на чужом, нерусском языке. Ему не хотелось беспокоить мать, любые волнения для неё были крайне нежелательны. После выписки из больницы Зинаиду Сахмановну, как и предполагалось, сразу же поставили на учёт в онкологический диспансер, районный врач, осмотрев пациентку и изучив поступившую к нему историю её болезни, заявил, что необходимо готовиться к курсу химиотерапии, подчеркнув, что всё не так печально, вероятность благоприятного исхода лечения достаточно высока.

- Процедура предстоит, неприятная, - сказал он сыну с отцом во время  разговора наедине, - но необходимая. Сейчас для вас самое главное - как можно быстрее пройти осмотр всех специалистов, получить заключения и сдать анализы, чтобы я мог на основании всех этих данных подобрать необходимые препараты, как только будете готовы, приходите ко мне снова, всё очень просто!

Увы, это оказалось очень просто лишь на словах, Ольгиным выпало по полной программе ощутить на себе, как сказалась горбачёвская перестройка на состоянии советской медицины. Проблемы начались с простого анализа крови, который работники лаборатории умудрились потерять, в результате чего пришлось сдавать его повторно, а дальше, как говорится, пошло-поехало. Для того чтобы сделать флюорографию пришлось ехать в другой конец города, а приёма в гинекологическом отделении – ждать аж целую неделю. Хуже всего обстояли дела с кардиологом – тот вообще оказался в отпуске, и, по словам девушки из регистратуры, появиться на рабочем месте должен был только во второй половине мая, не раньше.

С работы Зинаиде Сахмановне пришлось уволиться по состоянию здоровья, но она старалась не падать духом и не раскисать, теперь всё своё свободное время она посвящала дому, мужу, сыну и внуку, которому ничего не говорили о болезни бабушки. Походы по магазинам, приготовление всеми любимых блюд, и прочие домашние дела, помогали ей на какое-то время отвлечься от мрачных мыслей. Лекарства, выписанные онкологом, оказывали своё смягчающее воздействие днём, ближе к вечеру и ночью самочувствие становилось хуже, больная частенько не могла заснуть без снотворного, но, тем не менее, не теряла оптимизма.

- Погодите, - успокаивала она своих домочадцев, - вот закончу «химию» и всё будет, как раньше, двенадцатого июня вместе пойдём на выборы президента России. За кого будем голосовать, ребята?
- За Рыжкова, - отвечал Антон Сергеевич, стараясь поддержать разговор.
- А я, может быть, за Тулеева, - вставлял своё слово Алексей.

Однажды погожим днём, пока он трудился над заказами, мать отправилась за покупками и через минут сорок вернулась крайне удивлённая.

- Сынок, представляешь, в квартире Стаканыча теперь живёт другой человек,  - сообщила она, - посмотри на улицу, увидишь!

Во дворе напротив их окон двое мужчин что-то оживлённо обсуждали, один из них – высокий, лет сорока, с пышными усами, широкоплечий,  черноволосый, в модной кожаной куртке, и с широкой кепкой на голове во время разговора активно жестикулировал. Второй значительно ниже и моложе, слегка полноватый, идеально выбритый, в такой же куртке, но без головного убора, ярко сверкал на весеннем солнце своими золотыми зубами. Алексей заметил, как к нему подбежали двое мальчишек – ровесников Дениса Васюкова, у одного из них в руках был футбольный мяч, пацаны были похожи друг на друга как две капли воды. «Его сыновья!» – догадался он, и вспомнил рассказ Глухарёва о его несчастном детстве.

- Вот этот, высокий с усами – наш новый сосед, - сказала мать, - а его приятель - с детьми и женой обосновался в подъезде рядом, в квартире Веры Николаевны.
- Вера Николаевна - та старенькая бабушка, что ходит с палочкой?
- Да, та самая, мне это сейчас рассказала Надежда Васюкова, когда мы вместе шли из магазина.
- И кто же такие эти двое мужиков? Армяне?
- Надя говорит – азербайджанцы.
- Ну что же, пусть будут азербайджанцы, главное, чтобы они нам не мешали! –  сказав это, Алексей вернулся к своим магнитофонам.
- Алёша, - мать проследовала за ним в комнату, - а что за булыжник  лежит на твоём журнальном столике рядом с диваном? Может быть, уберёшь его куда-нибудь?

Она протянула, было, руку к интересовавшему её предмету, но сын остановил её.

- Не трогай, это мой талисман на счастье, никто не должен кроме меня к нему прикасаться! - с волнением в голосе произнёс он, погладив камень ладонью.

Поглаживание Камня Силы стало у него ежедневным ритуалом, это делалось утром, вечером перед сном, и иногда днём, как сейчас. Холод, исходящий от минерала действовал очень позитивно, успокаивая его расшатавшиеся в последнее время нервы.

- Странный ты выбрал себе талисман! – Зинаида Сахмановна недоумённо пожала плечами.

Через пару часов работа закончилась, надо было собираться ехать на студию, но неожиданно зазвонил телефон.

- Алёша, подойди, это тебя спрашивают! – позвала мать.

«Наверно снова Крюков, - подумал Ольгин, беря в руки трубку, - пора бы ему уже договориться со своим редактором насчёт моего интервью!».

Однако, желающим общения с ним оказался вовсе не Крюков, а Голубев. Несмотря на то, что его голос звучал вполне дружелюбно и весело, по спине Алексея пробежал зловещий холодок.

- Привет, Лёха, – сказал Товарищ Андрей, - рад тебя слышать! Ты ведь сейчас, наверно, к себе в контору собираешься?
- Здравствуй, Андрей, - бывший подчинённый комсомольского инструктора постарался ему ответить с максимально беззаботной интонацией, - да, собираюсь, вот уже скоро буду выходить из дома, а в чём дело?
- Есть серьёзный разговор. Погода нынче хорошая, буду тебя ждать рядом с твоей трамвайной остановкой, уверен, если ты опоздаешь минут на 15-20, конца света от этого не случится.
- Хорошо, жди, я сейчас приду!

Алексей взял в руки две большие сумки и вышел из квартиры. Спускаясь по лестнице, он снова столкнулся на первом этаже  с азербайджанцами, теперь парочка стояла у входа в подвал, усатый открывал старую скрипучую дверь, а полноватый просто стоял рядом, засунув руки в карманы брюк. «Интересно, каким образом у них оказались ключи от подвального помещения, - размышлял  Ольгин по пути к остановке трамвая, - и, самое главное - что они в нём собираются делать?».

Погода в Саратове действительно установилась великолепная, несмотря на вечернее время, было очень тепло, Товарищ Андрей, как всегда курящий  «Мальборо», был виден издалека. Алексей пожал ему руку и изобразил на лице радушие.

- Давно мы с тобой не разговаривали по - душам, - начал Голубев, - ты бросил производство, ушёл в кооперативный бизнес, кто бы мог подумать, что спустя пять лет наши дорожки снова пересекутся.
- Но, ты ведь тоже оставил комсомольскую работу, даже не предупредив меня об этом, - заметил Ольгин.
- Так получилось, - его собеседник криво улыбнулся, - всё в этой жизни меняется, теперь я оказываю разным влиятельным людям некие деликатные услуги, и, между прочим, с некоторых пор снова на партийной работе.
- В КПСС?
- Ты плохо обо мне думаешь, - с укоризной в голосе ответил его бывший босс, - с коммунистами мне не по пути, посмотри вот на это!

Он показал значок, приколотый к левой стороне его пиджака.

- ЛДПСС, - прочитал Ольгин, - что это ещё такое?
- Либерально-демократическая партия Советского Союза, наш председатель Владимир Вольфович Жириновский участвует в выборах президента Российской Федерации, ну а я его доверенное лицо в Саратове.
-  Вот оно что…. Думаю всё это – пустые хлопоты в казённом доме, президентом Жириновский не будет, слушал я по радио его обещая сделать дешёвой водку, за него только алкаши проголосуют.
- Как знать, результаты выборов могут оказаться  непредсказуемыми.
- Давай лучше перейдём к делу, о чём ты хотел со мной поговорить?
- Неужели не догадываешься? – Голубев хитро прищурил глаза.
- Совершенно нет.
- Что же, поясняю, я здесь от имени и по поручению Рябинина, его интересует коллекция Николая  Рышкова, которой тебе удалось когда-то завладеть, он хочет купить её у тебя.
- Она не продаётся!
- Да выслушай же ты до конца, Виктор Сергеевич предлагает хорошие деньги, три тысячи баксов, прямо сейчас, соглашайся!
- Меня это не устраивает.
- Что именно тебя не устраивает? В твоих руках останутся все «мастер-копии» на кассетах, как ты писал записи для «ВМТ», так и продолжишь их писать, ничего не изменится. Ну что, договорились?
- Нет, не договорились. Мне с моими оригиналами как как-то спокойнее на душе.
- А что скажешь, если цена увеличится, как насчёт пяти тысяч? Это просто обалденная сумма!
- Повторяю, ещё раз, ничего из этой коллекции продаже не подлежит, если у тебя ко мне других вопросов больше нет, то мне пора ехать.
- Зря ты так, Алёша, - нахмурился Голубев, - Рябинин всегда получает то, чего хочет, лучше не зли его. Смотри, ведь может так случиться, что даже я не смогу сдержать его гнев.
- Всё, разговор окончен! – Ольгин не попрощавшись, сел в подкативший трамвай.

Он приехал почти к самому закрытию, благодаря Дмитрию Пирогову, снова ушедшему в запой, обстановка в студии царила нервозная.  Всё дело было в  том, что наконец-то появилась информация о Глухарёве, как выяснилось, Станислав, забрав из дома жены свои документы, и все деньги спешно уехал к родной сестре в Москву, на этом его саратовские похождения  закончились.

«Пончик», узнав, об этом, всё рвал и метал, понося беглеца самыми последними словами, и на следующий день не вышел на работу. Как позже рассказала Алексею Ирина Пантелеева, Валентина Петровна безуспешно пыталась дозвониться до шефа, а потом решила сама поехать к нему домой.  После известия о том, что Дмитрий проведёт следующие три-четыре недели в наркологическом стационаре, всем стало очевидно – дело плохо.

Сразу после этого директорский кабинет, занял Алик Солнцев, объявив себя исполняющим обязанности генерального директора, не удосужившись даже провести общее собрание сотрудников, как это было положено в таких случаях по уставу кооператива. Все, скрипя сердце, с этим согласились, потому, что уже знакомые Ольгину Санёк и Игорёк стали частенько появляться в конторе и проводить в ней очень много своего времени, объясняя это своим желанием обеспечить безопасность сотрудников.

Совершил визит к Алику и Владимир Юрьевич Щукин. Вдвоём они что-то долго обсуждали за закрытыми дверями, и в итоге следователь по особо важным делам покинул студию очень довольный. Алексей старался держаться подальше от всего этого, Валентина Петровна, как и прежде, выдавала ему заказы, а Никифор с Ириной отвозили его домой. Вот и сегодня всё было точно так же, только их автомобиль в этот раз затормозил немного дальше чем обычно, совершенно внезапно погода изменилась: начался сильнейший ливень.

- К сожалению, ближе подъехать не смогу, – извиняющимся тоном произнёс Никифор, - впереди такси.

Действительно, прямо у подъезда стояла жёлтая «Волга» с шашечками на дверце, рядом сквозь проливной дождь можно было различить три человеческие фигуры, две из которых о чём-то очень бурно спорили.

- Ничего страшного, я быстро окажусь дома, - отвечал Ольгин, - до завтра, ребята!
- До завтра, Алёша! – успела сказать ему Ирина перед тем, как он покинул салон автомобиля.

Взревел мотор, через минуту супруги уже ехали дальше, за ними последовало и такси, оставив двух своих пассажиров под холодным весенним дождём. Алексей подошёл ближе, перед ним стояла стройная женщина, одетая в модный джинсовый костюм - «варёнку», её длинные, окрашенные волосы, настолько промокли, что их уже было впору отжимать. Её держала за руку девочка, лет 11-12, с такими же длинными волосами, только своего естественного чёрного цвета, высокая, не по годам развитая. Леди в костюме увидев приближающегося Ольгина, так преобразилась в лице, словно к ней шёл не простой советский гражданин, а как минимум Николай Чудотворец.

- Молодой человек, - заговорила она первой, - Вы  проживаете в этом доме?
- Да, и меня зовут Алексей.
- А я  - Тамара, это моя дочь, Лейла. Мой муж купил здесь квартиру, мы только что прилетели к нему из Баку, таксист доставил нас прямо из аэропорта, но отказался поднять наш чемодан на третий этаж. Пожалуйста, помогите!

«Третий этаж! - подумал Ольгин, - именно там проживал Стаканыч!».

- Ваша квартира – сто пятнадцатая? – поинтересовался он.
- Да, а в чём дело, что-то не так?
- Нет, всё так, просто я ваш сосед, снизу. Очень рад знакомству, пойдём скорее, вы ведь ещё не привыкли к нашему климату, не дай Бог, промокните и простудитесь!

Наш герой взял в одну руку две свои сумки с кассетами, а в другую – чемодан, он оказался очень тяжёлым, как будто его кто-то набил кирпичами, пришлось собрать все свои силы, чтобы оторвать его от мокрого асфальта.

- Спасибо, Дядя Лёша! – Лейла заботливо открыла перед ним дверь и Ольгин поднялся вверх по знакомым с детства ступенькам.
- Я даже и не предполагала, что жители Саратова окажутся такими радушными и гостеприимными, - сказала Тамара, когда все они оказались на третьем этаже, - мы очень Вам благодарны!
- У нас принято помогать друг другу, - отвечал Алексей, - если что, где меня найти – вы знаете, всего вам доброго!

Глава вторая

Вскоре стало понятно, зачем азербайджанцам потребовался подвал, как оказалось, они занимались торговлей цветами и решили оборудовать в нём для них хранилище. Вечерами им откуда-то привозили товар, а по утрам,  под строгим контролем мужа Тамары увозили его с целью дальнейшей реализации на рынках города. Всё это сопровождалось суетой, шумом, грохотом, и, конечно же, выбивало тех, кто жил рядом, из привычной колеи.

Положение усугубил тот факт, что в двух других домах рядом несколько квартир тоже заняли выходцы с Кавказа, промышлявшие цветочным бизнесом, а детская площадка, расположенная во дворе напротив, стала местом их встреч. Ежедневно, во второй половине они там собирались и обсуждали на свежем воздухе свои насущные дела, а в остальное время всё пространство вокруг принадлежало их детям. Смуглые мальчишки и девчонки разных возрастов до позднего вечера с криками и улюлюканьем носились под окнами, мешая всем остальным добропорядочным гражданам отдыхать после трудового дня, лидером этой новоиспечённой  компании, стала Лейла, как самая старшая и взрослая. Все другие ребята теперь отсиживались по домам, со страхом наблюдая, как там, где ещё вчера каждая травинка принадлежала им, теперь резвятся чужие. Как-то раз Ольгин встретил на лестнице Дениса Васюкова, медленно поднимавшегося к себе и вытирающего с лица слёзы.

- Денис, что стряслось? – окликнул он его, но мальчик ничего не ответив,  подошёл к своей двери и нажал кнопку звонка.

Только вечером, вернувшись после очередной поездки за заказами, Алексей узнал от своей матери о происшедшем. Из её рассказа следовало, что Денису по случаю  недавнего дня рождения был подарен красивый игрушечный пистолет с пистонами, и вот сегодня этот подарок у него отобрали сыновья того самого азербайджанца, обосновавшегося в подъезде рядом.

- Гриша Васюков, это так не оставил, пошёл разбираться, - продолжала Зинаида Сахмановна, - но всё было без толку, папаша этих чертенят сказал ему буквально следующее: «Моим детям не нужно ни у кого ничего отбирать, здесь всё и так принадлежит им, а ты на глаза мне больше не попадайся!»
- Ничего себе, заявление! – Антон Сергеевич присвистнул, поражённый рассказом жены,- Зин, ты пока одна на улицу не ходи, лучше вместе со мной или с Алёшей, а то, похоже, от этих приезжих можно ожидать всего, чего угодно. Хорошо, что Артём на летние каникулы уезжает к родителям мужа Натальи, и здесь его не будет, а с этими хулиганами, надеюсь, милиция скоро разберётся!

Увы, надежды главы семьи Ольгиных не оправдались. Блюстители порядка не обращали никакого внимания на торговцев цветами, и они с каждым днём наглели всё больше. С начала мая в городе установилась такая жара, какой не всегда бывает даже летом. Вероятно, новым обитателям саратовских квартир такая погода чем-то напомнила их родину, в один прекрасный день они вытащили на улицу все старые столы и стулья  сдвинули их рядом друг с другом, и получилось что-то вроде летнего кафе под открытым небом. С этого момента каждый вечер во дворе жарились шашлыки на мангале, рекой лилось вино, курилась трава и на полную громкость орал магнитофон, всё это продолжалось до наступления полной темноты. Между тем, Зинаиде Сахмановне постепенно  становилось всё  хуже, снотворное больше не помогало заснуть, а тут ещё этот притон совсем рядом, Антон Сергеевич не в силах видеть, как мучается его жена, набрал номер телефона дежурной части районного отделения милиции и пожаловался на шум  в поздний час.

- Нет, так больше продолжаться не может, если никто на это безобразие не реагирует, отреагирую я,  – сказал он сыну, - вот сейчас приедет наш участковый – Илья Фёдорович, он быстро наведёт здесь порядок!

Илья Фёдорович старый милицейский служака пользовался огромным уважением во всей округе, и, к тому же, его связывала дружба с отцом Алексея, поэтому, он торжествующе крякнул, как только через двадцать минут раздался пронзительный звонок в дверь.

 Но велико же было удивление главы семейства Ольгиных, когда перед ним вместо старого друга предстало некое лицо в милицейской форме с погонами лейтенанта и с новенькой кожаной папкой для документов в руках, а за его спиной трое сотрудников ППС.

- Алекбер Мамедов, - представился лейтенант, сняв фуражку и предъявив своё удостоверение, - прибыл по вашему вызову.
- Простите, а где Илья Фёдорович? – от волнения запинаясь, спросил Ольгин - старший.
- Он больше не работает в Органах Внутренних Дел, - с явным неудовольствием в голосе ответил страж порядка, - теперь ваш участковый – я. Итак, что здесь происходит, в чём проблема?
- Проблема в том, что у нас во дворе устраиваются шумные гулянки, и мы не можем спокойно отдыхать после трудового дня. Вы могли видеть всё это, когда шли сюда.
- Я видел. Будьте добры, предъявите ваш паспорт, и вы, молодой человек, Вас это тоже касается! – Мамедов перевёл взгляд на Алексея.
- Одну минуту! – Антон Сергеевич прошёл в свою комнату и через несколько секунд принёс необходимые удостоверения личности новому участковому.
- С вами ещё кто-нибудь проживает? – осведомился тот, листая страницы паспортов.
- Да, моя жена.
- Могу я её видеть?
- Она онкологическая больная, не может уснуть, из-за этих хулиганов.
- Действительно, больная?! Очень интересно! – с этими словами Алекбер Мамедов бесцеремонно отодвинул отца Алексея в сторону, вошёл в квартиру, и в сопровождении милиционеров, громко топая ногами, направился прямо в спальню, где горел торшер. Перед ним предстала Зинаида Сахмановна, лежащая на раздвинутом диване-книжке, укрытая лёгким шерстяным одеялом. Её измученное лицо немым укором встретило непрошеных гостей. С минуту они смотрели на неё, затем ничего не сказав, развернулись и направились назад, к входной двери.
- Где вы работаете? – последовал новый вопрос.
- Я - первый заместитель генерального директора Завода Энергетического Машиностроения, - отвечал Антон Сергеевич, - а мой сын работает в кооперативной студии звукозаписи.
- Значит, Вы аппаратчик-номенклатурщик, –  с иронией в голосе произнёс Мамедов и брезгливо поморщился, возвращая документы, -  конечно же, ретроград и сталинист... Что же, тогда – до свидания, до новых встреч!
- А как же моя жалоба? Вы же не уйдёте отсюда просто так?
- Уйдём. Нам здесь нечего делать.
- Как это так?
- А вот так. Мы прибыли по вашему вызову, я ознакомился с ситуацией и не нашёл никаких нарушений общественного порядка. Да, у вас во дворе сейчас находится группа молодых людей, но все они ведут себя культурно, не дерутся.
- У них громко играет музыка, а ведь уже двенадцатый час ночи!
- Я не думаю, что она звучит слишком громко. За всё время, в течение которого здесь живут эти люди, на них не поступало ни одной жалобы, за исключением вашей.
- Посмотрите внимательно – многие из них пьяны, их место в вытрезвителе!
- Степень опьянения того или иного гражданина определяется не мной и не Вами, а врачом на медицинском освидетельствовании. С моей точки зрения – они не пьяны, нет никаких оснований для их задержания, так что, давайте прекратим этот разговор, у меня и без вас дел хватает.
- Я буду звонить вашему начальству! – внутри Антона Сергеевича начало закипать возмущение.
- Не советую этого делать. Лучше хорошенько закройте все форточки и ложитесь спать, а если очень хотите неприятностей, то их получите, я могу привлечь Вас к ответственности за ложный вызов,  – сказав это, Мамедов быстрым шагом спустился по лестнице вниз, его сопровождающие тоже последовали за ним.
- Алёша, ты только посмотри! - сказал Антон Сергеевич, подойдя к окну, выходящему во двор, -  Оказывается, наш новый участковый всех этих на улице прекрасно знает!

Алексей надел очки и встал рядом с отцом. Несмотря на поздний час,  было ещё достаточно светло, он увидел Мамедова, ведущего непринуждённую беседу с участниками пикника во дворе, муж Тамары что-то объяснял ему, при этом похлопывая участкового по плечу, его приятель с золотыми зубами тоже вставлял в разговор какие-то реплики. Ещё несколько человек, сидя за столом, разливали по стаканам  вино и ели руками с маленьких картонных тарелочек мясо, приправленное зеленью, а сотрудники ППС стояли в стороне, терпеливо дожидаясь своего начальника. Неожиданно на улице появились Тамара с Лейлой. Мать с дочерью были в длинных ярких длинных платьях, они несли собравшимся большие тарелки с какой-то выпечкой.  Увидев угощение, вся компания от восторга заорала так, что их было слышно, наверное, на самых верхних этажах дома. Алекбер взял угощение, положил себе в рот и одобрительно закивал головой. Откуда-то появились двое мальчишек-близнецов, один из них схватил его фуражку и с гордостью напялил на свою голову, вызвав тем самым  хохот окружающих.

- Рано смеются, - произнёс отец Алексея, отойдя от окна, - завтра я позвоню Щукину, ещё посмотрим, чья возьмёт!
- Антоша, - послышался из спальни слабый голос Зинаиды Сахмановны, - не надо хлопот, это ни к чему!
- Дорогая, я это так не оставлю, – Антон Сергеевич отправился к жене, - обещаю,  ты будешь спать спокойно!

 Их сын не стал участвовать в этом разговоре и вернулся в свою комнату, вечер выдался насыщенным, на него навалилась усталость, уже приготовившись ко сну, он машинально дотронулся до Камня Силы и вдруг резко отдёрнул руку. Камень нагрелся, причём настолько, что повредил лакированное покрытие журнального столика. Громко выругавшись, Ольгин-младший напялил на руку перчатку, которой всегда пользовалась Зинаида Сахмановна, когда вынимала из духовки свой фирменный курник, и переложил свой голыш на деревянную подставку, предназначенную для горячей посуды. Его глаза внимательно осмотрели гладкую поверхность породы - на ней появились  хорошо различимые пятна красного цвета. «Неужели это всё происходит со мной наяву!» - подумал Алексей, больно ущипнув сам себя на всякий случай, а затем, взяв из коридора телефон, унёс его в свою комнату, плотно закрыл за собой дверь и набрал номер Прохора Дмитриева.

- Алексей Антонович, Вам известно, что сейчас глубокая ночь? – раздался на другом конце провода недовольный голос Академика Серой Магии.
- Прошу прощения, я, вероятно, вас разбудил, - извиняющимся тоном отвечал Ольгин, - но дело, по которому я звоню, срочное.
- Нет, Вы меня не разбудили, но сейчас ночное время суток, да к тому же ещё полнолуние, я был занят важными делами, а теперь вынужден отвлекаться на всякую ерунду. Ну, раз уж позвонили, давайте, говорите.
- Камень Силы. Он начал краснеть…
- Появились пятна?
- Да, они небольшие, но их много.
- Пасьян начинает испытывать чувство голода, ему требуется энергия. Действуйте, так как я говорил, времени у Вас не так много, как только камень покраснеет совсем – будет уже поздно, советую завтра прямо с утра ехать на кладбище.
- Прохор, а не могли бы Вы провести этот обряд сами вместо меня? Я заплачу, сколько скажете.
- Это что – издевательство?! Я во время нашей встречи Вам всё подробно разжевал и положил в рот, осталось лишь проглотить это. Нет, об этом не может быть и речи, Вы всё будете делать самостоятельно.
- Я слышал, что тот, кто совершает такие вещи, позже будет жестоко наказан…
- Не думайте об этом, сами себя накажете, если  смалодушничаете.
- И насчёт моей матери. Вы мне обещали, что она не будет мучиться.
- Да, обещал, а что такое?
- Она не может спать из-за болей в животе.
- Это ещё не мучение, Вы не видели, как в действительности умирают от рака, и дай Бог, чтобы никогда не увидели! Поверьте, это очень страшное зрелище, больные так орут, что рядом звенит посуда, они просто лезут на стенку от боли, никакой морфий им не помогает, кожа лопается, спадает с их тел лоскутками, отовсюду, откуда только возможно, из них прёт дерьмо, и при этом они остаются в сознании, прекрасно понимая суть происходящего. То, что сейчас испытывает Ваша мать – это мелочи, ерунда, так что своё обещание я выполнил, спокойной Вам ночи, Алексей Антонович,  не тревожьте меня больше по пустякам!

В  телефонной трубке послышались короткие гудки…

Глава третья

Ольгин проснулся рано утром. Родители ещё спали, матери в этот день предстоял очередной визит в онкологический диспансер и районную поликлинику, в связи с этим, отец взял на работе отгул для того, чтобы пойти вместе с ней. Погода в Саратове не собиралась портиться, светило солнце, осадков не ожидалось, термометр показывал плюс 18 градусов. Надев летнюю футболку, джинсы «MONTANA», новенькие кроссовки, посмотревшись в зеркало, и оценив свой внешний вид как вполне презентабельный, Алексей поспешил на улицу. С собой им была взята еврейская кипа Крюкова, коробка для червей – незаменимый атрибут всех рыбаков, детская лопатка, да бензиновая зажигалка. Его путь лежал к остановке автобуса номер 16, маршрут которого проходил через Рокотовское кладбище, расположенное на самой окраине Заводского района, рядом с посёлком Заплатиновка.

Никаких приключений с ним по дороге не произошло, через сорок минут он уже шагал по старой не заасфальтированной дороге в сторону некрополя.  Это было одно из самых старых кладбищ Саратова, никто не знал точную дату и историю его появления, но оно было относительно благоустроенным, и даже считалось престижным. Здесь были похоронены родители Антона Сергеевича, Ольгин-старший периодически приезжал сюда, ухаживал за их захоронениями, иногда сын ездил с ним тоже, поэтому всё вокруг было для него более-менее знакомым. Его взгляд остановился на небольшом бревенчатом домике неподалёку от кладбищенских ворот, двери которого выделялась табличка с надписью крупными буквами: «РЕКВИЕМ» и чуть ниже более мелким шрифтом: «Первое саратовское частное агентство ритуальных услуг».

Прямо с порога ему в нос пахнуло свежей краской и  деревом, помещение оказалось почти полностью заставленным образцами гробов и венков. Перед ним сразу же возникла немного пухленькая, совсем ранняя девушка, одетая в строгий чёрный костюм.

- Здравствуйте, - поздоровался к ней Алексей, - мне необходима ваша помощь.
- У Вас кто-то умер?- в голосе сотрудницы послышалась деланная скорбь, - Наше агентство поможет подобрать гроб, место для захоронения, решит  организационные вопросы, все необходимые лицензии мы имеем. Пройдёмте со мной  и давайте  свидетельство о смерти.
- Да нет, слава Богу, все мои родные живы и здоровы, я по другому поводу, мне необходима информация.
- Какая информация? – его собеседница выгнула свои бровки дугой, - Конфиденциальные данные о наших клиентах мы не разглашаем.
- Вряд ли то, что меня интересует, можно считать  конфиденциальными данными, мне необходимо знать обо всех похороненных на этом кладбище за последние три-четыре дня, на каких участках находятся их могилы, и причины их смерти.
- Надо же, как много Вы хотите! - с чувством собственного превосходства юная особа осмотрела Ольгина с головы до ног, задержав свой взгляд на его кроссовках, стоивших кругленькую сумму, затем иронично спросила, - А Вам известно, что информация тоже может являться товаром?
- Эммочка, - послышалось позади Ольгина, - ну нельзя же быть такой эгоисткой, так не разговаривают с теми, кто обращается за помощью, то, что ты творишь просто недопустимо, надо же хоть немного соображать своей красивой головкой!

Всё превосходство Эммочки сразу же куда-то улетучилось, Алексей догадался, что это пришёл сам хозяин этого агентства. Он повернулся на голос и увидел уже начинающего лысеть мужчину лет шестидесяти, одетого в чёрный костюм-тройку с шикарным галстуком-бабочкой на шее, от которого за версту несло дорогим парфюмом.  Вся его внешность просто располагала к себе.

- Дядя Коля, я хотела как лучше для нашей фирмы! – попыталась оправдаться его подчинённая.
- Ничего себе, как лучше! Только посмотри на ситуацию здраво, к нам обратился приличный человек, а ты его отталкиваешь своим желанием вытянуть маленькую копейку себе на мороженое. Представь себе: потом кто-нибудь у него действительно умрёт, обратится ли он к нам в этом случае? Да никогда этого  не произойдёт, он  пойдёт к нашим конкурентам, куда-нибудь на Новое Елшанское, и мы потеряем клиента. Лучше иди на своё место, а я уж сам тут как-нибудь всё разрулю!
- Ну и ладно! – Эммочка, недовольно надув свои накрашенные губы, ушла в противоположную часть помещения, где находился небольшой столик, служивший ей рабочим местом, присела на стул и уткнулась в свежий номер журнала Burda - очень популярного среди всех женщин Советского Союза.
- Николай Николаевич Марчук,  директор этой организации, которая занимается такими скорбными делами как похороны и всем тем, что с этим связано, - представился её начальник, - а как Вас звать-величать?
- Алексей, - Ольгин пожал своему новому знакомому руку.
- Не обижайтесь на мою племянницу, она всего лишь год как окончила школу, моя сестра Софья попросила её куда-нибудь пристроить, и вот она тут со мной, надеюсь, со временем эта девочка научится общению с людьми, но мы немного отвлеклись, я слышал, о чём шёл ваш разговор.
- Тогда даже не представляю, что ещё к этому добавить. Могу лишь заверить, что я не сотрудник правоохранительных органов и не журналист, который ищет дешёвые сенсации, прошу, просто помогите для меня это очень важно!
- Помочь… - произнёс Марчук, растягивая каждое слово, - что же, пожалуй, я пойду Вам навстречу, хотя нахожу такую просьбу весьма странной.  Эмма, достань, пожалуйста, нашу похоронную ведомость, а Вы уж не обессудьте, подождите немного.

Пока его племянница искала необходимые документы, Алексей взял с подоконника рядом свежий номер «Литературки», его внимание в этой газете привлекла фотография Петра Лещенко и большая статья о нём, нельзя было сказать, что он так уж интересовался творчеством этого певца, просто знал, что оно  востребовано слушателями, особенно сейчас, на волне перестройки. «Хорошо было бы в каталогах «ВМТ» открыть новый раздел, под условным названием «Забытое Ретро», - подумал Ольгин – Лещенко, Козин, Вертинский, Баянова и тому подобное - всё это имело бы спрос, жаль, с таким аудиоматериалом у нас проблемно!».

- Интересуетесь Петром Лещенко? – поинтересовался Марчук, глядя на него, - Это очень удивительно.
- Ничего удивительного, я работаю в студии звукозаписи.
- А я довольно-таки известный коллекционер, музыкальный и не только, помимо этого похоронного агентства владею двумя антикварными магазинами в Саратове, дома у меня имеется коллекция старинных икон и собрание редких граммофонных пластинок в отличном состоянии.  Достались они мне несколько лет тому назад чисто случайно, прежний их владелец помер, а его сынуля оказался лохом, я ему по ушам проехал, сказал, что это просто бесполезный хлам, подпоил водочкой, остальное было делом техники, он мне всё отдал даром. А у Вас, случайно, нет таких знакомых старичков и старушек, которые готовятся к встрече с Создателем?
- Нет, - Алексей покачал головой и, как бы, между прочим, произнёс, - зато у меня есть оригинальная коллекция записей Николая Гавриловича Рышкова. Мне она тоже даром досталась.
- Вы шутите, как сказал бы великий Станиславский: Не верю!
- Нисколько не шучу, одного Северного у меня больше ста концертов.
- Неужели?! А возможно ли  это у Вас переписать?
- Конечно, возможно, - Ольгин почувствовал, что нашёл слабое место в душе Николая Николаевича, - всё упирается в наличие свободного времени.

Пока они разговаривали, подошла Эммочка с большой амбарной тетрадью, похожей на ту, в которой у Алексея дома был каталог записей.

- Вот то, что Вы просили! – сказала она.
- Молодец, милая, ведь можешь же работать, когда захочешь! – похвалил её Марчук.
- Работают пусть лошади в поле, а я через годик уеду от Вас в Германию к папочке, мне этот «Совок» уже по горлышко стоит! – отвечала Эмма, дёрнув плечиком.
- Ох уж эта молодёжь! – грустно вздохнул её дядя и снова вернулся к прежнему разговору с Алексеем, - Хорошо, сделаем так, всех похороненных за последние дни не назову, это долго, просто скажите более конкретно, кого Вы ищете?
- Мне необходимо найти свежую могилу ребёнка или юной девушки-девственницы, желательно, чтобы их смерть не носила естественного характера.

Ни один нерв не дрогнул на лице Николая Николаевича, когда Ольгин ему это сказал, он просто раскрыл тетрадь в самом её конце и прочитал вслух так, чтобы было хорошо слышно:

- Петя Скобелев. Родился  2 апреля 1985 года, умер 17 мая 1991 года. Причина смерти – утопление аспирационного типа. Похороны 21 мая,  сегодня. Участок кладбища под номером 57. Это то, что Вам нужно?
- Да, именно то!
- Рад, что смог помочь, вот, возьмите, - Марчук протянул визитку, - пожалуйста, позвоните мне, я очень хочу переписать у Вас Аркадия Северного, за ценой не постою!
- Позвоню, обещаю! – отвечал Алексей, пожав на прощание его руку.

Участок под номером 57 был в самом центре погоста, церемония похорон уже завершилась, и все горюющие направлялись к автобусу, который должен был их увезти туда, где жил умерший, на поминки. Ольгин встал напротив могилы и попытался изобразить скорбящее выражение лица, наблюдая за удаляющимися людьми. Как только последний человек скрылся из поля его зрения, он достал  коробку, нагнулся, немного раздвинул венки с траурными лентами и с помощью лопатки быстро наполнил её доверху свежей влажной землёй, в спешке захватив несколько больших красных червей – выползков. Дело было сделано, бросив прощальный взгляд на место упокоения Пети Скобелева, Ольгин поспешил как можно скорее покинуть кладбище, в небольшом лесочке, недалеко от автобусной остановки им без сожаления была сожжена кипа Крюкова, а её пепел тщательно смешан с только что добытой землёй. Его сердце было преисполнено чувством гордости от проделанной работы, с торжествующим настроем он  возвращался домой, совершенно не обращая внимания на кавказцев, которые, как и вчера сидели во дворе, пили вино, слушали музыку и вели разговоры за жизнь.

- Эй, - вдруг донеслось до него, когда он уже стоял у своего подъезда, - Подойди к нам!

Это был муж Тамары, вся интонация его голоса говорила о том, что никакие возражения на это требование  во внимание приняты  не будут.

- Я к тебе обращаюсь, - повторил он, шевеля своими усами, - подойди!

Стиснув зубы от нервного напряжения, Ольгин развернулся и пошёл прямо к месту застолья сыновей гор, их было пятеро. Позвавший его сидел в середине, рядом с ним расположился отец тех самых двух близнецов, которые терроризировали Дениса, он смотрел по сторонам с хитрой улыбкой,  остальные трое пристально сверлили Алексея своим тяжёлым взглядом и молчали.

- Будь нашим гостем, – предводитель этой братии указал на свободный стул, - меня зовут Сардар, этот, зубастый - мой младший брат Илмаз, а эти трое джигитов – друзья детства, они мне тоже как братья, мы все выросли на одной улице в Баку. Тебя, я слышал, Алексеем зовут?
- Да, совершенно верно.
- Моя жена мне рассказывала о тебе, давай выпьем за знакомство, – Сардар пододвинул  гранёный стакан, наполненный почти до краёв розовым вином, - это наш, кавказский розлив, можешь пить его смело.
- Я очень ценю Ваше внимание, - ответил ему Ольгин, тщательно подбирая слова, - но, дело в том, что я не пью.
- Ты хочешь меня обидеть?! – лицо угощавшего стало мрачным, - Не надо, дорогой, не делай этого, у меня испортится настроение на весь сегодняшний день!

Алексей осушил стакан залпом, к его удивлению вино оказалось очень приятным на вкус, не кислым и совсем не спиртуозным. Видя, как быстро оно было выпито, присутствующие издали одобрительные возгласы, а Сардар протянул ему половинку сочного абрикоса.

- Самые первые фрукты в этом году из наших садов с подножья гор, их привезли сюда буквально вчера и только для нас, - похвастался он.
- А ведь ты, приятель, не похож на гяура, - вмешался в их разговор Илмаз, - у тебя не тот разрез глаз и цвет кожи другой. Кто ты?
- Я татарин, - коротко ответил Алексей.
- Ну, значит наш человек, теперь понятно, почему ты не пьёшь, - с этими словами Сардар поправил кепку на своей голове, - мы ведь на самом деле тоже почти не выпиваем у себя на Родине.
- А здесь нас никто не видит! –  добавил его младший брат и тут же спросил, - Мечеть посещаешь?

Задав этот вопрос, он встал, подошёл к кустику и справил малую нужду, с довольной улыбкой наблюдая, как на него таращатся шокированные прохожие.

- Раз в месяц посещаю, - соврал Ольгин, так как на самом деле не был в мечети ни разу в жизни.
- Надо чаще, - Илмаз покачал головой, - включай своё религиозное и национальное самосознание.
- Прекрати свои расспросы, – остановил его Сардар, - это к делу не относится. А ты, лучше объясни, почему твой отец вчера вечером жаловался на нас в милицию, нам необходимо это понять!
Алексей оцепенел от ужаса, ему хотелось вскочить и бежать скорее к себе домой, так же, как когда-то в детстве бегал от мальчишек из соседнего микрорайона. Кавказец угадал ход его мыслей.
- Ну что молчишь, язык проглотил? – осведомился он, наливая ему новый стакан вина, - Выпей и говори, не бойся, мы тебя не съедим!
- Моя мать, - начал Ольгин, снова выпив до дна, - она тяжелобольная, и вечерний шум мешает ей спать.
- Да, мать – это святое, - согласился его собеседник.

Он достал из кармана своей куртки пачку сигарет, ловким движением извлёк одну из них, закурил, затем продолжил:

- Понимаешь, мы приехали сюда всерьёз и надолго, не думай, что всё это произошло спонтанно, на наш приезд было дано добро с самого верха, самыми высокими людьми. Я и мой брат - мы будем здесь торговать цветами, другие мои товарищи откроют в  кафе и рестораны, спортивные залы и парикмахерские, наведут порядок на местных рынках, внедрят своих людей в органы милиции. Местные людишки, не способные обеспечить сами себе достойную жизнь, отправятся куда-нибудь за сто первый километр, ковыряться в  навозе, красить заборы и пить водку, а мы займём их квартиры, заберём их машины, будем иметь их женщин. Многие, очень многие из них будут сами по доброй воле содействовать нам в этом.
- Что-то сомневаюсь я, что будут, - заметил Ольгин, уже собственноручно взяв бутылку и налив себе третий стакан.
- Ещё как будут, и знаешь, почему? Потому, что они разобщены. Вот мы, в отличие от них, всегда держимся друг за друга, почитаем своих родителей, свою историю, культуру, язык и религию, наша сила в единстве, а у гяуров этого нет. Если только кто-нибудь из них, я уж не говорю, о том, что заденет, хотя бы повысит голос на кого-нибудь из наших, мы соберёмся, и отделаем его так, что мало не покажется. А вот если, наоборот, кто-то из них не понравится нам – никто из его соплеменников, на помощь к нему не придёт, скажут, так ему и надо, сам виноват,  спровоцировал. Их зависть друг к другу, а также страх сослужат нам хорошую службу, этот город будет нашим, так же, как  уже стал этот двор и дом, ничто и никто не сможет нам помешать!

Закончив свою речь, оратор затушил сигарету и включил на полную громкость магнитофон. Из динамиков донеслись гитарные аккорды и пение какого-то молодого человека на азербайджанском языке. Отыграла первая песня, вторая, за ней последовала третья, «Доля воровская» уже на русском. Ольгину она была знакома в исполнении Гриши Диманта.

- А мне нравится, как поёт ваш земляк! – сказал он, снова при этом соврав.

Исполнение непонятных ему песен, а также блатного произведения с южным колоритом его нисколько не зацепило, но, конечно же, заявить об этом вслух перед этой компанией было бы равносильно самоубийству.

- Ну, разве может кому-то не нравиться, как поёт Айдынчик?! Я не встречал ни одного такого, уверен, и твоему отцу с матерью наш соловей тоже понравится со временем, просто вчера вечером они не расслушали его, как следует, возможно, потому, что устали после тяжёлого дня, вот и позвонили туда, куда не надо. Ладно, друг, закроем эту тему, - Сардар встал со стула, - Братья мои, слушайте то, что я вам скажу!  Вы все знаете, какие у меня замечательные жена и дочь, для меня они – самое дорогое, что есть на этом свете.
- Кончено знаем, - подал голос уже изрядно захмелевший Илмаз, - моя Гюнель, кстати, тоже красавица, и сыновья – что надо!
- Посмотрите, сейчас рядом с нами находится Алёша, - продолжал его брат, - Некоторое время тому назад он не дал моей жене и дочери промокнуть под дождём, помог донести чемодан. Они ему очень благодарны за этот поступок, благодарен так же и я, отныне этот человек, а также его отец и мать могут приходить сюда в любое время и обращаться за помощью не только ко мне, но и ко всем вам. Это понятно?
- Понятней и быть не может! – последовал ответ.
- Ну и хорошо, вот, передашь это от нас своей матери, пусть кушает витамины и выздоравливает, – сказав это, главный торговец цветами протянул Ольгину пакет с абрикосами, - а теперь иди, тебя, наверно, уже заждались!

Через пять минут Алексей был дома, в коридоре его встретили родители, на их лицах была написана тревога.

- Мы видели из окна, как ты сидел за столом, и очень волновались, - сказал отец, - тебя спрашивали по поводу моего звонка в милицию?
- Да, папа, но угроз  не было. Более того, поговорили мы очень мило, они даже абрикосами нас угостили -  и сын поведал о том, что происходило во дворе со всеми подробностями.
- Ведут себя прямо как гитлеровские оккупанты, - с ненавистью в голосе произнёс Антон Сергеевич, выслушав его рассказ, - совсем оборзели от безнаказанности. Я, сынок, звонил сегодня Щукину.
- И что он сказал, Мамедова уберут, с этими разберутся?
- Он сказал, что ничем помочь не может, посоветовал не обращать на них внимания.
- Значит, Сардар не блефовал, когда говорил, что они имеют покровителей на самом верху, раз даже Щукин предпочёл умыть руки, - грустно сказал Алексей.

Он открыл рот, чтобы ещё что-то сказать, но в эту секунду раздался пронзительный женский крик на лестнице, все узнали голос Надежды Васюковой. Затем послышался топот чьих-то ног, хлопанье входной двери, громкая нецензурная брань, и, наконец, всё стихло. Ольгины, будучи в шоке,  переглянулись между собой.

- Не помог Владимир Юрьевич, помогут другие, на нём свет клином не сошёлся, – произнёс Антон Сергеевич, выдержав небольшую паузу, для того, чтобы убедиться в том, что за дверью их квартиры больше ничего не происходит, - а сейчас нам всем необходимо успокоиться. Пойдём, Алёша,  отобедаем, мы с мамой недавно вернулись, и нам есть что тебе рассказать.

Глава четвёртая

За обедом родители поведали Алексею об итогах их похода по врачам. Сегодняшний день оказался очень удачным, наконец-то вышел из отпуска кардиолог, узнав о том, каков диагноз  Зинаиды Сахмановны, он без лишних разговоров направил её на отделение функциональной диагностики, где ей была сделана электрокардиограмма, расшифровка не заняла много времени, с этим документом на руках Ольгины успели на приём в онкологический диспансер. Результаты исследования сердечной мышцы онколога вполне удовлетворили, и он сообщил, что вопрос с химиотерапией решён. Первый её сеанс назначен на понедельник, 27 мая.

- Всего мне предстоит шесть таких сеансов, - сказала Алексею мать, - препарат будут вводить внутривенно при помощи капельницы в течение нескольких минут. Сама процедура особых болевых ощущений не вызывает, главный вопрос - как в дальнейшем отреагирует весь организм, ведь в него вводится яд, а раз так, вместе с поражённым раком участком пострадают и здоровые органы. Скорее всего, у меня начнут выпадать волосы, придётся постричься наголо, чтобы не облысеть.
- Будем стараться свести все побочные эффекты  к минимуму, - заверил сына Антон Сергеевич, - обеспечим нашу маму необходимым уходом, а  когда лечение завершится, отправим её на юг в санаторий, может быть даже в  Анапу, где ты бывал когда-то. Кстати говоря, Зина, волосы при химиотерапии выпадают не всегда.

Вечером Алексей  отвёз в контору то немногое, что успел записать за этот день, там он столкнулся с Егором Борисовым, который выглядел весьма озабоченным.

- Алик меня достал, - пояснил ему Егор, - предъявляет мне, что мало записываю, не справляюсь с объёмами. Тебе он ничего подобного не говорил?
- Да нет, я всю свою продукцию отдаю Валентине Петровне, а с ним стараюсь не пересекаться, - отвечал Ольгин.
-  Очень уж тяжёлый человек, этот Солнцев, хотя следует признать - не без организаторских способностей. Скорее бы уж Дмитрий вышел из больницы.
- Егорка не расстраивайся, всё в жизни меняется. Лучше скажи мне, как специалист, возможна ли перепись музыки с граммофонных пластинок на кассеты и бобины? Что для этого необходимо?
- В первую очередь необходимы сами пластинки, желательно чтобы они были в идеальном состоянии  или хотя бы близки к нему.
- Предположим, такие пластинки есть в наличии, что нужно ещё?
- Воспроизводящая техника, сойдёт «Ригонда», там имеется необходимый линейный выход. Но ведь это же старьё, от такого все избавляются, что ты задумал, Лёха?
- Я тебе потом расскажу, а сейчас просто достань по-бырику где-нибудь эту самую «Ригонду», поверь мне на слово, не пожалеешь!
- Достану, только какой в этом смысл?! – произнёс Егор вслед удаляющемуся коллеге, - этот ящик только место у нас будет занимать!

А его коллега очень спешил, ведь ему ещё предстояло  самое главное дело сегодняшнего, очень не простого дня. Дома он узнал о том, что случилось несколько часов тому назад с Надеждой Васюковой. Оказалось, Надежду поймал на лестнице муж Тамары и залез к ней под юбку. Женщине просто каким-то чудом удалось вырваться из его рук и добежать до своей квартиры. На все уговоры сообщить об этом в милицию или хотя бы своему мужу Григорию она ответила отказом.

- Боится за себя, мужа и сына, - с грустью вздохнула Зинаида Сахмановна, - её понять можно.  Но раз она не хочет, может быть нам самим стоит написать по этому поводу куда следует?
- Нет, - Антон Сергеевич покачал головой, - это не поможет. Не нужно делать резких телодвижений, всё утрясется. Если этот азер решил, что ему в нашем городе всё можно, то очень скоро в этом разочаруется.

Ольгин-старший не стал развивать эту тему далее и ушёл в коридор заменить перегоревшую лампочку, Зинаида Сахмановна, несмотря на недомогание, принялась готовить плов на завтра, а их сын по уже сложившемуся вечернему распорядку занялся своими музыкальными делами. Он очень хорошо относился к Надежде Васюковой, её мужу и их сыну Денису, но сейчас он думал не о них. Алексей внимательно осмотрел свой колдовской предмет. «Похоже, в моём распоряжении нет даже той недели, о которой упоминал Прохор Дмитриев!» - промелькнула мысль в его голове.
 
Действительно, всё говорило о том, что время уходит, Камень Силы продолжал меняться, красные пятна за этот день существенно выросли в размерах, покрыв его уже почти наполовину.  Ровно в час ночи Ольгин отключил всю свою аппаратуру, минут двадцать просидел в кресле, затем, осторожно, стараясь не шуметь, вышел на кухню. Там ещё стоял запах свежего, ещё не успевшего остыть плова, само кушанье было оставлено матерью на столе, с тем, чтобы потом, уже утром быть убранным в холодильник. Совершенно неожиданно ему снова захотелось есть, повинуясь этому желанию, он наложил себе полную тарелку, тут же умял  всё, что в  ней было, затем, оставив грязную посуду в раковине, вернулся в свою комнату, прихватив с собой несколько кухонных тряпок. В самую большую из них было высыпано содержимое рыболовной коробки, а Камень Силы убран под диван и аккуратно завёрнут другими, которые были меньше.  Сам, не зная зачем, Алексей перекрестился, затем вздохнул полной грудью, собрался с мыслями и вполголоса начал:

- Отдаю в руки Великого Пасьяна тело и душу Раба Божьего Вениамина Крюкова. Призываю в свидетели Архангела Михаила и Демона Братства Асмодея, эта душа пусть забирается, а беда меня и мою семью не касается!

В следующую секунду неизвестно откуда взявшийся порыв уличного ветра с шумом распахнул форточку в окне, обдав его лицо холодным воздухом, однако начинающий чудодей не растерялся и громко выкрикнул волшебные слова:

- ТРАМБА КАРАМБА НИКС!

Ветер сразу же стих, наступила полная тишина. Ликвидировав источник возможного сквозняка, Ольгин внимательно осмотрел комнату, нет, ничего вокруг не изменилось. «Теперь остаётся только ждать!» - решил он, лёжа на диване под одеялом, прислушиваясь к каждому шороху. Уже находясь в полудрёме, Алексей вдруг снова открыл глаза и вздрогнул от ужаса, тряпка с землёй двигалась. Его дрожащая рука развернула материю, как оказалось, это всего лишь копошились черви, которые случайно  захваченные лопаткой с могилы, некоторые из них, самые шустрые, уже почти покинули место своего обиталища, и готовы был свалиться прямо на пол. Кулаки Ольгина наносили по ним удары до тех пор, пока раздавленные кольчатые существа не прекратили шевелиться, а потом он долго  ворочался с боку на бок, и лишь с рассветом смог забыться тревожным сном. Разбудил его стук в дверь и голос матери:

- Алёша, ты спишь, с тобой всё в порядке?
- Да, в порядке! - отвечал её сын, вскочив со своего ложа словно ужаленный, потому, что тряпки с землёй на том месте, где она была им оставлена, больше не было, вместо неё лежала  новенькая блестящая, явно золотая монета диаметром около двух сантиметров. С одной её стороны на него смотрело изображение двух профилей, мужского и женского, которые располагавшиеся лицом к лицу, а с другой – дубовый венок с надписями на латыни в центре и по краям. Алексей долго изучал своё новое обретение, затем убрал его в кошелёк и заглянул под диван - Камень Силы снова стал таким же, каким был, от него  исходил обычный холод.

- Сработало! – вырвалось из его горла, - У меня получилось!!!
Мать была крайне удивлена, услышав этот крик.
- Алёша, что ты так орал, как будто научные опыты какие-то ставил? – спросила она, через полчаса наливая ему горячий чай.
- Можно так сказать, что ставил, – отвечал Алексей, - всё прошло очень успешно!
- Тогда я пойду в булочную, раз ты больше не играешь в Менделеева, у нас заканчивается хлеб.
- Подожди, я включу магнитофоны на запись и сам сбегаю.
- Не надо, сынок, ходить за хлебом я буду сама, вот когда уже не смогу, тогда ты пойдёшь, - с этими словами Зинаида Сахмановна отправилась собираться, оставив сына наедине с завтраком, а тот, дождавшись, когда она уйдёт, позвонил Крюкову.
- Алло, - послышался заспанный голос журналиста, - Лёха, это ты что ли?!  Доброе утро, твой звонок меня разбудил!
- Вообще-то уже давно день, а не утро, - парировал Ольгин, внимательно вслушиваясь в интонацию Вениамина, - я просто хотел поинтересоваться, как там насчёт моего интервью, но, если мой звонок не вовремя, тогда прошу извинить.
- Да нет, всё нормально, просто мне сон какой-то дурацкий приснился, и вот теперь что-то нехорошо себя чувствую, хоть и не пил вчера.
- А что за сон, если не секрет?
- Да какие от тебя могут быть секреты, дружище?! Мне приснился гномик, только не из тех симпатичных как в мультике про Белоснежку, а другой - неприятный такой, злой, с густой бородой и острыми клыками, на его голове был чёрный цилиндр, а глаза жёлтые, и зрачки как у кошки. Я лежал на кровати, а он стоял передо мной и злорадно так ухмылялся, его взгляд меня парализовал, не было возможности пошевелить ни рукой, ни ногой, грудь сжало, словно стальным обручем, стало нечем дышать. Не поверишь, но это происходило очень реально, как будто наяву.

«Почему же, поверю!» - подумал Алексей, и сказал уже вслух:

- Веня, лучше забудь этот сон, итак, ты обо всём договорился?
- Да, договорился, получил добро. По-правде, я хотел тебе сам позвонить и пригласить к нам в редакцию, но, пожалуй, сегодня на работу не пойду, останусь дома. Приходи к нам завтра, ну, скажем, в 12 утра, я оклемаюсь, и мы всё сделаем в лучшем виде. Идёт?
- Конечно, идёт. Выздоравливай, до встречи!

Ольгин дал отбой. Разговор с Крюковым придал ему уверенности  в том, что этой ночью всё было сделано правильно, но, тем не менее, некоторые вопросы продолжали  вызывать беспокойство. Он набрал номер Прохора Дмитриева, тот его сразу узнал.

- Что ещё случилось, Алексей Антонович? – осведомился маг, - Мы же вроде недавно разговаривали, у Вас всё прошло успешно?
- Да, вроде, успешно, но я хотел бы узнать у Вас немного больше о Пасьяне.
- У меня нет сейчас времени, - отрезал Дмитриев, - всего наилучшего!

В телефонной трубке послышались короткие гудки. Пожав плечами, Ольгин оставил телефонный аппарат в покое, в это время как раз вернулась из магазина мать.

- Мама, ты ведь сегодня больше никуда не пойдёшь? – спросил он.
- Нет, Алёша, а что ты хотел?
- Мне необходимо уйти, я сейчас поставлю магнитофоны на запись, они через 45 минут все сами остановятся, а ты потом только повернёшь общий выключатель, хорошо?
- Иди, сынок, - отвечала Зинаида Сахмановна, раскладывая на столе покупки, - ни о чём не беспокойся!

Через двадцать минут Алексей уже был на улице Горького напротив дома № 40, где располагалась Саратовская областная универсальная научная библиотека, которая являлась не только крупнейшим книгохранилищем города, но и одним из старейших заведений такого рода во всей стране. Основанная в 1831 года по инициативе президента Императорского Вольно-экономического общества адмирала Н.С. Мордвинова, она пережила много потрясений –  две революции, Гражданскую и Великую Отечественную войны и, несмотря ни на что, неуклонно развивала и совершенствовала свою деятельность. Перестроечное лихолетье, конечно, не обошло её стороной, издали было видно, что фасад здания уже давно требует ремонта, а двери парадного входа держатся, можно сказать, на соплях, но это не останавливало посетителей, которых всегда было в избытке. Ольгину библиотека тоже была хорошо знакома, когда-то давно, будучи студентом, он приходил сюда в поисках литературы для дипломного проекта. Тогда сотрудник технического отдела, бывший преподаватель начальных классов средней школы Татьяна Платоновна оказывала ему посильное содействие в этом вопросе, и вот сегодня он снова встретился с ней. Старушка почти не изменилась за эти годы, только может быть морщин на её лице стало немного больше, она вся преобразилась, как только увидела своего  полюбившегося читателя.

- Алёша, какими судьбами?! – воскликнула она, всплеснув своими сухенькими ручками, - Ты снова учишься?
- Нет, - с улыбкой отвечал Алексей, - с учёбой я давно уже завязал, но обстоятельства сложились так, что как в былые времена, мне снова необходима Ваша помощь.
- Сколько угодно, вот ознакомься, это обновлённый каталог по машиностроению, всем этим наш отдел располагает на сегодняшний день.
- Нет, я ищу не это, у меня вопрос очень деликатный. Есть ли в Вашей библиотеке какая-нибудь оккультная литература?
- Оккультная?! Как тебя угораздило увлечься этим, насмотрелся Кашпировского с Чумаком?
- Ну, не то, что бы так уж насмотрелся, но не без этого.  Вы мне поможете?
- Конечно, помогу. Сейчас ведь всё вокруг меняется, и у нас тоже, создаётся новый отдел под  названием «Эзотерика, оккультизм и религия», идёт активный процесс сбора необходимых материалов. А что именно по этой теме ты ищешь?
- Мне необходимо что-нибудь о Тонком Мире и о тех существах, которые в нём обитают. Найдётся такое?
- Ты знаешь, найдётся! Был когда-то, в конце девятнадцатого, начале двадцатого века такой деятель, масон, розенкрейцер и маг Жерар Анаклет Венсан Анкосс, больше известный под псевдонимом Папюс, который означает – «врач», он создал всем известную систему карт Таро, много писал, издавался, в том числе и в Царской России. Существует одна его книга, о которой мало кто знает, называется она - «Жители Тонкого Мира», рукописный французский оригинал которой хранится в Государственной Библиотеке имени Ленина, в Москве, а у нас имеется её машинописный перевод. Хочешь посмотреть?
- Просто сгораю от нетерпения!
- Тогда посиди здесь, я сейчас схожу в отдел редкой книги! – библиотекарша удалилась, оставив своего любимца в одиночестве, а тот, присев за свободный столик ближе к окну, уставился на гипсовый бюст Ленина, который стоял у неё на столе.

Она относилась к тому типу советских людей, которые по меткому выражению преподавателя химии Ленинградского Технологического  института Нины Андреевой «не могут поступиться своими принципами». Возможно, при других обстоятельствах  Алексей высказался по этому поводу в каком-нибудь ироническом ключе, но сейчас на него нахлынули грустные мысли, он вспомнил о своей матери и о химиотерапии, которая ей предстоит.

За время, прошедшее с визита к Прохору Дмитриеву, ему удалось настроить себя на осознание того, что она обречена, но видеть её страдания, которые были неизбежны с началом курса лечения, ему очень не хотелось. Оставалось надеяться на то, что всё будет так, как ему обещал Академик Серой Магии, который теперь почему-то стремился уклониться от дальнейшего общения с ним. Интересно, в чём причина такого поведения, возможно, он хочет получить ещё денег и просто набивает себе цену?

Его размышления прервала вернувшаяся Татьяна Платоновна. То, о чём она ему рассказывала, представляло собой переплетённую с помощью подручных материалов стопку листов, распечатанных на пишущей машинке. Ольгин немного пролистал этот самопал и взглянул на оглавление в самом конце. Да, это оказалось именно тем, что нужно, книга рассказывала о всякой нечисти -  вампирах, оборотнях, домовых, и о прочих им подобных. Отдельный раздел был посвящён гномам, они подразделялись на скандинавских, французских и шотландских.  Сердце Алексея учащённо забилось, когда он нашёл в тексте имя Пасьяна, который, если верить автору, являлся одним из трёх Правителей шотландской расы этих существ.  Несомненно, всё это было очень интересно и требовало внимательного, неспешного, и очень вдумчивого чтения.

- Татьяна Платоновна, - Ольгин перешёл на просящий тон, -  У Вас наверняка имеется несколько экземпляров этого перевода. Не могли бы Вы мне один из них продать? Мне очень надо.
- Не могу, это запрещено, но есть копия, сделанная на нашем ксероксе. Один читатель когда-то её у нас заказывал, да так и не выкупил, она тебя  устроит?
- Ещё как устроит!
- Тогда бери, - библиотекарша протянула ему  другую стопку листов, аккуратно подшитую скоросшивателем, - с тебя пятнадцать рублей.
- Отлично, спасибо огромное, дай Бог Вам здоровья! – Алексей вложил в руки пожилой женщины деньги вместе с плиткой шоколада «Алёнка»,  предусмотрительно взятую с собой из дома и покинул читальный зал.

Всё сложилось как нельзя лучше, вскоре он уже шагал мимо пустующей в этот день детской площадки к своему дому. Немного в стороне по свежей весенней траве гулял Денис Васюков вместе со своим Дымком, на котором был специальный кошачий поводок. Для котёнка это была первая весна, всё вокруг ему было в диковинку, всё привлекало внимание. Он жевал осоку, нюхал одуванчики, безуспешно пытался двумя передними лапками поймать пролетавших мимо  маленьких стрекозок, смешно падая  в прыжке на спину и удивлённо глядя на насекомых, которые продолжали следовать своим воздушным маршрутом, не обращая на хвостатого охотника никакого внимания.

Алексей засмотрелся на то, как остановившись напротив старой дикой яблони, котёнок сосредоточился, затем разбежался и ловко забрался по стволу дерева наверх, насколько это ему позволяла длина поводка. Какое-то время он оставался в неподвижном состоянии, затем, услышав, как его позвали, принялся спускаться вниз, пятясь задом, и, наконец, оказавшись на земле рядом со своим хозяином, блаженно разлёгся в высокой траве. Ольгин хотел подойти и приласкать этого пушистика, как вдруг  знакомый громкий голос окликнул его:

- Алёша, мать твою за ногу, это же надо вот так встретиться, верно говорят - мир тесен!

Перед ним стоял Михаил Петрович Кривошеев - тот самый, который пять лет тому назад оперировал его в больнице. На нейрохирурге была пёстрая летняя рубашка с коротким рукавом с брюками пошива какого-то местного ателье, а выражение лица говорило о том, что по жизни у него всё замечательно.

- Вот ты, какой обормот стал, - прогрохотал он, пожимая Ольгину руку, - я смотрю немного раздался в ширину, лысина тоже увеличилась, но в - целом выглядишь очень даже ничего. Как головные боли, не беспокоят?
- При переменах погоды иногда немного беспокоят, - признался Алексей, - но я принимаю лекарства, которые Вы мне назначили.
- И это правильно. Надеюсь, не куришь?
- Нет, не курю, а выпить позволяю себе лишь по большим праздникам и очень не много.
- Молодец, орёл, хвалю! – Михаил Петрович положил руку ему на плечо, - Ну что же, рассказывай, как сам, как твой сын, как родители?
-  Я работаю в кооперативной студии звукозаписи, сын уже в четвёртом классе, отец как трудился на заводе, так и трудится, а вот мать болеет, онкология…
- Онкология, говоришь, – Кривошеев нахмурился – да, это заболевание очень коварное, не щадит никого. Вот, что я тебе сейчас посоветую, обязательно передай это отцу, вы оба, не жалейте денег, покупайте ей чёрную икру. Пусть она ест  понемногу, но каждый день, чуда, не будет, но общее состояние её организма это очень серьёзно укрепит, только икра должна быть обязательно чёрной, красная не годится.
- Передам, Михаил Петрович, но что это мы всё обо мне, да обо мне. Вы о себе расскажите, о том, как оказались в наших краях.
- Ты не поверишь, я просто проходил мимо, – Кривошеев хитро улыбнулся, - а рассказывать о себе очень долго, много чего было за это время: поездки, конференции, работа, всего понемногу.
- А как поживает наш общий с Вами знакомый – Лев Исаакович Дорфман?
- Он уж год, как отбыл на свою историческую родину, его брат там открыл кардиологическую клинику, так что Лёва теперь трудится у него в должности заведующего, вот такие у него дела!
- Такое говно и заведующий! –  невольно вырвалось из горла у поражённого этой новостью Алексея.

Кривошеев пропустил эту реплику мимо своих ушей.

- Хорошо тут у вас, - произнёс он, внимательно осматриваясь вокруг, - спокойный, совершенно не шумный микрорайон, площадка для детей, неподалёку школа, есть возможность подъехать на автомобиле прямо к дому, а сколько вокруг зелени – просто глаза радуются! Что тут ещё сказать – завидую тебе белой завистью, парень!

Пока он так говорил, на улице, словно чёртики из табакерки, появились оба сына Илмаза, и вслед за ними – Лейла, недолго думая, вся троица  направилась в сторону Дениса. Алексей прекрасно слышал их голоса.
 
- Привет, Дениска - Барбариска! – обратился один из братьев к Васюкову, – Что же ты на нас своим предкам нажаловался, думал, твой папка поможет тебе вернуть пестик?!  Напрасно надеялся, потому что он такой же, как и ты, ни на что неспособный, его наверно, ослица родила!
- У тебя красивая панамка, - заметил второй брат, - мы возьмём у тебя её поносить, ты же нам разрешишь, верно?

С этими словами, он сорвал с мальчика головной убор и  надел его на себя, громко при этом расхохотавшись.

- А ну отдай! – Денис потянулся было за своей собственностью, но тут же получил толчок в грудь, причём настолько сильный, что еле устоял на ногах.
- Ну, надо же, у  гяурчонка голос прорезался,   - воскликнул новый обладатель панамки, - пора научить его вежливости!

Братья начали наступать на Дениса, и тот уже приготовился к самому худшему, когда случилось то, чего никто не ожидал. Дымок, который всё это время находился рядом, вдруг злобно зашипел, выгнул спину, а затем изо всех своих сил вцепился когтями в ногу одного из обидчиков своего хозяина. Задира завыл от боли, с большим усилием ему удалось освободиться, но котёнок не собирался успокаиваться, он оскалил зубы, прижал уши и приготовился к новому прыжку. В эту самую минуту вмешалась Лейла, которая до этого просто стояла и молчала, она подняла с земли огромную палку и с такой силой ударила маленького защитника, что тот отлетел на несколько метров в сторону, упав прямо в заросли крапивы. Девчонка тут же оказалась рядом и снова размахнулась, чтобы нанести уже последний удар, но вовремя подоспевший Кривошеев остановил её.

- Ты что делаешь, маленькая дрянь?! – воскликнул он, - А вот если я сейчас тебя саму стукну этой палкой, каково будет?!
- А ну оставь её! – раздался голос со стороны дома.

Это был Сардар. Он явно собирался на какую-то встречу и одет был просто с – иголочки:  стильный костюм-тройка тёмно-синего цвета, а чёрные полуботинки до блеска вычищены. Михаил Петрович, обернувшись,  двинулся к нему навстречу, азербайджанец тоже сделал несколько шагов вперёд. Денис поднял своего котёнка и поспешил к себе домой, а его недругов вообще как будто ветром сдуло, под окнами дома остались лишь Кривошеев с отцом Лейлы и Ольгин, сразу смекнувший, что ему в данном конфликте лучше не принимать никакого участия. Противники подошли друг к другу почти вплотную, одного роста, комплекции, оба они были  настроены очень решительно.

- Как ты смел, прикоснуться к моей дочери? – начал Сардар.
- Она - садистка, била палкой котёнка, - спокойным, ровным голосом ответил ему Кривошеев.
- Это животное  бешеное, оно напало на моего племянника, моя дочь пришла ему на помощь!
- Он скорее сам бешеный, а малявку твою, если она ещё хоть раз сотворит что-то подобное, я собственноручно выпорю ремнём!
-  Интересно, откуда ты такой взялся? Это мой двор, и я – его хозяин!
- С какого перепуга?! Как по мне – хозяин ты только своим какашкам в жопе!
- Сейчас узнаешь с какого! – правая рука Сардара опустилась в боковой карман  пиджака.

Всё остальное произошло в считанные доли секунды, кулак Кривошеева просвистел в воздухе со скоростью, подобной световой. Азербайджанец лишь слабо охнул и повалился на спину, его орлиный нос сместился в правую сторону, а на  чёрные усы обильно хлынула алая кровь. Вместе с ним на землю упал тот предмет, который он хотел использовать в качестве последнего аргумента в этой ссоре, это был новенький кастет, по всей видимости, турецкого производства. Сардар лёжа потянулся за ним, но Кривошеев с такой силой ударил его каблуком ботинка по кисти руки, что Алексей услышал треск раздробленных костей.

- Занятная штуковина, - произнёс Михаил Петрович, подняв оружие с земли, - пожалуй, возьму её себе в домашнюю коллекцию, а ты, обрезанный х…, слушай меня предельно внимательно, так как я дважды ничего повторять не буду.

С этими словами он поставил ногу на грудь своего поверженного врага.

- У тебя и твоих соплеменников есть срок – три дня, считая сегодняшний - продолжил доктор, - это время вам даётся на то, чтобы освободить все занятые квартиры, они должны быть возвращены прежним владельцам без всяких предварительных условий. После этого твоей братии вместе с семьями надлежит покинуть Саратов, куда будет лежать ваш дальнейший путь мне абсолютно фиолетово, если же этого не случится, то ты, наверное, догадываешься, что в таком случае произойдёт, выбор за тобой.

Сказав это, Кривошеев ещё раз хорошенько пнул лежащего на спине Сардара и пошёл своей дорогой,  не сказав  на прощание Ольгину ни единого слова. Как только он скрылся из виду, Алексей скорее помчался в свой подъезд, на третий этаж, туда, где ещё не так давно жил Стаканыч, и нажал кнопку звонка. Дверь открыла Тамара, она была только что из душа, на её теле был лишь домашний халат, на ногах шлёпанцы, а на голове – полотенце.

- Алёша, - удивилась она, - что произошло, почему ты такой испуганный?
- Там на улице, Ваш муж,- отвечал Ольгин, с трудом подбирая слова, - он лежит во дворе, ему срочно необходима медицинская помощь!
- Какой кошмар! – Тамара, не закрыв за собой дверь квартиры, в том виде, в каком была, побежала по ступенькам вниз, а Алексей пошёл к себе домой, на сегодня  с него уже было достаточно приключений.

Глава пятая

Минула ещё одна саратовская ночь, и утром Ольгин, как было договорено, отправился к Вениамину Крюкову. Он всегда выходил на встречи из дома, имея запас времени, для того, чтобы в случае непредвиденной ситуации не опоздать, и сегодня это ему очень пригодилось, так как на лестнице столкнулся с Илмазом, который поднимался наверх в сопровождении двух своих товарищей.

- Не спеши, приятель, - остановил его Илмаз, - очень хорошо, что мы тебя здесь встретили, есть один вопрос, на который ты должен дать нам ответ. Тот человек, покалечивший вчера моего брата, он тебе знаком?
- Нет, - не задумываясь, отвечал Ольгин.
- Не смей врать, мои дети видели, как ты с ним разговаривал.
- Они правы, разговаривал, этот прохожий первым ко мне подошёл, спросил, где здесь трамвайная остановка, я ответил, он в свою очередь сказал, что приехал сюда из столицы, хвалил Саратов и наш район, восхищался свежим воздухом, зеленью, вот, собственно и всё.

Вся эта тирада вырвалась из уст Алексея совершенно спонтанно и, может быть, поэтому прозвучала вполне естественно,  допрашивающий его некоторое время стоял, раздумывая, прежде чем заговорить вновь.

- Слушай меня внимательно, - наконец произнёс он, - скажу откровенно, ты и твоя семейка – вы все мне очень сильно не нравитесь, твое счастье, что Сардар почему-то к вам благосклонен. Мы найдём того, кто так нехорошо обошёлся с ним, и выясним, действительно ли ты сейчас сказал правду, или нет, знай, если твой рассказ окажется ложью – я тебя зарежу, мне это, как говорится у русских,  словно два пальца обоссать.

Сказав это, азербайджанец распахнул свою куртку и взору Ольгина предстал кинжал, покоящийся в красивых узорчатых ножнах, удлинённая головка позолоченной рукояти которого напоминала восточную арку.

- Ему больше 150 лет, мне он достался от деда, который был великим воином, мы имеем право носить такие вещи, когда и где угодно, по советским законам они являются предметами нашей национальной одежды, - пояснил он.
- Поверь, мне больше нечего тебе сказать! – Алексей равнодушно пожал плечами, всем своим видом давая понять, что нисколько не волнуется.
- Хорошо, Алёша, иди, на сегодня наш разговор закончен, пропустим его, ребята!

Оказавшись на улице, Ольгин поспешил скорее к Крюкову, так как уже опаздывал, к счастью, в этот раз общественный транспорт не подвёл, и ровно в 12.00 он уже стоял у входа в здание редакции «Зари молодёжи». Разговор с Илмазом оставил у него на душе  неприятный осадок, но ощущения страха не было, ему вспомнились слова, Михаэля, о том, что в обозримом будущем с ним ничего не случится. «Так и будет, - подумал он, заходя внутрь, - и плевать я хотел на всяких уродов!». Пройдя немного вперёд, Алексей оказался в длинном коридоре с кабинетами, на дверях каждого из них висела большая красная табличка с различными надписями.

- «Отдел происшествий», «Отдел спорта», «Отдел литературной редактуры», - прочитал он вслух, - да, тут фиг разберёшься!
- На самом деле – всё очень просто, – услышал он в ответ, - что ищете, уважаемый?

Перед  ним стоял мужчина лет пятидесяти пяти, роста чуть ниже среднего, в старомодных очках и с седой бородкой «а-ля Лев Троцкий». На его белой футболке был изображён портрет Бориса Ельцина с надписью: «Борис, ты прав!», а из кармана брюк торчал свёрнутый в трубочку агитационный листок «ДемРоссии».

- Я ищу Вениамина Крюкова, он мне назначил здесь встречу, - пояснил Алексей, - Мне неудобно отнимать ваше время…
- Всё нормально, идите за мной, Веня хороший парень, но порой ему не хватает точности в работе, ничего, это к нему ещё придёт. А Вы ведь Алексей Ольгин, известный так же как Макар Волжский?
- Да, а как Вы угадали? – Ольгин еле поспевал за быстро шагающим обладателем бородки великого революционера.
- Угадывать – моя профессия, я слушал Ваши записи.
- Ну и как они Вам?
- А какая разница?! Не надо зацикливаться на таких вещах, мнение одного человека – это пыль, оно ничего не значит, а вот мнение слушающей и читающей аудитории, вот это уже нечто совсем другое, сформировать его, управлять им – вот наша главная задача, потому что людские массы творят Историю!

Разглагольствующий остановился напротив двери с табличкой «Отдел светской хроники» и без стука открыл её. Кабинет оказался сравнительно небольшим, помимо Крюкова в нём находилось ещё двое молодых людей, вся компания с аппетитом уплетала огромного жареного карпа, бросая  рыбьи кости на специально разложенную газету.

- Ну вот, они опять жрут, обнаглели до предела, время обеда ещё не наступило! – возмутился поводырь Алексея, увидев эту картину.
- Марк Израилевич, не ругайтесь, - Крюков вскочил со своего места, - Вы же знаете, что мне вчера было плохо, я ничего не ел, вот сейчас и навёрстываю!
-  Веня, чтоб это было в последний раз! - строго предупредил человек в очках, -  Вот, я привёл к тебе Алексея, вы двое – отправляйтесь к себе, а ты, надеюсь, оправдаешь моё доверие и не ударишь лицом в грязь, ведь это твоё первое серьёзное интервью. Дерзай!

Когда Крюков с Ольгиным остались наедине, журналист выбросил газету с остатками рыбы в мусорное ведро и указал Алексею на стул, напротив себя:

- Садись, располагайся! Знаешь, кто тебя ко мне привёл?
- Понятия не имею.
- Марк Израилевич Шер, наш главный редактор, его кабинет, кстати, прямо  напротив моего.
- Суровый мужик, однако!
- Только внешне, а так, это душа-человек, когда я сообщил ему о нашей с тобой затее, он её поддержал. Что там с моими стихами?
- Два 90- минутных альбома готовы! – с этими словами Алексей достал из своего кармана новенькие аудиокассеты.
- Это, Лёша, конечно очень хорошо, - Крюков забрал их и положил  к себе в стол, - но я хочу получить оригиналы этих записей на бобинах, они принадлежат мне по праву.
- Не проблема, получишь, - Ольгин дружелюбно улыбнулся.

«Хрен тебе в рот, а не оригиналы, - подумал он про себя, - этого ты от меня никогда не дождёшься!». К его счастью Крюков не обладал способностью читать чужие мысли, а потому вполне удовлетворился его ответом и принялся готовить к работе чудо советской техники - диктофон «Топаз Д-202».

- Значит так, - сказал он, настроив уровень записи, - сейчас я начну задавать тебе вопросы, ты, соответственно, будешь отвечать, как закончим, я перенесу наш разговор на бумагу, Марк Израилевич утвердит его, и только потом, то, что в итоге получится, отправится в печать. Готов? Тогда, поехали!
- Сегодня четверг, 23 мая 1991 года,- продолжил Вениамин, щёлкнув движком записывающего устройства, - В редакцию «Зари молодёжи» приходят многочисленные письма  с просьбой рассказать о Макаре Волжском, песни которого за последние несколько месяцев стали  широко известными. Коллекционер редких записей, а с некоторых пор ещё и наш постоянный консультант, он обладает просто энциклопедическими познаниями в области музыки. Мало кто в курсе того, что настоящее его имя – Алексей, фамилия - Ольгин, а место  работы – крупнейшая в нашем городе студия звукозаписи. Алексей, первый вопрос, как ты пришёл к своему увлечению, с чего оно у тебя началось?
-  С Владимира Высоцкого, - отвечал, откашлявшись Ольгин, - однажды познакомившись с его творчеством, я увлёкся не только песней, но и поэзией, далее в самом начале восьмидесятых, у своего отца услышал на магнитофонных лентах песни в исполнении Аркадия Северного и просто влюбился в этот голос. По стечению обстоятельств, в мои руки попал  музыкальный архив крупнейшего коллекционера Советского Союза – Николая Гавриловича Рышкова, в нём было более ста бобин с концертами этого певца, вот так я и стал обладателем самого полного собрания его записей.
- Не так давно фирма «Мелодия» выпустила пластинку, посвящённую  памяти Аркадия. Ты её слушал, как она тебе?
- Не знаю, какие фонограммы послужили  исходным материалом для этого издания,  но, то, что увидело белый свет – просто ужасно. В студии «ВМТ», где я работаю, качество звучания этих песен на несколько порядков выше, так что, пользуясь, случаем, приглашаю всех тех, кто интересуется Аркадием Северным к нам. 
- А что скажешь насчёт происхождения своего собственного псевдонима?
- Мой друг детства, Валентин Павловский, с которым я делал самые первые свои записи ещё, будучи школьником,  мне его придумал, была у него такая прибаутка:

Что грустишь, мой друг Макар,
Хочешь выпить «Солнцедар»?

Самое смешное заключается в том, что я никогда этого «Солнцедара» не пил, и вообще к спиртному отношусь резко отрицательно.
- Как бы ты сам назвал тот жанр, которым занимаешься, авторская песня, Городской фольклор? Можешь ли дать ему какое-то своё определение?
- Мой жанр - просто хорошая песня. Это направление вобрало в себя всё самое лучшее, что есть в народной песне, в этнической, в роке и в эстраде, оно отличается  искренностью подачи, душевностью, понятностью. Тот же Аркадий Северный  - он ведь не имел музыкального образования, был певцом-самоучкой, но при этом ему удавалось так прочувствовать исполняемые произведения, что в итоге сам стал просто неотделим от них, очень немногие  артисты способны на такое. Я всего лишь продолжаю его  традиции, и если то, что поёт Макар Волжский, нашло некий отклик в сердцах слушателей – это просто замечательно.
- Знаю, ты долгое время проработал мастером на заводе. Это тебе никак не мешало?
- Наоборот, помогало, находясь в большом коллективе, среди самых разных людей, получил бесценный жизненный опыт.
- Расскажи о последних событиях, которые произошли в твоей творческой жизни.
- Готовы два магнитофонных альбома с абсолютно новыми песнями, очень скоро они будут в свободной продаже, помимо этого я познакомился с легендарным исполнителем из Ленинграда – Виталием Крестовским, он приглашает меня к себе в гости, в наших планах совместная запись в сопровождении «Братьев Жемчужных». Думаю, нет необходимости рассказывать подробно об этом уникальном ансамбле.
- К сожалению, ещё остались люди, живущие стереотипами прошлого, считающие, что этот жанр – нечто низкопробное. Тебе доводилось с ними встречаться?
- Много раз. Они воспринимают негативно не только этот самый жанр, им, как правило, не нравится абсолютно всё. Могу таким лишь посоветовать беречь своё здоровье, не нервничать, ведь нервные клетки не восстанавливаются, а музыка – она для того, чтобы нести радость окружающим, на это и надо настраиваться.
- Твои пожелания нашей газете и её подписчикам?
- «Заре молодёжи» - дальнейшего развития, больших тиражей, процветания. Подписчикам – оптимизма, семейного благополучия, материального достатка. Не сомневаюсь: все трудности, связанные с переходом нашего общества к демократии, скоро закончатся, и прошлое – навсегда останется в прошлом. Хочу так же, выразить благодарность всем вам за интерес к тому, что я делаю, не будь вас – не было бы и моих песен. Всего вам доброго!
- Спасибо! – подытожил Крюков, выключив диктофон, - про демократию, это ты очень хорошо ввернул, а вот то, что не сказал о том, что все песни с двух твоих новых альбомов на мои стихи – вот это твоё упущение.
- Извини, нервничал, забыл, - Ольгин развёл руками.
- Есть ещё  вопросы, которые я хотел бы тебе задать, - его интервьюер потянулся было снова к диктофону, но неожиданно его лицо исказила жуткая гримаса, а в животе громко забулькало.
-  Мама, похоже, карпа плохо прожарила, мне надо выйти, будь другом, подожди меня, не уходи!

Вениамин стремглав вылетел из своего кабинета и помчался к уборной, которая находилась в самом начале коридора. Алексею ничего не оставалось, кроме того, как его ждать. Какое-то время он просидел неподвижно, размышляя над тем, насколько хороши были его ответы, затем взял со стола свежий номер журнала «Крокодил», на обложке которого была цветная  карикатура, изображающая Валентина Павлова, премьер союзного правительства бодро крутил напёрстки и при этом приговаривал: «Ну, кто ещё хочет со мной сыграть?».

– Лично я ни в какие игры играть не собираюсь! – пробурчал Ольгин, листая страницы журнала.

Он с интересом прочитал статью, где разъяснялось, почему из магазинов пропала соль, ознакомился с фельетоном «Кулацкое счастье моё», в юмористической форме рассказывающим о горькой судьбе начинающего фермера, посмеялся над эпиграммой, посвящённой Андрею Михалкову-Кончаловскому, и только потом взглянул на часы. Крюков задерживался, уже минуло двадцать минут, а его всё не было. «Да сколько же можно гадить?!» - подумал Алексей и, потеряв терпение, сам направился к туалету. Дом раздумий оказался запертым изнутри, через щель в дверном проёме пробивался  свет.

- Веня, - Ольгин осторожно постучал в  дверь, - у тебя там всё в порядке?

Ответом ему было зловещее молчание, он ударил сильнее, но снова никакой ответной реакции  не последовало.

- Что здесь происходит? – подошёл к нему Марк Израилевич Шер, - Вам приспичило?
- Да нет, - Алексей сделал от двери шаг назад, - со мной всё в порядке, а вот у Вени, похоже, проблемы, с желудком.
- Зачем же ему тогда мешать, сейчас наш друг сделает свои дела и выйдет.
- Всё дело в том, что он не выходит уже почти полчаса.
- Почти полчаса, говорите?! – лицо Марка Израилевича изменилось и стало озабоченным, - Да, это меняет дело.

Подойдя ближе, главный редактор проделал тоже, что и до него Ольгин, постучал и обратился к своему подчинённому, засевшему внутри:

- Венечка, тебе там помощь случайно не нужна? Отзовись нам!

Крюков не отозвался. Потеряв самообладание, Шер принялся молотить  дверь кулаками изо всех сил, и Ольгину пришлось приложить усилие, для того, чтобы оттащить его в сторону. Газетный ас немного успокоился, затем, увидев проходящих мимо двух сотрудников, тех самых, которых недавно отправил по своим рабочим местам, издал радостный возглас и движением руки подозвал их к себе.

- Вот что, - изрёк он повелительным тоном, - ломайте эту дверь!
- Марк Израилевич, зачем?! – удивились ребята.
- Там внутри Вениамин, и, похоже, с ним что-то не так!
- Хм, эта дверь открывается наружу, - протянул один из парней, - её так просто не выломать.
- Но должно же быть какое-то решение проблемы!
- Конечно, её необходимо снять с петель, нужен слесарь.
- Прекрасно, зовите Миньку, надеюсь, он ещё не успел напиться вдрызг!

Минька, субъект неопределённого возраста в тонком чёрном  рабочим халате до колен и с беретом на седой голове появился минут через пятнадцать. Он слегка покачивался при ходьбе, запах недавно выпитой бормотухи чувствовался от него за версту, но при всём этом мозги его, как оказалось, работали вполне исправно.

- Ну что там у тебя, Израилич, стряслось, – поинтересовался он, - похоже, снова без Миньки не обойтись?
- Минь, сейчас не время болтать, - нервно отвечал Шер, - сними с петель эту проклятую дверь, а потом я лично куплю тебе два пузыря «тридцать третьего» и ещё «Дружбу» в придачу!
- Снять дверь с петель, это пара пустяков, - отвечал Минька, открывая свой чемоданчик с инструментом, - умелым рукам всё под силу, другое дело, что такие руки есть далеко не у всех.

Слесарь взял  пробойник и, используя молоток, нанёс несколько ударов по петле, затем, увидев, что ось приподнимается, упёр плоский конец своего приспособления в её шляпку, а с другой стороны принялся бить молотком, постепенно вкладывая в удары всё больше силы. Когда ось вылезла примерно на два сантиметра, он просто выбил её отвёрткой.
- Кто-нибудь проконтролируйте, чтобы меня не придавило, – попросил Минька, принимаясь за верхнюю петлю.

Один из ребят встал рядом, и вскоре дверь была окончательно демонтирована, перед взломщиками предстал Крюков, сидящий на унитазе со спущенными штанами, бессильно откинувшийся всем своим телом на сливной бачок. Зрачки его серых глаз были устремлены куда-то вперёд, а лицо, потеряв прежний румянец стало совершенно белым, на полу, прямо в ногах валялся рулон туалетной бумаги. Ольгин отошёл подальше, так как в нос ему ударил колючий запах поноса.

- Кажется, Веня без сознания, - нарушил молчание Марк Израилевич, - кто-нибудь, приведите парня в чувство!
- Бесполезно, он мёртв, рука уже холодная, - отозвался Минька, проверяя пульс Крюкова, а другой, зажимая свой собственный нос, - это похоже на сердечный приступ, что не удивительно - надо умудриться так горшок обдристать!
- Блин, этого ещё не хватало! – в сердцах вскричал Шер, - ну тогда звоните туда, куда надо в таких случаях, вызывайте «Скорую», милицию…

Алексей, воспользовавшись неразберихой, незаметно  вернулся в кабинет своего  умершего товарища, и открыв все ящики его рабочего стола, принялся ожесточённо рыться в них. Наконец, его поиск увенчался успехом: на свет божий была извлечена толстая тетрадь, исписанная от начала до самого конца корявым почерком Вениамина в ней были его самые последние стихи, всё они являлись идеальным материалом для будущих песен. Засунув эти вирши себе под рубаху, и прихватив  кассету с интервью, воришка вернулся к туалету, рядом с которым уже дежурил милиционер, а Минька зачем-то подробно ему объяснял, каким образом снял с петель дверь. Шер стоял в стороне, его лицо было мрачнее тучи.

- Прошу прощения, - сказал редактору Ольгин, - возможно сейчас не самое подходящее время но, тем не менее, я хочу кое на чём заострить Ваше внимание.
- Сейчас действительно не самое подходящее время, ну да ладно, что там у Вас ещё?
- Моё интервью, Вениамин успел его записать!
- Правда?! – оживился Шер, - Вот это действительно здорово, кассета здесь?
- Вот она!
- Отлично! Знаете ли Вы, Алексей, кто действительно может называться настоящим журналистом?
- Понятия не имею, я никогда не работал в этой области.
- Тот, кто из самой жуткой неудачи умеет извлекать пользу! Пойдём со мной, нам здесь больше нечего делать!

Шер увёл Ольгина к себе и продолжил уже без посторонних:

- Завтра мы опубликуем некролог Крюкову, напишем, что он умер на своём рабочем месте и всё такое, а потом следующим номером дадим это интервью, я сам всё отредактирую и составлю к нему предисловие, вы даже не представляете, как наша газета будет покупаться!
- Очень даже представляю,  а что будет с колонкой, которую вёл Веня?
- Её придётся закрыть, другого такого спеца  у меня нет.
- Жаль, но, конечно, это неизбежно, что же, Марк Израилевич, мне было очень приятно с Вами познакомиться, хоть и при таких печальных обстоятельствах, всего Вам доброго!
- Взаимно, - отвечал Шер, пожимая Алексею руку, - будет время и настроение, заходите к нам в гости и берите с собой гитару, небольшой концерт для нашего коллектива будет очень кстати!

Ольгин приехал обратно к себе, когда уже начинался вечер. На улице ему встретились отец и сын Васюковы, Григорий нёс в руках большую лопату, а Денис шёл немного в стороне, глаза обоих находились на мокром месте.

- Что стряслось, ребята? – поинтересовался он, поравнявшись с ними.
- Дымок умер, - отвечал Васюков - старший, - мы его только что похоронили.

Алексей хотел было сказать им слова сочувствия, но, как назло, в горле застрял комок…

Глава шестая

Весь следующий день он решил провести дома, и тому было много причин. Ситуация со студийными заказами оставляла желать лучшего, требовалось навёрстывать пущенное, помимо этого возникла ещё одна проблема, пока наш оператор звукозаписи ездил по кладбищам, библиотекам, да газетным редакциям, в квартире сломалась газовая колонка, и Антону Сергеевичу пришлось вызвать газовщика, за работой которого требовался контроль. Эту задачу тоже пришлось взять на себя Алексею, к тому же, все его мысли занимала приобретённая у Татьяны Платоновны книга, поэтому, проводив отца на работу, он растянулся на диване и углубился в чтение.

Не было сомнений, автор знал то, о чём писал, некоторые места в этой работе, почти слово в слово повторяли то, что рассказывал Алексею Академик Серой Магии. «Ну и дела, - подумал Ольгин, - Прохор Дмитриев мне цитировал Папюса, или же они оба всё это взяли из какого-то третьего источника?». Особый интерес для него представлял раздел о гномах, в нём говорилось о том, что эти создания жили на Земле задолго до появления первого человека, какая-то их часть местом своего обитания выбрала горные пещеры Шотландии - вот так и возникла эта самая раса, к которой принадлежит Пасьян.

Гномы хитры, расчётливы, коварны, за многие тысячелетия они накопили несметные богатства, к людям они большей частью равнодушны, но в Истории бывали случаи, когда отдельным представителям человеческого рода удавалось заводить с ними дружбу и даже извлекать из неё некую материальную выгоду. Одним из таких счастливчиков был Жиль де Рэ – французский барон, маршал Франции, участник Столетней войны, сподвижник Жанны д’Арк, предпринявший неудачную попытку её освобождения, когда она находилась в Руане в ожидании сожжения на костре. Позднее, выйдя в отставку, этот барон удалился в свой поместный замок Тиффож, жил там как король с охраной в две сотни рыцарей, в его распоряжении имелась обширная библиотека  редких рукописей. Вероятно от безделья Жиль де Рэ увлёкся оккультизмом и алхимией, в одной из нижних комнат своего жилища он организовал лабораторию, где занимался различными опытами с целью превращения недрагоценных металлов в золото, а также поисками философского камня и эликсира молодости. Прошло некоторое время, и в доверие к отставному маршалу  втёрся некий итальянский некромант Франческо Прелати, взявшийся организовывать в его замке сеансы связи с Тонким Миром, во время которых вступал в контакт с его обитателями, исполняя роль посредника между ними и Жилем.

«Почти как Прохор Дмитриев! – подумал Ольгин, изучая текст книги, - Наверное, подобные ему, были во все времена!».

Далее, рассказывалось о том, что этому хитроумному итальянцу удалось установить контакт с одним из самых могущественных шотландских гномов - с Пасьяном. Благодаря стараниям Франческо, между ним и хозяином замка был заключён некий письменный договор, впоследствии фигурировавший на Суде Святой Инквизиции. Согласно его условиям, Жиль де Рэ обязался поставлять своему новому знакомому свежую кровь невинных мальчиков и девочек, а тот в свою очередь должен был расплачиваться за это золотом и предоставлять информацию о местоположении всех кладов на территории Французского королевства. С этого момента богатство барона стало расти не по дням, а по часам, многочисленные гости, посещавшие его замок и восхищавшиеся окружающим их великолепием, в течение нескольких лет не догадывались о том, какие богопротивные дела творятся в подвалах этого здания.

А в округе всё чаще стали пропадать крестьянские дети, обескровленные и обезглавленные тела некоторых из них позднее, были обнаружены недалеко от замка, всё это было делом рук барона. Из голов несчастных изувер устроил нечто вроде коллекции: по показаниям свидетелей у него их было около 40 штук, когда угроза расследования этих  преступлений стала реальной, Жиль де Рэ приказал все эти головы уничтожить, но  некоторые из них всё же сохранились. У него была возможность покинуть Францию но, наверно, возомнив себя слишком великим, он сам явился по вызову в Суд города Нант, где отверг все предъявленные обвинения, заявив, что это ложь, а все судьи сами разбойники и богохульники. Увы, самоуверенность его подвела, как оказалось, обвинители хорошо подготовились к процессу, под давлением свидетельских показаний и под угрозой применения пыток, барон начал постепенно во всём сознаваться.

Разбирательство его дела длилось полтора месяца, бывший маршал и герой был признан виновным во всём, что ему инкриминировалось, и вместе с двумя своими верными телохранителями приговорён к смерти. За день до казни епископ Нантский Жан де Малеструа, навестил осуждённого в темнице, долго о чём-то с ним разговаривал, а потом предложил ему покаяться, это давало право избежать сожжения на костре заживо,  покаявшегося еретика было принято умерщвлять методом удушения, что было быстрее и гуманнее.

Рано утром Жиль де Рэ произнёс публичное покаяние в кафедральном соборе Нанта при большом стечении народа. Когда он закончил свою речь, епископ встал со своего места, к всеобщему удивлению подошёл к нему и крепко обнял, а затем, взяв под руку, не спеша проводил до эшафота, оживлённо с ним беседуя, приговорённый охотно давал ответы на все вопросы, а после того, как был задушен палачом при помощи гарроты, его тело передали  родственникам для погребения. Телохранители барона нашли свою смерть на костре, а вот Франческо Прелати - тот самый, благодаря которому началась вся эта кровавая вакханалия, вышел сухим из воды, отделался лишь месяцем тюрьмы и выступал на судебных заседаниях в качестве простого свидетеля.

Если верить Папюсу, он сохранил себе жизнь благодаря тому, что втайне ото всех вызвал Пасьяна перед епископом, и тот тоже заключил с ним какой-то договор, который, впрочем, ничего хорошего ему не принёс, гном, вместе с магом-итальянцем довели священнослужителя до безумия. Уважаемый самим Папой Римским церковный деятель Жан де Малеструа  умер через полгода после всех этих событий при очень интересных обстоятельствах. В один прекрасный день он  залез на одну из башен собора, в котором служил, показывал оттуда прихожанам своё огромное достоинство  в рабочем положении, повесил на него крест, долго орал, что Бога нет, а затем спрыгнул вниз, разбившись в лепёшку. Так была отомщена смерть Жиля де Рэ, который позже стал прототипом известной французской народной сказки о Синей Бороде, литературно обработанной и записанной Шарлем Перро.

Алексей Ольгин отложил книгу в сторону. Некоторое время он просто сидел, пытаясь осмыслить  прочитанное, потом достал золотую монету, которую держал в своём кошельке с тех пор, как только она у него появилась. Факт её появления можно было рассматривать, как проявление к нему особого расположения со стороны Пасьяна.  «Интересно было бы с ним подружиться, может быть, он мне ещё что-нибудь подарит! - подумал Ольгин, глядя на драгоценность, - уж я-то точно не сойду с ума, как этот епископ!».  Его мысли прервал звонок в дверь.

- Алеша, открой, к нам пришли! – донёсся из кухни голос  Зинаиды Сахмановны.

Велико же было удивление Алексея, когда  перед ним на пороге вместо вызванного специалиста предстала Тамара. На женщине была новенькая курточка, джинсы фирмы Mawin, в ушах  массивные золотые серьги, а в руках прозрачный полиэтиленовый пакет с нарезанными виде ромбиков кусочками пирога из слоёного теста.

- Здравствуй, Алёша, - сказала она, озарив его своей очаровательной улыбкой, - как твои дела?
- Да вроде нормально, - отвечал Алексей, - лучше скажи, как твой муж?
- Он только что вернулся из больницы, на руку наложили гипс, смещение носа устранили,  всего самого плохого удалось избежать.
- Ну и хорошо, я волновался за него.
- Сардар просит передать тебе, чтобы ты не обижался на Илмаза, он действительно иногда бывает, горяч, несдержан, но мы сделали ему внушение, и  никаких претензий у нас к тебе нет.
- Я уже забыл про всё это, - отвечал Ольгин, - мы же друзья.
- Да, мы друзья, вот, смотри, я специально это испекла тебе и твоим родителям, - Тамара протянула ему пакет, - это пахлава, очень хорошо идёт с чаем, кофе или с десертным вином, кушайте на здоровье!
 - Ух, ты, как здорово, мы сейчас же это попробуем! – воскликнул Алексей, принимая гостинец.

Не успел он распрощаться с ней, как явился газовщик и занялся сломанной колонкой, лишь, когда его работа была закончена, Ольгин рассказал матери о визите соседки.

- Ну что, отведаем национальную азербайджанскую кухню? – предложил он, наливая себе чай.
- Ешь сам, сынок, мне перед химиотерапией много сладкого употреблять нежелательно, - отказалась Зинаида Сахмановна.
- Как хочешь, папе тогда больше достанется!

К его огорчению отец, вернувшись домой с работы, тоже не стал есть это угощение, более того, узнав о том, кто его принёс, просто выбросил весь пакет в бачок с пищевыми отходами.

- Вот что, - строго сказал сыну Антон Сергеевич, - я попрошу тебя сделать так, чтобы ноги этой твари у нас  больше не было, ты понял меня?

Сын лишь утвердительно кивнул головой, как обычно, он вышел в этот вечер из дома, с таким расчётом, чтобы приехать в свою контору ближе к закрытию, ему удалось записать много кассет и тем самым ликвидировать отставание по срокам выполнения заказов. Купив в «Союзпечати» свежий номер «Зари молодёжи» Алексей на первой странице увидел портрет Вениамина Крюкова в траурной рамке, а под ним некролог, в котором говорилось о том, что этот молодой и талантливый журналист, которого любил весь  творческий коллектив газеты «сгорел» на работе, умер от сердечного приступа. «Интересно, удалось ли ему посрать до конца перед смертью?» - злорадно подумал Ольгин.

В «ВМТ» за стойкой вместо Ирины Пантелеевой он обнаружил племянника Валентины Петровны, Василия, который под её присмотром принимал и выдавал заказы клиентам.

- Всем доброго вечера! – поприветствовал их обоих Алексей, - А что случилось с Ириной, она заболела?
- Да нет, Алёша, взяла пару выходных, - грустно вздохнула Петровна, - у неё дома проблемы с Никифором.
- Он запил?
- Если бы запил. У него, похоже, поехала крыша, решил, что им обоим надо уйти в монастырь, только там, по его мнению, они смогут замолить  все свои грехи и после смерти получить вечную жизнь в Раю, когда Ирина ответила ему отказом, он пришёл в бешенство и ушёл из дома.
- Да, это действительно проблема! – протянул Ольгин, - даже не представляю, как ей быть  такой ситуации!
- А вот ещё одна - уже наша проблема! – Валентина Петровна указала взглядом вперёд, - я несколько раз жаловалась Солнцеву, но он не реагирует, может быть, ты, Лёшенька что-нибудь придумаешь?

В студии стоял парень лет двадцати двух с таким выражением лица, по которому сразу можно было понять, что приехал он  в город  из деревни Гадюкино, на нём была фуфайка с заплатками, грязные кирзовые сапоги, на голове, несмотря на тёплую погоду – ушанка, а за спиной  – армейский вещевой мешок 50-х годов. Несколько минут он оглядывался по сторонам, а затем затянул отвратительным писклявым голосом, словно повторяя какую-то мантру:

 - Люди добрые, будьте так любезны, поделитесь записями Аркадия Северного, очень ищу его концерт с ансамблем «Химик», где самое полное Заключение с окончательным инструментальным проигрышем, я слышал, в вашей студии есть оригинал этой записи из коллекции Рышкова! Прошу, помогите, кому не в тягость!
- Он уже с утра здесь ошивается, - шепнул Алексею Василий, - мы не знаем, что с ним делать.
- Спокойно, я всё улажу! – Ольгин вышел из-за стойки, подошёл к юноше и спросил, - Как звать Вас, молодой человек?
- Дементий, - отвечал тот, - а Вы – работник этой студии? Вы поможете мне с записями Аркадия Северного, с его концертом в сопровождении ансамбля «Химик»?
- А тут и помогать нечего!   Подойдите к нашему приёмщику сделайте заказ, наш тариф - четыре рубля – 45 минут, Вы получите самую полную версию этой фонограммы с наилучшим качеством.
- Четыре рубля – это очень дорого, мне не платят на работе зарплату, у меня совсем нет денег, не откажите, поделитесь со мной, век Вас не забуду!
- А больше Вы ничего не хотите, уважаемый?
- Ещё я бы хотел Северного в ресторане «Печора», второй и восьмой концерты Шеваловского, полную версию «Одесситов». Спрашивал всё это у многих коллекционеров, но никак у них не выцарапать, прячут от народа у себя под подушкой, а ведь у вас всё это наверняка есть!
- У нас много чего есть, и Вы, уважаемый, очень правильно сделали, что взяли с собой такой огромный мешок, в него всё должно поместиться. Мы поступим следующим образом, - со значением в голосе изрёк Алексей, - так и быть, я запишу всё это Вам бесплатно, но с одним условием. Вы должны пойти в парикмахерскую и подстричься наголо.
- Наголо?! Но зачем?
- Скажем так, это моя прихоть, я так хочу! – Ольгин улыбнулся.
- Конечно, - с дрожью в голосе от возбуждения забормотал Дементий, - я сделаю это, заранее спасибо!

Сказав это, он выскочил из студии, а Алексей вернулся к Валентине Петровне и её племяннику, смеясь при этом от всей души.

- А ведь он действительно подстрижётся, а потом снова вернётся, - заметил Василий, - как тогда нам поступить?
- Отсылайте его ко мне, а я что-нибудь придумаю!
- Мы так и сделаем, - пообещала Валентина Петровна, - Алёша, я скоро освобожусь, только помогу тут немного Васе, зайди пока к Егорке, он очень хочет с тобой поговорить.
- Уже иду! – с этими словами Ольгин отправился в аппаратную, где хозяйничал главный техник студии, но, открыв заветную дверь, помимо Егора Борисова увидел Алика Солнцева, на лице которого было написано крайнее раздражение.
- А вот и наш Алёшка, как раз очень кстати! – воскликнул Алик, - Будь добр, объясни мне, зачем ты поручил Егору купить это барахло?

Там, куда указывал заместитель генерального директора по безопасности, в дальнем углу помещения, стояла радиола «Ригонда». Аппарат был в идеальном состоянии, его корпус  блестел, и сердце Алексея забилось от волнения, Борисов всё-таки исполнил его просьбу!

- Ты что, язык проглотил, что ли?! – продолжал наседать на него Солнцев, - Я тебе задал вопрос, будь добр, отвечай!
- Успокойся, Алик! – не спеша повернулся к нему Ольгин, - да, это я попросил Егора раздобыть эту радиолу, она принесёт нашей студии хорошую прибыль, мы будем с неё переписывать себе граммофонные пластинки, создавать мастер-копии на бобинах и тиражировать их, в наших каталогах появится новый раздел под названием «Ретро»!
- Алёша, какие, к чёрту  мастер-копии, кому сейчас нужно это старьё?! И вообще, прежде чем обращаться к Егору с этой идеей, нужно было согласовать её со мной, как-никак я всё же  исполняющий обязанности генерального директора!
- Тебя исполняющим обязанности никто не назначал, - резко ответил Ольгин, - общего собрания не было, ты просто самозванец!
- Как смеешь так говорить, – взвился Солнцев, - жалкий работник завода, ничего не знающий, кроме своих железок!
- Я тоже заместитель генерального директора и за то время, что здесь проработал, сделал для фирмы гораздо больше тебя, мудила!
- Сейчас кровью умоешься!  - Солнцев сжал кулаки и двинулся вперёд.
- Ребята, - встал между ними Борисов, - заклинаю вас обоих, успокойтесь, ещё не хватало, чтобы вы тут поубивали друг друга!
- А ну прекратите ругань! – раздалось позади него.
Все трое обернулись и обомлели, перед ними стоял Дмитрий Пирогов собственной персоной, он выглядел неважно, очень похудел, глаза запали, а лицо приобрело какой-то землистый оттенок. Всё это было вполне закономерно, ведь «Пончик» был в больнице, а не на курорте.

- Что, не ждали, да? – усмехнулся Дмитрий Валерьевич, - я слышал ваш разговор и вот что скажу, Алексей правильно всё сделал, нам нужна музыка в стиле «Ретро», я даю добро, Вадим Козин, Пётр Лещенко, Александр Вертинский и тому подобное, всё это будет востребовано.
- Шеф, Вы заблуждаетесь, время этих исполнителей ушло, мы выбросим деньги на ветер! – попытался возразить Солнцев.
- Хватит, вопрос решён положительно! – отрезал Пирогов, - А ты, Алексей, действуй, вези пластинки, мы будем с ними работать, и главное - не расслабляйся, очень скоро я поручу тебе одно очень важное дело.
Сказав это, он достал сигарету и с наслаждением закурил. Дмитрий снова возвращался к своим делам…

Глава седьмая

Когда Ольгин вернулся домой, первое, что он сделал – достал визитку, которую вручил ему Николай Николаевич Марчук, и набрал номер указанного на ней телефона. Работник ритуальной сферы услуг и по совместительству антиквар не скрывал радости, услышав его голос.

- С большим удовольствием встречусь с Вами, дорогой мой человек, - произнёс он своим мягким, обволакивающим голосом, как только речь зашла об Аркадии Северном, и о возможном обмене записями, - приезжайте завтра ко мне домой, я живу на Ипподромной улице, дом номер 18, квартира 25. Это от Площади Ленина пятнадцать минут ходьбы спокойным шагом. Найдете?
- Найду,- отвечал Алексей, - я в своём родном городе очень хорошо ориентируюсь.
- Тогда увидимся в десять утра. Грампластинки будут Вас ждать.
- А не слишком ли это будет рано, Николай Николаевич?
- Нет, не слишком, дело в том, что мой ежедневный распорядок очень плотный. С утра еду на кладбище, в ритуальную контору, потом возвращаюсь в город, проверяю, как работают мои  магазины, решаю там все накопившиеся вопросы, обедаю в ресторане, а вечером обязательно посещаю какое-нибудь культурное мероприятие, концерт, или спектакль, домой возвращаюсь очень поздно. Прошу не обижаться, но утро у меня – единственное свободное время суток.
- Раз такое дело, пусть будет по-вашему. Ну и напоследок хочу спросить, Вас старинные золотые монеты интересуют?
- Золотые монеты? Николаевские червонцы? Их у меня много, такими вещами  мало кого можно нынче, удивить.
- Нет, я хочу предложить Вам нечто гораздо более старое и редкое.
- Более старое и редкое? – Алексей услышал, как Марчук учащённо задышал, - Что-нибудь из времён Александра Второго?
- Даже близко не угадали. Ещё более старое.
- Везите Вашу монету, разберёмся! – его собеседник повесил трубку.

Ольгин остался доволен состоявшимся разговором, немного поработав над музыкальными заказами, он лёг спать, гадая о том, сколько может стоить подарок Пасьяна, и имеет ли смысл его продавать, если будет предложена хорошая цена.

Его разбудил звонок будильника, было слышно, как громко хлопнула входная дверь, это Антон Сергеевич, несмотря на выходной день, отправился на работу – в связи с производственной необходимостью. На кухне Алексей застал мать, Зинаида Сахмановна сидела за столом и смотрела в окно, наблюдая за тем, как во дворе воробьи с голубями клевали гречневую крупу, кем-то случайно просыпанную на землю. Ему очень не понравилось её лицо, оно было грустное, и в нём читалась какая-то обречённость.

- Мам, - сказал он, - ещё рано, ложись спать, я на кухне сам управлюсь!

Мать ответила не сразу, какое-то время она продолжала наблюдать за пернатыми созданиями.

- Помнишь, Алёша, ты был маленький, мы с тобой гуляли, и голуби запачкали твою новую курточку? - спросила она, наконец, оторвавшись от окна, - Ты тогда ещё заплакал от обиды на них, и я долго тебя успокаивала.
- Помню, - Алексей присел на табурет рядом с ней.
- А потом, став немного старше, ты тайком от меня сделал рогатку и охотился на птиц, пытаясь таким образом отомстить им. Тебе хоть одну из них тогда удалось убить?
- Нет, не удалось, я даже не смог сделать ни одного точного выстрела.
- Так и думала, ты не способен причинить вред живому существу. А куда сейчас собрался? Снова какие-то дела?
- Да, и очень важные, постараюсь вернуться как можно скорее. Тебя что-то беспокоит?
- Послезавтра мне предстоит первый сеанс химиотерапии, врач настроен на положительный результат, но я, Алёшенька, чувствую все сигналы своего организма, мне не удастся выкарабкаться из той ямы, в которую угодила, так и знай.
- Мама, прошу, не надо себя накручивать, рисовать в своём воображении какие-то негативные сценарии. Это сейчас недопустимо.
- Это не просто моё воображение, очень тебя прошу, если вдруг со мной что-то случится, береги отца, будь ему надёжной опорой и поддержкой, кроме тебя у него больше никого нет. Дай слово, что не бросишь его.
- Даю слово.
- Спасибо, родной, мне этого достаточно, не буду больше тебя задерживать, пойду, попробую заснуть.

Мать ушла к себе, а Алексей наскоро позавтракав, и дотронувшись по обыкновению до Камня Силы, отправился на встречу с Николаем Николаевичем. С собой им было взято шесть новеньких бобин производства фирмы SONY, на них с рышковских оригиналов были записаны те концерты Северного, которые ему нравились больше всего – Первый Одесский, два с ансамблем «Химик», «Тётя Шура», «Диксиленд» и «Ой мамочка». «Если Марчук скажет, что мало привёз, потом запишу ему ещё, - решил Ольгин, - отказывать не буду, всё это пойдёт мне  только на пользу!»

Выходя из подъезда своего дома, он увидел малотоннажный грузовой автомобиль, четверо мальчишек шустро таскали из его багажного отделения в подвальное помещение корзины с цветами, а Сардар с Илмазом стояли немного в стороне и наблюдали за ними. Лицо Сардара после больницы почти не изменилось, его взгляд встретился с взглядом Алексея, и они оба кивнули друг другу в знак приветствия. Ольгину хотелось остановиться и поговорить с ним, но присутствие Илмаза действовало на нервы, да и времени на разговоры уже не оставалось. Без каких-либо приключений он добрался до Ленинского района и примерно через полчаса уже звонил в квартиру Николая Николаевича, располагавшуюся на третьем этаже одной из хрущевских пятиэтажек, которыми была застроена Ипподромная улица.

- А вот и Вы! – ласково приветствовал его её хозяин, открывая тяжёлую металлическую  дверь, - Прошу, молодой человек, заходите, вот тапочки, они справа в углу, разувайтесь, чувствуйте себя как дома.  Я только что чайник поставил, минут через пятнадцать будем пить чай, и не какой-то там грузинский, что в магазинах по талонам, а настоящий китайский, мне один старый друг недавно из Пекина его  привёз. Уверен, Вы оцените!
- Какой же я молодой человек, мне уже тридцать два, - засмущался Ольгин, не ожидавший такого радушного приёма.
- Молодой, молодой! – Марчук похлопал своего его по плечу, - Как там Юрий Лоза поёт: «Вот мне и стало за  тридцать, самое время мечтать!». Это же про Вас, мечтайте и поверьте, все самые смелые человеческие мечты  осуществимы, да не стесняйтесь же, проходите, вот это, так сказать, мой рабочий кабинет!

В комнате, где оказался Алексей, несмотря на то, что было уже светло, горела роскошная чехословацкая хрустальная люстра, и в её свете блестели дорогие узорчатые обои вместе со шкафом-стенкой из натурального дерева. Возле шкафа находился сложенный диван-книжка, накрытый свежим покрывалом и высокая напольная фарфоровая ваза, украшенная замысловатым рисунком, а напротив, ближе к окну – письменный стол, два кресла, тумбочка с телевизором Philips и видеомагнитофоном производства этой же фирмы. Рядом с этим предметом роскоши лежало несколько видеокассет, на одной из которых, совсем недавно распечатанной, с помощью фломастера, размашистым почерком было написано: «Иди, девочка, разденься!», и в скобках более мелко: «Суперэротика», но не это больше всего заинтересовало Алексея, он сделал два шага к столу. Недалеко от него, на стене в фигурной рамке висело большое чёрно-белое фото, сделанное, судя по всему, в конце тридцатых - в начале сороковых годов. Изображённая на этом фото молодая женщина в купальнике, сидящая на большом валуне рядом с каким-то горным озером, показалась Ольгину очень знакомой.

- Не можете узнать это милое создание? –  спросил у него Марчук.
- Где-то я её уже видел, но где именно – не могу вспомнить. Кто она?
- Ева Браун, любовница, а в последние двое суток своей жизни – жена Адольфа Гитлера!
- Ничего себе! –  Ольгин присвистнул.
- Мне известно, что Вы поёте песни под именем Макар Волжский, - продолжал Николай Николаевич, - А я, между прочим, тоже человек творческий, пишу стихи, вот, недавно написал песню, посвящённую Еве, сам спеть не могу, нет голоса, но может быть Вы, возьмёте её в свой репертуар?
- А меня потом в пропаганде фашизма не обвинят?
- Ни в коем случае, ведь эта песня всего лишь о женщине, которая имела неосторожность влюбиться в такого жестокого человека, как Гитлер, погубившего миллионы человеческих жизней, только и всего. Ну как, Алексей, что скажете?
- Дома посмотрю, что можно со всем этим сделать, - отвечал Алексей, бегло пробежавшись глазами по тексту и положив предложенные ему листы себе в карман.

Он заметил ещё один фотопортрет - уже современный, настольный, который, судя по всему, был очень дорог его обладателю.

- Эммочка, моя любимая племянница,- с благоговением в голосе произнёс Марчук, - Вы, разумеется, помните её.
- Она прекрасна! – промолвил Ольгин, отметив про себя некое сходство между ней и Евой Браун, особенно в плане причёски.
- Не то слово, просто Богиня, иногда, конечно, эта девочка капризничает, но разве я могу на неё сердиться! Однако чайник уже кипит, пройдём на кухню, посидим и спокойно обсудим все наши дела.

Шагая вслед за Николаем Николаевичем, Алексей обратил внимание на другую комнату, дверь в которую была приоткрыта, там царил беспорядок, среди разбросанных вещей выделялись красные женские трусики, висевшие на спинке стоявшего прямо у входа стула.

- А вторая комната принадлежит Вашей жене? – поинтересовался он, усаживаясь за стол и пробуя ароматный чай из Поднебесной.
- Я не женат, - отвечал хозяин жилища, пододвигая к нему тарелку с печеньем курабье, - людей, подобных мне наличие жены  только стесняет, лишает их так сказать, свободы действий.
- А кто же тогда проживает у Вас?
- Эммочка и проживает, когда ей надоедает у матери, она приезжает ко мне, живёт со мной, бывает, даже месяцами. Да не смотрите, Алексей, на меня такими глазами, если приспичит, я женюсь без проблем, моих денег хватит, чтобы содержать целый гарем, да и к тому же я мужчина, очень видный, разве не так?! Но, наверно, хватит об том, мои граммофонные пластинки, вот они, в прихожей, а Вы мне что-нибудь принесли?
- Принёс! – Ольгин достал из своей сумки коробки с бобинами, - Вот, получите!
- Прекрасно! – Марчук внимательно осмотрел каждую из них, затем взял ту, на которой был записан Первый Одесский концерт, ушёл в комнату Эммочки, где был магнитофон и вернулся минут через десять абсолютно счастливый, сообщив, что никогда ещё не слышал ничего подобного.
- Другие концерты будут позже, - спокойно отвечал ему Алексей, - пластинки я возьму напрокат, верну, как только перепишу их на магнитную ленту, а эти шесть бобин – Ваши.
- Договорились!
- Но есть ещё одна деталь, - Ольгин хитро прищурился, - я хочу получить от Вас один маленький подарок.
- Что за подарок?
- Не беспокойтесь, ничего особенного, просто мне нужен ваш галстук-бабочка.
- Он Вам так понравился?! Я сейчас принесу такой же, абсолютно новый.
- Нет, дайте тот, что у Вас сейчас на шее.
- Очень странное желание, но почему бы и нет, - антиквар снял свой элегантный аксессуар, положил на стол, а Алексей, молча забрал его и пошёл укладывать в сумку то, что для него было приготовлено. Он торжествовал, всё шло так, как ему хотелось.
- Алексей, Вы ещё говорили про какую-то золотую монету, - донеслось до него, - она при Вас?
- Да, и я очень надеюсь получить информацию, о том, что она из себя представляет.
- Давайте её сюда, сейчас посмотрим!

Их разговор продолжился в рабочем кабинете, куда оба они вернулись после чаепития, Марчук взял подарок Пасьяна, уселся за стол и принялся рассматривать его через увеличительное стекло. Это продолжалось долгое время, и Ольгин уже начал терять терпение.

- Николай Николаевич… - сказал он, но тот лишь поднял правую руку и ответил:
- Прошу мне не мешать!

Монета была измерена по диаметру и толщине при помощи штангенциркуля, затем опробована магнитом, далее – помещена в небольшую стеклянную  чашечку и подвергнута воздействию капли какого-то химического реактива из пипетки. Чем дальше шла проверка на подлинность, тем большее волнение охватывало знатока старины. Когда он убрал все приборы и открыл толстенную книгу, которая оказалась нумизматическим каталогом, Алексей заметил нервный тик у него на подбородке. Стараясь, лишний раз не шуметь, он прошёл в туалет, а на обратном пути, убедившись, что Марчук всё ещё занят, быстро зашёл в соседнюю комнату, схватил трусики Эммочки и засунул их в сумку с пластинками, так, чтобы они не были заметны. На это дело у него ушло буквально несколько секунд.

- Просто удивительно, - наконец сказал его консультант, - каким образом эта вещь к Вам попала?
- К сожалению, я не могу дать ответ на этот вопрос.
- Понимаю, но, надеюсь, она не краденая?
- Насчёт этого – не беспокойтесь.
- Хорошо, в таком случае  могу сообщить, что Вы обладатель монеты,  отчеканенной на территории Римской Империи в 54 году нашей эры при кесаре Нероне в самом первом году его правления. На её аверсе изображено два профиля, мужской – это сам Нерон, а женский – мать императора Агриппина, которая была при нём в течение одного года соправительницей, сынок не стал терпеть двоевластия, решил избавиться от своей не в меру амбициозной мамаши, и легионеры, повинуясь его приказу, убили её ударом меча между ног. Далее на древнеримских денежных знаках чеканилось уже только одно нероновское изображение, так что этот Ваш золотой динарий – жуткая редкость. Но, знаете, что меня больше всего удивило – он великолепно сохранился на протяжении почти двух тысяч лет, блестит словно новенький, как такое возможно – просто уму непостижимо, я серьёзно сомневался в его подлинности, поэтому и проверял так долго. Позволю себе задать Вам вопрос – не хотите ли мне эту вещицу продать? Даю тысячу баксов наличными прямо сейчас!
- Ну, это не разговор, - сказав это Ольгин забрал со стола своё сокровище.
- Три тысячи! – Марчук открыл верхнее отделение своего письменного стола, и Алексей увидел пачки новеньких стодолларовых банкнот, - Я не спрашиваю, откуда у Вас этот золотой, а Вы не спрашивайте, откуда у меня эти деньги. Ну как, по рукам?
- Меня это не устраивает.
- Хорошо. Как насчёт восьми тысяч «зелёных»?
- Нет, мало.
- И этого мало?! Сколько же тогда Вы хотите, Алексей? Десять?
- Пятнадцать! – ляпнул Ольгин первое, что пришло ему на ум.
- Хорошо, замётано, пятнадцать тысяч, но тогда придётся немного подождать, позвоните мне через пару дней, мы всё согласуем. Вы больше никому не говорили о том, чем обладаете?
- Никому, я пока ещё со своей головой дружу.
- И это правильно! Что же, тогда нам обоим пора идти, - Николай Николаевич взглянул на свои швейцарские часы, - меня уже ждёт автомобиль с личным водителем, может быть Вас подбросить куда-нибудь?
- Буду очень признателен, если довезёте до моей студии.
- Довезём в целости и сохранности!

На улице их ожидала «девятка» вишнёвого цвета. Водитель, а по совместительству ещё и телохранитель Марчука по имени Фёдор, оказался весьма разговорчивым парнем и всю дорогу развлекал своих пассажиров анекдотами на политическую тему, с ним было весело, и Ольгин даже не успел оглянуться, как оказался у дверей «ВМТ». Он попытался пройти внутрь, но путь ему преградила симпатичная девушка лет двадцати пяти.

- Я знаю, Вы - Макар Волжский, - воскликнула она, протянув ему кассету, - будьте так любезны, оставьте мне здесь свой автограф, Ваше интервью, опубликованное сегодня в «Заре молодёжи»,  просто супер!
- Макар здесь!!! – послышались голоса, - Пожалуйста, подпишите кассеты и нам!

С большим трудом Алексею удалось отделаться от своих поклонников и пройти на студию, где столкнулся с Пироговым. «Пончик» встретил его с распростёртыми объятиями.

- Лёша, ты видишь, что творится, – сказал он, указывая на людскую массу у стойки,- это всё благодаря тебе, твоему интервью газете. Жаль, что Крюков так нелепо помер, но, к сожалению, все мы смертны, я, будучи в больнице это лично прочувствовал. А почему ты сегодня так рано?
- Я привёз пластинки, о которых мы говорили вчера.
- Отлично, пойдём к Егору, посмотрим!
- Погодите! – раздался вдруг голос, - Прошу, не уходите, я сделал то, о чём Вы говорили!

Перед  Дмитрием и Алексеем стоял Дементий, его глаза горели, как угольки. Деревенский ходок снял свою ушанку и представил им на обозрение свой гладко выбритый череп.

- Ну что, теперь Вы мне запишите Аркадия Северного? – спросил он,- Вот, посмотрите, я подготовил список его концертов, которые меня интересуют. Не вижу причин, чтобы не поделиться со мной!
- Вообще-то одна причина всё же есть, - Алексей не глядя, забрал у  него список, - Дементий, то, что Вы подстриглись, это, конечно, хорошо, но, как я теперь вижу, недостаточно, над Вашим внешним видом следует ещё немного поработать. Найдите косметолога, проколите с его помощью себе уши и вставьте в них серьги-кольца, такие, как у той женщины, что стоит  сейчас в очереди ближе к нашему оператору. И ещё, третью серьгу вставьте себе в нос!
-  Если я это сделаю, Вы мне запишите, не обманете?
-  А если не сделаете – точно не запишу! – сказав это Ольгин,  отправился вместе со своим шефом в аппаратную к Егору, оставив огорчённого Дементия стоять в одиночестве.
- Я ещё вернусь! – летел им вслед его голос.

Они застали Борисова чистящим воспроизводящие головки магнитофонов, Егор был очень удивлён, увидев такое обилие старых пластинок, помог извлечь их из сумки и вместе с ними неожиданно для самого себя вытащил то, что принадлежало Эммочке. В создавшейся на студии суматохе Алексей забыл про этот похищенный предмет интимного характера, и не переложил его к себе в карман.

- Ну, Алёша, ты даёшь! – протянул Борисов,  рассматривая трусики, - Никогда не думал, что ты такой озорник, и кто же является их обладателем? Давай, не стесняйся, колись нам!
- Егор, её имя тебе ничего не скажет, - отвечал  Ольгин, покраснев, как варёный рак.
- Верни ему это, - приказал Пирогов Борисову, - все мы имеем  маленькие  слабости, пусть Лёха занимается тем, чем хочет, и как хочет, нас это не касается.
- Да ради Бога, мне-то эти труханы точно не нужны, я не люблю нюхать и носить их тоже не собираюсь! - Егор, бросил свою находку назад в уже пустую сумку и вернул её Ольгину.
- Меньше болтай, и начинай записывать прямо сейчас, - сказал ему Дмитрий,- через неделю у нас уже должны быть готовы все мастер-копии для тиражирования.
- Я-то начну, - недовольно буркнул ответственный по аппаратуре, - а денежки с этого кому будут капать - тебе и Ольгину, да?
- Имей совесть, – голос Пирогова стал строгим,- займись лучше собой: месячишко не попей, глядишь, и бабло дома появится, бери пример с меня, трудно было, но ведь я завязал же! Пойдём, Алёша,  провожу тебя.

«Пончик» дошёл с Алексеем аж, до трамвайной остановки, по дороге рассказывая, как тяжело ему было в больнице и как стало хорошо сейчас, когда, наконец-то, смог избавиться от алкогольной зависимости. Потом он включил свою старую тему о том, какие вокруг все чёрствые и равнодушные, а он совсем один без родных и друзей с больной матерью на руках.

- Ты и Валюша - вы единственные, кто у меня есть, - подытожил он, - Егор и тот в моё отсутствие, похоже, с Солнцевым спелся. Как ты думаешь, они ничего против меня не замышляют?
- Насчёт Солнцева не знаю, а Борисов - тот мне наоборот говорил, о том, что ему тебя очень не хватает.
- Егор мог это сказать специально, чтобы не вызывать подозрений, но я пока не буду его трогать, он нам ещё может быть полезен. Алик – вот тот, кем надо заняться серьёзно.
- Дмитрий,- обратился к нему Алексей, уже садясь в трамвай, - всегда на меня рассчитывай, я не подведу и прошу, поддержи Пантелееву, она тоже очень хороший человек!
- Непременно, – отвечал ему  Пирогов, помахав ему на прощание рукой, - до встречи!

Все задуманное Алексеем на сегодня было осуществлено, но какое-то чувство тревоги всё же оставалось, оно лишь усилилось, когда он издали, увидел у своего дома милицейскую машину, «скорую», нескольких лиц в штатском, кинолога с собакой, и сотрудников патрульно-постовой службы. Среди собравшихся выделялся Мамедов, стоящий столбом, не зная, куда себя деть, а рядом с ним  Тамара, она громко рыдала, закрыв лицо руками.   
            
Ольгин подошёл ближе, и увидел два распростертых тела, это были братья Сардар и Илмаз. Старший брат лежал, устремив свои мёртвые глаза к небу, на его лице застыло удивление, а из правого виска, на асфальт стекал кровавый ручеёк, его смерть наступила мгновенно. С младшим всё обстояло несколько иначе, раненому в спину, ему удалось проползти несколько метров к подъезду и даже успеть коснуться рукой поребрика, но второй выстрел не оставил ему никаких шансов.

- Эй, кто-нибудь, - произнёс коренастый человек, по всей видимости, следователь, - уберите отсюда женщину, она только мешает, и что там с протоколом осмотра места происшествия, он готов?
- Заканчиваем составление – отозвался его подчинённый, - мы установили, что стреляли из дома напротив, это была винтовка Драгунова, работал снайпер.
- Снайперов только нам тут и не хватало, - следователь поморщился и принялся что-то записывать себе в блокнот. Неожиданно он поднял голову и уставился на Ольгина.
- Гражданин, Вы в этом доме проживаете? – спросил у него представитель закона.
- Да, я только что вернулся с работы, - несмело отвечал ему Алексей, - а тут такое…
- Вот и идите к себе, если потребуетесь, мы позовём Вас!

Алексей поспешно ретировался, меньше всего ему хотелось связываться с этими людьми, некие смутные догадки относительно того, что здесь произошло, уже начали появляться в его голове.

Глава восьмая
Двадцать седьмого мая, в понедельник, как и было назначено, у Зинаиды Сахмановны состоялся первый сеанс химиотерапии, в онкологический диспансер она отправилась в сопровождении Антона Сергеевича и вернулась оттуда через пару часов. Как только заскрежетал замок, Алексей бросился к входной двери, но это оказалось излишним, его родительница самостоятельно прошла в квартиру, разулась, легла на диван в своей комнате и тут же забылась сном.

- Как всё прошло? – Ольгин повернулся к отцу.
- В очереди стоять пришлось долго, а так сама процедура длилась минут пятнадцать, -  тихо отвечал отец, – Нам теперь остаётся только ждать!
 
Мать проспала весь день, Алексей уехал на работу в состоянии сильного душевного волнения, так и не поговорив с ней, а вернувшись, застал её на кухне, пьющей чай с ватрушками в компании отца. Никаких признаков ухудшения самочувствия у больной не наблюдалось, более того, она весь вечер шутила и даже пообещала на следующий день приготовить к обеду что-то вкусное. Алексей окончательно успокоился и, пожелав родителям спокойной ночи, ушёл к себе. В этот раз ему требовалось записать новейшие альбомы Bad Boys Blue и Fancy, пару кассет Северного, Шеваловского и целых десять с концертами Макара Волжского, интервью в «Заре молодёжи» приносило свои плоды. Сидеть  предстояло до глубокой ночи, но это не смущало оператора звукозаписи, а теперь ещё по совместительству и подающего надежды барда, для него такие бдения давно уже стали привычными. Включив магнитофоны в режим записи-воспроизведения, и приглушив звук, он достал вирши Марчука о Еве Браун, и принялся было размышлять о том, какую ритмическую основу следует подобрать для исполнения этого произведения под гитару но, ничего путного придумать так и не смог. Прошёл час, другой, Ольгин уже собирался ложиться спать, когда из комнаты родителей донёсся шум. Очевидно, там что-то случилось, и поэтому Алексей вошёл к ним без стука. Картина, представившая перед ним, оказалась ужасной – мать, вся сгорбившись, сидела в кресле, рвотные массы зелёного цвета били из неё фонтаном прямо на напольный ковёр, распространяя отвратительный запах, а отец распечатывал таблетки, заранее приобретённые специально для этого случая.

- Алёша, принеси с кухни стакан воды, быстрее! – сказал он, увидев сына.

Его просьба была исполнена в мгновение ока, как раз в этот момент рвотный приступ у Зинаиды Сахмановны прекратился, и она смогла выпить лекарство.

- Зина, всё в порядке, - постарался успокоить её Антон Сергеевич, - это нормальная реакция организма на химиотерапию, вспомни, врач предупреждал нас об этом.
- Я даже не предполагала, что всё будет так плохо, - произнесла его жена в ответ, с помощью сына вставая с кресла и ложась на подушку, - простите меня, мальчики мои, за то, что приношу вам столько неудобств.

Алексей вернулся на кухню, выпил валерьянки с целью успокоить свои собственные нервы, затем взял швабру, ведро воды и тряпку, чтобы навести порядок  у родителей, увы, это оказалось бесполезным, вскоре матери снова стало плохо, рвота усилилась, в этот раз помимо ковра был так же замызган и диван. Она промучилась всю ночь лишь, когда забрезжил рассвет, ей удалось задремать, и только тогда отец с сыном смогли немного перевести дух, несмотря на усталость, сна не было у них ни в одном глазу. Антон Сергеевич позвонил своему директору и предупредил, что сегодня на работу не выйдет в связи с семейными обстоятельствами, по разговору, который он вёл на повышенных тонах, Алексей понял, что ему по этому поводу были высказаны какие-то претензии, но не стал задавать никаких вопросов, а отправился к плите заварить кофе в турке. Потом они оба сидели напротив друг друга и пили напиток бодрости, молчание нарушил отец:

- Твоя бабушка, тоже болела раком, - сказал он, - её так же мучила тошнота после сеансов химиотерапии, но она была не такой сильной, как в случае с мамой.  Ты был тогда совсем маленьким и не помнишь этого.
- И чем всё это закончилось?
- Ей не повезло, - Ольгин-старший тяжело вздохнул, затем поставил пустую чашку в раковину и постарался перевести разговор на другую тему с целью как-то разрядить обстановку, - угадай, Алёша, кого мы сегодня встретили, когда шли из диспансера?
- Даже предположить затрудняюсь, может быть, Щукина?
- Нет, нашего Стаканыча, старик вернулся!
- Как это так?!
- Вот так, он выносил мусор из своей квартиры, поздоровался с нами, был в хорошем расположении духа. Жена Сардара  с дочкой съехали из нашего дома, семьи его брата тоже больше здесь нет, а на дверях подвала повесили новый замок.
- Тамара и её дочь, что с ними теперь будет…
- А какая разница, пусть катятся, куда глаза глядят, у меня на них просто аллергия, забудь, всё кончено, теперь мы будем жить спокойно!

Алексей хотел ответить, но тут на кухню, осторожно держась за стену, вошла мать, она постарела за эту ночь лет на десять, длинные, некогда чёрные волосы стали совсем седыми, белки глаз пожелтели, а на лице было написано страдание.

- Ребята, я, кажется, умираю! – прошептали  посиневшие губы.

Сказав это, Зинаида Сахмановна вдруг закачалась, и, если бы не подоспевший Антон Сергеевич, вовремя подхвативший её под руки, не миновать было бы беды, с помощью  Алексея он донёс свою жену до дивана, уложил на бок и бросился к телефону, вызывать «скорую». Машину ждать долго не пришлось, врач - высокий худощавый мужчина средних лет, от которого за версту несло «Беломором», послушал сердце больной, измерил давление, сделал укол, ознакомился с историей  болезни и категорично заявил:

- Ей надо срочно в реанимацию, промедление недопустимо!

Двое прибывших вместе с ним молодых людей в белых халатах  положили Зинаиду Сахмановну на носилки, аккуратно вынесли  на улицу и погрузили её в карету «скорой помощи». Антон Сергеевич залез в автомобиль через боковые двери и расположился на сидении с левого борта, Алексей хотел последовать за ним, но водитель запротестовал:

- У меня место только для одного пассажира. Решайте между собой, кто из вас поедет с нами.
- Алёша, я поеду, - сказал Антон Сергеевич, - будь дома, я позвоню тебе из больницы.

Ольгин-младший ничего ему не ответил, лишь кивнул головой и сделал несколько шагов назад, он смотрел на свою мать, сквозь слёзы  вглядываясь в черты её лица, пытаясь запомнить их, и тут случилось нечто, заставившее его содрогнуться. Совершенно неожиданно Зинаида Сахмановна открыла глаза, протянула руку в его сторону и каким-то чужим, механическим голосом произнесла:

- Помни о том, что обещал, ты дал слово!

В следующую секунду дверь автомобиля захлопнулась, взревел мотор и «скорая» тронулась с места в сторону больницы. Алексей долго смотрел вслед удаляющейся машине, пока та не скрылась из виду, а затем понуро поплёлся к себе домой, всё, что можно было сделать – сделано, от него больше уже ничего не зависело.  Потом некоторое время он сидел у окна на кухне, как раз на том самом месте, где так любила сидеть в последнее время его мать, наблюдая за тем, что происходит во дворе. Там всё вернулось на круги своя, столы, за которыми ещё недавно собирались азербайджанцы куда-то убрали, появившиеся по чьей-то указке в ЖЭКе дворники очистили детскую площадку от мусора, а на скамейке неподалёку от неё как прежде сидел Стаканыч, открывая, свой  «малёк». Жители дома уже успели  разойтись по местам своей работы, старик наслаждался одиночеством и утренней тишиной. Глядя на него, Ольгин почему-то подумал о Тамаре с её дочкой, решив, потом, как только всё утрясётся, обязательно разыcкать их.

Внезапно послышались чьи-то  шаги, от ощущения того, что происходит что-то неподдающееся рациональному объяснению, его лоб покрылся испариной. Кто-то прошёлся по коридору, какая-то вещь упала на пол, и после этого всё стихло. Пересилив свой страх, Ольгин покинул кухню, и увидел одиноко валявшийся на полу, зелёный берет Зинаиды Сахмановны, который она любила одевать в прохладную погоду. Он бережно поднял головной убор, снова положил его на прежнее место, и тут зазвонил телефон, на другом конце провода раздался хриплый голос отца:

- Мама умерла, я еду домой!

Глава девятая
Смерть Зинаиды Сахмановны стала для Антона Сергеевича тяжелейшим ударом, он вернулся из больницы убитый горем, обвиняя в том, что случилось самого себя.

- Папа, - пытался успокоить его сын, - не надо так, мы оба знали,  что такой конец возможен!

Увы, отец ничего не хотел слушать, плакал, говорил лишь о том, что надо было обратиться к другому врачу, что имелась возможность поехать в Москву на обследование, а он на этом не настоял. Видя его состояние, Алексей решил действовать самостоятельно и позвонил в «Реквием», реакция Николая Николаевича  оказалась максимально оперативной.

- Приезжайте ко мне в контору прямо сейчас, - сказал он, - из документов берите с собой только свидетельство о смерти, никаких  хлопот у Вас не будет, ну и монету свою захватите, необходимую сумму я приготовил.

Когда Ольгин приехал, Марчук первым делом выразил ему свои соболезнования, затем раскрыл перед ним схему кладбища, поинтересовался, где находится захоронение родителей Антона Сергеевича и тут же предложил место для могилы Зинаиды Сахмановны, которое по счастливому стечению обстоятельств оказалось в нескольких десятках метров от него. Эммочка ознакомила Алексея с каталогом предлагаемых фирмой гробов, и он остановил свой выбор на одном из них, не самом дорогом, но внешне вполне приличном.

- Похороны назначим на пятницу, – объявил Николай Николаевич, - так и запишем:  31 мая, пятница, 11 утра. Гроб с телом мы доставим сюда из морга сами, Вам только будет нужно за день до этого привезти комплект ритуальной одежды для покойной.
- Вот список необходимых вещей, - его племянница протянула листок бумаги, - не забудьте так же предметы гигиены – мыло, полотенце, туалетную воду, вату. Прощающихся ожидается много?
- Да, думаю, их будет много, родственники, коллеги по работе, соседи.
- У нас рядом с кладбищем недавно открыли трапезную, специально для поминок, если хотите, можете туда обратиться, всё будет организовано, по самому высшему разряду, - предложил Марчук.
- Да, это нам подходит,- согласился Алексей, - но хочется знать хотя бы примерную стоимость всех этих услуг.
- Цены будут самыми ласковыми, никаких дополнительных плат грузчикам, работникам морга и гробокопателям, а я за своё содействие  хочу лишь получить копии остальных оркестровых концертов Северного, о которых мы недавно говорили.

Владелец похоронного агентства увёл Ольгина в небольшое подсобное помещение, где находился огромный несгораемый шкаф, достал оттуда чёрный кожаный портфель, открыл замок и сказал:

- Здесь пятнадцать тысяч, как договаривались, считать будете?
- Нет, я Вам верю, - Алексей, вручил ему монету.

Дома он застал отца уже успокоившимся, Антон Сергеевич оценил то, как быстро его сын сумел  решить все вопросы, связанные с похоронами.
 
- Спасибо тебе, Алёша,  не знаю, что бы я делал без тебя, надеюсь,  твоя фирма «Реквием» нас не подведёт! – сказал он.

Его надежды оправдались на все сто процентов, похороны прошли идеально, работники кладбища вели себя предельно корректно, Марчук сдержал слово, ни о каких «чаевых» не было и речи. Желающих проститься с Зинаидой Сахмановной действительно набралось очень много, явился почти весь руководящий состав гастронома, где она проработала много лет, несколько её старых школьных подруг, родная сестра, специально приехавшая из Казани, пришли  супруги Васюковы, а так же Наталья с Артёмом.

Не остался в стороне и коллектив «ВМТ».  Дмитрий Пирогов купил огромный траурный венок и тоже явился, чтобы поддержать одного из самых ценных своих сотрудников, вместе с ним пришли Егор Борисов, Ирина Пантелеева, и Валентина Петровна. Крепкие ребята, Санёк и Игорёк вызвались следить за порядком совместно с телохранителем Николая Николаевича, Фёдором.
 
Было сказано очень много хорошего об усопшей, неожиданно для всех слово взял Артём и произнёс не по годам серьёзную речь о том, что потерял очень близкого человека, которого никогда не забудет.

Когда процедура погребения была закончена, Алексей, улучив свободную минуту, решил в одиночестве прогуляться по кладбищу, он понимал, что рано или поздно Пасьяну снова потребуется жизненная энергия, и к этому хотел быть максимально подготовленным. Судьба оказалась благосклонной к нему, на соседнем участке кладбища нашёлся маленький холмик, весь укрытый живыми цветами, поверх которых кто-то положил портрет девочки лет десяти, рядом с этой могилой стоял пожилой кладбищенский сторож. Из разговора с ним выяснилось, что ребёнок, изображённый на портрете, стал жертвой какого-то маньяка, и был предан земле буквально несколько часов тому назад, Ольгин в свою очередь сообщил, что тоже только что похоронил свою мать. Сторож подивился такому совпадению и, узнав о том, что скоро начнутся поминки, отправился к трапезной рассчитывая выпить там немного любимого сорокаградусного напитка, а его собеседник, оставшись один, не теряя драгоценного  времени, наполнил землёй  большой полиэтиленовый пакет.

Поминальное застолье продолжалось несколько часов, домой Ольгины вернулись, когда уже начало темнеть.
- Теперь нам придётся научиться жить без мамы, – сказал Антон Сергеевич Алексею, - мы должны постараться ради её памяти!

На следующий же день Ольгин-старший  пошёл на работу, а его сын вернулся к своим студийным делам, и стал выдавать такие объёмы записанного музыкального материала, что Пирогов с Валентиной Петровной просто диву давались.

Двенадцатого июня состоялись выборы президента России, Алексей, получив от члена участковой комиссии избирательный бюллетень, заметил в списке для голосования имя своей матери, которое видимо по нерасторопности не успели удалить, но не сказал по этому поводу ни слова. Проголосовав за  Амана Тулеева, он сразу же потерял интерес к этому мероприятию, будучи уверенным, что ничего положительного в повседневную жизнь оно не принесёт. Его отец был иного мнения, и весь вечер после выборов смотрел телевизор, в ожидании первых результатов, известие о том, что Борис Ельцин побеждает в первом туре, набрав более пятидесяти процентов голосов, было им встречено с большим огорчением.

Жизнь шла своим чередом. Закончился июнь, пролетел июль, наступил август, лето радовало своим теплом и солнцем, городские пляжи Саратова были заполнены отдыхающими, владельцы загородных участков копались в своих огородах, абитуриенты сдавали вступительные экзамены в высшие и средние учебные заведения, и казалось, ничто не сможет разрушить этот устоявшийся порядок. В один из таких солнечных дней Алексей  явился в контору «ВМТ» раньше обычного по просьбе Пирогова, накануне сообщившего ему о том, что состоится собрание руководства студии, на котором будет рассказано очень много  интересного. Он застал «Пончика» за  директорским столом, вертевшим в руках свой любимый нож, рядом с ним сидел Егор Борисов, напротив Ирина Пантелеева, Валентина Петровна, Алик Солнцев, и ещё один оператор, принятый на работу совсем недавно, некто Равиль Мусаев. Это был пожилой татарин, владеющий огромной коллекцией зарубежного винила и специализирующийся на заказах для клиентов, любящих звук «с песочком», несмотря на то, что у него с Алексеем было нечто общее в национальном плане, их взаимоотношения почему-то сразу  не заладились.

- Ну, вот и все в сборе, - произнёс Пирогов, как только его первый заместитель уселся на стул, - начнём, пожалуй. Первое, что я хочу довести до сведения всех - Ирина Пантелеева с сегодняшнего дня больше уже не приёмщик заказов, а заместитель нашей Валюши. Ира, поздравляю с новой должностью,  размер твоего оклада будет увеличен, и очень существенно.
- Ой, это так приятно, я, конечно же, постараюсь оправдать оказанное доверие - Пантелеева покраснела от смущения, - но кто меня заменит на приёмке?
- Василий заменит, он неплохо справляется, и ему, вроде, нравится эта работа. Как, считаешь, Петровна, твой племянник не подведёт?
- Не подведёт, - отвечала Валентина, - он хороший парень, ответственный, дисциплинированный и непьющий.
- Прекрасно! – подвёл итог Дмитрий, - Теперь далее. То, что давно готовилось, теперь наконец-то свершилось, мы начинаем тиражирование видеозаписей. Эта работа будет поручена Егору, его аппаратную мы полностью переоборудуем, завтра Алик со своими ребятами привезёт сюда видаки, я закупил для начала 12 штук панасоников,  потом, если всё пойдёт хорошо, куплю ещё. Особо хочу подчеркнуть тот факт, что мы будем первопроходцами в этой области, наши конкуренты из «Камертона» пока ещё очень далеки от всего этого. Валюша, Ирина, вам придётся в ближайшие два-три дня рассчитать все оптимальные часовые расценки на видео-заказы.
- А что будем делать с теми магнитофонами, которые сейчас у меня? – поинтересовался Борисов.
- Те, что уже плохо работают, забодаем в комиссионку, а остальные заберёт себе Равиль. Верно, я говорю?
- Да, - кивнул специалист по винилу,- Егор мне всё покажет, и я решу, что там у него может мне пригодиться.
- Ну и, наконец, Алексей, - Пирогов повернулся к нему, - пробил твой час, тебе предстоит командировка в Ленинград.
- Ух, ты! – восторженно выдохнул Ольгин.
- Вот твои билеты. Поезд  отправляется 13-го в 11.14, и на следующий день в 12.40 прибудет к месту назначения, обратный билет у тебя на 22-е число. Тебя встретит мой друг – Анатолий Синицын, я,  уже рассказывал о нём, он работает в студии «Гармония», и у него много всего такого, чего у нас нет, помнишь, например, альбом Шуфутинского «Атаман-2»? Он передаст тебе бобины с записями, а ты ему – вознаграждение за труды.  Жить будешь в гостинице «Октябрьская», она в десяти минутах ходьбы от вокзала, рядом с ней станция метро «Площадь Восстания», Лиговский проспект, Невский, Гостиный двор, Пассаж и много ещё чего интересного.
- Шеф, ты платишь своему  другу за записи кругленькую сумму! - сказал Борисов, глядя на купюры, которые легли на стол, - зачем так тратиться, у Алёши  много уникальных записей, которые наверняка заинтересуют ленинградцев, можно просто обменяться с ними не тратя столько денег.
- Нет, - «Пончик» покачал головой, - Егорка, ты хороший звукарь, но, к сожалению, дерьмовый бизнесмен, у тебя отсутствует стратегическое мышление. Предположим, будет так, как ты говоришь, и мы отдадим  «Гармонии» первые копии с бобин Алексея, эти ребята, сразу же начнут свою торговлю, мы лишимся монополии, а нам это нужно?! Пару концертов мы действительно подготовим для обмена, но уже с совершенно другим человеком, вот смотрите и слушайте, что у меня имеется!

Дмитрий включил маленький переносной магнитофон, и из динамиков грянула инструментальная пьеса в джазовом стиле "рэг-тайм", все собравшиеся невольно заслушались, музыканты играли очень душевно. Через минуту  послышался голос ведущего:

- Дорогие друзья! Саша Зубко с ансамблем «Моисей» свой первый концерт посвящает Александру Васильевичу, Григорию Васильевичу Фёдорову и Юрию Николаевичу Васюкину. Мы приветствуем вас, уважаемые ленинградцы, и надеемся, что этот концерт вам понравится. В концерте прозвучит много старых малоизвестных песен, а также некоторые новые песни молодого белгородского барда Николая Стрижакова. Итак, июль, 1985 год!

После этого вступления последовала песня «В туманном Лондоне», которую когда-то в юности Ольгин пытался сам исполнять под гитару:

В туманном Лондоне горят огни,
И ярким пламенем озарены,
Там в шумном зале, в большом разгаре
Танцуют танцы танго до зари…

- Ну, надо же, классно парень поёт! - подивился Солнцев, - всё же умеют делать такую музыку в Ленинграде!
- Алик, чем ты слушаешь?! – с укоризною посмотрел на него Дмитрий, - Неужели не понятно, что альбом писался в Белгороде, ленинградцы только вкладывали деньги в это мероприятие, однако оригинал записи этого концерта действительно находится там, куда поедет Алексей, у одного человека, большого любителя музыки такого направления, которого звать Геннадий Жаворонков. Мне удалось узнать, только то, что его вариант по времени  длиннее того, который сейчас ходит по рукам, ну а качество –  вообще просто лом. Необходимо с этим Геннадием как-то договориться, пусть он нам продаст свой оригинал или хотя бы сделает копию с него. Вот ему-то как раз и можно предлагать обмены, так как он не завязан ни с какими студиями, работает сам по себе.
- Всё это хорошо, - произнёс Ольгин, - но как я в большом городе с населением более четырёх миллионов, разыщу этого Жаворонкова?
- Среди друзей Синицына наверняка найдётся тот, кто с ним знаком, ты уж, прояви свою природную смекалку, ну и постарайся так же встретиться и подружиться с Виталием Крестовским, нам необходимо иметь все его записи, какие есть сейчас и какие ещё будут. Я на тебя очень надеюсь.
- Шеф, - взял слово Солнцев, - мне непонятно во всём этом только одно, а почему, собственно, в Ленинград едет именно Алексей? Его место здесь, за аппаратурой, тем более, мы все знаем, как много сейчас заказов.
- Хочешь сказать, что ему не надо ехать?- Пирогов нахмурился,- Что же, обоснуй своё мнение.
- Тому есть много причин, - начал Алик, - Он ещё не проработал у нас и года, а ты ему уже доверяешь деньги из нашей кассы, не рано ли? Алексей у нас парень мягкотелый, его запросто могут ограбить по дороге. А есть ли у него какой-то опыт ведения серьёзных переговоров? Ответ однозначный -  нет. Дмитрий, ты, задумал хорошее дело, но решил поручить его не тому человеку!
- Интересное заявление, кого же ты в таком случае можешь мне предложить для такой поездки?
- Поехать могу я, уж поверь, мне удастся разыскать этого Жаворонкова и вытрясти из него концерт этого Зубко.
- Поверю, держи карман шире, – голос Дмитрия стал рассерженным, -  Вот, кто действительно запросто может испортить всё дело, так это ты!
- Шеф, я тебя никогда не подводил!
- Не подводил?! Да, как только твой язык поворачивается говорить такое, а от кого Глухарёв сбежал прямо из-под носа, кто мне потом пообещал разыскать его, и благополучно забыл об этом?  Алексей на голову выше тебя, всем известно, какую прибыль он нам принёс со своим блатняком, и какая реклама нашей фирме была им организована через «Зарю молодёжи». А как он Рябинина на место поставил без драк и поножовщины, это же надо уметь так делать! Говоришь, у него нет опыта ведения переговоров, а кто совсем недавно нам подогнал граммофонные пластинки от коллекционера, записи с которых, между прочим, оказались очень даже востребованными?!
- Дмитрий, не нужно разговаривать со мной таким тоном! – попытался защищаться Солнцев.
- Молчи, козёл! – генеральный директор «ВМТ» стукнул кулаком по столу, - Откроешь ещё раз свой поганый рот, на месте тебя урою, лучше обеспечь доставку видаков для Егора, а сейчас проваливай отсюда, видеть тебя не желаю!

Солнцев выскочил из кабинета  «Пончика» словно побитая собака, а тот, выдержав небольшую паузу, заговорил уже абсолютно спокойно:

- Ребята, разговор закончен, отправляйтесь по своим местам, Алексей, пожалуйста, задержись, хочу поговорить с тобой с глазу на глаз.

Когда все сотрудники разошлись, Дмитрий Валерьевич встал, подошёл к холодильнику, достал бутылку «Боржоми» и ловким движением руки открыл её.

- Не желаешь холодненькой? – спросил он своего подчинённого, -  Увы, это всё, что теперь можно мне пить.
- Нет, боюсь простудить горло, - отвечал Ольгин, - хоть сейчас и жара стоит, но ангину таким образом схватить вполне реально.
- Как хочешь, - Пирогов сделал несколько больших глотков прямо из горла бутылки, и присел напротив него, - Что скажешь по поводу этой выходки Солнцева?
- Мне трудно говорить об этом, ведь я в данном случае лицо во многом заинтересованное.
- Не нужно играть в благородство, отвечай.
- Этот его поступок, как и некоторые другие, совершённые ранее, говорят о том, что он очень хочет тебя подсидеть но, тем не менее, скорее всего на сегодня какого-либо чёткого плана действий в этом направлении у него нет.
- Мы мыслим  одинаково, - Дмитрий осушил бутылку примерно наполовину, - вернёшься из поездки, разберусь с Солнцевым, моё терпение закончилось. В случае чего, я ведь могу рассчитывать на твою поддержку?
- О чём речь, конечно!
- Ну, тогда, на этом всё. Иди, доделывай те заказы, которые остались у тебя на руках, и готовься к поездке, сегодня только девятое, в твоём распоряжении три дня, не считая этот.
- Завтра-послезавтра я привезу всё что осталось, - сказал Ольгин, пожимая руку Пирогову, - Спасибо, Дмитрий, тебе за всё!

Он вернулся домой в прекрасном настроении. Ещё бы, его давняя мечта сбывается, ему предстоит поездка в Ленинград, туда, где когда-то пел Аркадий Северный, и где возможно он сам осуществит свою первую собственную профессиональная запись! Пребывая в этой радостном состоянии, Алексей занялся приготовлением обеда, после того, как матери не стало, эта обязанность была взята им на себя, и справляться с ней ему вполне удавалось. Уже всё было готово для варки борща, когда совершенно неожиданно раздался звонок телефона.

- Можно попросить Алексея Ольгина? – поинтересовался чей-то немного грубоватый голос.
- Это я, - отвечал Ольгин, - с кем имею честь говорить?
- С Виктором Сергеевичем Рябининым, директором студии звукозаписи «Камертон».
- У меня  мало времени, какой вопрос Вас интересует?
- А ты, что, действительно очень занят, парень? – в голосе звонившего послышалась усмешка, -  Меня интересует  коллекция Николая Гавриловича Рышкова, только и всего.
- Виктор Сергеевич, я уже говорил по этому поводу Голубеву, она не продаётся.
- Тем не менее, ещё раз предлагаю её продать, скажи сам, сколько хочешь денег в свободно конвертируемой валюте?
- Хочу только одного – прекратить этот разговор, он бесполезен.
- Ну, ты, однако, упрямец, сам не пойму, зачем только время теряю,  сейчас приеду с ребятами и заберу её у тебя просто так!

Эта фраза Виктора Рябинина вывела Алексея из равновесия, от  гнева у него потемнело в глазах, а руки задрожали.

- Слушай, сюда, мудила, – выкрикнул он в телефонную трубку, - внимательно слушай! Ты можешь лишь попытаться что-то сделать, и не более того, потому что в этом случае будешь уничтожен, если не веришь  и не боишься – давай, рискни, приезжай! Что умолк, язык проглотил, очко заиграло, да?!

Разговаривавший с ним на другом конце провода просто опешил, Виктор Сергеевич ожидал любого ответа, но только не такого, замолчал и Алексей Ольгин, сам изрядно испугавшийся. Какие-то секунды шла борьба нервов, наконец, первым заговорил директор «Камертона».

- Ты хоть представляешь, что сейчас сказал? – спросил он, - Так и быть, я не стану тебя наказывать за эти слова, если завтра в два часа дня придёшь ко мне в «Красную рябину». Там, в спокойной обстановке,  мы сумеем прийти к устраивающему нас обоих, соглашению. До встречи!

Рябинин повесил трубку, а Алексей присел на стул, обдумывая план дальнейших действий. «Конечно, - рассуждал он, - ни о каком соглашении с таким наглецом не может быть и речи, но на встречу идти придётся, ведь моя неявка будет расценена как признак  неуверенности в себе!».

Его руки извлекли из записной книжки пожелтевший от времени, сложенный вчетверо листок бумаги, это был тот самый листок  с номерами телефонов, который когда-то вручил ему Кривошеев при выписке из больницы. «В жизни бывают самые разные ситуации,  звони, постараюсь помочь!» - всплыли в памяти Ольгина сказанные тогда ему слова. Немного поразмыслив, он решил совершить звонок на домашний номер и не ошибся, Михаил Петрович сразу подошёл к телефону

- Здорово, орёл! – приветствовал нейрохирург своего бывшего пациента, – Рассказывай, что там у тебя стряслось, надеюсь, здоровье в порядке?
- Здоровье пока в порядке, но вот в остальном – дела не очень, мне необходима Ваша помощь!

И Алексей рассказал Кривошееву о той ситуации, в которой оказался, тот внимательно выслушал, не перебивая, а затем прогрохотал своим характерным только для него одного голосом:

- Всё понятно, приятель, про этого Рябинина я наслышан, противный он тип, просто гандон штопаный, а к тебе у меня один вопрос, чего ты, собственно, хочешь  добиться?
- Хочу, чтобы он оставил меня в покое!
- Только и всего?! Ну, это запросто можно сделать, давай вместе сходим завтра к нему в гости, раз он приглашает, единственное моё условие – я буду действовать на месте так, как сочту нужным, ты не вмешиваешься, результат гарантирую. Договорились?
- Ещё спрашиваете, конечно, договорились!
- Тогда встречаемся завтра у «Красной рябины» в час дня.
- Но Рябинин сказал приходить к двум!
- Мало ли, что он сказал, мы придём раньше, не дадим ему подготовиться к встрече и спутаем все его карты.

На этой оптимистической ноте и был закончен этот разговор. Когда с работы вернулся Антон Сергеевич, Алексей похвастался, ему тем, что скоро поедет в Ленинград, а о предстоящей встрече рассказывать не стал, решив поберечь его нервы.

Глава десятая
Субботним днём 10 августа, без четверти час, Алексей Ольгин сошёл с трамвая номер 11 на остановке «Мирный переулок» и направился в сторону шашлычной «Красная рябина», он брёл мимо Крытого рынка - городской достопримечательности и памятника архитектуры, построенного в 1916 году. Все работы по его строительству велись в соответствии с самыми передовыми технологиями того времени, и в итоге получилось настоящее архитектурное чудо, белоснежные фасады здания украшали скульптуры известных мастеров, а оконные и дверные проёмы поражали своим изяществом и придавали всему сооружению некую лёгкость. Венчал эту постройку огромный стеклянный купол, который позволял осветить дневным светом торговый зал и создать у посетителей ощущение простора. Сразу после открытия рынка местные жители окрестили его «Парижем», название это сохранилось в их словесном обиходе до наших дней.

Мимоходом бросив свой взгляд в сторону Крытого, и размышляя о том, стоит ли зайти туда на обратном пути за мясом, Алексей свернул на улицу Чапаева и дошёл до ещё одного городского архитектурного памятника –  двухэтажного Дома Георгия Герасимовича Плотникова, который был ему неплохо знаком. Когда-то, ещё до Перестройки, он посещал здесь парикмахерскую на первом этаже, нынче же о ней ничего не напоминало, на её месте как раз и располагалась «Красная рябина», её входная дверь оказалась закрытой изнутри, а за стеклом висела табличка с надписью «Санитарный день». Отойдя немного в сторону, наш герой осмотрелся, мимо него прошла молодая курносая девчушка с симпатичным пони, лошадка, вероятно чувствуя настроение своей хозяйки, задорно трясла гривой и издавала какие-то храпящие звуки, немного затормозив, она неожиданно отложила прямо на тротуар несколько внушительных колобашек и двинулась дальше. Вид этого подарка вызвал у Алексея естественное чувство брезгливости, он хотел было отвернуться, но его внимание привлёк небритый тип в заводской рабочей одежде, с метёлкой и совком в руках, попытавшийся убрать лошадиные испражнения, но в итоге лишь размазавший их по асфальту. Этим типом оказался Лёня Сызранский.

- Лёня, – воскликнул Ольгин, - не ожидал тебя здесь увидеть, я думал, что ты трудишься у Рябинина в должности оператора его студии звукозаписи!
- А, я у него и тружусь, - отвечал Сызранский, разя перегаром, - только все операторские места у Виктора Сергеевича оказались занятыми, и он временно, дал мне вот такое дело: мыть туалеты и убирать мусор вокруг его шашлычной. Каждый день я работаю с 8 утра до 15.00, а потом свободен, как сопля в полёте.
- Платит он хоть тебе нормально?
- Сто пятьдесят в месяц имею, по нынешней жизни это не такие уж большие деньги, но мне их хватает. Сегодня как раз день моей зарплаты, вот получу на руки бабки, возьму водочки в коммерческом лабазе и пойду домой, матка обещала вечером суп сварить вкусный, с вермишелью, курячий.
- И когда твой хозяин должен появиться?
- Хрен его знает, он пприезжает тогда, когда ему заблагорассудится, - сказав это, Лёня достал из кармана кусок бумаги, нагнулся и с её помощью рукой собрал то, что оставила ему маленькая лошадка.

Как раз в это время послышался  голос Кривошеева:

- Алёша, привет, давно ты уже тут?
- Да нет, только что пришёл, - отвечал Алексей, повернувшись к нему, - а вот шашлычная почему-то закрыта.
- Закрыта, говоришь? – нейрохирург подошёл к входу, не обращая внимания на Сызранского - Для всех – может быть да, но только не для нас!

Он несколько раз стукнул своей ручищей по дверям, и вставные стёкла громко зазвенели.

- Может быть не надо вот так? – осторожно спросил его Ольгин.
- Нет, парень, надо именно так, не беспокойся, я знаю, что делаю!
- Стучите, стучите, до чего-нибудь точно достучитесь! – вставил свою реплику Лёня, с интересом наблюдая за происходящим.

Его слова оказались пророческими, двери шашлычной открылись, и на пороге появился здоровенный амбал в малиновом пиджаке и с массивной золотой цепью на жирной, как у борова шее, увидев Ольгина с Кривошеевым он скорчил недовольную гримасу.

- Какого чёрта вы ломитесь, читать, что ли не умеете, сегодня у нас санитарный день! – сказал он, прохрюкивая отдельные слова.
- Нам нужен Виктор Сергеевич Рябинин, у нас с ним должна состояться встреча в этой шашлычной! – сорвалось с языка Алексея.
- Шефа нет! – амбал хотел было закрыть дверь изнутри, но Кривошеев удержал её.
- Возможно и так, - сказал он, - но раз мы пришли, то войдём и будем его ждать в этом заведении.
- Оборзел что ли, мужик?! – заорал малиновый пиджак, - ты отдаёшь себе отчёт, с кем разговариваешь?
- Понятия не имею.
- Я Лёха-Монстр, меня весь Крытый Рынок знает, сам Щукин со мной за руку здоровается, а вот кто ты такой будешь?
- Очень хочешь знать? – с усмешкой поинтересовался Михаил Петрович, - Что же, изволь!

Он пододвинулся ближе к Монстру и что-то такое шепнул ему на ухо, от чего тот резко изменился в лице и встал перед гостями по стойке «Смирно!».

- Пожалуйста, проходите, - выдавил он из себя, подвинувшись в сторону, - Виктора Сергеевича действительно нет, но я сейчас же с ним свяжусь и сообщу ему о том, что вы пришли!
- Вот это другое дело! - Кривошеев первым вошёл внутрь,  снисходительно похлопав его по плечу, - Люблю понятливых ребят!

Ольгин проследовал за ним. Миновав пустующий в связи с летним сезоном гардероб, они прошли в зал для посетителей, он оказался выполнен в самом современном стиле, стены декорированы кирпичом, пол оформлен терракотовой плиткой, а светильники вмонтированы в подвешенные к потолку плиты. Столы, рассчитанные на разное количество персон, были изготовлены из натурального дерева, и манили к себе своей идеальной чистотой, на каждом из них были свежие салфетки, солонка, перечница и набор зубочисток.

- Располагайтесь там, где вам больше понравится, - сказал Монстр, - а я отлучусь всего на пару минут!
- Пожалуй, мы приземлимся здесь, – Михаил Петрович указал на четырёхместный столик у окна, как только остался наедине с Ольгиным, - присаживайся, Алёша, и сделай свою морду немного проще, всё идёт очень хорошо, они нервничают, а мы наоборот, уверены в себе.
- А Вы помните того азербайджанца, которому не так давно сломали нос рядом с моим домом? – спросил Ольгин, как только они уселись рядом друг с другом.
- Конечно, помню, а что такое?
- Его убили. Кто-то кончил его вместе с братом из снайперской винтовки.
- Правда?- в голосе доктора послышалось деланное удивление, - Ну что же, в таком случае очень надеюсь, что на том свете им обоим будет лучше, чем на этом. Ты о чём-то ещё хочешь меня спросить?
- Только о том, как мы будем действовать дальше.
- По обстановке. Вот, смотри, твой тёзка уже к нам идёт и не один, так что готовься, будет очень весело!

Действительно, к их столику направлялся Лёха-Монстр в сопровождении молоденькой официантки в короткой юбочке и повара округлого телосложения, по лоснящемуся лицу которого было видно, что мясо он ест каждый день и всякие продуктовые карточки и дефициты его совершенно не волнуют.

- Уважаемые товарищи! – торжественным голосом провозгласил Монстр, - я только что говорил с  Виктором Сергеевичем, он уже едет сюда, а пока по его поручению мы должны сделать всё, чтобы вам не было скучно. Может быть, включить музыку?
- Можно, только не очень громко, - согласился Ольгин, - и желательно что-нибудь на русском языке.
- Сделаем! – Монстр по-армейски развернулся «кругом» через левое плечо и направился в закуток, где на тумбочке, покрашенной под цвет столов и стульев, стояли усилитель и серебристая кассетная дека «ОРЕЛЬ - 101-1». Через пару минут из динамиков послышались первые аккорды  и голос Аркадия Северного:

- А эта песня посвящается для музыкальной фонотеки Александра Федоровича!

Вслед за этим вступлением началась песня, которую Алексей Ольгин знал наизусть:

Комиссионный решили брать,
Решил я «мокрым» рук не марать.
Схватил я «фомку»,  взял чемодан,
А брат Ерёма взял большой-большой наган…

- Прошу прощения, это любимые песни нашего шефа, - пояснил до этого сохранявший молчание повар, - он всегда заводит их своим гостям.
- А это очень даже  неплохо, - отвечал ему  Кривошеев, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди, - во всяком случае, лучше, чем «Ласковый май», я и мой друг, мы оба большие любители творчества Аркадия Северного, так что не переживайте, ребята, всё в тему.
- Может быть, выпьете кофе? – поинтересовалась официантка.
- Отличное предложение! – согласился Алексей, который рядом со своим спутником уже начал чувствовать себя в этом месте как рыба в воде, - принесите два кофе, только, пожалуйста, заварите покрепче!
- И без сахара! – бросил вдогонку работникам шашлычной Михаил Петрович, а затем снова обратился к Алексею, - Очень хорошо, что мы сейчас вот так сидим вместе, не знаю, удастся ли нам когда-нибудь увидеться снова.
- Почему Вы так говорите? – изумился Ольгин.
- Дело в том, что я скоро уезжаю очень далеко и надолго, сам ещё не знаю, чем эта поездка для меня закончится.
- А как же больница, ваши пациенты?
- Пришлось уволиться, я нужнее там, куда собираюсь ехать.
- Михаил Петрович, я ничего не понимаю.
- Поймёшь, ты сообразительный парень. Грядут важные события, очень скоро всё в нашей стране изменится, причём кардинально и не в лучшую сторону. Мы старались не допустить этого, но упустили время, а теперь уже слишком поздно.
- Что должно измениться, и о каком упущенном времени Вы говорите?

Кривошеев не ответил на его вопрос, лишь залпом выпил свой кофе и продолжил:

- Независимо от того, что будет происходить вокруг, такие вещи как честность и порядочность никогда не будут отменены, а за все нехорошие поступки рано или поздно придётся расплачиваться, запомни это!

Алексей, услышав сказанное, сразу же вспомнил разговор с таинственным незнакомцем в трамвае этой зимой, тот тогда тоже что-то говорил ему на эту же тему. «Интересно, - подумал он, - они что, сговорились между собой учить меня как надо правильно жить?!»

Их разговор прервал Рябинин, явившийся в сопровождении Андрея Голубева. Оба они были при пиджаках и галстуках, а в руках Голубева блестел модный портфель-дипломат, Ольгин пожал своему бывшему коллеге по комсомольской работе руку, лишь слегка сделав при этом кивок головой. Лёха-Монстр  встал на выходе из зала, словно часовой в Москве у  Мавзолея.

- Добрый день, - поздоровался Рябинин, плюхнувшись  напротив своих гостей, - мы условились встретиться в 14.00, а вы пришли почти на час раньше, мне пришлось ради вас прервать важное совещание, всё бросить и приехать сюда!
- Прошу прощения! -  отвечал Ольгин, -  Произошло досадное недоразумение.  Дело в том, что у нас обоих часы ушли немного вперёд, такое бывает…
- Да, бывает, - согласился директор шашлычной, - забудем об этом, сегодня вы едите и пьёте за мой счёт. Вика, подойди, пожалуйста, к нам сюда!

Не успел он договорить последнюю фразу, как официантка - та, которая угощала Ольгина с Кривошеевым кофе, уже стояла перед ним, приготовив блокнот и ручку.

- Что прикажете, Виктор Сергеевич? – спросила она.
- Мне с Андреем как всегда для начала по салату из баклажанов и по бутылочке «Байкала», верно, я говорю, Андрюша?
-  Верно, - подтвердил Голубев,- только мне не «Байкал», а «Пепси»!
- Мой заместитель по безопасности предпочитает американские напитки, - Рябинин улыбнулся, - он замечательный человек, прекрасно знающий и выполняющий свою работу. Алексей, ты ведь когда-то тоже работал вместе с ним?
- Совершенно верно, работал, только в несколько другой области.
- Вот и славно, нам легче будет разговаривать. Итак, что будете кушать? Я рекомендую, как и мы, начать с салатов.
- Что-нибудь на основе мяса, - попросил Кривошеев, - у вас такое найдётся?
- Разумеется, найдётся, - заговорила официантка, - Могу предложить Вам салат «Тбилиси», там говядина, красная фасоль, болгарский перец, кинза, орехи, или же «Столичный», это аналог традиционного «Оливье», но в нашем варианте нет куриных яиц, мы используем  только перепелиные.
- Мне, «Столичный», - решил Михаил Петрович, – а тебе, Алёша?
- А мне – «Тбилиси», хочется чего-нибудь грузинского!
- Хороший выбор. Какие будете напитки, «Пепси», «Байкал», «Фанта»?
- Нам обоим по «Байкалу»! – изрёк Ольгин.
- Ну и тогда, наверно для всех, наш фирменный лаваш?
- Конечно, – воскликнул Рябинин, легонько шлёпнув девушку по округлому заду, вогнав тем самым её в краску, -  вот за что я тебя люблю, Викуля, так это за твою сообразительность! Иди и скажи на кухне Саше, чтобы он там особо не прохлаждался, мы ждём!

Как только Вика ушла, хозяин шашлычной сразу же сменил тему разговора:
- Расскажи мне, Алексей, как тебе работается у «Пончика», ты всем доволен?
- В общих чертах – да, - беззаботно отвечал Ольгин, - сейчас я у него первый заместитель, мне нравится то, чем занимаюсь, те люди, которые меня окружают, и те деньги, которые капают в мой карман.
- Взять в свой коллектив такого человека как ты, обладающего  уникальной коллекцией блатных записей – большая удача для Димули, идеи к тебе в голову приходят интересные, эта твоя недавняя операция с граммофонными пластинками –  очень хороша. Как видишь, у меня есть свои глаза и уши в «ВМТ», я знаю обо всём, что там происходит, но каковы же теперь твои дальнейшие планы?
-  Планы очень простые, продолжать работать у Дмитрия дальше.
- А о будущем не задумываешься?
- Виктор Сергеевич, прошу, поясните Вашу мысль, о каком будущем Вы говорите?
- Поясняю. Тебе сейчас хорошо, ещё бы, получаешь такую зарплату, о которой до этого на своей прежней работе даже и не мечтал, имеешь почёт и уважение со стороны своих коллег, и вроде как даже некий карьерный рост у тебя наметился, но, задумайся, как долго это всё будет продолжаться? Придёт время, золотая река, в которой ты сейчас купаешься, обмелеет, а потом вообще высохнет, и что тогда? Снова на завод к ржавым железкам и рабочим-алкашам?
- Почему Вы считаете, что это произойдёт?
- Потому, что это должно произойти. Все эти кооперативные студии, расплодившиеся по Союзу как грибы после дождя – явление временное,  они могут принести прибыль своим хозяевам в краткосрочной перспективе и приносят её, но далеко идущих планов с ними строить нельзя. Надеюсь, тебе понятно, что та деятельность, которой ты занимаешься, незаконна, это пиратство. Нынче вокруг хаос, бардак, в магазинах нет товаров первой необходимости, те, кто наверху, на властном олимпе, заняты разборками между собой, но это не будет продолжаться бесконечно. Пройдёт время, всё более-менее устаканится, и тогда с одной стороны власти начнут тебя душить налогами, а с другой стороны – исполнители, продюсеры и издающие фирмы станут требовать себе финансовых отчислений за тиражирование своей продукции и тогда всё - конец. Есть хорошее правило – не класть все яйца в одну корзину, не дай Бог она порвётся, для меня мой «Камертон» - хобби, отчасти некое финансовое подспорье, но на жизнь я зарабатываю не этим. Вот, например, эта шашлычная – первое частное предприятие, официально зарегистрированное в нашем городе,  оно очень крепко стоит на ногах, это стало возможным благодаря указу «О кооперации в СССР», спасибо Михаилу Сергеевичу Горбачёву за него. В самом начале своей предпринимательской деятельности, мне было очень тяжело но, тем не менее, я не отступил и добился успеха. В этом мне помог большой опыт работы на руководящих должностях нашего Базарно-Карабулакского мясокомбината, в том числе – в его партийной организации, и плюс ко всему – умение находить точки соприкосновения с нужными людьми.
- А сейчас, я так понимаю, из КПСС Вы вышли? – поинтересовался Кривошеев,  с большим интересом слушающий этот рассказ.
- Конечно, вышел, публично сжёг партийный билет, это было очень эффектно, обо мне тогда даже в газетах писали, - сказав это, Виктор Сергеевич довольно ухмыльнулся.

Его рассказ прервала Вика, которая принесла заказанные салаты с напитками и встала чуть в стороне, ожидая дальнейших распоряжений своего начальника. Ольгина не особо впечатлил «Тбилиси», он ожидал большего от этого блюда, а вот Михаил Петрович остался очень доволен своим кушаньем.

- Да, «Столичный» хорош, - сказал он, отодвинув пустую тарелку в сторону, - ваш повар знает своё дело!
- Ещё бы! – улыбнулся Рябинин, прикончив свои баклажаны, - Саша из Ленинграда, работал там, в знаменитой чебуречной на проспекте Майорова, но имел копеечную зарплату.  Ему очень хотелось изменить свою жизнь, и он изменил её, последовал моему совету, переехал жить сюда, получил хорошую двухкомнатную квартиру, устроил свою жену работать диктором на телевидении, а сына в школу с углублённым изучением английского языка, занимается своим любимым делом, радуется сам и радует нас. Так что после салатов предлагаю вам отведать наших чебуреков, мы, кстати, и название им дали соответствующее – «Чебуреки по-ленинградски»!
- А что, хорошая идея! – воскликнул в восторге Алексей, для которого чебуреки всегда были большой слабостью.
- Ну и тогда наверно, надо выпить нечто более интересное, чем «Пепси» и «Байкал», что изволите, ребята? Хорошее домашнее грузинское вино или может быть, вы предпочитаете водочку?
- Нет, - Кривошеев покачал головой, - ни то, и ни другое. У вас имеется какой-нибудь армянский коньяк? «Ахтамар», «Праздничный», «Васпуракан», «Двин»?
- К сожалению, нет, - Рябинин развёл руками, - сейчас очень тяжело с этой продукцией, по причинам, которые, надеюсь, вам понятны, армяне стремятся выйти из состава СССР. Могу предложить «Лезгинку», поставки прямо с Кизлярского коньячного завода.

Видя, что на гостей это не произвело никакого впечатления, он сощурил свои глаза и важным тоном произнёс:

- А как насчёт виски, настоящего шотландского?
- Самое то! – Михаил Петрович поднял вверх большой палец правой руки.
- Прекрасно! Викуля, неси из наших алкогольных запасников то, что предназначено для самых важных персон и четыре порции чебуреков! – повелел Виктор Сергеевич.

Ждать пришлось недолго, чебуреки буквально телепортировались на стол, а вместе с ними – бутылка Johnnie Walker ёмкостью 0.7 литра с оригинальной рельефной этикеткой синего цвета и с золотистой крышкой, имеющей вздутие посередине.

- Джонни Уокер, Блю Лейбл - объявил Виктор Сергеевич, - открывая бутылку, и разливая экзотический напиток, - самый лучший шотландский виски!
- Самый лучший?! – недоумённо переспросил Кривошеев.
- Конечно, самый лучший, его пили королева Виктория и сэр Уинстон Черчилль! А Вы что - бывали в Англии и Шотландии?
- Бывал несколько раз, и не только там, но ещё в Уэльсе, а также в Ольстере, в то время, когда там было неспокойно, названных вами исторических персонажей, к сожалению, не застал, но зато удостоился чести быть принятым Елизаветой Второй в Виндзорском замке.
- Давайте тогда выпьем за Туманный Альбион! – улыбнулся  Рябинин, строя из себя саму вежливость, - Те, кто там был – пусть его вспомнят, а кто не был – пусть обязательно побывают и откроют для себя много нового и интересного!
- Хороший тост! – согласился Кривошеев, выпив свою стопку примерно наполовину.

Ольгин сделал лишь пару маленьких глотков, виски ему совершенно не понравился, от этого напитка несло какой-то искусственностью, он чем-то напомнил ему одеколон, который он пробовал в далёком детстве на пару со своим другом Валентином Павловским, а вот чебуреки – очень даже впечатлили. То, что ему было подано, не имело ничего общего с тем, что он ел до этого, там всё было сухое и безвкусное, а здесь – свежее, сочное, мясная начинка  просто таяла во рту.

- Да,  действительно здорово, - сказал Алексей, - Это просто объеденье!
- Раз вы оценили наши чебуреки, то наверняка оцените и шашлыки! – последовал ему ответ, - Здесь нам нет равных не только в Саратове, но, даже, наверное, и в самой Москве, мы можем предложить больше ста разновидностей этого блюда.
- И шашлык по-карски можете? – в глазах Михаила Петровича загорелся азартный огонёк, - С курдючным салом и бараньими почками?
- Можем! – Рябинин хлопнул в ладоши, - Викуля, два шашлыка по-карски для наших гостей, а персонально для меня – суп харчо. Ты знаешь,  я люблю, поострее, пусть Саша красного перца не жалеет!
- У меня тоже маленькая просьба, - обратился Кривошеев к официантке, - будьте так любезны, подайте мне готовый шашлык на тарелке, не снимая  с шампура!
- Слышала пожелание гостя, выполни его в точности, – поддакнул ему уже захмелевший от виски её патрон,- не опозорь меня! А ты, Андрюша, что молчишь? Ничего есть больше не хочешь?
- Мне ещё бутылочку «Пепси» и всё, - попросил Голубев.
- Придётся немного подождать, минут через двадцать всё будет готово! – сказав это, Вика снова упорхнула, а собравшиеся за столом вернулись к разговору, с которого начали свою встречу.
- Так вот, - снова взял слово Рябинин, - я уже говорил, что вышел из КПСС и сжёг партийный билет, нисколько не жалею об этом, у коммунистов больше нет будущего, за 70 лет своего правления они довели страну до ручки. Мой отец сражался в Великую Отечественную, попал в плен, был узником фашистского концлагеря, а потом от Советской власти получил ещё  восемь лет тюрьмы с последующим поражением в правах как неблагонадёжный, меня из-за этого не хотели принимать в институт, мать уволили с работы. В пятьдесят шестом году преступления Сталина были разоблачены, немного позже мою семью реабилитировали, я вступил в Партию, но сделал это, конечно же, из карьерных соображений, сейчас  плотно контактирую с «Демократической Россией», оказываю им материальную поддержку, они зовут меня в свои ряды, но я не спешу, посмотрю, как будут развиваться события. Считаю себя на сегодняшний день абсолютно стостоявшимся человеком, вот буквально неделю тому назад заработало моё молодёжное кафе на окраине Ленинского района, есть и другие проекты  ожидающие своей реализации.
- Я, очень рад всем Вашим успехам, Виктор Сергеевич, - сказал Ольгин, как только его собеседник умолк, чтобы перевести дух, - но зачем Вы мне всё это рассказываете? Я уже говорил, что не продам коллекцию Рышкова, зачем она Вам?
- Хороший вопрос. Мой ответ будет таков – Северный  часть моей молодости, я бывал на концертах Аркадия в Москве, знал его лично, мне очень важно иметь его концерты в оригиналах, и, вот, что я тебе скажу, Алексей, бросай ты  своего «Пончика», с ним тебе нечего ловить! Это просто пьяница и ****обол, который  ссыт в сортире сидя на унитазе как баба! Говорил он тебе про свои два высших образования? Туфта это всё, ничего кроме школы для умственно отсталых он не заканчивал. Я знал того парня, который открыл «ВМТ», он имел один единственный  недостаток – слишком развитое чувство сострадания: пожалел Димулю, работавшего тогда грузчиком в пункте приёма стеклотары, взял к себе оператором, а тот сумел втереться к нему в доверие, да так, что стал кем-то вроде друга семьи. Когда благодетель Пирогова умер, его вдова оформила студию на него, а сама убыла на свою историческую родину в Израиль. Всех сотрудников «Пончик» подобрал под стать себе. Эта его фурия Валентина Петровна - психически неуравновешенная особа, проживающая с мужем-алкоголиком, несколько раз лежала в психушке, пыталась даже повеситься во время очередного приступа депрессии. Егор Борисов – тоже хронический алкаш, неоднократно пропивал деньги, которые ему выделялись на амортизацию оборудования, их новый звуковик, Равиль по фамилии Мусаев состоит в Татарском Национальном Фронте, настоящий экстремист. Неужели ты думаешь, что такие люди способны добиться в этой жизни чего-то серьёзного?! Алексей, вот тебе моё предложение, переходи работать ко мне в «Камертон» на должность директора. Над тобой будет только один начальник – я. Какова у тебя нынешняя среднемесячная зарплата, две тысячи? Я буду платить четыре, не считая премиальных!
- Погодите, Виктор Сергеевич, Вы же только что говорили, что этот бизнес может принести прибыль лишь в краткосрочной перспективе! – прервал его монолог Ольгин.
- Совершенно верно, ну и что с того?! Годик-другой побудешь директором «Камертона», а потом начнёшь расти выше. Я же говорил, что у меня много проектов по развитию ресторанного бизнеса  не только здесь, но и в других городах, за всем этим один я просто физически не смогу уследить,  уже сейчас у меня в обороте денежных средств в несколько раз больше, чем у Пирогова, а что будет дальше?!  Моя единственная дочь избрала себе карьеру архитектора, частное предпринимательство её совершенно не интересует, мой маленький внук, на которого я возлагал все свои надежды, умер в результате досадной врачебной ошибки, поэтому место моего помощника и в будущем – продолжателя всего дела на сегодня свободно. Займи его прямо сейчас, всё, что тебе для этого нужно – отдать мне коллекцию Рышкова, Андрей, доставай то, что мы принесли, уверен, Алёше это будет интересно!

Голубев  открыл свой «дипломат» и, не говоря ни слова, положил на стол старинный фотоальбом, который Ольгин сразу же узнал. Это был тот самый альбом Семёна Ароновича Верблюдинского, о котором тот говорил незадолго до своей смерти. Аккуратно, словно Священное Писание, Алексей раскрыл его и принялся листать. Все снимки находились в идеальном состоянии, на обороте каждого из них была указана дата и место съёмки, а также имя и фамилия того, кто фотографировал. Вот, Северный с женским париком на голове в компании какого-то молодого человека корчит кому-то рожу, вот он уже один подбирает аккорды к песне, а вот кто-то другой с тонкими усиками в белой рубашке и с микрофоном в  руке.

- Это Виталий Крестовский, - пояснил Рябинин, - думаю, очень скоро он станет суперзвездой, не менее значительной, чем Розенбаум. Ну, так что скажешь по поводу моего предложения?

В это время появилась Вика, которая несла на подносе глубокую тарелку с дымящимся харчо, а вслед за ней повар Саша с готовыми шашлыками. Поставив еду на стол, они оба поспешили удалиться, а Алексей как бы невзначай бросил взгляд на одиноко стоявшего у входа Монстра, который жадно взирал на еду с выпивкой, глотая при этом слюни.

- Виртуозно сделано - произнёс Кривошеев, пробуя мясо с шампура, - это действительно настоящий шашлык по-карски!
- Алёша, так что ты мне скажешь? – главный шашлычник Саратова уже начал терять терпение, - смотри, я достаю чистый бланк и ручку, прямо сейчас, готовлю приказ о твоём назначении директором «Камертона»!

Ольгин вопросительно посмотрел на Михаила Петровича, тот лишь слегка кивнул головой в ответ, давая понять, что у него всё под контролем и тогда, набрав в лёгкие больше воздуха, обладатель уникальной фонотеки ответил категорическим тоном:

- Нет, я не принимаю Ваше предложение, Вы не получите записей Николая Гавриловича Рышкова!
- Жаль, что мы не смогли договориться,- с сожалением в голосе произнёс его партнёр по переговорному процессу, - я не хотел так поступать, но ты не оставил мне другого выбора, сейчас мои ребята оправятся к тебе домой, они сами заберут интересующие меня бобины и привезут их сюда ко мне. Надеюсь, твой папаша ещё не успеет вернуться с работы и не попадётся в их горячие руки, а вы оба пока посидите здесь под нашим присмотром.
- Приятель, – возмутился Кривошеев, - а не слишком ли много ты на себя берёшь? Скажу честно и откровенно - никакого впечатления на меня твои речи не произвели, думаешь, открыл шашлычную, прикормил братков, договорился с ментами и уже стал крутым? Какого х… ты тут из себя корчишь, благородного деятеля, которого обидела Советская Власть, ****ун ты одноглазый?! Я ведь всё знаю, про тебя и твою гнилую семейку! Ты тут рассказал нам занятную легенду о своём батьке, а я изучал его дело, так как по своему статусу имею доступ к архивам. Он сдался в плен добровольно, струсил, пошёл на сотрудничество с немцами, весьма подробно рассказал им на допросе о своей дивизии, о её вооружении, о командирах, более того, даже советовал, какую выбрать боевую тактику, чтобы добиться успеха в предстоящем наступлении. В концлагерь его не отправили, всё время, будучи в плену, пребывая в очень комфортных условиях, он чинил фашистам мотоциклы с велосипедами, вот за всё это и дали ему восемь лет лагерей, вполне заслуженно. Глядя на тебя, я лишний раз убеждаюсь в справедливости поговорки, говорящей о том, что яблоко от яблони далеко не падает. Оперативно ты избавился от партбилета, ничего не скажешь, только если думаешь, что вот теперь наконец-то настало твоё время – ошибаешься, гнида, как твоего родителя презирали фрицы, так и тебя презирают твои нынешние хозяева, перестанешь быть им нужен – они тебя сразу же выбросят в нужник, как использованный клочок газеты. Сейчас мы с Алексеем пойдём отсюда, нам нечего здесь больше делать. Советую один единственный раз, оставь его в покое.

- Никуда вы не пойдёте! – вскричал Рябинин, - Ладно, Алексей,  с ним всё ясно, а ты кто такой, откуда взялся?
- Я твой самый жуткий кошмар!
- И что ты мне сделаешь?
- А вот что! – с этими словами Кривошеев схватил своего недруга за волосы и опустил лицом прямо в тарелку с горячим харчо.

Дикий визг, подобный поросячьему, огласил «Красную рябину», Виктор Сергеевич отчаянно сопротивлялся, пытался вырваться, но нейрохирург держал его крепко. Голубев, никак не ожидавший такого развития событий, пребывал в замешательстве, Кривошеев, конечно же, этим воспользовался и пригвоздил его правую руку к столу с помощью своего шампура. Кровь брызнула фонтаном на рубашку и пиджак Андрея, он хотел что-то выкрикнуть, но ловкий удар по шее ребром ладони вырубил его, а затем Михаил Петрович отшвырнув Рябинина в сторону, словно мешок картошки,  вылил на него остатки грузинского супа, взял со стола альбом с фотографиями и протянул его Алексею:
- Я знаю, что Ароныч хотел передать это тебе, возьми, теперь справедливость восстановлена! – сказав так, он первым направился к выходу, не обращая внимания на своего поверженного врага, который валялся на полу, держась за обожжённое лицо руками и посылая проклятия в его адрес.
- Не вздумай делать глупости! – предупредил нейрохирург Монстра, который всё это время оставался стоять на месте с трясущимися коленками и мокрыми штанами, источавшими весьма специфический запах.

Ольгин последовал за ним, прихватив с собой недопитую бутылку виски и шариковую ручку, лежавшую на столе. Он немного задержался у туалета, услышав там какой-то шум, как оказалось, это был всего лишь  Лёня Сызранский, не на страх, а на совесть, драивший унитаз, не обращая внимания на то, что происходит вокруг. Алексей подошёл к нему сзади, тронул за плечо и с улыбкой протянул ему заморский напиток.
- Обещаешь, что выпьешь  за моё здоровье? – спросил он.
- Сделаю это прямо сейчас, - отвечал Сызранский, радостно принимая столь щедрый дар и сразу же присосавшись к горлышку бутылки.

Кривошеев уже был на улице, как ни в чём ни бывало, смотрел по сторонам и насвистывал себе под нос песню из репертуара Аркадия Северного, которую слышал у Рябинина: «Комиссионный решили брать, решил я «мокрым» рук не марать…».

- Михаил Петрович, спасибо Вам за всё, - начал Ольгин, как только оказался рядом с ним.
- Не стоит благодарить, я сделал то, что должен был сделать. Этот урод больше никогда тебя не потревожит, а теперь мне надо ехать, желаю тебе счастья, Алёша!

Сказав это, Кривошеев растворился среди прохожих, спешащих по своим делам. Постояв немного в одиночестве, Ольгин направился к остановке трамвая и вскоре уже открывал дверь своей собственной квартиры. Поставив кипятиться чайник, он прошёл  в свою комнату, достал необходимые для выполнения заказов мастер-копии, включил магнитофоны, затем повозившись с уровнями записи,  перевёл свой взгляд  на журнальный столик и вздрогнул – Камень Силы начал снова менять цвет, на его поверхности появились мелкие, но уже хорошо различимые красные точки. «Интересно, - подумал Алексей, взяв этот магический предмет в ладонь и ощутив всем своим организмом его теплоту, - если в заклинании  назвать не одно имя, а сразу три, доберётся ли Пасьян до всех их сразу, и надолго ли в этом случае насытится?». Подумав так, он решил проконсультироваться по телефону с Академиком Серой Магии.

- Вам кого нужно? – раздался в трубке скрипучий старушечий голос.
- Будьте так добры, позовите, пожалуйста, Прохора Дмитриева!- попросил Ольгин.
- А кто его спрашивает?
- Один из его клиентов.
- Прохора нет, никогда больше сюда не звоните, забудьте этот номер!
- Чокнутая старуха! – со злостью выкрикнул ей ответ Ольгин и дал отбой.

Дождавшись, когда закипит чайник, он выключил конфорку плиты, спустился во двор, на всякий случай осмотрелся по сторонам, сжёг «бабочку» Марчука, трусики Эммочки, шариковую ручку Рябинина, аккуратно собрал в пакет всё, что от них осталось, и унёс это к себе. Вечером, после просмотра в обществе отца по телевизору программы «Время», по уже отработанной схеме, Алексей смешал пепел  с кладбищенской землёй, хранившейся в комнате за батареей.
 
Когда всё закончилось, положив то, что было предназначено для обитателя Тонкого Мира на журнальный столик, он лёг на диван и заснул так крепко, как не спал уже очень давно. Утром его ожидал новый подарок – мешочек пурпурного цвета, перевязанный шёлковой ленточкой. В нём оказалось пятнадцать монет, тринадцать из них золотые, похожие на ту, которую он продал, а две другие – какие-то странные, тяжёлые, ромбовидной формы, выполненные из металла серебристо-белого цвета. На их аверсе  были изображены причудливые, иероглифы, а на реверсе  - незаконченная пирамида, которую венчал глаз в треугольнике, как на долларовых банкнотах США. От осознания того, что к нему в руки попало, нечто уникальное, возможно даже стоящее целое состояние, Ольгин еле удержался на ногах,  присел в кресло, и повернув  голову в сторону Камня Силы,  с облегчением убедился, в том, что он снова выглядит как обычно. Раз Пасьян одарил его так щедро – можно было успокоиться, о том, что  Виктор Сергеевич Рябинин в этот же день умер от кровоизлияния в мозг, Алексей узнал лишь 13 числа на вокзальном перроне от  Дмитрия Пирогова, который явился его провожать на поезд в Ленинград…

Глава одиннадцатая

Алексей Ольгин стоял в тамбуре у окна, сжимал в руке чемодан и наблюдал за мелькающими домами, притаившимися в густых тополиных зарослях и мокнувшими под проливным дождём. Скорый поезд «Саратов-Ленинград» приближался к конечному пункту своего назначения, он уже был в черте города, который когда-то являлся столицей Российской империи. Вот слева по его движению  остались  старые, заброшенные производственные цеха, деревянные постройки за каким-то кирпичным забором, городское кладбище, дальнейший путь лежал через  большой мост над водой.

- Нева! - воскликнул Алексей, поражённый тем, что увидел.
- Нет, это не Нева, - поправил его стоявший рядом пожилой попутчик с орденскими колодками на старом пиджаке, - мы только что переехали Обводный канал. В свободное время, обязательно погуляйте по городу, здесь всё, что Вы увидите, каждый дом, каждый булыжник – частички Мировой Истории!

Ольгин ничего не ответил, думая о том, как бы ни промокнуть по приезду и очень надеясь на то, что Пирогов говорил правду о том, что от вокзала до гостиницы, где ему предстояло проживать, будет совсем недалеко. Размышлял он  также о личности Анатолия Синицына,  друга своего шефа, что это за человек, насколько коммуникабелен, сможет ли оказать помощь в розыске Геннадия Жаворонкова? Ну и, конечно же, воображение Алексея будоражила возможная встреча с Виталием Крестовским, перед самым своим отъездом он позвонил певцу, сообщил о своём скором приезде, и тот пообещал постараться быть дома в эти дни.

- Ты даже не представляешь, сколько новых песен я написал, увидимся – обязательно тебе их покажу! – голос легенды подпольных концертов был очень добрым и располагающим к себе.

Пассажирский подвижной состав начал торможение, вот вдали уже показался Московский вокзал с многочисленными поездами из разных уголков Союза и толпой встречающих их граждан, спасающихся от непогоды под разноцветными зонтами. Ещё немного, вагонные двери открылись, наш командировочный наконец-то ступил ногой на мокрый ленинградский перрон. Продираясь сквозь людскую массу, он достиг вокзального здания и встал под навес, где-то здесь его должен был ожидать Анатолий Синицын но, увы, пока никого похожего на него не наблюдалось, рядом была лишь продавщица сосисок в тесте, да молодая цыганка, курящая трубку.
 
- Пан, дай денежку на хлеб, - сказала она  переминающемуся с ноги на ногу Алексею, - надо совсем немного, всего двадцать две копейки, не скупись, милый, пожалей девушку, а я расскажу  о том, что тебя ждёт в этом городе. Ой, я вижу кухню, вкусную еду, много мяса, какого-то бородатого человека, в его руке острый предмет, и человек этот очень сердит!

Находясь под впечатлением от услышанного, Ольгин уже полез было в карман за мелочью, но вдруг коротко стриженый мужчина с большими голубыми глазами схватил его за руку и утащил прочь - внутрь вокзала ближе к билетным кассам.

- Ты что, с ума сошёл что ли, – воскликнул он, - не вздумай с ней связываться, останешься не только без  денег, но и без штанов! Ну как это так, Пирогов прислал к нам своего доверенного человека и не предупредил о цыганах на наших вокзалах!
- Вы – Анатолий Синицын? – обрадовался Алексей.
-  Да, Анатолий Синицын – это я. А теперь, Алёша,  давай обращаться друг к другу на «ты», не люблю официальный тон в разговоре.
- Я тоже не люблю, - отвечал Ольгин, отмечая про себя, что с Анатолием, по всей видимости, удастся поладить, -  А почему мы стоим, ждём ещё кого-нибудь?
- Одного кента – вот он уже идёт!

Из мужского туалета вышел плохо выбритый тип с пышными усами,  придававшими ему некую комичность, делая похожим на Бармалея из детской сказки о Докторе Айболите. На нём была старенькая вельветовая курточка коричневого цвета, нестиранные брюки и большая пёстрая кепка, прикрывающая свалявшиеся тёмные волосы, в которых уже начинала проступать ранняя седина. Неспешной походкой  он направился в сторону Ольгина с Синицыным, вводя в шок окружающих граждан запахом от своих  носков.

- Арсений Евгеньевич Щербицкий, – представился усач в кепке, подойдя к Ольгину вплотную, - магнитофонщик, архивариус, поэт и коллекционер бардовской песни, а также по совместительству – официальный фотограф клуба «Восток»! Сразу предупреждаю - никакого отношения к известному члену Политбюро ЦК КПСС не имею, мы всего лишь однофамильцы. Приветствую на нашей питерской земле, очень рад  знакомству!
- Взаимно! - Алексей пожал его потную ладонь, -  Много слышал о «Востоке», слава о вашем клубе звенит по всему Союзу подобно колоколу.
- Не только по всему Союзу, но и за рубежом!
- Ладно, ребята, успеете ещё наговориться, - вмешался в их разговор Синицын, - Алексей, я должен проводить тебя до гостиницы, но прежде мне необходимо позвонить своему начальнику, уладить кое-какие дела. Будь так любезен, подождите меня!
              - Мы будем ожидать  на улице, - отвечал за приезжего Щербицкий, - пойдём, мой саратовский друг!

Саратовский друг хотел было взять свой чемодан, но архивариус  схватил его первым и потащил вперёд к выходу с вокзала.

- Это совершенно излишне! – попытался возразить Алексей, но Арсений ничего не слыша, двигался вперёд, словно тяжёлый немецкий танк «Тигр», и остановился лишь тогда, когда оказался на улице рядом с ларьком, в котором продавалась всякая всячина. К этому моменту как раз закончился дождь, Ольгин наконец-то спокойно осмотрелся вокруг и, от того, что увидел, у него перехватило дыхание. Он стоял перед огромной площадью, по которой нескончаемым потоком двигались легковые автомобили, такси,  автобусы, и от их количества рябило в глазах.  В центре этой площади стоял огромный гранитный обелиск, который венчала пятиконечная звезда, далее на противоположной стороне виднелось большое здание округлой формы с пристроенными по сторонам ризалитами, а завершала его наверху ротонда со шпилем, на нём была хорошо видна большая русская буква М.

Люди великим множеством шли внутрь этого сооружения, одни из них переговаривались  друг с другом, весело смеясь, другие читали на ходу свежие газеты, третьи просто брели, молча и сосредоточенно. С противоположной стороны таким же множеством они выходили, разбредаясь, кто к остановкам городского транспорта, кто к заведениям общепита,  кто  в сторону огромного проспекта, вид которого просто завораживал.

- Ты смотришь на Невский проспект, - пояснил Щербицкий,- рядом станция метро «Площадь Восстания», мы с тобой как раз стоим у одноимённой площади. Тебе будет очень удобно с помощью метрополитена добираться до самых отдалённых точек города, жаль только, ты немного опоздал, с апреля этого года проезд у нас подорожал и стоит теперь пятнадцать копеек. Советую приобрести карту города, она продается в любом киоске «Союзпечати». А вот теперь глянь сюда - это твоя гостиница «Октябрьская», прямо напротив!
- Ух, ты! – сорвалось с языка Ольгина, - Какая красота!
- Ещё бы, постройка первой половины девятнадцатого века, - усмехнулся Арсений, -  завидую тебе белой завистью, простые люди - такие как я, эти дома обычно могут видеть только снаружи. А теперь, Алёша, у меня к тебе есть одна очень деликатная просьба.
- Да, конечно, - отвечал Алексей, продолжая любоваться красотой гостиницы, - всё что угодно!

Услышав утвердительный ответ, Щербицкий сделал своё лицо максимально измученным, и жалостливым голосом выдавил из себя:

- Друг, очень прошу, купи мне пива!
- Пива?!
- Вот оно здесь в ларьке продаётся, стоит полтора рубля, войди в моё положение, у меня рак мочевого пузыря, мой единственный доход -  инвалидная пенсия, которую у меня отнимают дома родители. Знаешь, каково это, писать кровью?
- В таком случае тебе пиво противопоказано!
- Наоборот, от него мне становится легче!

Ничего на это не сказав, Алексей взял в ларьке бутылку «Ячменного колоса», протянул её Арсению, и тот, не теряя времени, зубами сорвал с неё жестяную крышку и в несколько глотков осушил всю ёмкость.

- Нектар! – блаженно произнёс он, убирая пустую тару в тонкую матерчатую сумку.
- А вот и я, – к ним подошёл довольный Анатолий, - прошу прощения за задержку!

Вся троица направилась к гостинице, по дороге Синицын успел рассказать Ольгину, как в течение двух лет пытался откосить от армии, но в итоге всё же туда загремел и, попав служить куда-то на Север, проникся ненавистью к коммунистам и к Советской Власти.

- Ты только представь, - говорил он, - пока ещё действующие на сегодня законы обязывают меня работать, в нашем Уголовном Кодексе всё ещё действует статья, предусматривающая наказание за тунеядство, это же самое настоящее насилие и тирания над человеческой личностью! Моя мама вынуждена выстаивать километровые очереди в дождь, мороз и снег за какими-то несчастными сосисками, а в это время партийные номенклатурщики на своих дачах  икру ложками жрут, ну разве это не издевательство?! Одно лишь успокаивает, заканчивается их время, скоро подпишут в Ново-Огарёво новый союзный договор, Горбачёва потихоньку от власти отстранят, и наш Боря Ельцин им покажет, где раки зимуют, всех коммуняк отправит в Сибирь!
- Но Ельцин и этот ваш новый мэр Собчак – тоже недавно были коммунистами, разве не так?
- Это не имеет никакого значения!

Алексей не успел ответить, они подошли к «Октябрьской». Первым в вестибюль прошмыгнул Щербицкий с багажом Алексея, но его тут же схватил за шиворот рослый молодой швейцар  в светло-зелёной униформе.

- Кто ты такой, и что у тебя за чемодан, – надвинулся он на Арсения, - наверное, украл его у одного из наших проживающих, да? Сейчас я вызову  милицию, и она с тобой разберётся!
- Не надо никого вызывать, - вмешался Ольгин, - этот человек со мной, на моё имя здесь забронирован номер, чемодан тоже принадлежит мне!
 
Он сунул в нагрудный карман дверника  красный червонец и протянул свои документы. Парень, просияв от счастья, взял у Арсения поклажу и пригласил всех троих подойти к администраторше, девушка что-то несколько минут проверяла у себя в  журнале, затем выдала своему новому постояльцу ключи, проворковав  бархатным голосом:

- Алексей Антонович, добро пожаловать в Ленинград! У Вас двухкомнатный «Люкс», на втором этаже, его окна выходят на Лиговский проспект, в номере имеется телевизор, телефон, письменный стол,  двуспальная кровать, диван, раздельные ванная и туалет, набор средств гигиены.
- Прошу прощения, а из номера можно совершать междугородные звонки? Для меня это важно.
- К сожалению, нет, но у нас в вестибюле имеется достаточное количество междугородных телефонов-автоматов. Вас это устроит?
- Вполне.
- Завтрак в ресторане на первом этаже с семи до одиннадцати утра, он у вас заранее оплачен. Если хотите, можете  прямо сейчас за дополнительную плату заказать ужины.
- Конечно, закажу!

Расплатившись, Алексей снова заговорил с Синицыным, по лицу которого было видно, что он торопится поскорее уйти:

- Как насчёт бобин, которые ты должен передать Пирогову?
- Сегодня в восемь вечера тебе их сюда привезу, всё будет в целости и сохранности.
- А можно я тоже приеду?- спросил Арсений.
- Приезжайте оба, - согласился заселяющийся и обернулся к швейцару, продолжавшему оставаться рядом, - надеюсь, вы пропустите ко мне этих двух ребят?
- Не только пропущу, но и лично провожу их, - отвечал служитель гостиницы.

Через пять минут Алексей Антонович уже блаженно возлежал на широкой гостиничной кровати, сказать, что он был доволен – значило - ничего не сказать, его сердце  колотилось от восторга, а душа жаждала новых впечатлений. В том, что вечером Синицын доставит ему бобины для Пирогова, не было никаких сомнений, а вот насчёт Жаворонкова – пока оставались сплошные вопросы, к кому обратиться за помощью в розыске этого человека, удастся ли наладить с ним контакт? Ну и, наконец, Виталий Крестовский, ему было решено позвонить позже с тем, чтобы наверняка застать его дома.

Ещё немного полежав и отдохнув, Ольгин встал, принял душ, надел свежую футболку с джинсами, выглянул на улицу и обнаружил, что асфальт после дождя  уже высох, а солнце начинало заметно припекать. Лиговский проспект был запружен транспортом, прямо под окнами номера стоял автобус дальнего следования с немецкими номерами, туристы укладывали свои вещи в  багажное отделение и занимали места в салоне. У некоторых из них в руках были жестяные пивные баночки, которые ещё недавно советские граждане могли видеть лишь на экранах кинотеатров и по телевизору. «Интересно, каково оно на вкус, настоящее немецкое пиво? – подумал Алексей, глядя сквозь оконное стекло, - наверняка у него нет ничего общего с «Ячменным колосом!».

До вечера оставалось ещё много времени, имел смысл последовать совету попутчика в поезде, совершить небольшую пешеходную прогулку. Разложив вещи так, как ему было удобно, не забыв  про Камень Силы, взятый в поездку на всякий случай, он закрыл свои апартаменты на ключ, спустился вниз, снова оказался на улице и пройдя несколько сотен метров в сторону Площади Восстания, по сигналу светофора перешёл Лиговский проспект, вышел на Невский и уже далее просто шагал, глазея по сторонам. Всё вокруг было настолько не похоже на Саратов, что создавало ощущение другого - неизведанного мира, Алексей миновал Дом Журналиста, осмотрел находящийся на противоположной стороне проспекта кинотеатр «Титан» и двинулся дальше в сторону Фонтанки. Статуи работы Клодта потрясли его воображение и напомнили строчки из знаменитой песни Александра Розенбаума:

Вот и Аничков мост, где несчастных коней
По приказу царя так жестоко взнуздали.
Я хотел бы просить этих сильных людей:
"Вы свободу держать под уздцы не устали? "

Минут пятнадцать он просто стоял, любуясь  этими скульптурными группами и открывающимся видом на реку, затем направился в сторону уже видневшегося впереди шпиля Адмиралтейства. Поравнявшись с угловым домом - тем самым, где театр имени Н. П.  Акимова соседствовал с Елисеевским гастрономом, Ольгин не удержался от соблазна заглянуть в последний. Вид полупустых прилавков, вокруг которых с грустным видом ходили покупатели в надежде отоварить хоть какие-нибудь талоны, произвёл на него гнетущее впечатление.

В подземном переходе в сторону Гостиного двора, ему на глаза попались двое музыкантов, окружённых плотным кольцом зевак. Один из них - аккордеонист, высокий, примерно тридцати лет отроду, с густой бородой и хвостиком волос, аккуратно затянутым сзади резинкой, только что отложил свой инструмент и присел на складной стульчик, его большие, волосатые руки листали зелёную тетрадку, служившую  песенником.  Напарник аккордеониста был старше как минимум лет на десять, гладко выбритый, с модной летней шляпкой белого цвета на голове он стоял немного в стороне и перебирал гитарные струны, вглядываясь  в лица собравшихся, стремясь угадать их настроение. В двух шагах от него, прямо на асфальте лежал в открытом виде небольшой старенький чемоданчик, на дне которого было приличное количество мелких монет и мятых купюр преимущественно рублёвого и трёхрублёвого достоинства. Для Ольгина уличные музыканты были в диковинку, в его родном городе их гоняла милиция, здесь же всё было иначе: местный страж порядка, стоял  вместе с остальными  зрителями ждал продолжения концерта.

Оттолкнув в сторону пару юных пацанов, гость из Саратова оказался в самых первых рядах. Как раз в это время музыкант с хвостиком закончил отдых, встал, сделал знак своему товарищу и объявил:

- Следующую песню я хочу посвятить  Советской сексуальной революции, вот ещё совсем недавно, у нас в стране секса не было, а сейчас, благодаря политике Гласности и таким фильмам, как «Маленькая Вера», он вдруг нежданно-негаданно появился, итак, Саша, поехали!

Вновь заиграла музыка, инструментальное  вступление длилось примерно полторы минуты, а потом началась песня:

Я секс-секс-секс-секс-сексуально озабочен,
Я секс-секс-секс-секс-сексуально огорчён,
Я сексуально скособочен,
Я секс-секс-секс-секс-сексуально удручён.

Снятся мне сексуальные сны,
Сексуально мечтаю о бабе,
Вижу я пятилетку страны
В сексуальном масштабе.

После слов о пятилетке послышался смех и хлопки в ладоши, а исполнитель, вдохновлённый  поддержкой аудитории, с улыбкой на лице продолжал:

Ну а предки мои между тем
Кроме шкур ничего не носили,
Сексуальных не знали проблем,
Сексуально друг друга любили.

От такой сексуальности злой
Выход есть сексуально-банальный,
Только девки не ходят со мной,
Видно, чуют, что я сексуальный.

Публика буквально взорвалась аплодисментами, и оба выступающих, поймав кураж, выдали такой музыкальный проигрыш, от которого у Алексея мурашки по спине пробежали. Солист этого дуэта, заметив его взгляд, подошёл к нему ближе и допел свой музыкальный номер:

Утопист я и секс-оптимист,
Анархист я с нудистским уклоном.
Твёрдо верю, что лет через триста
Мир придёт к сексуальным законам,

И тогда на лужайке, в траве
Хороводы водить будут детки,
Не забыв, как в неравной борьбе
Гибли их сексуальные предки.

Каждый секс-секс-секс-секс-секс-сексуально обеспечен,
Каждый секс-секс-секс- секс-секс-сексуально опьянён,
Мир сексуально безупречен,
Мир секс-секс-секс-секс-сексуально обновлён.

Последние аккорды заглушили крики «Браво!», в чемоданчик посыпалась мелочь от благодарных слушателей, не остался в стороне и Ольгин, бросив большой железный рубль с портретом Дедушки Ленина.

- Ребята, - сказал он к артистам – вы спели просто замечательно но, не знаете ли вы, кто является автором этой композиции?
- Наш земляк, замечательный бард Александр Лобановский,- ответил высокий с бородой, -  скоро должна выйти его первая авторская пластинка.
- Вы с ним случайно не знакомы?
- Близко - к сожалению, нет. Пару раз пересекался с ним  на концертах в «Востоке» и, пожалуй, всё.
- А я тоже пою и играю на гитаре, сегодня приехал в ваш город из Саратова, вот хожу, восхищаюсь Невским. Позвольте представиться – Алексей Ольгин!
- Очень приятно видеть коллегу. Меня зовут Михаил, а это – мой друг Александр, он тоже автор-исполнитель, очень скромный и глубоко порядочный человек.
- Мишань, хватит меня захваливать, давай лучше продолжим, – отозвался гитарист, - люди хотят ещё песен!
- Мужики! – из толпы выделился спортивного вида гражданин в красной футболке с надписью «СССР» на груди, - спойте «Путану», порадуйте мою душу!

Обладатель футболки у всех на глазах положил рядом с рублями и «трёшками» новенькую десятидолларовую банкноту и, отойдя в сторону, застыл в ожидании, скрестив руки на груди но, его ожидал полный облом, к всеобщему удивлению аккордеонист взял зелёную купюру и вернул её ему.

- Приношу глубочайшие извинения, но Ваша просьба никак не может быть выполнена, - сказал Михаил, - дело в том, что Вы, уважаемый, находитесь не в ресторане, где песни заказываются у лабухов, а на улице - здесь мы поём только то, что нравится нам самим, устраивает Вас это – оставайтесь, слушайте, а нет – проходите мимо!

Далее он обратился уже ко всем присутствующим:

- В этом году исполнилось одиннадцать лет со дня смерти Аркадия Звездина-Северного. Я с удовольствием исполню для вас кое-что из его репертуара!

Песню, которая была им спета, Ольгин знал наизусть:

Повстречал девчонку смешную,
Да к тому же еще озорную.
Я ей слово - она мне десять в ответ.
Я ей в любви признался однажды,
А она мне это не важно,
Ты меня любишь, а я тебя нет…

- Благодарю за эту вещь, - сказал он, кладя ещё один рубль, на этот раз уже бумажный, - я большой поклонник Аркадия Северного,  в моём родном городе его любят и помнят!
- Аркадия везде любят и помнят! – отвечал ему исполнитель и снова сосредоточил своё внимание на собравшихся вокруг него слушателях:
- Друзья, к сожалению, наш концерт подходит к концу, с вами был Михаил Мельничный, на прощание для вас споёт Саша Степной!

Наступила тишина. Мельничный, ни слова больше не говоря, снова присев на свой стульчик, закурил, а Саша, проверив настрой гитары, вышел на середину и один без аккордеона, под самый простой  аккомпанемент спел песню на стихи Александра Городницкого. Вслушиваясь в это исполнение, Ольгин очень пожалел, что рядом нет магнитофона, чтобы записать его, и под конец сам начал тихонько подпевать:

Снег, снег, снег, снег,
Снег над тайгою кружится.
Вьюга заносит следы наших саней.
Снег, снег, снег, снег...
Пусть тебе нынче приснится
Залитый солнцем вокзальный перрон
Завтрашних дней.

- Всем спасибо за внимание! – закончив петь, Степной принялся зачехлять гитару, а Мельничный склонился над заработанными деньгами. Собравшаяся вокруг них толпа моментально рассеялась.
- Что-то, соколики, у вас сегодня маловато вышло, - задумчиво произнёс сотрудник милиции, до этого момента хранивший молчание.
- Раз на раз не приходится, Пал Палыч! – развёл руками Миша.
- Так–то оно так, но если всё и дальше будет продолжаться в таком же духе, ваше место  займут другие! – сказав это, милиционер взял из чемоданчика все бумажные купюры, несколько больших горстей мелочи, сунул всё это себе в карман и вальяжной походкой, не оборачиваясь, пошёл прочь.
- Совсем обнаглел краснопёрый! – с презрением сказал Мельничный, глядя ему вслед.
- Того, что он нам оставил, хватит лишь на пару чашек кофе в «Сайгоне», - грустно констатировал Степной.
- Очень жаль, что так получилось, - вмешался в их разговор Ольгин,  всё это время остававшийся поблизости и видевший эту сцену, - предлагаю пройти в какое-нибудь удобное место, где можно спокойно посидеть и поговорить: бар, или ресторан на ваш выбор,  я угощаю.
- Бары и рестораны – не для нас, - Михаил покачал головой, - но выпить чего-нибудь нам точно сейчас не помешало бы.
- Можно заглянуть в коммерческий магазин, он в десяти минутах ходьбы отсюда, надо просто пройти по Невскому немного вперёд, - предложил Александр.

Сказано – сделано, Алексей вместе со своими новыми знакомыми миновал Пассаж, Армянскую церковь Святой Екатерины и свернул вправо на Большую Конюшенную.

- Нам сюда! - остановился Мельничный у входа, - Предупреждаю - будет дорого, но других вариантов нет, у нас в последнее время стало очень сложно отоваривать талоны.
- Вопрос дороговизны для меня второстепенен, - отвечал Ольгин, проходя вслед за ним, - сейчас посмотрим, что тут у вас имеется.

Увиденное его не разочаровало. Ассортимент предлагаемых  товаров оказался очень богатым, цены, конечно, делали их недоступными для рядовых советских покупателей, но наш саратовский оператор звукозаписи к таковым не относился. Остановившись у отдела винно-водочной продукции, он вопросительно взглянул на своих спутников.

- Молдавский розовый! – воскликнул Степной, - сто лет не пил его!
- Да, это он самый, восемнадцать оборотов, семь процентов сахара! – мечтательно произнёс Мельничный, взирая на бутылку, с этикетки которой на него глядел усатый мужик в широкополой шляпе  с наполненным до краёв бокалом в руке.

Недолго думая Алексей взял два экземпляра этого напитка и подошёл к другому прилавку, размышляя на ходу вслух:

- Наверно, надо какой-нибудь сырок взять, что-нибудь типа «Дружбы», или «Костромского».
- Никаких сырков, – последовал ответ, - идём с нами!

Они покинули магазин, прошли ещё немного и остановились у светло-коричневого дома номер двадцать пять по Большой Конюшенной, на первом этаже которого располагалось какое-то кафе, где было очень многолюдно.

- Ждите меня здесь, - сказал Степной, – я мигом!

Он скрылся за дверьми и буквально через пару минут вновь появился с довольной физиономией, сжимая в руках прозрачный полиэтиленовый кулёк, в котором находилось что-то странное и непонятное.

- Это что, пирожки? - поинтересовался Ольгин.
- Сейчас узнаешь, - отвечал обладатель кулька, - да ты не переживай так, с нами не пропадёшь!

Все трое зашли под арку и оказались в одном из дворов-колодцев, коих было великое множество в Центральном районе Ленинграда. Михаил с Александром устроились на уютной скамеечке, а Алексей, которому места рядом с ними не досталось, остался стоять на своих двух ногах. Ловким движением руки Мельничный открыл бутылку и достал из кармана два пластмассовых складных стаканчика.

- К сожалению, а меня с собой нет третьего, - сказал он Ольгину, - не побрезгуешь, будешь пить из одного со мной, или же предпочитаешь из горлышка?
- Никаких проблем, - отвечал вопрошаемый, озираясь по сторонам, - дело в том, что я не пью. Совсем.
- Если опасаешься ментов, то это напрасно, - заметил его бегающий нервный взгляд Степной, - они в последнее время перестали задерживать выпивающих во дворах и скверах, если особо не наглеть, всё будет нормально.
- Да, - согласился Мельничный, разливая вино, - после того, как Ельцина выбрали президентом России, многое стало меняться. Думаю,  скоро он отменит  указ Горбачёва о борьбе с пьянством на территории Российской Федерации, говорят, Бориска сам любит выпить. Ну, а раз ты не пьёшь – тогда возьми это!

Сказав это, он забрал у своего друга пакет с загадочной покупкой и протянул её Алексею. Перед ним оказались кольцевидные мучные изделия, обжаренные в масле и обильно посыпанные сверху сахарной пудрой.

- Пончики! – воскликнул Ольгин, дегустируя угощение, оказавшееся очень приятным на вкус.
- Не пончики, а пышки, - поправил Михаил, - такие продаются только здесь, на Конюшенной, всё остальное – лишь жалкая пародия на них, ешь, не стесняйся, мы с Сашкой всего пару штук на закусон себе возьмём. Расскажи, же наконец, о том, что привело тебя в наш город!
- Я нахожусь здесь по работе, помимо выполнения своих служебных обязанностей в мои планы входит встреча с Виталием Крестовским, он обещал мне содействие в осуществлении записи альбома с «Братьями Жемчужными». Возможно, я даже спою вместе с ним дуэтом.
- Ух, ты! – Мельничный осушил свой стакан до дна, - ты гляди, Саша, какой человек перед нами, и что ты собираешься исполнять?
- Песни на стихи наших саратовских авторов, немного старого дворового репертуара, кое-что из Владимира Высоцкого.
- Это, серьёзное дело, - задумчиво произнёс Степной, - к нему нельзя подходить с кондачка, следует тщательно продумать репертуар, и, конечно же, потребуется исполнительское мастерство. Крестовский с «Жемчужными» очень строго подходят к этому, всяких графоманов-менестрелей они чуют буквально за версту и посылают их на три советских буквы.
- Если Вы дадите мне гитару, я вам кое-что покажу, - предложил Ольгин.
- Хорошая идея! – поддержал его Мельничный. – Саш, пусть человек сыграет!
- Конечно, - Степной осушил свой стакан, - я обожаю слушать песни Владимира Семёновича, вот возьми, проверь только её настрой!
- Да нет, вроде всё в порядке, - отвечал Алексей, принимая из его рук инструмент и трогая струны, - раз такое дело, это исполняется специально для вас, мои ленинградские друзья!
Он на несколько секунд прикрыл свои глаза, весь сосредоточился и начал:

Что за дом притих,
Погружен во мрак,
На семи лихих
Продувных ветрах,
Всеми окнами
Обратясь в овраг,
А воротами -
На проезжий тракт?...

Александр Степной, услышав его пение, вдруг весь покраснел и раскрыл рот, да так, что в него запросто мог бы влететь воробей, а Мельничный, вскочив со скамейки, громко закашлял, поперхнувшись портвейном.  Лица обоих слушателей выглядели так, как будто их мучила сильнейшая зубная боль.

- Ребята, что случилось? – удивился Алексей.
- Ничего не случилось, - отвечал Степной, забирая у него гитару, - Миша, пойдём отсюда, нам пора!
- Да, мы спешим, – кивнул Мельничный,  с большим трудом придя в себя, - всего доброго тебе, приятель!

Оба друга забрали свои вещи и оставили удивлённого певца одного посреди двора с недопитым вином и недоеденными пышками.

- Может быть, встретимся где-нибудь позже? – крикнул им вдогонку Алексей.
- Это ни к чему! – донеслось ему в ответ.

«Странный народ, эти ленинградцы, - подумал Ольгин, - какие-то они не от мира сего!».

Глава двенадцатая
В этот день Ольгин очень хорошо погулял, прошёл по всему Невскому до Адмиралтейства, вышел на Дворцовую набережную, достиг Эрмитажной пристани и повернул обратно. О своей встрече с двумя уличными музыкантами он быстро позабыл, ну попались ему два каких-то чудика, что с того, пусть они дальше зарабатывают свои копейки в переходах,  вокруг и без них много всего интересного и волнующего. Ему очень хотелось посетить  Эрмитаж, прикоснуться к Александровской колонне, прогуляться по Летнему саду, но нужно было возвращаться в гостиницу, благодаря свежему невскому воздуху у него разыгрался нешуточный аппетит, и ужинв  ресторане пришёлся очень кстати.

Съев сочную котлету по-киевски со свежим отварным картофелем, два пирожных «корзиночка» на дессерт, Алексей поднялся к себе, включил телевизор, и попал на передачу «Человек на земле», посвящённую развитию сельского хозяйства в эпоху Перестройки. Долго смотреть такое убожество было совершенно невозможно, он встал с кресла для того, чтобы переключить программу, но не успел этого сделать,  раздался стук в дверь и голос Синицына:

- Алёша, мы пришли, ты здесь, дружище?
- Здесь я! – отозвался Ольгин, - Вы очень пунктуальны!
- В нашем деле иначе нельзя! – отвечал Анатолий, проходя в гостиную, с большой спортивной сумкой в руке.

Следом за ним, слегка покачиваясь, вошёл Щербицкий, увидев Алексея, он сразу полез к нему целоваться, дыша в лицо жутким водочным перегаром. С огромным трудом Ольгину удалось оторвать его от себя и усадить отдохнуть на диван.

- Как тебе не стыдно! – с укоризною в голосе сказал Синицын своему спутнику, - Своим поведением ты позоришь наш город перед гостем из Саратова!
- Не позорю, а прославляю, и вообще, надо снисходительнее относиться к моим человеческим слабостям, – промямлил в ответ Арсений, громко икая, - ты же знаешь, какая у меня жизненная ситуация, как я серьёзно болен! Если вдруг помру, обязательно проконтролируй, чтобы в «Востоке» написали хороший некролог, пусть отметят там, что я был не только поэтом, но ещё и актёром, играл в еврейском театре роль Тевье-молочника, а также помогал Михаилу Крыжановскому записывать концерты Александра Розенбаума!
 - Конечно, проконтролирую, не беспокойся, и том, что ты был лучшим фотографом в городе, об этом тоже будет написано, обещаю!
- Спасибо, Толик, я никогда в тебе не сомневался! – сказав это, Щербицкий  закрыл глаза, наклонился набок и растянулся на диване, огласив всё пространство вокруг громким богатырским храпом. Синицын заботливо положил под его голову подушку, снял с ног ботинки, а Ольгин принёс из спальни шерстяное покрывало.
- Ради Бога извини! – развёл руками Анатолий, - Просто не предполагал, что всё обернётся таким образом. Договорился с ним встретиться у метро, он пришёл пьяный в хлам и пристал ко мне как банный лист, повторяя одно и то же: «Пойдём скорее, хочу обнять Алёшу!». Я ничего не мог с этим поделать, не бить же ему морду. Арсений  сам по себе парень безобидный, но, к сожалению, сильно пьющий, и ко всему прочему - жуткий фантазёр.
- Этот его рассказ о своей болезни – легенда?
- Разумеется, он её всем подряд рассказывает по нескольку раз, иногда особо впечатлительные натуры ведутся на это, покупают ему пиво, порою даже дают деньги якобы на лекарства.
- Хорош фрукт, ничего не скажешь, - протянул Алексей, - пока он дрыхнет, давай лучше займёмся нашими делами, ты ведь привёз то, что обещал?
- Вот полюбуйся!
- Сейчас глянем! – Ольгин присел на стул, раскрыл сумку и взял в руки первую попавшуюся в ней бобину.
- Игорь Карташов и «Братья Жемчужные». Концерт в ресторане «Виктория», 1989 год - прочитал он, - это двойной альбом?
- Да, двойной, такой же, как когда-то  Северный и Розенбаум записывали. Я собственноручно получил из рук Николая Резанова первую его копию и вот с неё сделал для вас запись на самой лучшей студийной аппаратуре. Посмотри, рядом другая бобина, там Миша Шуфутинский, альбом «Атаман-2» со штатовского оригинала, который так искал Пирогов. Всё записано строго по списку, который Дима мне надиктовал незадолго до твоего приезда, вот он. Надеюсь, вы потом у себя разберётесь, что к чему.
- Разберёмся, - сказав это, Алексей положил на журнальный столик деньги,- вот, возьми, проверь, чтобы всё было чётко!
- Обязательно, проверю, - отвечал Анатолий, перебирая сторублёвые купюры, - деньги – они такие: любят хорошее отношение к себе, не будешь их любить – они не будут любить тебя. Вот ты как хранишь свои бабки, и где?
- Большей частью вкладываю их в золото и СКВ, - Ольгин улыбнулся, - ну а как, и где именно  храню – это уже никого не касается.
- Достойный ответ. Я тоже предпочитаю вкладывать в СКВ, в доллары и немецкие марки. Каждый день вечером после работы прихожу к себе домой, достаю их и глажу рукой, словно свою любимую собаку по шёрстке. Если всё проверил,  можешь позвонить Пирогову и сообщить, что сделка состоялась, бобины забирай вместе с сумкой.
- Толик, есть ещё один вопрос, я ищу Геннадия Жаворонкова, он проживает  у вас в Ленинграде и тоже занимается звукозаписью. Не мог бы ты мне помочь найти его?
- Я уже говорил Диме, что не знаком  с ним, но, полагаю, есть такой человек, который может оказаться полезным в твоих поисках, это наш Арсений!

Тот, о ком шла речь, услышав своё имя, открыл глаза и приподнялся с дивана.

- Мужики,  где здесь туалет? – выдавил он из себя.
- Рядом, справа, - отвечал Синицын, глядя на него с улыбкой.
- Очень кстати! - Щербицкий, опираясь рукой о стену, добрался до уборной, закрылся на замок, и вскоре оттуда донеслось громкое журчание струи и хриплое полупьяное пение:

Марк Шнейдер был маркшейдер, тогда была зима.
И Сима в эту зиму пришла к нему сама.
На Симе было платье, лиловый креп-жоржет,
И взят взаймы у Кати в полосочку жакет…

- Арсен, ты знаком Геннадием Жаворонковым, сведёшь меня с ним? – закинул удочку Ольгин, стоя рядом с туалетной дверью так чтобы его голос был хорошо слышен.
- С Жаворонковым?! Это сложно, всем известно, что он очень некомпанейский и жадный тип, - отвечал однофамилец известного партийного деятеля, закончив свои важные дела, - ребята, давайте лучше я вам свои стихи прочитаю!

Не дожидаясь ответа, Арсений встал подобно Ленину на митинге и начал декламировать что-то про Иисуса, макающего хлеб в мёд, и Святых Апостолов, жарящих рыбу на костре, далее последовало второе произведение про Надежду Крупскую, и третье о какой-то девушке Маше, которая была похожа на буженину.

- Прекрасная поэзия, - Синицын сделал несколько хлопков в ладоши,  - но всё же, можешь ли ты помочь Алёше встретиться с Жаворонковым?
- Это возможно, мой друг, Володя Румянцев его хорошо знает, он у Гены  частенько записывает аудиокассеты.
- Будь другом, позвони Румянцеву, попроси помочь, мне это очень необходимо! – Ольгин обнял Щербицкого за плечи.
 - Сейчас не получится, - виновато отвечал поэт и архивариус, - моя записная книжка осталась дома, позвони завтра мне домой, и тогда я, возможно, смогу что-нибудь для тебя сделать, если только буду нормально себя чувствовать!
Сказав это, он достал из своего кармана шариковую ручку, написал на бумажной салфетке семизначный номер и протянул её Алексею.

- Ну, вот и хорошо, – подвёл итог этому разговору Анатолий, - а теперь, пойдём, Арсен, пока ещё метро не закрыли, Алёше надо отдохнуть, у него сегодня был очень насыщенный день.
- Погодите, друзья,  я вам хочу прочитать свою новую поэму, её в скором времени должны опубликовать в журнале «Юность»! – запротестовал Щербицкий.
- В другой раз! – Синицын мягко, но решительно вывел его  за дверь, а затем повернулся к хозяину номера, – Извини, но это всё, что я могу сделать, с удовольствием пообщался бы с тобой больше, однако дома и на работе у меня полно других дел. Счастливо вернуться домой, передавай привет Димке!

Алексей остался один. Всё прошло успешно, самое время было звонить в родной Саратов. Прихватив с собой достаточное количество мелочи, он спустился в вестибюль к междугородным телефонам. Первый делом Ольгин вышел на связь с отцом, сообщив ему  о том, что доехал до Ленинграда нормально, устроился в шикарной гостинице и сегодня уже гулял по Невскому проспекту. Антон Сергеевич очень порадовался за сына и попросил его  не звонить слишком часто, дабы  не тратить лишних денег.

- Завидую тебе белой завистью, - сказал он ему на прощание, - спокойной ночи, до встречи дома!

Следующий, кому необходимо было позвонить, был Пирогов. Дмитрий Валерьевич не заставил себя долго ждать и сразу же взял трубку:

- Слушаю Вас! С кем имею честь говорить? – в его голосе была слышна раздражённая интонация.
- Добрый вечер, это я - Алексей! – осторожно подбирая слова, зная вспыльчивый нрав «Пончика», отвечал Ольгин, - Только что расстался с Синицыным, тебе от него привет, бобины у меня на руках, всё хорошо!
- Отлично! – голос в телефонной трубке заметно подобрел, - А как насчёт Жаворонкова?
- Работаю в этом направлении. Мне обещал помощь некий Щербицкий. Думаю, всё срастётся.
- Очень на это надеюсь, я слышал об этом Щербицком, это вроде как самодеятельный поэт, знакомый кое с кем из питерской богемы, по слухам сильно пьющий. Действуй, Алёша, ты парень неглупый, раскрутишь его. А меня сегодня Солнцев снова заставил понервничать, представляешь,  гад такой, пришёл ко мне и стал возмущаться тем, что у тебя, Валюши, а теперь ещё и у Ирины, оклады больше, чем у  него, посмел даже впервые за всё время повысить на меня голос. Я на эти его дешёвые провокации не поддался, но неприятный осадок на душе всё же остался. Как тебе обещал, приедешь, разберусь с ним окончательно и бесповоротно, но, сейчас ты об этом не думай. Главное – Жаворонков,  держи меня в курсе всего происходящего!
- Понял, шеф, буду звонить, как только появятся новости, - Ольгин дал отбой.

Кроме отца и Пирогова был ещё один человек, с которым ему очень хотелось поговорить, этим человеком был Николай Николаевич Марчук. Ему он решил позвонить самым последним.

- Добрый вечер, Алексей! – услышал он голос антиквара и по совместительству работника сферы ритуальных услуг, - Такое впечатление, что Вы звоните из другого города!
- Совершенно верно, я сейчас в командировке, звоню из Ленинграда. Хочу узнать, как Ваши дела, как здоровье?
- У меня здоровье в порядке, если не считать образовавшейся дырки в зубе, а вот с моей Эммочкой беда.
- Что с ней случилось?
- Не знаю даже как сказать, - Марчук тяжело вздохнул, - дело очень деликатное - она беременна.
- Залёт… Что поделать, такое у молодых часто бывает.
- Если бы это был просто залёт, Алексей. Дело в том, что она не знает, из-за кого находится в таком положении, рассказывает о каком-то гномике, явившемся к ней во сне. Я  живу в конце двадцатого века и не верю во всякую мистику, поэтому завтра покажу её знакомому психиатру.
- Вот так история, переживаю за Вашу Эммочку, но хочу  сообщить, что у меня есть кое-что интересное лично для Вас, нечто антикварное, историческое и, по всей видимости, очень ценное.
- Снова Древний Рим?
- Нет, не Рим, скорее всего – Египет. Монета в отличном состоянии, выглядит как новенькая!
- Действительно интересно, и что она из себя представляет?
- Выполнена в форме ромба, с одной стороны изображена пирамида, как на долларе, с другой – какие-то иероглифы. И ещё один момент, монета  не золотая, не могу сказать, что это за металл, он какой-то белый…
-  Это не Египет, - в голосе Марчука послышалось волнение, - древние египтяне не знали денег в привычном для нас понимании, а в качестве валюты использовали обыкновенные слитки серебра, не стану говорить о том, что оказалось в Ваших руках, пока не увижу это собственными глазами. Очень прошу, никому не говорить, о том, чем обладаете, и как только вернётесь в Саратов, сразу же приезжайте ко мне, прошу отнестись к тому, что я сейчас сказал максимально серьёзно.
- Хорошо, Николай Николаевич, я вернусь 23-го числа, всего доброго!

Закончив разговор, он направился было к лестнице, но его остановил уже знакомый молодой швейцар.

- Алексей Антонович, уделите мне пару минут. Скажите, может быть, Вы хотите чего-нибудь такого, о чём стесняетесь спросить? Есть возможность организовать персонально для Вас особые услуги на ночь, стоить это будет ровно сотню баксов!
- Нет, женщины меня не интересуют, пусть по ночам меня никто не тревожит, – отвечал Алексей.

«Ну и дела! – размышлял он, поднимаясь по лестничным ступенькам на второй этаж, -  Очевидно Эммочка залетела от Пасьяна, рассказы Прохора Дмитриева и писанина Папюса о его похотливости оказались правдой, теперь понятно, почему он меня в этот раз так шикарно одарил! Интересно, как будет протекать беременность у этой шалавы, и кого она в итоге родит?».

Вернувшись в номер, наш приезжий стал готовиться ко сну. Следуя совету Аркадия Северного, который пел о том, что ни в коем случае нельзя забывать писать перед сном, он зашёл в свою комнату раздумий и застыл от ужаса. Стульчак унитаза, а также весь пол, покрытый узорчатой  плиткой, были залиты Щербицким, который, как нетрудно было догадаться, очень сильно покачивался, пока освобождал свой мочевой пузырь некоторое время тому назад. В сердцах Алексей хлопнул дверью и вышел в гостиничный коридор, где, к великому счастью, находился ещё один туалет общего пользования. Если б вдруг Арсений Евгеньевич попался ему сейчас под руку, наверно, в «Октябрьской» произошло бы убийство…

Глава тринадцатая

Его разбудила постучавшаяся в дверь горничная, явившаяся для того, чтобы произвести ежедневную уборку номера. Стрелки настенных часов показывали ровно 12.30, завтрак в гостинице давно уже закончился. Впустив к себе молодую веснушистую девушку, Ольгин поспешил уединиться в ванной комнате. Сотрудница обслуживающего персонала выполнила свою работу в считанные минуты:  аккуратно заправила кровать, оставила на ней свежие полотенца, убрала пыль с журнального столика, и, наконец, привела в порядок туалет, не сказав при этом ни одного слова упрёка. «Ну что же,  потревожим Арсения! – воспрянул духом Алексей, набирая полученный вчера вечером номер телефона, - будем надеяться, наш поэт уже успел проспаться!».

Увы, надежды, оказались лишь надеждами - на звонок никто не ответил.

- Проклятый алкаш, – в сердцах выругался  он в адрес Щербицкого, - чтоб у тебя водка из жопы полилась!

Однако, как известно, руганью делу не поможешь, поэтому было решено позвонить другому человеку, встречи с которым Ольгин давно ждал и одновременно немного побаивался  - Виталию Крестовскому, тот как раз оказался дома.

- Алёшенька, здравствуй, милый, – обрадовался маэстро, - не поверишь, только что тебя вспоминал! Ты уже приехал, откуда звонишь?
- Добрый день Валерий Павлович, да, уже приехал, звоню из гостиницы.
- И я тоже только вчера поздно вечером вернулся с дачи, как у тебя обстоят дела  со временем?
- Сегодня  совершенно свободен.
- Тогда приезжай ко мне на Большую Пороховскую, тебе надо будет добраться до  метро «Ладожская», а оттуда на автобусе проехать пять остановок. Я только что купил на рынке свежей говядинки и сейчас собираюсь сварганить настоящий венгерский гуляш, так что советую поторопиться!
- Уже собираюсь! – восторженно отвечал Алексей.

Записав номер дома и квартиры корифея городского романса он, накинув на плечи синюю ветровку, отправился в своё первое большое путешествие по Ленинграду,  его путь лежал прямиком к станции «Площадь Восстания», здание которой произвело на него вчера такое неизгладимое впечатление.

Разменяв деньги в специально предназначенном для этого автомате, и пройдя через турникеты, Ольгин оказался на эскалаторе, не спеша перенёсшим его с наземного вестибюля прямо в центральный подземный зал.  Свод этого зала оказался пересечённым белыми лепными арками, со встроенными в них световыми дугами, а по его бокам, сквозь другие арки гораздо меньшие по размерам, справа и слева, были видны посадочные платформы. Шум пребывающего к одной из них поезда, словно бритвой резанул непривычный к таким звукам слух гостя города на Неве, из открывшихся дверей вагонов хлынула толпа пассажиров, грозившая смести на своём пути всё вокруг. Когда людской поток закончился, Алексей подошёл к большой схеме метрополитена, с целью разобраться, куда же ему следует идти дальше, однако вникнуть в суть пересечений разноцветных линий  не смог, и совсем отчаявшись обратился за помощью к дежурной по станции.

- Отсюда Вы не сможете приехать туда, куда хотите, - ответила она, выслушав его вопрос, – поднимитесь вот по тому малому эскалатору наверх, попадёте на другую станцию – «Маяковскую», там сядете на поезд, доедете до «Площади Александра Невского», перейдёте на Правобережную линию  и, всего через одну остановку, окажетесь на «Ладожской»!

Ольгин прошёл туда, куда ему было указано и, поднимаясь наверх, обернулся назад, посмотрев на стену, отделанную белым мрамором, на которой висел текст указа Президиума Верховного совета СССР о присвоении метрополитену имени В. И. Ленина. Оказавшись на «Маяковской», ему удалось самостоятельно сесть в нужный поезд, добраться до «Площади Александра Невского»  а там, воспользовавшись помощью другой дежурной, наконец, достичь «Ладожской». «Это просто пытка, каждый день мотаться по городу в этих переполненных вагонах, где все стоят вплотную друг к другу!- думал он, выходя на улицу, - как хорошо, что в моём родном Саратове нет этого проклятого вида транспорта!»

Автобус, несомненно, являлся более привычным для него, через пятнадцать минут Алексей уже был на Большой Пороховской и без труда нашёл дом и квартиру Виталия Крестовского.

- Слышу, Алёша, слышу! – раздался голос за дверью, - Подожди, иду, открываю!

Глухо заскрежетал старый замок и перед ним предстал мужчина чуть выше среднего роста с усами и бородой, на нём были обыкновенные тренировочные штаны и свежая клетчатая рубашка, а выразительные серые глаза светились радостью от встречи.

- Виталий, Валерий Павлович… - начал, было, Алексей, но хозяин квартиры остановил его:
- Можешь звать меня Виталий, - сказал он, крепко пожимая своему гостю руку, - я к такому обращению привык ещё задолго до записи с «Крёстными отцами», моя бабушка, царство ей небесное, очень хотела, чтобы  родители дали мне это имя, потому так и назвался на своём первом подпольном концерте. Фамилия Крестовский – ты, должно быть, догадываешься, она взята от персонажа Олега Даля из кинофильма «Земля Санникова». Но что же мы стоим, пойдём на кухню, я уже вовсю колдую над гуляшом!

Ольгин прошёл вслед за артистом, обратив внимание на то, что тот заметно прихрамывал, это от него не ускользнуло.

- Моя хромота - последствия давнего ДТП, - пояснил он, - Вроде бы тогда всё обошлось, но вот пару лет тому назад я неожиданно почувствовал боль в ноге.  Какое-то время не обращал на это дело внимания, но потом всё стало настолько плохо, что даже заснуть ночью  не мог, пошёл к врачу, он назначил серию уколов, но толку от них оказалось не много, они дали лишь временное облегчение. Теперь мне говорят - надо менять тазобедренный сустав, операция эта сложная, но, наверно, всё же придётся на неё решиться, иначе, как прикажешь мне петь в таком виде со сцены?! Да ты не стой, как истукан, вот тебе табурет, располагайся, чувствуй себя как дома!

Алексей присел, и только тогда осмотрелся по сторонам. Кухня была не особо большая, но уютная, в её центре стоял деревянный стол, накрытый белой скатертью, по одну сторону от него – холодильник «Минск» с небольшой столешницей и напольной тумбой, по другую – газовая плита, рядом с нею – пара навесных шкафчиков для посуды и ещё одна тумба. На подоконнике выделялась небольшая вазочка с несколькими садовыми хризантемами, источавшими свой ароматный запах по всему помещению.

- Ну как, нравится у меня? – осведомился Крестовский, - Некоторые говорят, что вот он - бывший партийный функционер зажрался, шикует, а на самом деле всё совсем не так. То, что ты здесь видишь: стол, шкафчики, столешница и даже разделочные доски изготовлены лично мой, вот этими двумя руками, дом на своём загородном участке тоже я сам построил, машина у меня, конечно, есть – «копейка», как же без неё, но такой тачкой нынче никого уже не удивишь.
- У вас красивые цветы, - Ольгин указал взглядом на подоконник.
- Они моё хобби, - улыбнулся Крестовский, забрасывая в глубокую сковороду с разогретым растительным маслом куски говядины, нарезанные кубиками, - и кулинария тоже, мне это занятие доставляет огромное удовольствие. А ты у себя дома готовишь?
- Готовлю, я ведь разведён, к тому же недавно похоронил мать, так что пришлось освоить это дело.
- Да, ничего на свете нет ближе и дороже матери, - Крестовский грустно вздохнул, - я, между прочим, недавно записал песню на стихи Расула Гамзатова, она так и называется – «Памяти матери».
- Виталий, а почему после Вашего альбома 1978 года больше ничего не последовало в таком же духе?
- Тому было много причин. Сразу после той записи я поругался с Володей Мазуриным, на квартире которого всё это писалось, потом Аркаша Северный умер, вслед за ним, буквально через год  ушёл Володя Раменский, все были просто в шоке от этого. Затем появился Розенбаум, Сергей Иванович стал заниматься его записями, забыв про меня, на Сашу тогда начался самый настоящий бум, у меня же был ещё один концерт с «Крёстными отцами», но там плохо прописали мой вокал.
- А с Аркадием Северным Вы были знакомы?
- Чисто шапочно, незадолго до его смерти мы встретились в какой-то компании, поговорили совсем немного, он уже больной был, не человек, а просто скелет ходячий, одни кожа да кости, и лицо какое-то жёлтое, неприятное.
- А о чём говорили, не помните?
- Конечно, помню, ему деньги зачем-то были нужны, тысяча рублей. По тем временам это была очень  большая сумма, спрашивал Аркадий её  у меня, но я никак не мог тогда ему помочь, всё вкладывал в дачу, наличных средств, просто не было.
- А Рышкова тогда в разговоре он не упоминал?
- Упоминал, причём в очень негативном духе. Я, кстати, тоже его не особо любил, хоть и посвятил ему песню Лобановского «Нерусь». Да, согласен, Гаврилыч, был талантливым человеком, хорошим организатором, но в тоже время очень жадным до денег, - сказав это, Крестовский положил на сковороду к уже обжарившемуся мясу нашинкованный болгарский перец, лук, морковку, чеснок и принялся усиленно перемешивать всё это деревянной лопаточкой.
- Ты знаешь, в чём секрет настоящего, правильного гуляша? – сменил он тему разговора, - В том, что мясо необходимо действительно хорошо прожаривать, в противном случае оно получается тушёно-варёным, а это  недопустимо, запомни это! Ну вот, всё у нас дошло до нужной кондиции, а раз так - добавляем немного муки, перца, томатной пасты, заливаем  водой, ещё раз всё перемешиваем, и теперь ставим наше произведение искусства на маленький огонёк, ждём-с. Не желаешь ли пока принять стопочку для поднятия тонуса?
- К сожалению, от стопочки откажусь, после травмы головы мне это дело противопоказано, прошу не обижаться.
- Никаких обид, но я себе немножко позволю, - Крестовский достал из холодильника бутылку «Московской» и неглубокую тарелочку с  кусочками свежей сельди, - кто-то любит ром, кто-то коньяк, а я считаю, что нет ничего лучше нашей водочки. Но, может быть, ты тогда хоть кваску выпьешь? У нас в Питере очень хороший квас, нигде такого больше нет. Налей себе его в кружку, вот там, на тумбе бидон стоит.

Алексей сделал, как было предложено, и вот он уже снова сидел напротив своего собеседника, прихлёбывая квас и  ловя каждое сказанное им слово почти так же, как когда-то во время общения в больнице с Семёном Верблюдинским.

- Только не подумай, что у меня был некий творческий застой, - снова заговорил Виталий, приняв на грудь порцию беленькой, - я пытался пробиться на официальную сцену, все данные для этого имелись: и музыкальное образование, и опыт выступлений, и некоторые знакомства, но не сложилось, музыкальные чиновники шарахались от моего творчества, как от огня. Я написал прекрасную песню, посвящённую нашему футбольному клубу «Зенит», ставшему чемпионом страны в 1984 году, она должна была прозвучать на стадионе во время чествования команды, футболисты и их тренер, Павел Садырин этого очень хотели, но наверху решили, что исполнитель блатняка в таком мероприятии принимать участия не должен. В итоге  гимном команды стала другая композиция в исполнении Юры Охочинского, ты наверно помнишь её:

А стадион шумит: Зенит! Зенит! Зенит!
Играй смелей, болельщики помогут.

Ничего против Юры не имею, мы друзья, он очень хороший певец, но считаю, что моя песня о «Зените» была лучшей.

- А Вы не могли бы её сейчас исполнить?
- Нет, - отрезал Крестовский, - не буду, она уже давно потеряла свою актуальность, ну как можно её петь, когда мой любимый «Зенит» выбыл из высшей лиги?! Я с удовольствием спою для тебя что-нибудь другое, подожди пару минут!

Он вышел с кухни и вскоре вернулся назад с гитарой в руках. Выпив ещё одну стопку и ощутив её согревающее действие, Цыганок-Крестовский запел:

Я одинок, но ты проходишь мимо,
Даря свой взор и свой веселый смех.
Ведь знаю я, что многих ты любила,
Но без тебя мне в жизни нет утех.

Я одинок, но время мчится быстро...
Проходят дни, недели и года,
Но счастье во сне мне только снится
И наяву его не будет никогда…

- Это одна из самых моих любимых песен, - сказал он, закончив пение,- она обязательно появится  на моей будущей пластинке в новой аранжировке.
- Виталий, расскажите подробно об этом готовящемся издании! – попросил Ольгин, - это ведь, как я понимаю, будет Вашим долгожданным официальным дебютом.
- Да, ты правильно сказал, фактически это мой официальный дебют, кговорится, лучше поздно, чем никогда.  А началось всё спонтанно, я как-то зашёл в гости к Маклакову, застал у него Колю Резанова, и вот с его подачи вернулся в мир музыки, слава Богу, все запреты к этому времени были уже сняты. Резанов теперь вместе со своим ансамблем работает в ресторане «Виктория», я тоже иногда с ним выступаю, и там же мы все вместе  репетируем. Пока не знаю, в каком виде издадут мой новый альбом: в двойном, или в одинарном, но то, что он будет –  это абсолютно точно. Вот я тебе сейчас покажу ещё одну песню, а ты скажешь, как она тебе, только, чур, говори честно!

Песня, исполненная Виталием, завела Ольгина с первых аккордов. Она была в духе того самого Крестовского, которого он так любил слушать у себя в Саратове:

Эх, ты, жизнь кабацкая,
С песней залихвацкою,
С водочкой прохладною,
С девочкой блатной.
Жизнь в блестящем лацкане,
Эта холостяцкая
Будет вспоминаться мне,
Мне не раз порой…

- Это что-то! –  совершенно искренно сказал Алексей, сделав несколько хлопков ладоши, - Такое слушать – настоящее удовольствие!
- То ли ещё будет, – Крестовский хитро улыбнулся, - я ведь тебе уже говорил, что песен у меня очень много. После этой пластинки можно подумать и о нашем с тобой совместном проекте, сейчас этот жанр востребован, поэтому необходимо ловить момент. Под каким именем, ты говоришь, записываешься у себя в Саратове?
- Макар Волжский.
- Нет, такое имя совсем не подходит, звучит оно как-то по-гопницки, и извини за прямоту – слишком провинциально. Наш исполнитель  интеллигентный, образованный и псевдоним у него должен быть соответствующим. Подумай на досуге об этом, а пока, вот, что я предлагаю - запишем и издадим совместный альбом, песен пять споёшь ты, песен пять я, ещё одну – дуэтом. Договоримся с Резановым, запись в студии будет стоить недорого, издатели  надёжные – Кононов и Церетели. Репертуар возьмём приблатнённо-кабацкий, но ни в коем случае не чисто уголовный, мы же с тобой не бандиты какие-то. У меня как раз для этого проекта есть очень подходящие композиции, вот, например, такая, смотри!

Алексей не успел рта открыть в ответ, как началась новая песня под быстрый гитарный бой:

Рыжеглазая, рыжеглазая,
Заходи ко мне скорей!
Рыжеглазая, солнцеглазая,
Будь немного ко мне подобрей!

- Вот тебе настоящая премьера! – исполнитель, выпил  третью стопку, - Ты – мой самый первый слушатель.
- У меня просто нет слов, - произнёс Ольгин, - а можно ещё что-нибудь послушать?
- Ещё что-нибудь – только за деньги! – рассмеялся Крестовский и, увидев удивлённую реакцию Ольгина, рассмеялся ещё больше, - Да не переживай ты, это у меня просто шутка юмора такая! Между прочим, наш гуляш уже готов!

Отложив гитару в сторону, Виталий встал, достал пару  тарелок, вилки, ножи, извлёк из хлебницы  любимый Алексеем батон, стоивший  ещё совсем недавно в булочных страны 22 копейки, и отрезал несколько  кусков.

- Ну что, Алёша, готов ты к дегустации? - задал он риторический вопрос, потирая руки.

Сковорода с кушаньем оказалась в центре стола на округлой подставке, и вскоре в тарелке гостя дымилась весьма основательная порция ароматного мяса с густой подливой.
 
- Наворачивай, не стесняйся, - ободряюще произнёс  кулинар, - а будет мало – положу добавки, ты только скажи, не стесняйся!
- Просто божественно, - отвечал Ольгин, пробуя еду, - здесь всё в нужных пропорциях, и мясо действительно получилось не тушено-варёным, я обязательно возьму этот рецепт себе на вооружение.
- И поступишь совершенно правильно, ну а теперь, скажи, а что бы ты сам хотел исполнить и записать в рамках нашего совместного проекта? Повторяю, рассчитывай на пять песен, максимум шесть.
- Если вопрос ставится так, то я отвечу следующим образом - четыре песни на стихи моих земляков, далее нечто общеизвестное, но любимое слушателями, например, «Что-то сигарета гаснет…», и ещё хочу одну, на стихи Владимира Высоцкого.
- Интересный подход, - Крестовский закурил сигарету, -  ничего против этого не имею. «Сигарету» я сам частенько в компаниях исполняю, а вот песни Володи  –  ещё ни одной до сих пор не спел, хотя очень их люблю. Знаешь что, Высоцкий – это, конечно, хорошо, но мне больше всего интересно, то, что пишут, поют и сочиняют в твоём городе. Будь другом, покажи мне что-нибудь чисто ваше, возьми мой инструмент!
- Виталий, это большая честь для меня! – сказал Ольгин, принимая в свои руки гитару, так, словно она была золотая.
- Главное, не волнуйся. Исполняй, без выпендрёжа, так, как ты обычно исполняешь, считай, что перед тобой не Виталий Крестовский, а скажем, твой самый близкий школьный друг, понял меня?! Давай, начинай!

Немного подумав, Алексей решил спеть одну из лирических песен на стихи Вениамина Крюкова, посвящённую чьим-то пальцам, которые каким-то образом оказались на клавишах, и согласно видению покойного автора, были очень неуверенны в себе и чем-то походили на грусть Есенина. Он успел пропеть всего лишь два с половиной куплета, как вдруг неожиданно услышал грозный голос:

- Прекрати!
- Прекратить что? – не понял Ольгин.
- Прекрати петь! – взревел Крестовский, стукнув с такой силой кулаком по столу так, что зазвенела посуда, - я принял тебя как талантливого барда, а ты оказался просто бездарем, который не умеет ни петь, ни играть, что за х..ню ты тут мне показываешь, кто такое говно сочинил?!  Это ты называешь пением??? Убирайся отсюда ко всем чертям, очкастый засранец!
- Но, Виталий, как же так…
- Я сказал, убирайся!!!

В следующую секунду сковородка с гуляшом просвистев всего лишь в паре сантиметров от правого виска Алексея, с грохотом ударилась о кухонную стену и, оставив на ней огромное красное пятно соуса, рухнула на пол. Что касается самого Крестовского – тот вскочил со своего табурета, сжав в руке вилку, его глаза были полны злобы и ненависти. В ужасе Ольгин бросился вон из этой квартиры, но её хозяин двинулся за ним, как назло, пришлось повозиться с плохо смазанным замком, и когда дверь наконец-то поддалась, преследователь уже дышал ему в спину. Сильнейший удар носком ноги под зад чуть не сбил Алексея с ног, превозмогая боль, он сбежал на несколько пролётов вниз и только тогда остановился, чтобы перевести дух.
- И не смей больше сюда звонить, гадёныш, попадёшься мне ещё где-либо – башку отверну! – донеслось до него сверху.

Ольгин уже не помнил, как достиг автобусной остановки, доехал до метро и после долгих мытарств по эскалаторам, переходам и вагонам поездов, вышел в город со станции «Площадь Восстания», прямиком к ставшей уже родной гостинице «Октябрьская». Быстрым шагом он пошёл в её сторону, плотно стиснув зубы, всё его нутро разъедала обида, а руки дрожали от испытанного унижения. «Чтоб предстоящая тебе операция оказалась неудачной!»- думал он о Крестовском.

- Алексей Антонович, к Вам пришли, - сказал ему швейцар, дежуривший у входа в гостиницу, - я разрешил этому товарищу  подождать Вас в холле.
- Отлично, очень Вам признателен! – отвечал Алексей, увидев Щербицкого,сидевшего в кресле для гостей, и жадно взирающего в сторону дверей ресторана.
- Алёша! – воскликнул Арсений, повернув в его сторону голову, - Ну наконец-то, как твоё настроение, как погулял? Что-то у тебя сегодня лицо красное, глаза блестят, а брюки так запачканы, как будто ты только что пендаля получил. Твой вид меня серьёзно беспокоит.
- Со мной всё в порядке, - Ольгин присел в другое кресло рядом, - а вот до тебя сегодня утром мне почему-то не удалось дозвониться!
- Дело в том, что я вчера вечером по дороге домой  угодил  в вытрезвитель и провёл там всю ночь. Спасибо папе родному, приехал  и забрал меня, заплатив штраф, вот, такая беда со мной приключилась!
- Сочувствую, но всё же давай к делу, ты говорил с  Румянцевым?
- Я созвонился с ним, он как раз завтра собирается к твоему Жаворонкову и готов нас обоих взять с собой. Приезжай в шесть вечера к метро «Проспект Ветеранов», мы будем ждать тебя на выходе со станции.
- А можно ли как-то добраться до этого места наземным транспортом?
- Тебе не понравилось наше метро? Это с непривычки, в первый раз всегда так,пройдёт ещё пара дней, и ты его полюбишь! – заверил Щербицкий, - Можно доехать и на такси, но зачем тебе тратить лишние деньги, давай лучше  сделаем таким образом –  встретимся завтра здесь у тебя, ровно в пять, и вместе отправимся на встречу с Румянцевым. Со мной в метро тебе будет очень комфортно.
- Замётано, только не надо больше попадать в вытрезвон!
- Постараюсь, но стопроцентной гарантии дать не смогу, жизнь – непредсказуемая штука.  А теперь самое главное, я уже говорил о том, что Жаворонков человек очень непростого нрава, к нему с пустыми руками идти нельзя, запросто может прогнать.
-  Что необходимо взять с собой, чтобы он меня принял? Водки? Конфет? Фруктов? Может быть каких-то дефицитных лекарств?
- Нет, - Щербицкий покачал головой, - нет, и ещё раз нет! Слушай внимательно и запоминай, ты возьмёшь с собой бутылку шампанского, две бутылки коньяка, желательно армянского, плюс к этому ещё две бутылки креплёного вина, жареную курицу, мисочку оливье и десяток бутербродов с копчёной колбасой.
- Ни хрена себе! – вырвалось у Алексея, - и как же я всё это один потащу?
- Вот для этого я и приеду, чтобы помочь, нельзя же одного тебя оставлять с такой поклажей, ну а сейчас, извини, мне надо идти. Напоследок хочу тебя кое о чём попросить, дело в том, что мне очень нездоровится…
- Так и быть, поправлю твоё здоровье, - Ольгин вложил в его руку мятую трёшку.
- Спасибо за материальную поддержку! – Арсений поспешил на улицу, а Алексей, в ресторан, пришло время ужина.

После еды он ощутил  усталость, и ему захотелось спать. Место на его теле, по которому пришёлся удар ноги Крестовского, очень неприятно ныло…

Глава четырнадцатая
После завтрака Ольгин подошёл к гостиничному швейцару, с которым  успел уже почти что подружиться.

- Молодой человек, прошу прощения, скажите, как Вас зовут? – спросил он.
- Сергеем, Алексей Антонович. Вам необходима какая-то информация, помощь?
- Хочу спросить, Сергей, Вы ресторанных поваров хорошо знаете?
- Очень хорошо, каждый день у них на кухне питаюсь, а что такое, есть какие-то претензии к ним?
-  Никаких претензий, просто, дело в том, что сегодня я приглашён на очень важный банкет и не могу туда явиться с пустыми руками. В состоянии ли ваши повара приготовить персонально для меня курицу на вынос, да такую, чтобы во время её поедания забылось  всё на свете?
- Запросто. Курицу-гриль им сделать – пара пустяков.
- Что-то типа цыплёнка табака?
- Не совсем, этот способ приготовления в Ленинграде сейчас очень популярен, не сомневайтесь, с таким гостинцем Вас примут с распростёртыми объятиями в любой, даже самой серьёзной компании.
- А возможно ли помимо этого заказать салат «Оливье»?
- Возможно. На сколько персон?
- На четыре человека
- Не проблема. Салат уложат в пластиковый контейнер, и Вы довезёте его в целости и сохранности к месту назначения.
- Помимо этого мне необходим ещё десяток бутербродов с копчёной колбасой, самой лучшей.
- В таком случае советую кроме колбасы заказать ещё и красной рыбы. К нам  как раз только что свежего  лосося привезли, очень вкусного, такого нынче днём с огнём не отыскать, я сам себе уже килограмм домой взял.
- Пусть будет и рыба, вот Вам, Сергей, сто пятьдесят рубликов, заплатите поварам, а всё, что с этого останется - Ваше. Заказ должен быть готов  не позднее 16.30.
- Не беспокойтесь, Алексей Антонович, не подведу! – пообещал Сергей,- помогать Вам – для меня только в радость!
-  Приятно это слышать. Не буду больше отвлекать Вас от служебных обязанностей, увидимся позже, пойду, прогуляюсь, пока погода не испортилась!

В этот раз Алексей Ольгин проехал на автобусе по Невскому проспекту, добрался до Эрмитажа, но, обнаружив огромную толпу желающих  в него попасть, развернулся на сто восемьдесят градусов и пошёл назад с кислой физиономией: перспектива стоять в этой очереди и толкаться ему совершенно не улыбалась. Перейдя по Дворцовому мосту на противоположный берег Невы, он оказался на Университетской Набережной Васильевского острова, прямо напротив Ленинградского зоологического музея, о нём ему приходилось много слышать и читать в связи с телом ископаемого мамонтёнка, случайно найденным водителем бульдозера в Сусуманском районе Магаданской области в далёком 1977 году.  С тех пор этот мамонтёнок, получивший кличку Дима, обрёл своё пристанище в этом городе, привлекая к себе внимание туристов со всех уголков мира. Сегодня здесь такого жуткого ажиотажа, как в Эрмитаже не наблюдалось, и Ольгин, купив путеводитель, бодрым шагом отправился знакомиться с мировой фауной. Он долго бродил среди экспонатов, прошёл от начала до конца китовый зал, зашёл в рыбный, посмотрел на  осетрообразных, подивился  видом  гигантской  калуги и, миновав пресмыкающихся с птицами, к которым с детства питал отвращение, прошёл в противоположное музейное крыло к млекопитающим. Там было на что посмотреть, некоторые чучела, изготовленные работниками музея, выглядели совсем как живые, Алексей очень пожалел, что не взял собой в поездку фотоаппарат, снимки получились бы просто потрясающие. Единственным его разочарованием стал тот самый  Дима, ради которого он, собственно, сюда и пришёл. Мамонтёнок оказался каким-то сплющенным, неестественным да ещё к тому же совершенно голым, хотя, как Ольгину было известно из книг по зоологии, именно своим шерстистым покровом и славились эти вымершие животные. Завершающим этапом осмотра музея для него стал зал насекомых на втором этаже, где в изобилии были представлены самые различные бабочки с жуками, некоторые из которых были очень внушительных размеров.

Находясь под впечатлением от увиденного, он, уже шагая по мосту назад, долго представлял, как такие создания летают где-то в далеких  тропических лесах Амазонки и Конго. Снова заглянув на Большую Конюшенную в уже знакомый коммерческий магазин, Алексей приобрёл весь необходимый алкоголь, причём портвейн выбрал тот самый, который покупался  ранее для уличных музыкантов. Вот так незаметно пролетело время, в «Октябрьскую» он вернулся в самом начале пятого и застал там Щербицкого, с выражением читавшего швейцару Сергею и девушке-администратору свои свежие вирши. По выражению лиц обоих гостиничных работников было видно, что они просто мечтают поскорее отделаться от этого назойливого рифмоплёта.

- Алексей Антонович, наконец-то, – воскликнул Сергей, завидев Ольгина, -  мы тут уже все начали переживать, не заблудились ли Вы в городе!
- Нет, не заблудился, Сергей. А ты, Арсен, пришёл на полчаса раньше назначенного времени! – насупился на него городской гуляка.
- Извини, друг, я попал в сложную ситуацию, - отвечал Арсений Евгеньевич, перейдя на жалостливый тон - мать меня из дома выгнала, кричала на всю квартиру, что я вор и подонок, сожрал дома все кислые щи и поменял у соседей две пачки её сливочного масла на бутылку водки!
- Серёжа, - сказал швейцару Алексей, пропустив оправдания Щербицкого мимо своих ушей - я сейчас по-бырику соберусь, и мы вас покинем. То, что я просил, уже готово?
- Готово и ждёт Вас! – неслось ему вслед.

Оказавшись в своём номере, Ольгин, открыв чемодан, достал оттуда заранее приготовленную бобину фирмы BASF, на которую перед отъездом записал концерт Северного в ресторане «Печора». По его разумению Жаворонков обязательно должен был  клюнуть на такую редкость и с радостью обменять на неё своего Зубко.

Через пятнадцать минут он уже шагал на пару с Щербицким  к метро, держа в руке до верха набитый пакет. Ему повезло, большую часть поклажи тащил на своем горбу Арсений, у которого очень кстати оказался с собой зелёный туристический рюкзак.

- Если бы ты знал, как мне тяжко живётся! – говорил он во время спуска в подземку, - Недавно я решил прогуляться по помойкам в своём микрорайоне, заглянул в один из бачков – а там катушечный магнитофон «Электроника-004» без единой поломки и царапинки, порылся немного в мусоре – нашёл десяток бобин в картонных коробках. Приволок я все эти находки к себе домой, включил маг, зарядил ленту, слушаю, а там Аркадий Северный под гитару поёт, качество звучания – просто фантастика, но мои родичи и катушечник, и ленты – всё обратно выкинули, решили, что я их где-то украл. В наказание за это они меня три дня потом на улицу гулять не выпускали, представляешь?! А в каких отношениях ты со своими предками, с матерью?
- Моя мать умерла, - коротко ответил Алексей, - давай сменим тему, расскажи, о том, как живёт «Восток», в эпоху Перестройки и Гласности.
- Хорошо живёт. Каждую неделю в каком-либо ДК мы проводим вечера авторской песни, устраиваем различные квартирники, организовываем записи. Да, новых ярких имён,  пока нет, но это не значит, что они не появятся в будущем.
- А с кем из известных  исполнителей ты знаком?
- Почти со всеми: с Дольским, Кукиным, Городницким, Клячкиным.  Я же фотограф, и у меня дома очень много уникальных снимков, хочешь – приезжай ко мне в гости, покажу.
- Может быть, приеду, - отвечал Ольгин, сходя с эскалатора.

Ведя такую неспешную беседу, они прошли к платформе, у края которой как раз стоял поезд.

- Пойдём, сядем на свободное место, - предложил Арсений, войдя в вагон, - нам ведь с тобой ехать напрямую, без пересадок до самого конца ветки.

Далее всю дорогу он рассказывал различные курьёзные случаи из жизни бардовской тусовки, вперемежку с анекдотами, большинство  которых были «с бородой». Алексей старался его не прерывать, всё же эти байки были более предпочтительны, чем какие-то нудные поэмы и стихи с туалетной эротикой, однако, вот, наконец, из динамиков раздался механический голос диктора:

- Поезд прибыл на конечную станцию!

К радости Ольгина «Проспект Ветеранов» оказался станцией мелкого заложения, поэтому быстро поднявшись по ступеням наверх, он сразу оказался на улице, его сопровождающий проворно выскочил вслед за ним.

- Мы с тобой приехали раньше назначенного времени, - произнёс Арсений, растягивая каждое слово и осматриваясь по сторонам, - но это не беда, что-то мне подсказывает, что Володя тоже уже где-то здесь. Да вот же он, спешит к нам!
- Арсеньюшка! – раздался твёрдый, но при этом очень доброжелательный голос, - Я смотрю, ты сегодня трезв ну просто до неприличия! А рядом с тобой, как я понимаю, Алексей?
- Привет, Володя, - отвечал Щербицкий, - Да, его зовут Алексеем, а фамилия его…. Прости, забыл.
- Ольгин моя фамилия, - Алексей повернулся к подошедшему к ним, -  я ни в коем случае не хочу навязываться, но если поможете мне встретиться с Жаворонковым, буду Вам очень признателен.
- А моя фамилия – Румянцев, звать можно Володей! – представился ему высокий человек, примерно его ровесник, - Конечно, я помогу, это не проблема, только, давай будем на «ты», у нас в среде питерских музыкальных коллекционеров принята именно такая форма общения. Но почему вы оба такие нагруженные, что у Арсения в рюкзаке?
- Да так, - смущённо вымолвил Арсений, - везём то, без чего не обходится ни одна встреча!
- Опять ты  в своём репертуаре! – в голосе нового знакомого Алексея послышался укор, - Лёш, наверное, он насчёт мисочки «Оливье» и двух бутылок коньяка тебе по ушам проехал, да?! Совести нет у этого пьяницы и обжоры, на самом деле Гена спиртным не увлекается, и много жирного ему тоже нельзя!
- Увы, не знал, - Щербицкий лишь виновато развёл руками, - но не выбрасывать же нам всё то, что мы с таким трудом сюда привезли!
- Нет, не выбрасывать. Ладно, пошли на автобус, надеюсь, Жаворонков поймёт нас правильно, - тяжело вздохнув, согласился Румянцев и первым направился к остановке, переключив всё своё внимание на Ольгина, - Как тебе наш город, Алексей?
- Он бесподобен. Сегодня был в Зоологическом музее, хочу завтра-послезавтра посетить Петергоф, но не знаю, смогу ли я самостоятельно до него добраться.
- Там обязательно надо побывать. Если есть деньги – советую  сесть на «Метеор» и прокатиться к нему по Неве и Финскому заливу, поверь мне на слово, то, что ты увидишь, того стоит!

Румянцев ещё долго рассказывал Ольгину о всевозможных ленинградских достопримечательностях, а Щербицкий  стоял рядом, лишь иногда ему поддакивая. Наконец подкатил нужный «Икарус» под номером восемьдесят девять, и нашим ребятам с большим трудом удалось втиснуться в его салон, набитый пассажирами, словно консервная банка шпротами. Алексей оказался прижатым к  дверям, и потому на каждой остановке ему приходилось выходить и снова заходить в автобус, чтобы дать возможность сойти с маршрута тем, кто находится позади него. Лишь минут через двадцать народ начал постепенно рассасываться и он с облегчением сел на сиденье возле окна. Мимо него за стеклом проплывали дома-корабли, построенные вначале 1970-х, окружённые зелёными насаждениями, то тут, то там вспыхивал свет в окнах, на улице начинало смеркаться, приближался ленинградский августовский вечер.

- Последние хорошие дни, - сказал Владимир, присев рядом, - через пару недель зарядят дожди, поэтому надо наслаждаться такой погодой, пока есть возможность, не факт, что следующее лето у нас выдастся таким же тёплым и солнечным, как это.

Минут двадцать они ехали, любуясь открывавшимися видами, лишь Арсений, стоя рядом, нетерпеливо озирался по сторонам и что-то бормотал себе под нос.

- Мы приехали, – наконец сказал Румянцев, дёрнув его за рукав, - улица Пионерстроя, это здесь, ты выходишь первым!

Место, где оказался Ольгин, фактически было уже краем города. Перед ним стоял длиннющий девятиэтажный дом, окружённый аккуратно подстриженными газонами, немного в стороне находился один из тех  типовых торговых центров, которых было понастроено в крупных городах Союза бессчетное количество, и где-то дальше впереди виднелось огромное неухоженное поле.
- А что, мне нравится этот район, - заметил Щербицкий, - я бы с удовольствием переехал сюда жить!
- Эх, Арсен, бойся своих желаний, они ведь могут осуществиться, только будешь ли ты потом им рад, вот в чём вопрос, - отозвался его друг и жестом пригласил своих спутников за собой в подъезд ближайшего дома.

С помощью лифта, кабина которого была вся исписана всевозможными похабными надписями, а пол загажен окурками, они поднялись на четвёртый этаж и оказались прямо напротив искомой квартиры. Румянцев нажал кнопку звонка, а у Ольгина заколотилось от волнения сердце, так как что-то ему подсказывало, что переговоры с Жаворонковым окажутся очень непростыми.

Глава пятнадцатая

Дверь им открыл невысокого роста, слегка полноватый человек лет сорока в застиранной майке, старых штанах и шлёпанцах с отваливающейся подошвой. Его добродушное округлое лицо лишь ещё более расплылось в улыбке при виде Румянцева и его товарищей.

- Привет, Володя, - сказал он, пожимая ему руку, - а этот усатый с рюкзаком за спиной - он и есть тот самый гость из Саратова, так жаждущий со мной познакомиться?
- Нет, я Арсений Евгеньевич Щербицкий - поэт и штатный фотограф клуба «Восток», - отвечал тот, о ком шла речь, - а саратовец - это Алёша – вот он стоит за моей спиной!
- Здравствуйте, Геннадий! – Ольгин вышел вперёд, как только прозвучало его имя, - да, я сотрудник одной из саратовских студий звукозаписи, проделал большой путь для того, чтобы встретиться с Вами по заданию своего руководства.
- Ну, раз твои руководители, находясь более чем за тысячу километров от Ленинграда, знают обо мне, то в таком случае я просто обязан тебя принять и выслушать. Заходите, ребята, домашних тапочек на всех у меня, к сожалению, нет, так что кому-то одному из вас придётся ходить в одних носках.

Сказав это, Геннадий принялся закрывать входную дверь, снабжённую какими-то мудрёными замками, наподобие тех, которые фигурировали в знаменитой комедии Гайдая «Бриллиантовая рука». «Не квартира, а какой-то сейф, - подумал Алексей, глядя на то, как он закрывает задвижки, - интересно, если вдруг какой-нибудь из этих механизмов сломается, как в таком случае мы выберемся отсюда?».

Щербицкий между тем сбросил свои полуботинки и вошёл первым, издав при этом возглас восхищения от того, что увидел. Единственная комната в квартире Жаворонкова оказалась полностью оборудованной под студию, вдоль стены напротив двери гордо возвышались металлические стеллажи. Они были забиты под завязку аудио и видеомагнитофонами, причём аудио техника располагалась ближе к приоткрытому окну, возле которого дислоцировался небольшой стол и два стула. У другой стены смежной с  кухней стояли старенький диван и шкаф для одежды, а немного в стороне – картонные коробки, поставленные одна на другую. Присмотревшись, Ольгин  заметил на их торцах надписи фломастером – «диско», «металл», «джаз»,  «рок-клуб», «блатняк» и тому подобное.

- Вот так я и живу, -  сказал владелец всего этого имущества, принеся с кухни ещё два стула для гостей, - как говорится, в тесноте, да не в обиде, но скажите, что же вы такое ко мне притащили?
- Надо же как-то отметить наше знакомство, – прогнусавил Арсений, развязывая свой заплечный мешок и доставая бутылки, - ведь не так часто собирается такая душевная компания, как сегодня.
- Нет, парни, я пью только чай! – замотал головой Жаворонков при виде спиртного.
- Ген, - ласково сказал ему Румянцев, - войди в наше положение, ну, правда, не выкидывать же нам всё это, ты только посмотри, какой хороший «Оливье» мы тебе принесли, сразу видно – прямо из ресторана, а курочка, ну просто загляденье! Давай хоть разок немного расслабимся, ну не всё же время сидеть напротив этого твоего железа и покрываться пылью!
- Хорошо, уговорил, – нехотя согласился его друг, - сейчас всё организуем!

Эти его слова вызвали радостную улыбку на лице Арсения. Пока он с энтузиазмом открывал шампанское, Геннадий с Владимиром принесли  столовые приборы. Вскоре приготовления были закончены, и великолепная четвёрка уселась за стол.

- Ну что же, - взял слово Румянцев, разливая коньяк, - раз такое дело – выпьем за нашу встречу, мне очень приятно находиться сегодня здесь рядом вами.

Он первым выпил до дна. Жаворонков после некоторых раздумий последовал его примеру, а Щербицкий, видя, что открытое им шампанское никого не интересует, присосался прямо к горлышку бутылки, опустошив её почти наполовину, затем вытерев губы рукавом, громко крякнул от удовольствия и запихал себе в рот большой кусок рыбы.

- Почему скучаешь? – спросил он у сидевшего рядом с ним Алексея, - Плохо себя чувствуешь?
- Я стараюсь не выпивать, - с деланным сожалением ответил Ольгин, - но в этом есть некий плюс – тебе достанется больше!
- Разумеется, - Арсений забрал у него стопку, моментально её осушил и запил шампанским, - добро не должно пропадать!
- Пока не забыл  - обратился  Владимир к домохозяину, -  возьми эти две мои кассеты, я очень хочу записать Костю Беляева, особенно его концерт на дне рождения Давида Шендеровича 1976 года!
- На фиг тебе дался этот матюжник, – недоумённо пожал плечами Геннадий, - что ты в нём нашёл такого хорошего?! Ну да ладно, давай сюда эти кассеты, через неделю сделаю их, а ты, Алёша, не молчи,  расскажи, о том, что же тебя привело сюда ко мне?
- Дело в том, - начал Алексей, осторожно подбирая каждое слово, - что некоторое время тому назад в фонотеке студии, где я работаю, появился концерт Саши Зубко с ансамблем «Моисей». Всё бы хорошо, да вот качество звучания этой фонограммы, мягко говоря, посредственное.  Мой директор узнал, что оригинал этой записи находится у Вас, вот поэтому я сейчас здесь.
- Интересно, от кого он это мог узнать?
- Вероятно, от Толи Синицына, этот ваш земляк тоже занимается музыкальными делами.
- Я знаю Синицына, это очень милый и душевный человек, - вставил своё веское словцо в разговор Щербицкий.
- Ну, студии как таковые меня не интересуют, я работаю сам по себе, - произнёс со значением Жаворонков, доедая кусок колбасы,- да, оригинал концерта Саши Зубко у меня действительно имеется, хоть я и не записывал его. А дело было так – в 1985 году мой товарищ Саша Егоров по кликухе «Фогель» загорелся идеей сделать свой собственный музыкальный проект наподобие тех, что когда-то делал Сергей Иванович Маклаков с Аркадием Северным и Александром Розенбаумом. В Белгороде у Саши имелись согласные записаться знакомые музыканты: их солист - тот самый  Зубко, а так же необходимая аппаратура. Не было лишь одного – денег,  чтобы оплатить это мероприятие, и вот тогда Егоров обратился за помощью ко мне. А у меня с баблом дела как раз тогда обстояли просто великолепно, служил  моряком загранплавания, ну, ты понимаешь, что это такое: каждый день обедал в «Метрополе», имел целый штат любовниц, носил только фирменные шмотки.  Я сказал Фогелю: если хочешь записать блатной концерт, хорошо - деньги на это дело ты получишь, но оригинал готовой записи будет моим, а тебе достанется с него мастер-копия, дальше уже делай с ней всё, что посчитаешь нужным. Он согласился и получил от меня под запись бобину с очень дорогой и дефицитной лентой, которая была тоньше обычной, что позволяло уместить  два часа записи на девятнадцатой скорости: по часу каждая сторона. Вот значит, с этой бобиной и поехал Фогель в Белгород. Пробыл он там пять дней, записывались они в каком-то местном областном ДК исключительно по ночам, чтобы никто не мешал. Назвались – «Саша Зубко с ансамблем «Моисей»», не знаю, кто такое название придумал, наверно Фогель. Кстати, он там сам одну песню исполнил, «Скрипач» называется. Потом я получил на руки готовую бобину и, согласно нашему договору сделал ему с неё «мастер». Для этого «мастера» Егоров принёс хорошую ленту, MAXELL, если мне память не изменяет, но она была уже не такая, как моя, а стандартная, продолжительностью где-то девяносто минут с хвостиком. В процессе записи мною были отсеяны неудачные дубли с музыкальными проигрышами, но, несмотря на это, все песни на бобину всё равно не влезали, поэтому одну из них - «Ванинский порт» я не включил в версию для раскатки среди слушателей, она осталась лишь на оригинале. Почему именно её - да потому что с моей точки зрения она была исполнена хуже всех остальных, Саша по этому поводу не возражал. Вот так и пошёл по народу ходить этот концерт. Для себя я потом сделал вторую - точно такую же копию для раскатки, но тиражированием особо не занимался, поэтому затраченных денег в итоге так и не вернул. Заработал ли что-то Фогель – не знаю, скорее да, чем нет, ведь концерт удался, и то, что твой директор им интересуется, лишний раз это доказывает. А оригинал – вот он, в целости и сохранности, раз в три месяца я его обязательно завожу и слушаю!

Отодвинув в сторону свою тарелку, Жаворонков достал из коробки с надписью «блатняк» белый пластиковый футляр с бобиной, продемонстрировал его гостям и тут же снова вернул на место.

- Да, увлекательная история! – произнёс Румянцев, - Вот Алексей, благодаря таким подвижникам, как Гена и делается этот музыкальный жанр. Давайте же выпьем за него, пусть будет больше новых хороших записей и концертов!
- За тебя, друг! – подал голос Щербицкий,  успевший к этому времени в одиночку приговорить всю бутылку шампанского, и теперь плавно переключившийся на коньяк.
- А почему других записей этого ансамбля больше не было? – поинтересовался Ольгин после того, как вся компания приняла на грудь.
- Заниматься этим стало некому, - ответил Жаворонков, покончив с «Оливье», -  Коля Рышков умер, Фукс уехал в Штаты, Маклаков, Калятин и Корниенко отошли от дел, а у Фогеля были вечные проблемы с финансами. Конечно, тщеславие из него било просто фонтаном, он думал, что я снова дам денег, уже для записи его собственного оркестрового альбома, даже умудрился сделать персонально для меня некую гитарную демонстрационную версию того, что задумал, но я ему отказал. Есть у меня этот гитарник, ничего интересного в нём нет, всё нудно и однообразно. Ну а насчёт ансамбля «Моисей» и Саши Зубко – если хочешь, давай, сейчас сделаю тебе копию со своего мастера, стоить это будет десять рублей, плюс к этому цена носителя, бобины или кассеты, в зависимости от того, что сам выберешь.
- Геннадий, мне не нужна копия с мастера. Запишите мне с вашего двухчасового оригинала. Я заплачу, сколько скажете.
- Нет, Алёша, с оригинала я ничего не записываю! Это моё железное правило и я не стану его нарушать.
- Я могу предложить хороший обмен. Вот, посмотрите, - Алексей достал из  пакета свою бобину BASF, - здесь московский концерт Аркадия Северного в ресторане «Печора», существует только в единственном экземпляре. Предлагаю его сейчас послушать!
- Не буду, не хочу, Северного у нас в городе выше крыши, его записи продаются  в каждом кооперативном ларьке, и, между прочим, не особо покупаются.  Другое дело Саша Зубко – он сейчас гораздо более востребован.
- Тогда продайте мне Ваш оригинал. Предлагаю тысячу баксов наличными.
- Даже за пять не продам, и хватит об этом. Если не хочешь копию с  «мастера», значит не получишь ничего, - Жаворонков демонстративно отвернулся от Ольгина в сторону Румянцева и завёл с ним разговор о том, какая в этом году уродилась картошка на его дачном участке.

Пока они обсуждали картофельные дела, Щербицкий всё больше пьянел. Некоторое время фотограф «Востока» болтал сам с собой, а потом закачался, и чуть было не свалился со стула.

- Я думаю, ему уже хватит! – сказал Геннадий с нескрываемой тревогой в голосе.
- Как это хватит, –  недоумённо воскликнул Арсений, - у нас же ещё курица и портвейн остались!
- Вот что, - вмешался Румянцев, - Ген, давай мы сделаем небольшой перерыв, как раз курицу разогреем!
- Хорошая идея, у меня ведь к ней итальянские макароны имеются! – согласился его собеседник, который был тоже уже слегка пьян, - Пойдём, Володя на кухню, а ты, Лёш, присмотри тут за этим чудиком!

Ольгин остался наедине с Щербицким. Какое-то время Арсений порывался прочитать свою очередную поэму, а потом, успокоившись, свесил свою голову на грудь и мирно закемарил. Мысли кубарем прокатились в голове Алексея – все его планы летели к чёрту из-за тупого упрямства Жаворонкова, вчера  - неудача с Крестовским, а сегодня ещё и здесь, необходимо было срочно что-то предпринять, но только что?! Его руки достали и раскрыли белый футляр с оригиналом вожделенной записи, решение созрело в тот же миг: бобина была аккуратно извлечена и переложена в коробку от BASF, а сама родная лента отправилась в полёт из открытого окна квартиры прямо на улицу. Подойдя к Щербицкому, и убедившись, что тот продолжает  спать, Ольгин вложил пустой футляр в принадлежащий ему рюкзак, а затем вышел на кухню, где Геннадий при помощи Владимира уже сливал воду с готовых макарон.

- Ну что, замучил тебя Арсеньюшка? – с улыбкой спросил его Румянцев.
- Не без этого, - отвечал Алексей, - когда трезвый он вполне терпим, но когда пьян…
- А пьяным, как я понимаю, он бывает гораздо чаще, чем трезвым, - подхватил  Геннадий, - раз уж ты сюда пришёл, помоги нам отнести всё это хозяйство в комнату, сейчас курочку поедим!

Когда все трое вернулись, то застали Щербицкого роящимся в коробках, короткий период  сна сменился у него с периодом повышенной активности.

- Ребята, я курить хочу, - сказал Арсений, подняв голову, - здесь есть где-нибудь сигареты?
- Какие сигареты, тут бобины лежат, и запомни, у меня не курят, мудила! – рассерженный Жаворонков оттащил его к столу, - вот, сиди здесь и будь добр, веди себя прилично!
- Как скажешь, - тот, к кому были обращены эти слова, принялся открывать портвейн.

Быстро оценив ситуацию Румянцев, незаметно для него спрятал вторую бутылку в пакет Ольгина.

- Так будет лучше, - шепнул он ему на ухо, - в противном случае Арсен останется здесь ночевать.

Они посидели ещё минут сорок, съели курицу и выпили портвейна, даже Ольгин позволил себе сделать пару глотков этого напитка на радость окружающим, при этом по достоинству его оценив. «Молдавский розовый» оказался очень неплох, его совершенно не стыдно было выставлять на стол гостям, и Алексей решил обязательно привезти его к себе домой из Ленинграда. Жаворонков постепенно отошёл от обиды на отказ гостя из Саратова от его записей и под конец застолья, положив руку ему на плечо, затянул свою любимую песню – «По тундре, по железной дороге…» к большому удовольствию Румянцева, который слушал это пение с блаженной улыбкой.

- Ну ладно, ребята, как говорится – хорошего понемножку, - наконец сказал он, вставая, - мы, наверно, пойдём, давно уже стемнело. Ген, благодарю за гостеприимство, надеюсь, ты не в обиде на нас.
- Всё нормально, - Геннадий поспешил к своей двери и принялся колдовать с замками, - Ты прав, Володя, иногда всё же надо вот так собираться и расслабляться. Алексей, я был рад встрече с тобой, если передумаешь насчёт Саши Зубко – приезжай снова, ты теперь знаешь, как до меня добраться, я почти всегда дома.
- Спасибо, Гена, подумаю, - Ольгин обнял его, и хотел было выйти на лестницу, но его  обогнал Щербицкий,  с грохотом помчавшийся по ступеням вниз.
- Куда это он? – недоумённо спросил Жаворонков.
- Просто теряюсь в догадках, - пожал плечами  Румянцев, - но мы присмотрим за ним. Счастливо тебе, созвонимся!

Когда Владимир с Алексеем спустились  на лифте и вышли из дома  перед ними предстал распростёртый на траве Арсений. Его рюкзак валялся в нескольких метрах рядом.

- Боюсь, что сейчас он заснул уже надолго, - почесал затылок Румянцев, - самое хреновое в этой ситуации то, что мы не можем его вот так бросить.
- И как тогда следует нам поступить?
- В идеале - поймать тачку и отвезти нашего друга домой, но дело в том, что сейчас уже поздно и отыскать человека за рулём,  здесь, в городской окраине очень сложно. Вот что сделаем, побудь пока с ним, а я посмотрю в округе, может быть, всё же найду кого-нибудь.

Владимир зашёл за другую сторону дома, а Алексей приблизился к Арсению, дотронулся до него  – никакой реакции не последовало, и тут ему на глаза попалась выброшенная бобина, она как раз лежала под окном квартиры Жаворонкова. Воришка из Саратова подбежал к мусорному баку, почему-то поставленному около проезжей части, не долго думая, бросил её туда, основательно зарыв  свежими очистками от картошки вперемежку с ещё какой-то дрянью, и сразу же вернулся к спящей жертве алкоголизма. Сделало это очень вовремя, как раз вернулся Румянцев, никого найти ему не удалось.

Склонившись над Щербицким, он потряс его за плечо, ударил пару раз по щекам, но все эти действия не возымели никакого эффекта. Потеряв терпение, Владимир вырвал из рук Ольгина пакет, достал спрятанный портвейн, поднёс его к лицу спящего и громко сказал:

- Арсен, вставай, смотри, что у меня есть!

И тут произошло чудо. Тот, которого казалось, невозможно было разбудить даже пушечным выстрелом, вдруг широко раскрыл глаза, уставился на бутылку и жадно протянул к ней руку, выдавив из себя всего лишь одно слово:

- Дай!!!
- Нет, - Румянцев отошёл на несколько шагов в сторону, - получишь её, если пойдёшь с нами. Вперёд, приятель, знаю, ты сильный, сможешь!

Арсений Евгеньевич действительно смог. Собрав все свои силы, он прополз несколько метров вперёд на животе подобно фронтовому разведчику до ближайшего фонарного столба и, подтянувшись, встал на обе ноги, издав при этом победоносный звериный рык.

- Ну, вот и умничка! – Алексей надел на его плечи рюкзак и взял под руку, -  А теперь, давай, не будем задерживаться!

Автобусная остановка была  недалеко, всего лишь метрах в ста от них. Румянцев пошёл к ней первым, держа бутылку так, чтобы её видел Щербицкий, и тот зашагал вперёд, напевая во всю свою пьяную глотку:

Моя подружка – пивная кружка,
Стакан гранёный – мой лучший друг!
Бутылка водки, кусок селёдки,
Сухарик чёрный, зелёный лук!

Со стороны это всё выглядело более чем смешно, но Ольгину было не до смеха. Он молил всех святых, чтобы автобус подъехал, как можно скорее, но небеса были глухи к его молитвам.

- Да, время позднее, - задумчиво произнёс Владимир, как только все трое оказались у остановки, - но, не будем падать духом, мы обязательно уедем отсюда. Однако, что я вижу, Лёша, посмотри, кто к нам бежит!

Алексей обернулся и увидел Жаворонкова. Несмотря на то, что на улице было уже прохладно, Геннадий бежал к ним в том же виде, в каком их принимал у себя дома – майке, штанах и шлёпанцах, на его раскрасневшемся лице, была написана звериная ярость.

- Стойте, где стоите, - кричал он на бегу, - кто-то один из вас вор и за своё воровство сейчас ответит по полной программе!
- Не кипятись, - Румянцев перехватил его за локоть, - скажи по-человечески, что стряслось?
- Мой оригинал Саши Зубко, - выдавил из себя его друг, - он украден!
- Такими словами просто так не бросаются, сам-то у себя хорошо посмотрел? Наверно, по-пьянке засунул его куда-нибудь  и теперь не можешь вспомнить, куда именно.
- Я проверил всё очень хорошо,  - обвинитель повернулся к Ольгину, - ты этой записью интересовался и поэтому являешься первым подозреваемым!
- У меня на руках только моя личная бобина с Северным, которую Вы не стали слушать! – Алексей раскрыл пакет и продемонстрировал ему фирменную коробку с надписью  BASF, - Ещё вопросы будут?

Его лицо не выражало никаких эмоций, но внутри - напротив, по понятным причинам всё просто клокотало. Если б Геннадий взял в руки то, что он ему только что показал и посмотрел, что там внутри, настал бы финал всему, но этого не случилось.

- А как насчёт тебя? - переключился он на Арсения, - Ты рылся в моих записях, когда мы все были на кухне!

Арсений в ответ промычал что-то невразумительное, совершенно не понимая, что происходит, ещё бы, какие к чертям оригиналы, когда совсем рядом был любимый портвейн!

- Ага, нашёл! – Жаворонков с торжествующим видом достал из его рюкзака свой белый пластиковый футляр, - Но, где сама бобина? Куда ты её дел, урод?

Щербицкий ничего не ответил, и это окончательно вывело Геннадия из себя.

- Грязная пьяная свинья! – выкрикнул он и со всей силой заехал ему в левый глаз.

Несчастный взвыл от боли, закрыв лицо обеими ладонями, нападающий снова занёс руку, но тут Ольгин, решивший, что пора вмешаться в происходящее,  с такой силой толкнул драчуна в грудь, что тот покачнулся и, потеряв равновесие, упал прямо на газон.

- И ты тоже хочешь получить?! – нападавший тут же вскочил на ноги, и двинулся было на Алексея, но дорогу ему преградил Румянцев. Высокий, с огромными кулаками Владимир мог одним своим видом поставить на место любого.

- А ну утихомирься! -  приказал он, - Если у Арсена оказался твой футляр, то это ещё ровным счётом ничего не значит!
- Интересно, почему?!
- А потому. Я прекрасно помню, как ты вынимал свою бобину из него, а вот то, что вернул её туда обратно – почему-то нет.
- Значит, ты тоже на стороне этого алкаша?! Да я на всех вас троих заявление в милицию напишу!
- Правда, напишешь?! Это уже становится интересным. И что ты в этом случае скажешь ментам по поводу своей частной звукозаписывающей деятельности? Поверь, у компетентных органов возникнет к тебе очень много вопросов, соответствующие статьи в УК пока ещё никто не отменял. Хочешь  серьёзных неприятностей?

Эти слова стали для Жаворонкова подобием холодного душа. Вся его агрессивность мгновенно куда-то улетучилась, и, видя это, Владимир продолжил:

- Генка, ты сейчас, между прочим, тоже не совсем трезв. Возвращайся домой, отдохни, а утром, на свежую голову ещё раз как следует, поковыряйся в своих коробках, уверен, твоя бобина отыщется.

В эту минуту, наконец, подъехал автобус. Ольгин втолкнул Щербицкого в  полупустой салон и усадил в кресло, Румянцев, естественно, тоже последовал за ними, помахав Жаворонкову на прощание рукой. Геннадий остался  стоять на улице, освещённый светом полной Луны и ближайшего ночного фонаря, на его лице была написана глубокая досада, он так и не заметил торжествующего взгляда Алексея. Взревел мотор и транспорт тронулся, оставляя одного из ведущих музыкальных коллекционеров Ленинграда, как говорится – с носом.

- Давай-ка, Арсений, теперь  посмотрим на тебя, - повернулся к пострадавшему Владимир, - как ты вообще себя чувствуешь?
- Нормально  чувствую, - ответил уже достаточно протрезвевший Щербицкий, - только не пойму, за что Генка меня ударил.
- Ни за что, просто у него от выпитого переклинило. Фингал у тебя теперь знатный, но это не смертельно, пройдёт, будь благодарен Алёше, если бы не он, всё могло бы кончиться гораздо хуже.
- Всегда готов прийти на помощь другу, - скромно сказал Ольгин, - Володя, как считаешь, удастся ли разрулить этот конфликт с Жаворонковым?
- Удастся, гарантирую. Между прочим, я действительно не помню, чтобы Генка положил этот несчастный оригинал обратно в свой футляр, а Арсеньюшка наверняка засунул его к себе чисто на автомате, такое бывает. Пусть это всё тебя не волнует, лучше скажи, когда ты уезжаешь обратно к себе в Саратов?
- Двадцать второго, в 18.03
- У тебя есть ещё в нашем городе какие-то неотложные дела?
- Совершенно никаких.
- Тогда вот тебе номер моего телефона. Позвони мне завтра вечером, думаю, выберем день и прокатимся вместе в Петергоф, я сам там давно уже не был.
- И я тоже поеду! – подал голос Щербицкий
- Почему бы и нет, поедешь,  но сейчас – соберись, мы скоро будем в метро и нам очень важно, чтобы ты добрался до своей станции без приключений.
- Будь спокоен, не подведу. А где мой портвейн?
- Вот это память! – Румянцев рассмеялся, - Получишь его, когда будем расставаться, зуб даю!

«Это не мужик, а просто насос какой-то!» – подумал Ольгин, глядя на счастливого Арсения.

Сегодняшний день, особенно вечер, выдался на славу, пакет с бобиной Жаворонкова ласково грел его руку и душу.

Глава шестнадцатая

Алексей очень переживал по поводу того, что внешний вид Арсения привлечёт ко всей его компании внимание работников метрополитена, но этого не произошло, вероятно, в столь позднее время дежурному у турникетов  уже просто не было дела до припозднившихся пассажиров, один из которых шёл с подбитым глазом. Все трое беспрепятственно спустились  к платформе, и вскоре электричка уже мчала их вперёд тёмным ленинградским туннелем. Как оказалось, Румянцеву надлежало выходить на той же станции, что и Ольгину, он сдержал своё слово и отдал Щербицкому желанный портвейн, сказав ему на прощание:

- Обещай мне, что выпьешь его только тогда, когда окажешься дома, договорились?
- Обещаю! – отвечал Арсений, забирая бутылку, - Спасибо вам, ребята, что не бросили меня, до скорой встречи!
- Как думаешь, он действительно поступит, так, как сказал? – поинтересовался немного позже Алексей у Владимира, когда они поднимались из метро наверх, в город.
- Скорее нет, чем да, но давай больше не будем о нём, Евгеньевич сегодня меня очень утомил, лучше расскажи, откуда у тебя этот концерт Северного, который ты предлагал Жаворонкову?
- Из коллекции Рышкова. Так случилось, что она, точнее её блатная составляющая, попала ко мне в 1985 году, больше 150 бобин, оригиналы и первые копии. А эта запись, существует лишь в единичном экземпляре, Николай Гаврилович её не распространял, ввиду того, что она была крамольной для тех лет по содержанию.
- Вот оно что, у нас до сих пор многие, в том числе и Генка, ищут, и не могут найти эту самую коллекцию, а она, оказывается, всё это время была у тебя! Не мог бы ты, потом, когда вернёшься домой, переписать  мне её на кассеты и выслать  сюда почтой? Я заплачу столько, сколько скажешь.
- Да, это вполне реально.  Договоримся.
- Ну, тогда счастливо, завтра жду твоего телефонного звонка!

Они пожали друг другу руки и расстались. Ольгин вернулся в гостиницу без пятнадцати двенадцать. Там все уже готовились ко сну, вестибюль был совершенно пуст.  Не задерживаясь, он прошёл в свой номер,  уложил украденную бобину на самое дно чемодана,  принял душ и лёг спать с совершенно спокойной душой, ведь теперь все оставшиеся дни в Ленинграде, вплоть до самого отъезда, можно было посвятить культурному досугу. Утром, после плотного завтрака, Алексей снова отправился в сторону Невского проспекта. В этот раз целью его пешеходной прогулки стал не Эрмитаж, куда ему уже совершенно не хотелось идти, а Русский музей, в нём находилось одно из самых крупнейших в мире собраний произведений русского изобразительного искусства. Ольгин никогда не был таким уж страстным любителем живописи, но то, с чем ему пришлось столкнуться в этот раз, впечатлило, полотна Шишкина, Репина, Левитана, Рериха и других известных мастеров  притягивали к себе словно магнитом. Побродив по залам  несколько часов и совершенно не чувствуя усталости, он покинул музей одухотворенным и снова вышел на Невский проспект, оказавшись недалеко от шикарного парикмахерского салона. Несмотря на субботний день, посетителей там не наблюдалось, парикмахер - шустрый еврей лет пятидесяти пяти очень обрадовался новому клиенту, внимательно осмотрел его голову, и, прищурившись, поинтересовался:
- Хотите, чтобы я сделал Вам стандартную стрижку, уши открытые, виски прямые, верно?
- Да, именно так, - ответил Ольгин, скрестив руки на груди, - надеюсь, Вас это не затруднит?
- Нисколько. Когда Вы стриглись в последний раз?
- Месяца три тому назад, а в чём дело?
- Знаете что, уважаемый, позволю себе заметить, выбранный Вами стиль  - ошибочен.
- Интересно, почему?
- Взгляните сами на себя в зеркале, кого там видите?!  Полноватого мужчину, которому всего лишь немного за тридцать, но уже носящему очки и имеющего большущую лысину, Вы выглядите ну прямо как мой ровесник, а разве это нормально? Предлагаю радикально сменить имидж, давайте я Вас «под ноль» подстригу!
- «Под ноль»?! Да я тогда стану похожим на Берию, на это жуткое чудовище, от меня все женщины шарахаться будут!
- Не говорите ерунды, уважаемый, да сегодня Лаврентий Палыч  для многих наших сограждан – чудовище, демон, но подождите, придёт такое время, когда для них же он чуть ли не в ангела небесного превратится.  Решайтесь, обещаю, Вы потом ещё не раз вспомните добрым словом старого питерского цирюльника в третьем поколении Давида Эдуардовича Аккермана!

Ольгин хотел было решительно отказаться от такого еврейского  предложения, но вдруг неожиданно для себя самого выпалил совершенно противоположное:

- Давид Эдуардович, наверное, это действительно будет оригинально, действуйте!

Меньше чем через десять минут Алексей вновь шагал по улице, сверкая по сторонам своей оголённой головой и чувствуя на себе любопытные взгляды представительниц противоположного пола. Свой новый внешний вид ему понравился, а отдалённое сходство с грозным маршалом госбезопасности где-то в глубине души даже радовало. Свернув с Невского и пройдя вдоль набережной реки Фонтанки, он остановился у здания Ленинградского цирка, его внимание привлекла висевшая неподалёку красочная афиша, где был изображён известный иллюзионист Игорь Кио. Удивляясь самому себе, Ольгин взял билет на вечернее представление и отсидел два часа в первых рядах амфитеатра среди маленьких детишек, пришедших со своими мамами и папами. Ему вспомнилось своё собственное детство, родной Саратовский цирк имени Братьев Никитиных, куда его по праздникам водили родители. О, как давно всё это было, как будто в какой-то другой жизни!

Так прошёл ещё один его день в Ленинграде, фортуна была к нему благосклонна, уже поздно вечером из телефонного разговора с Румянцевым стало ясно, что вчерашний конфликт с Жаворонковым улажен.

- Генка сам очень переживает по поводу случившегося вчера, и ни к кому не имеет претензий, - сообщил Владимир, - бобину свою, он, правда, пока так и не нашёл, но я уверен, найдёт, ведь не могла же она сквозь землю провалиться. Ну а ты ожидай меня с Арсением завтра в 10 утра, поедем втроём на «Метеоре» в Петергоф!
- Ух, ты!  - вырвалось из груди Алексея.

Эта воскресная поездка стала для него ярчайшим событием, оставившим самые приятные воспоминания на долгие годы, «Метеор» оказался пассажирским теплоходом с подводными крыльями, способный развивать просто фантастическую скорость. Друзья взяли самые дорогие билеты и всю дорогу наслаждались видами через большие панорамные окна в носовой части судна. Они пребывали в прекрасном настроении, много шутили, смеялись, Щербицкий, прямо на ходу сочинил и прочитал юмористический стих, посвящённый новому внешнему виду Ольгина, который назвал «Бритый череп Алёши». Через полчаса путешественники  прибыли к центральной аллее фонтанов в Нижнем парке, где находился Большой каскад – самое грандиозное сооружение этого ансамбля, а рядом – знаменитый Петергофский дворец. После его посещения они отправились в парк и, вдоволь нагулявшись, завернули в один из ближайших ресторанов. На предупреждение о том, что в этом заведении обслуживают только за валюту, Алексей лишь махнул рукой, давая понять, что это для него это не проблема.

- Ребята, сегодня я угощаю! – сказал он Владимиру с Арсением, увлекая их за собой.

Время трапезы пролетело незаметно, Арсений ближе к её завершению изрядно наклюкался, но, в этот раз не утратил способности самостоятельно передвигаться. Ровно в 19.00 последним рейсом они отбыли назад в Ленинград.

- Это был замечательный день, - произнёс Румянцев, когда пришло время расставаться, - с удовольствием погулял бы ещё, но завтра понедельник, начинаются мои рабочие будни. Тем не менее, Лёша, я обязательно приеду проводить тебя на вокзал двадцать второго числа, надеюсь, Арсен тоже ко мне присоединится?
- С превеликим удовольствием! – отвечал поэт, слегка покачиваясь из стороны в сторону, - Алёш, дай я тебя поцелую!

Ольгин ловко уклонился от него и перебежал на противоположную сторону улицы, помахав ребятам на прощание рукой. Уже в своем люксе он долго размышлял о том, чем заняться завтра: посетить Юсуповский дворец, где в самом начале века произошло убийство Григория Распутина, или же, если не будет дождя, отправиться в Летний Сад,  взглянуть на знаменитые скульптуры, бюсты и фонтаны. Лишь утром, как только солнечные лучи начали упрямо пробиваться сквозь оконные занавески, им окончательно был выбран второй вариант.

Находясь в предвкушении новых впечатлений, Алексей спустился на завтрак в ресторан и оказался очень удивлённым странной неестественной атмосферой, которая там царила. Обслуживающий персонал пребывал в каком-то напряжённом состоянии, на лицах официантов была написана тревога, они не разговаривали как обычно, а, подав заказ, сразу уходили в свой закуток, посетители тоже почему-то помалкивали, стараясь особо не задерживаться за едой. Вся эта нервозность мгновенно передалась  Ольгину, без аппетита съев яичницу с беконом, не допив чай и совершенно не притронувшись к пирожному, он отправился было собираться на прогулку, как вдруг неожиданно его окликнул Сергей:

- Алексей Антонович, доброе утро, Вы ещё не знаете, о том, что сегодня произошло?
- Доброе утро, – обернулся к нему Алексей, - я просто теряюсь в догадках, разве может произойти что-то особенное в обыкновенный понедельник 19 августа 1991 года?
- Может, и ещё как, Горбачёва свергли!
- Серёжа, это какая-то неудачная шутка.
- Да нет, не шутка. В шесть утра по ящику передали заявление Советского правительства о том, что в связи с невозможностью исполнения Горбачевым обязанностей президента СССР по состоянию здоровья, вся власть согласно Конституции переходит к вице-президенту Геннадию  Янаеву. Как было сказано дикторами: для более эффективного управления страной создан Государственный комитет по чрезвычайному положению – ГКЧП, в который вошли Язов, Павлов, Пуго, Крючков, Стародубцев и некоторые другие подобные им деятели. Я час тому назад слушал «Голос Америки», Штаты говорят, что ситуация  сложилась непонятная, в Москве наблюдается передвижение военной техники – армейских грузовиков, БТР, танков. Кто-то пустил слух, что Горбачёв, находившийся у себя на даче в Форосе, этой ночью был убит.
- Ну а что происходит  в Ленинграде?
- В эфире было обращение военного коменданта города, запрещены митинги, собрания и уличные шествия, но на улице всё спокойно, можете сходить и убедиться в этом!
- Пожалуй, я так и поступлю, только перед этим позвоню к себе домой в Саратов!
- Не получится, Алексей Антонович, междугородная связь отключена с  полуночи.
- Блин,  просто какое-то безобразие!
- И не говорите, очень не вовремя у кого-то в столице мозги переклинило. Вот теперь все финские туристические группы срочно покидают нашу гостиницу и уезжают к себе домой. Завтра, глядишь, нас закроют…

Алексей не стал дослушивать Сергея и отправился самостоятельно разведать обстановку. Швейцар оказался прав: город жил своей обычной жизнью, народ спешил по своим делам, работал общественный транспорт, где-то играла музыка, лишь рядом со станцией метро наблюдалось некоторое оживление. У входа в подземку стояло двое бородатых граждан семитской внешности, они раздавали прохожим какие-то листовки из огромного мешка. Ольгин взял одну из них и ознакомился с её содержимым. Это было обращение к населению города от одной из демократических партий, отовсюду повылезавших в последнее время, как грибы после дождя, с призывом не подчиняться  указам ГКЧП.

«Интересно, - подумал Ольгин, рассматривая, сей документ, - сообщение о болезни Горбачёва и переходе  власти к Янаеву было озвучено сегодня в шесть утра, сейчас всего лишь без четверти час, а у них уже подготовлен текст обращения и отпечатаны тысячи листовок, как они успели всё это сделать за столь короткий срок? И самое главное - почему эти двое сейчас стоят в таком людном месте, нисколько не опасаясь ареста? Нет, здесь явно что-то не так!»

Он не спеша прошёл пешком по Невскому проспекту, свернул на Садовую и, следуя дальше вдоль набережной Лебяжьей канавки, вышел к Неве, оказавшись у входа в Летний сад. Здесь было очень людно и оживлённо, ленинградцы  бродили по зелёным аллеям, любовались скульптурами, и Карпиевым прудом с плавающими в нём белыми лебедями,  им не было никакого дела до каких-то разборок в высших эшелонах власти. Алексей несколько часов гулял по зелёным аллеям, заглянул в Летний дворец Петра Великого, восхитился знаменитой оградой, выполненной в духе русского классицизма, и тем же путём, которым пришёл, вернулся обратно в гостиницу.

- А вы как раз вовремя! – встретил его у входа Сергей, - междугородка только что снова заработала. Можете смело звонить домой.
- Отлично! А какие новости?
- Самое новое в Москве - только что Ельцин издал указ о переподчинении всех союзных органов исполнительной власти, включая силовые структуры, президенту Российской Федерации. Похоже, что слухи о гибели Горбачёва оказались просто слухами, была ещё пресс-конференция Янаева, я её не видел, но те, кто смотрел, говорят, что у него руки тряслись. Короче,  с каждым часом становится всё веселее.

- Ну что же, тогда будем веселиться! – отозвался Ольгин, набирая код Саратова и номер своего телефона.
- Алло, я Вас слушаю! – услышал он после пары длинных гудков голос отца.
- Папа, привет! Не мог позвонить тебе с самого утра, не работала связь. Как дела дома, как ты сам?
- Дома всё хорошо, - спокойным и рассудительным голосом отвечал Ольгин-старший, - Вот Артём вчера с дачи вернулся, собирается на днях приехать к нам в гости, ты уж привези ему что-нибудь из Ленинграда, порадуй своего сына. На работе у меня полный порядок, наш Главный находится в командировке, так что я, согласно его приказу, сейчас являюсь исполняющим обязанности генерального директора.
- С чём тебя поздравляю, папа! – далее Алексей слегка понизил голос, - А что у нас происходит в связи с событиями в  Москве?
- Ты, волнуешься? Не волнуйся, сынок, не надо, происходит то, что давно должно было произойти, наконец-то наши руководители набрались мужества и отстранили Горбачёва от власти, чему я очень рад. Это, конечно, надо было сделать гораздо раньше, но, как говорится, лучше поздно, чем никогда!
- Ты там осторожней будь, в Москве Ельцин активизировался.
- Знаю, всё знаю. Мне тут звонили из горсовета, очень настойчиво предлагали завтра организовать что-то типа митинга против ГКЧП, вывести людей на Площадь Революции, подписать  какую-то резолюцию в поддержку Бориски, но я им ответил, что моё предприятие будет работать в обычном режиме, и послал этих провокаторов на три советские буквы. Думаю, вся активность этих деятелей завершится в ближайшие часы. Сохраняй спокойствие, занимайся своими делами, я жду тебя дома, перед выездом обязательно позвони мне!

Разговор с отцом оставил на душе сына двоякое впечатление. С одной стороны он был рад позитивному настрою своего родителя по поводу происходящего, но с другой – собственная интуиция ему подсказывала, что всё это может кончиться совсем не так, как предполагает Антон Сергеевич. После ужина он просидел у экрана телевизора до поздней ночи. Смотрел трансляцию выступления Анатолия Собчака по Ленинградскому телевидению, призвавшего всех горожан завтра утром прийти к Дворцовой площади, а потом программу «Время» с сюжетом, рассказывающим об обстановке вокруг Белого Дома, в который попал Ельцин, зачитывающий с танка свой Указ «О незаконности действий ГКЧП». Всё это, конечно же, очень контрастировало с невнятными ответами Янаева журналистам, было очевидно, что время работает не на тех, кто объявил о введении чрезвычайного положения в стране. «Им теперь деваться некуда, - размышлял Алексей, укладываясь спать, - этой ночью, ну, в крайнем случае, утром, они наверняка прибегнут к силе и разберутся с Борисом Николаевичем, конечно, будут жертвы, но этого уже не избежать, а для нас сейчас главное, как верно сказал мой папа: «сохранять спокойствие!»

Его предположения оказались ошибочными, никаких силовых акций по отношению к тем, кто засел в Белом Доме, предпринято не было ни ночью, ни утром, ни днём. Когда он после завтрака вышел на улицу подышать свежим воздухом, то увидел огромную толпу, движущуюся по Лиговскому проспекту. Здесь были представители самых разных социальных групп, профессий и возрастов, многие несли с собой транспаранты, портреты Ельцина и Сахарова, тот тут, то там слышались выкрики: «Фашизм не пройдёт!» и «Путчистов под суд!». Неожиданно из глубины этого людского потока вынырнул Анатолий Синицын и подбежал к Алексею.

- Лёха, привет, – заговорил его коллега по музыкальному бизнесу, глотая слова от нервного возбуждения, - я смотрю, ты поработал над своим внешним видом, правильно поступил, выглядишь теперь очень стильно!      Пойдём скорее на Дворцовую, там сейчас начнётся митинг против ГКЧП, будут выступать Собчак, Салье, Белов, Лихачёв и многие другие, станем свидетелями этого исторического события!
- Знаешь, Толик, я не пойду, хочется тебе – сам и иди, а меня оставь в покое.
- Как это так?! – лицо Синицына буквально перекосилось от удивления.
- Сказано тебе, не пойду! – Ольгин резко повернувшись к нему спиной, направился обратно в гостиницу.
- Я тебя раскусил, коммуняка проклятый, подобные тебе семьдесят лет Россию грабили! – неслось ему вдогонку, - У тебя на роже написано, кто ты такой,давай, иди, отсиживайся в своём номере, кончилось теперь твоё время, придётся отвечать за всё!

Алексей ничего не ответил на эти выкрики, просто ушёл, не оборачиваясь, для него уже стало совершенно очевидно, что происходит постыдный фарс, эхо которого ещё не раз аукнется спустя десятилетия, весь этот день и большая часть следующего для него прошли под знаком исторических событий, которые впоследствии стали называться Августовским путчем. После того, как в программе новостей сообщили о том, что правительственная делегация РСФСР прибыла в Форос для того, чтобы вернуть Горбачёва в столицу, Алексей выключил телевизор и принялся собирать чемодан. Время его пребывания в Ленинграде подходило к концу, все поставленные перед ним задачи были выполнены, а конфуз с Виталием Крестовским уже не воспринимался им как какая-то трагедия. Двадцать второго числа, он сбегал в кондитерский магазин, купил по коммерческим ценам для Артёма большую коробку конфет производства Ленинградской фабрики имени Крупской, а на обратном пути, как и обещал ранее, позвонил домой своему родителю.

- Скоро выезжаю! – сообщил он Антону Сергеевичу, - Завтра в семь вечера мой поезд прибывает в Саратов, встречать меня не надо, доберусь до дома на такси. Как ты, как Артём?
- Я в порядке, - отвечал отец, - а Артём должен сегодня приехать ближе к вечеру, возможно, ты ещё успеешь застать его у нас.

Ольгин-старший старался говорить максимально бодро, но его сын почувствовал, что у него на самом деле всё не так хорошо, и поэтому задал вопрос в лоб:

- Папа, как дела у тебя на работе?
- Приедешь – расскажу, - голос отца стал грустным, - до встречи, сынок!
Алексей не стал продолжать разговор, и ответив коротко: «До встречи!», повесил трубку. Ровно в 17.30, распрощавшись со швейцаром Сергеем, он  покинул «Октябрьскую» и сразу же на выходе из гостиницы столкнулся с Румянцевым и Щербицким.

- Мы тут тебя уже минут двадцать поджидаем, -  сказал Румянцев, здороваясь  с ним, - хотели пройти к тебе в номер, помочь спустить вниз багаж, но нас почему-то не пустила администраторша, это, наверно, после путча она такой злой стала.
- Володя, - с укоризной  прервал его Щербицкий, разя за версту перегаром, - не надо так о ней говорить, она просто выполняла свои обязанности, эх, если бы только я не пил…
- То что? – улыбнулся Румянцев, - Что для тебя важнее, женщины или спиртное?
- Спиртное!

Сказав это, Арсений взял у Алексея чемодан и, оставив ему лишь сумку с бобинами от Синицына, бодро зашагал в сторону Московского вокзала.

- Арсений у нас – человек-ракета, - произнёс Румянцев, глядя в спину Щербицкому, который в считанные секунды умудрился от них оторваться на весьма приличное расстояние, - что скажешь, Лёша, доволен своей поездкой?
- Разумеется, доволен, - Ольгин шмыгнул носом, - жалею лишь, что из-за этой заварухи в Москве я посмотрел далеко не всё, что планировал.
- Значит, есть повод вернуться к нам снова. Приезжай ещё, желательно летом, где-нибудь в июле, съездим в Павловск, Гатчину, побываем на Крестовском острове, посетим могилу Аркадия Северного, а Арсений тебя к себе в «Восток» сводит.
- Между прочим, фонарь под глазом у него почти уже прошёл, - заметил Алексей, подходя к зданию вокзала, - кстати, а куда же он делся?!
- Да вот же наш друг, взгляни!

Щербицкий находился рядом с хорошо знакомым Ольгину ларьком и жадно смотрел на пивные бутылки, стоящие за стеклом стройной шеренгой, словно солдаты-новобранцы. Алексей не стал тянуть время, которого у него оставалось не так много, купил своему добровольному носильщику две бутылки «Жигулёвского», одну из которых тот сразу же выпил. Пиво придало Арсению сил и он, смахнув пену с усов, двинулся к перрону, где уже ждал своих пассажиров скорый поезд Ленинград-Саратов.
- Между прочим, я вчера общался с Жаворонковым, -  сообщил Румянцев Ольгину, пока они шли к вагону.
- Геннадий нашёл свою несчастную бобину?
- Бобину  не нашёл, но тебя вспомнил.
- И по какому поводу?
- По этому самому, очень жалел,  что не посмотрел  содержимого твоей коробки BASF, по его мнению, в ней могла быть его лента.
- Глупости это! – отрезал Алексей.
- Я ему тоже примерно так и сказал. Кстати, ты свой концерт с Аркадием Северным, который ему предлагал, сейчас увозишь с собой в Саратов?
- Нет, я его продал одному из приятелей Синицына, большому любителю этого жанра, - соврал Ольгин, почувствовав, как по его спине пробежал холодок.
- Что это за приятель такой?
- К сожалению, мне неизвестно, как его зовут. Не переживай, Володя, мы же с тобой договорились, что я перепишу тебе всю коллекцию Рышкова, прямо с оригиналов, звук будет один к одному, сразу как приеду домой – займусь этим. Номер твоего домашнего телефона у меня имеется, а вот тебе теперь и мой!

Достав из кармана шариковую ручку, провожаемый сделал надпись на клочке бумаги, который завалялся у него в куртке, протянул его Румянцеву, и тот от радости просиял.

- Знаешь, Алёша, - отвечал он, - мне было очень приятно с тобой общаться, такие люди, как ты встречаются по жизни не часто, поэтому я хочу кое-что тебе подарить!

Ольгин увидел в его руках маленький образок с ликом какого-то святого.

- Это покровитель нашего города, Апостол Пётр. Много лет он отводил от меня все беды, а теперь пусть бережёт тебя!
- Просто нет слов! – произнёс Алексей, принимая подарок, - Буду хранить его как зеницу ока!
- Лёш, позволь и мне пожать на прощание твою мужественную руку! - подключился к разговору Арсений, поставив, наконец, чемодан рядом с ним, - Ты такой хороший, очень не хочется с тобой расставаться!
- Мир тесен, может быть, ещё увидимся!
- Уважаемые товарищи! – раздался голос проводницы, - Через пять минут поезд отправляется, прошу провожающих отойти от края платформы, а пассажиров  занять свои места!
- Ребята, спасибо вам за всё! – сказав это, Ольгин предъявил ей свой билет и запрыгнул в вагон.

Уже, находясь в купе он, увидев из окна Щербицкого с Румянцевым,  помахал им рукой, и те в свою очередь ответили ему тем же. Арсений достал вторую бутылку пива и жадно припал к её горлышку, на его лице читалось райское блаженство, выдающийся поэт и магнитофонщик, в буквальном смысле этого слова пребывал на седьмом небе от счастья. Как раз в этот самый момент поезд тронулся, оставляя позади себя вокзал и друзей Алексея. Поездка в Ленинград в целом оказалась успешной, довольный Ольгин растянувшись на нижней полке, принялся читать приобретённую им во время городских прогулок и теперь предусмотрительно взятую с собой в дорогу газету «Час пик». Компанию в пути ему составили двое молодых ребят, всю дорогу возбуждённо обсуждавших только что провалившийся путч и мечтательно рассуждавших о том, как славно теперь заживут в новой  Демократической России. Алексей не стал принимать участия в этих, с его точки зрения, совершенно бессмысленных разговорах и, прочитав газету от корки до корки, отправился в вагон-ресторан, а затем через полчаса вернулся, попросив своих попутчиков не шуметь, так как очень устал и хочет выспаться. Парни отнеслись к его просьбе с пониманием, и чтобы дать ему возможность заснуть, вышли прогуляться по вагону. Монотонный стук колёс произвёл на Ольгина убаюкивающее воздействие, через пятнадцать минут к нему пришёл крепкий сон.

Саратов встретил его тёплой, солнечной погодой. По благоприятному стечению обстоятельств, сразу же поймав «частника», он преспокойно доехал до родного дома.

- Оплату попрошу в СКВ! – сказал ему водитель, заглушая мотор.
- Ради Бога! – отвечал Ольгин, протянув ему долларовую банкноту.

Вскоре он уже стоял в коридоре своей квартиры. С кухни доносился голос Антона Сергеевича, пахло чем-то очень вкусным. Стараясь не шуметь, Алексей приоткрыл дверь, и его глазам представилась следующая картина – его отец сидел за кухонным столом и курил сигарету, а Артём стоял у плиты и что-то перемешивал ложкой в большой суповой кастрюле.

- Смотри-ка, вот и папка твой приехал, – сказал к внуку Ольгин-старший, как только заметил сына, - наверно, привёз нам что-то интересное с невских берегов!
- Конечно, привёз, но что вы тут такое вдвоём творите?- поинтересовался удивлённый  Алексей.
- А это я рассольник варю, - отозвался Артём, - бабушки больше нет, ты в командировке, вот я и решил сам о дедушке позаботиться!
- У меня не внук, а настоящий шеф-повар! – восхищённо произнёс Антон Сергеевич, - От голода  теперь точно не помру!
- Ну, подождите, сейчас разберу чемодан и приду к вам, надеюсь, мне тоже покушать достанется!

Алексей ушёл в свою комнату. Перво-наперво, он достал подарок сыну, потом драгоценный оригинал концерта Саши Зубко, далее электробритву, несколько ношеных рубашек и  футболку. Неожиданно из его рук выпало что-то тяжёлое, это был Камень Силы. Ольгин нагнулся за ним, чтобы поднять, и весь похолодел,  внешний вид камня сигнализировал о том, что Пасьяну снова требовалась энергетическая подпитка, но кого же предложить ему, чтобы самому не стать жертвой? Подходящих кандидатур как назло не наблюдалось. Лихорадочные размышления Ольгина прервал телефонный звонок Ирины Пантелеевой.

- Здравствуй, Алёша! – приветствовала она его, -  Очень хорошо, что ты приехал, у нас тут полный бардак!
- Привет, Ира, я только что с вокзала, не успел ещё чемодан распаковать, неужели без меня в "ВМТ" всё стало так плохо?
- Очень плохо, «Пончик» снова развязал. Сейчас все сидят у него в кабинете, пьют, а я не знаю, что делать, надо закрывать контору, но они не хотят расходиться, и меня домой тоже не отпускают, грозятся уволить, если уйду, ведут себя очень нагло, особенно Солнцев. Как назло, Петровны сегодня нет, она уехала к своей подруге на дачу и появится только завтра.
- А где её племянник, Василий?
- Его рабочий день закончился, и он ушёл: сказал, что смотреть на эти пьяные рожи не желает.
- Да, ситуация. Не предполагал, что Дмитрий так быстро сорвётся.
- Алёшенька, очень тебя прошу, приезжай к нам, может быть, хоть ты сможешь что-то сделать, мне страшно здесь находиться, ты представить себе не можешь, что они от меня требуют!
- Оставайся у себя, закройся изнутри, я сейчас же выезжаю! – Алексей повесил трубку и вернулся на кухню.
- Прошу простить, меня срочно вызывают на работу, - сказал он, - Артём, возьми в моей комнате коробку конфет, она для тебя.
- Спасибо, папа! – ответил сын, даже не повернув голову в его сторону.

Папа ничего больше ему не сказал, прихватив  сумку с ленинградскими бобинами, он отправился на выручку к своей коллеге.

Глава семнадцатая

Входная дверь в студию оказалась открытой, посторонних не наблюдалось, поэтому Алексей первым делом направился к Ирине Пантелеевой.

- Ира, это я, – осторожно сказал он, встав у двери, - рядом никого нет, можешь открывать!

В ответ раздались шаги, скрежет замка, и вот Пантелеева осторожно выглянула в коридор.

- Ещё раз здравствуй, Алёша, – ответила она, озираясь по сторонам, - как хорошо, что ты приехал, ничего подобного у нас раньше не было, мне реально страшно.
- Не переживай, я всё улажу,- пообещал Ольгин.
- Будь осторожен! – неслось ему вслед.

Из кабинета генерального директора доносились пьяные голоса, звон стаканов и песня «Андреевский флаг» в исполнении набиравшей популярность Вики Цыгановой. Веселье было в самом разгаре, Пирогов плохо слушающимися руками пытался разрезать «Докторскую» колбасу, Егор Борисов прикуривал от зажигалки, в которой уже почти закончился газ, Равиль Мусаев, тупо глазел в стену, а Алик Солнцев перебирал видеокассеты, смотреть со стороны на этот ералаш было одновременно и забавно и грустно. В центре директорского стола гордо стояла зелёная литровая бутылка с надписью на этикетке «Royal», рядом с ней на покрытой глубокими трещинами тарелке валялось насколько солёных огурцов и уже начавших обветриваться варёных картошек. На всех четверых участников застолья была только одна вилка.

- Вы посмотрите-ка, кто к нам пожаловал, – произнёс Солнцев,  подняв голову, - сколько лет, сколько зим, Лёха, как съездил в Ленинград?
- Доброго вечера, что у Вас тут происходит? – осведомился Алексей у Пирогова, оставив без внимания слова Алика, - По какому поводу  пьянка-гулянка?
- Разве не догадываешься, - отвечал директор заплетающимся голосом, - празднуем победу демократов над коммунистами, ну и плюс к этому меня  где-то просквозило, вот теперь лечусь.
- Не думаю, что это хорошая идея, лечиться таким способом, ты же недавно в больнице лежал!
- Спирт – лучшее лекарство от всех болезней, – Дмитрий громко рыгнул.
- Зачем вы  Пантелееву напугали?
- А она уже успела тебе нажаловаться?- Солнцев, оставив видеокассеты,  подошёл ближе к Алексею.
- Я не с тобой разговариваю, - резко ответил Ольгин, - отвали от меня!
- Лёха, не кипятись, не нужно ругаться, - встрял Егор Борисов, - ни у кого из нас даже мыслей не было обидеть Ирочку.
- Егорка прав, - поддержал его Дмитрий, - мы просто пригласили её посидеть с нами, выпить, потанцевать, а она отказалась и заперлась у себя, вот, собственно, и всё, что случилось.
- И поэтому вы грозили ей увольнением?
- Никаких угроз, было лишь напоминание о том, что она должна быть нам благодарна за то, что в это сложное время имеет непыльную и хорошо оплачиваемую работу.
- А ты, Алёша, о результатах своей поездки  отчитаться  не желаешь? – снова встрял в разговор Солнцев.
- Алик дело говорит, мы тебя внимательно слушаем! – согласился Дмитрий, - С этого, между прочим, тебе и нужно было начинать.
- Вы меня удивляете, шеф, – Ольгин сам того не замечая перешёл на официальный тон, - с каких пор мнение этого морального урода стало столь значимым для Вас, что изменилось за время моего отсутствия? Впрочем, если хотите моего отчёта, извольте, вот Ваши катушки от Синицына, все они в целости и сохранности!

Он швырнул сумку, что была у него в руках прямо на стол перед Пироговым, сбросив его зелёную бутылку, содержимое которой тут же растеклось по полу огромной лужей. От такой неожиданности у Егора Борисова выпала изо рта сигарета, а Равиль, вскочил со стула. В руке Алика появилась его знаменитая телескопическая дубинка, но Дмитрий, угадав намерения своего заместителя по безопасности, громко выкрикнул:

- Остановись, бить будешь только тогда, когда я скажу. Продолжай, Алексей, ты привёз бобины – хорошо, но нашёл ли  Геннадия Жаворонкова? Что с Сашей Зубко?
- Да, я нашёл Жаворонкова, и мне удалось получить оригинал Зубко, он останется у меня дома, как часть моей личной фонотеки.
- Это собственность нашей студии, – Пирогов встал, покачиваясь подошёл к холодильнику и достал оттуда новую бутылку, - тебе придётся отдать мне эту бобину независимо от того, хочешь ли ты этого или нет!

Ольгин заметил, как из заднего кармана брюк шефа выпал грязный носовой платок, подвинулся к нему поближе и лишь тогда ответил:

- Я был о Вас лучшего мнения, Дмитрий Валерьевич, считал, что Вы хоть и зависимый от алкоголя но, тем не менее, порядочный, талантливый руководитель, ценящий своих сотрудников, однако теперь вижу, это не так. Ира Пантелеева – сколько она здесь самоотверженно работает, а Вы её смеете чем-то попрекать и приставать к ней, как к дворовой девке! Егор Борисов – уникальный специалист в области записывающей аппаратуры, а что в награду он поимел от Вас, кроме вот этого дешёвого пойла, от которого в любой момент может треснуть печень?! Валентина Петровна – без неё этой студии не было бы вообще, она возится лично с Вами, как с малым ребёнком, но чем Вы отблагодарили её, конвертиком по случаю Международного Женского Дня и всё, не маловато ли будет?! По поводу меня. Не так давно на собрании Вы перечисляли мои заслуги, а сейчас недовольны тем, что я всего лишь один раз позволил себе возразить Вам, разве это по-людски?! Мы с Ириной  уходим, не советую нам препятствовать, все мои домашние знают, где я сейчас нахожусь, к тому же прошу не забывать о том, что Владимир Юрьевич Щукин является другом детства моего отца. Концерт Саши Зубко с ансамблем «Моисей» останется у меня, это не обсуждается.
- Шеф, позволь я заткну ему пасть! – воскликнул Солнцев.
- Не нужно! – Пирогов покачал головой и налил себе полный стакан, - Будь, по-твоему, Алёша, оставь эту бобину себе и убирайся отсюда вместе с Пантелеевой, наш разговор закончен. Завтра в это же время явишься сюда снова, сдашь все дела, и мы с тобой расстанемся, больше в нашей студии ты не работаешь!
- Может быть не надо  вот так, - попробовал вмешаться Борисов.
- Незаменимых у нас нет, - отрезал «Пончик».
- Зарасти ты говном! – Ольгин развернулся и вышел из его кабинета, как бы невзначай подобрав с пола носовой платок своего шефа.
- Будь добр, выброси его в урну, что стоит на улице у входа! – крикнул ему на прощание директор «ВМТ».

Он не отреагировал на эти слова, а пьющие не увидели довольного выражения его округлого лица.

- Ирина, пойдём, – сказал Алексей, подойдя к её убежищу - бояться больше нечего!

Пантелеева быстренько закрыла дверь на ключ и вскоре уже шла по уличному тротуару, взяв своего спасителя под руку.

- Я слышала ваш разговор, - сказала она, - уверена, Дмитрий протрезвеет и ещё сто раз передумает по поводу твоего увольнения. Алик спровоцировал его, это всё началось пару дней тому назад именно с него, он раздобыл этот проклятый спирт и за стаканом сумел втереться в доверие к «Пончику», причём сам почти не пил, а лишь ему наливал, потом к ним присоединились Равиль с Егором. Подожди, приедет Петровна, она  вправит Дмитрию мозги.
- За меня не беспокойся, в ближайшие дни ситуация кардинально изменится сама собой, - загадочно ответил Ольгин, - никуда отсюда я не уйду. Главное, чтобы Пирогов не предпринял завтра никаких резких телодвижений до моего приезда, если продолжит пить – пускай пьёт, это будет даже хорошо.
- Я не знаю, что ты задумал, но доверяю тебе целиком и полностью.  А ты в курсе того, какая у меня беда с Никифором?
- Да, мне рассказывала Петровна, твой муж помешался на Православной Вере, собрался в монастырь…
-  Петровна немного напутала, всё гораздо хуже, на самом деле он  подался к кришнаитам, ушёл из дома, продал машину, все наши совместно нажитые деньги отдал в их общину. Я подала на развод.
- Разумно поступила, от него в таком состоянии проку всё равно не будет, так что пусть прославляет своего Кришну, раз ему хочется.
- Алёша, - Ирина остановилась, и посмотрела Ольгину в глаза, - помнишь то, что я тебе сказала в  праздничный вечер восьмого марта? Это было сказано совершенно искренно, как только у меня закончится процедура оформления развода, мы могли бы сойтись и жить вместе. Будь спокоен, у нас всё получится, я никогда не сделаю тебе больно, а твой сын будет для меня как родной.
- Ира, я не думаю, что сейчас удачное время обсуждать такие вещи.
- Неужели ты всё ещё продолжаешь сохнуть по Юльке Толмачёвой? Это не серьёзно, ваши жизненные пути разошлись навсегда, она уехала к себе в деревню, наверняка уже давно вышла замуж за какого-нибудь шофёра или тракториста, нарожала кучу детей. Я тебе предлагаю реальную счастливую жизнь!
- Как только на студии всё утрясётся, а ты оформишь свой развод, мы вернёмся к этому разговору, – промолвил Алексей, - а пока нам обоим необходимо успокоиться, завтрашний день будет очень насыщенным!

Оставшуюся часть пути, они оба шли молча, молчали и в трамвае, сидя рядом с кабиной водителя. Когда Ольгину пришло время выходить, он сухо сказал Пантелеевой: «До завтра!» и спешно покинул салон. То, что он от неё услышал, произвело на него впечатление, но не это сейчас занимало его мысли. По пути домой он купил в уже закрывавшемся киоске Союзпечати коробку спичек и немного позже у себя во дворе сжёг носовой платок Пирогова, аккуратно собрав всё, что от него осталось. Дома отец его встретил мрачный, как туча.

- Артём уже уехал домой? – спросил у него Алексей.
- Минут сорок тому назад, за ним приезжала Наталья. У тебя всё в порядке?
- У меня - да, а вот твоё настроение мне не особо нравится, давай, рассказывай, что стряслось, пока меня не было.
- У меня на работе – проблемы, сынок, и серьёзные. Теперь я - пособник ГКЧП.
- Бред какой-то…
- Мне ставят в вину то, что 20 числа, будучи исполняющим обязанности генерального директора, я не прекратил работу нашего завода, представляешь?!
-  Ерунда какая-то…
- Это мы с тобой, находящиеся в здравом уме так считаем, а вот, по мнению некоторых  других ответственных товарищей и господ, я должен был вывести весь рабочий коллектив на общегородской митинг протеста. Сегодня мне было предложено написать заявление об увольнении по собственному желанию.
- Ну а ты?
- Я пока ничего не писал, не вижу смысла спешить.
- Вряд ли они посмеют тебя уволить, но если что - ни о чём не беспокойся, ты уважаемый в городе человек, без работы не останешься, а я всегда буду рядом и поддержу тебя.
- Никогда в тебе не сомневался, - растроганно ответил  Антон Сергеевич, - твоя мама сейчас гордилась бы тобой.
- Тогда выброси на помойку своё плохое настроение, завтра выходной, пойдём пить чай, - предложил Алексей.

После ужина он заперся в своей комнате и, как только отец лёг спать, снова передал очередную жертву в лице своего шефа голодному до жизненной энергии гному. В этот раз после произнесения трёх магических слов Ольгин тихо добавил от себя:

- Дорогой Пасьян, прошу тебя, сделай так, чтобы с Дмитрием Пироговым было покончено уже завтра, мне это очень необходимо!

Громкое карканье вороны на дереве, что росло напротив окна, он расценил как знак того, что его просьба услышана.

Глава восемнадцатая

Утром Алексей обнаружил рядом со своей кроватью статуэтку,  высотой около 30 сантиметров, изготовленную из чистого золота, немного похожую на статуи с острова Пасхи, главным её отличием от них являлось лицо идола. Если на тихоокеанских изваяниях оно было неестественно вытянутым, губы плотно сжатыми, а маленькие зенки спрятанными под массивным надбровным валиком, то у того, что появилось  в его комнате, голова имела правильную, округлую форму, лоб гладкий, а рот широко раскрытый. Неизвестный мастер, творивший много тысячелетий тому назад сумел виртуозно изобразить стройный ряд зубов, похожих на акульи. Ещё одной отличительной особенностью этого произведения искусства являлись огромные глаза, изготовленные из каких-то огранённых ярко-красных камней, от них исходило нечто величественное и в то же время зловещее, как бы некий привет из глубин веков и тысячелетий. Несколько минут Ольгин смотрел на это чудо, свесив на пол свои босые ноги, потом встал и осторожно взял его в руки.

- Интересно, кого же ты изображаешь, – тихо произнёс он, - и какова твоя хотя бы примерная стоимость в долларах?

Убедившись, что Камень Силы снова стал совершенно серым, Алексей  принял водные процедуры, позавтракал, заглянул в комнату отца и, убедившись, что с ним всё в порядке, снова вернулся к себе. Часы показывали начало одиннадцатого – самое время было звонить Николаю Николаевичу Марчуку.

- Алёша, здравствуйте, – послышался в трубке его голос, как только звонивший произнёс заветное слово «Алло!», - уже прибыли домой?
- Да, Николай Николаевич, приехал вчера поздно вечером и потому не дал сразу о себе знать, Вы же обычно в это время посещаете какой-нибудь концерт или спектакль.
- К сожалению, мой распорядок изменился. Вы что-то хотите мне показать?
- Да, хочу, но, если у Вас нет на меня времени, ничего страшного, встретимся позже.
- Нет, не будем откладывать нашу встречу, приезжайте к часу дня в мой антикварный магазин на улицу Московскую, это рядом с ЗАГСом по Кировскому району, следующий дом - я буду там.
- Хорошо, скоро приеду. Как дела у Эммочки, как Ваш зуб?

Вместо ответа раздались короткие гудки, Марчук явно не хотел ни о чём рассказывать по телефону. Что же, пусть будет так, аккуратно уложив   подарок Пасьяна в шкаф и прихватив с собой одну из двух загадочных ромбовидных монет, Алексей, не мешкая отправился по указанному адресу, но как только вышел из дома, столкнулся с новым сюрпризом: у него во дворе сидели Санёк и Игорёк. Ребята Солнцева лениво покуривали ментоловый «Данхилл» и наблюдали за подъездом дома, в котором  он жил, встретившись с ним взглядами, они встали и двинулись вперёд, к нему, крепко сжав свои кулаки. «Проклятье! – мелькнуло в голове Ольгина, - Нужно было предусмотреть возможность того, что Солнцев пойдёт ва-банк и не допустит моего нового появления на студии этим вечером! Что же теперь делать?! Если развернусь и побегу – эта парочка настигнет меня раньше, чем я успею открыть входную дверь своей квартиры!»

- Привет, Лёха! – заговорил первым Игорёк, - Знаешь, зачем мы тебя тут ждём?
- Понятия не имею, - пробормотал Алексей, чувствуя, как дёргается от нервного напряжения его лицо.
- Вчера поздно вечером нам позвонил Солнцев, и приказал сделать так, чтобы ты надолго угодил в больницу, сказал, что этого хочет «Пончик».
- Всё это выглядело очень странно, - к разговору подключился Санёк, - ведь не так давно тот же Дмитрий сделал тебя своей правой рукой и велел нам выполнять все твои распоряжения, не обращая внимания на Алика. Сегодня мы сами решили выйти на связь с ним, чтобы разобраться в том, что происходит, но дозвониться до него не смогли, и вот теперь сидим, не зная, как поступить.
- С одной стороны Алик является нашим непосредственным руководителем, но с другой – и ты на «ВМТ» лицо не последнее,  мы оба к тебе хорошо относимся, - Игорёк, закурил новую сигарету, - нам известно, что Дмитрий периодически уходит в запои, а Солнцеву очень хочется встать во главе всей фирмы. Это нас не особо радует, уж больно гнилой он человечишко.
- Скажите, если не секрет, - Ольгин постарался взять себя в руки, - а сколько вам Алик обещал заплатить за то, что вы  расправитесь со мной?
- Сто баксов на двоих.
- Да, дёшево я всё же стою. Вот что, парни, вы получите по двести зелёных каждый прямо сейчас только за то, что забудете про поручение Солнцева, и отвезёте меня на улицу Московскую по моим делам. Договорились?
- Конечно, договорились, наша тачка здесь за углом стоит, она к твоим услугам! – радостно отвечал Санёк, - Пошли скорее, прокатимся с ветерком!

Уже на заднем сиденье автомобиля обтянутом кожей светло-коричневого цвета к Ольгину окончательно вернулось самообладание. Он всю дорогу шутил, рассказывал  про Ленинград, о том, как побывал в Петергофе и в Летнем саду, не забыв упомянуть о трёх днях путча, которые потрясли всю страну. Его спутники в свою очередь сказали ему о том, что эти события не особо отразились на жизни Саратова, а им самим нет никакого дела до политики.
- Что демократы, что коммунисты – хрен редьки не слаще, - подытожил Санёк, обгоняя чью-то «Волгу».

По просьбе Алексея он затормозил прямо у входа в антикварный магазин и вопросительно взглянул на него, ожидая дальнейших инструкций.

- Какие-либо инциденты не ожидаются, но, если вдруг я не вернусь в течение часа, тогда  идите за мной, – сказал  Ольгин, - устройте тем, кто находится в этом магазине Батыево нашествие!

Торговая организация Марчука под громким названием «Следопыт» располагалась на первом этаже дома старой застройки, занимая несколько небольших, но в тоже время и не таких уж тесных помещений. В первом из них с витрин, стилизованных под старину на Алексея смотрели различные предметы домашней утвари, кухонная посуда, игрушки, карманные часы, табакерки девятнадцатого века ручной работы, изделия из серебра и бронзы. Здесь же располагался кассовый аппарат, слегка полноватая кассирша выглядела скучающей, и немудрено, ведь кроме нашего гостя здесь было всего лишь двое посетителей – семейная пара преклонного возраста, ничего не собиравшаяся покупать. Старики стояли, держась под руки, и рассматривали большую немецкую фарфоровую тарелку производства самого начала сороковых годов с портретом бесноватого фюрера, ещё года три тому назад её обладателя запросто могли привлечь к уголовной ответственности, а вот теперь она была в свободной продаже. Ольгин не стал интересоваться стоимостью этого товара и прошёл дальше – туда, где были размещены предметы живописи, в том числе иконы. Именно здесь его окликнул телохранитель и водитель Марчука - Фёдор, который стоял в обществе бородатого деда, в светлом костюме зарубежного пошива. В руках  этого бородача находилась папка для документов, а под бегающими серыми глазами притаились большущие мешки, выдавая в их обладателе большого поклонника крепких алкогольных напитков.

- Алексей, добрый день, Николай Николаевич ждёт Вас, проходите! – сказал Фёдор, указав на неприметную дверь рядом.
- День добрый! –  отвечал Ольгин, стараясь не замечать незнакомца рядом, - Буду очень рад с ним пообщаться!
- У него большое горе, прошу проявить максимальную внимательность и  корректность в разговоре, - попросил водитель.
Алексей, многозначительно промолчав, прошествовал туда, куда ему было указано, и был ошеломлён тем, что увидел. Внешний вид Марчука претерпел глубокие изменения, теперь это был совершенно другой человек: весь поседевший, небритый, сгорбившийся, в мятом костюме, без своей знаменитой «бабочки», с огромным флюсом на  левой верхней челюсти уже начавшим принимать синеватый оттенок.

- Алёша, ещё раз с возвращением в родной город, – сказал Марчук, - Вы, наверное, шокированы тем, что видите?  Да, вот так частенько в жизни происходит – всё хорошее неожиданно прекращается и приходит беда, причём, не одна.
- Что случилось, Николай Николаевич? – с деланным сочувствием спросил Ольгин, в глубине души уже зная, каков будет ответ.
- Эммочки больше нет, - на глазах Марчука выступили слёзы, - умерла моя племяшка.
- Какой кошмар! Вы мне говорили по телефону, что она подзалетела  неизвестно от кого, хотели сходить с ней психиатру, что пошло не так?
- Абсолютно всё. Наш поход к моему знакомому специалисту оказался безрезультатным, он  вводил её в состояние гипноза, пытался выяснить, что с ней произошло, но бедняжка лишь плакала и продолжала твердить про своего гнома. Дальнейшее разумно объяснить невозможно,  беременность стала развиваться ускоренными темпами, через два дня её состояние уже соответствовало четвёртому месяцу, а потом случился выкидыш. Я отвёз Эммочку в больницу, но врачи не смогли ей помочь.
- Знаю, как много она для Вас значила, примите мои соболезнования.
- Благодарю за поддержку, мой друг, есть одна вещь, которую Вам интересно будет знать. Я не покидал её до самого конца, перед смертью сознание неожиданно вернулось к ней, она открыла глаза, узнала меня и очень чётко произнесла: «Дядя Коля, передайте привет Алексею Ольгину!». Как думаете, что это могло значить?
- Скорее всего, она просто бредила.
- На бред это не было похоже, ну да ладно, не будем больше об этом, как бы тяжело мне сейчас не было, я сумею пережить её кончину.
- Вам бы обратиться к стоматологу, у Вас серьёзно запущен зуб.
- На завтра у меня назначен визит к хирургу, он вырвет мне его, сделает широкий разрез десны и всё зачистит. Давайте всё же вернёмся к нашим делам, покажите то, о чём мне говорили по телефону.
- Конечно, вот ознакомьтесь, - Ольгин протянул ему свой загадочный ромбик.
Глаза Марчука чуть не вылезли из орбит, когда он взял его в руки и принялся сосредоточенно рассматривать через увеличительное стекло. От прежнего подавленного состояния хозяина магазина не осталось и следа, теперь это снова был прежний Николай Николаевич – активный, увлечённый и азартный.

- Это просто чудо, Алёша! – наконец вырвалось из него.

Он встал из-за стола, подошёл к двери, выглянул в торговое помещение и громко сказал:

- Александр Иванович, прошу, зайдите, то, что сюда принесли, превзошло все самые смелые мои ожидания!

Перед Алексеем вновь предстал незнакомец в пиджаке. Бородатый  дед подошёл к нему  вплотную, протянул свою ладонь и произнёс бархатным, слегка певучим голосом:

- Алексей Ольгин, разрешите представиться, я Александр Иванович Лобачёв – профессор египтологии, специалист по изучению культуры языческой Руси, океанолог, палеонтолог, военный историк и много ещё кто. Николай Николаевич мне рассказывал о Вас, в частности о том, что в Ваши руки иногда попадают очень ценные предметы глубокой древности. Вашего императора Нерона я уже видел, и сейчас рассчитываю увидеть нечто ещё более интересное. Вы ведь меня не разочаруете? Где это?
- Вот на столе, - ответил за Ольгина Марчук взглядом указав на ромбовидный предмет и пододвинув его гостю стул, - прошу, садитесь.
- Прекрасно! Ну, тогда, Николай, чтобы моей стариковской голове легче думалось-размышлялось, угостите меня, сами знаете чем! – Лобачёв, присел  к столу,  потирая руки.

Не успел он закончить эту фразу, как перед ним  появилась бутылка коньяка «Апшерон», гранёный стакан и открытая консервная банка кильки пряного посола. Египтолог просто засиял от радости.  Залпом осушив стакан, скушав рыбку и крякнув от наслаждения, он принялся внимательно осматривать то что ему было предложено через лупу, затем со всей силой – с какой только мог, сжал ромбик в своей руке, подержал его так несколько минут, а потом, прикончив второй стакан, с довольным видом погладил свою бороду.
- Это настоящая платина, - наконец изрёк профессор египтологии, - тому что, сейчас предо мною больше пятнадцати тысяч лет, и оно никак не связано ни с одной из известных цивилизаций Европы и Азии.
- Что же тогда это такое, – вырвалось у Ольгина, - неужели нет ответа?
- Почему же, ответ имеется, - Александр Иванович хитро усмехнулся, - Другой бы на моём месте попытался бы Вам запудрить мозги, преследуя при этом свои корыстные цели, но я не такой, мой покойный дедушка Наум Львович не так меня воспитывал, поэтому слушайте и наматывайте на ус.  Вам, надеюсь, известно, о таком человеке – Генрихе Шлимане?
- Это тот, который Трою нашёл?
- Он самый. Но вся правда заключается в том, что поиск города, воспетого когда-то Гомером, для него был всего лишь попутным занятием, главной целью, смыслом всей его жизни являлась Атлантида. Шлиман рассуждал очень просто – если, согласно диалогам Платона и прочим, дошедшим до нас легендам, эта страна была высокоразвитой империей, располагавшей мощным флотом и обширными колониями, то её следы имеет смысл искать не только на дне океана, но и на суше – там, где эти её колонии когда-то располагались. В обнаруженном им во время раскопок Трои так называемом «Кладе Приама», который включал в себя более восьми тысяч различных предметов, оказались несколько изделий, идентичных тому, что я сейчас вижу здесь.  После смерти Генриха они попали к его внуку Паулю, ну а что с ними стало потом – неизвестно, до нас дошли только фотографии, вот посмотрите!

Лобачёв достал из своей папки десяток снимков и бросил их на стол, Ольгин взял  в руки несколько штук. Действительно, перед ним предстали те же самые ромбы, что и у него, надписи на каждом из них были одинаковыми, а вот рисунки – разными. На одних он увидел трёхглавого орла, на других – циркуль и молоток, на третьих – два перекрещенных копья, на четвёртых – рыбу-меч.

- Интересно, не правда ли? – осведомился  Лобачёв, следя за взглядом  Алексея.
- Да, очень интересно. А почему у них разные рисунки?
- Потому, что они несут информацию о том, кому были выданы. Со знаком орла получали члены императорской династии, с циркулем – инженеры и строители, с копьями – военные, с рыбой – мореплаватели.
- Ну а моя пирамида?
- Такие монеты принадлежали представителям касты жрецов – самой могущественной касты этой страны, именно жрецы правили Атлантидой, Император был всего лишь игрушкой в их руках. Между прочим, такую форму государственного устройства впоследствии переняли себе древние египтяне, шумеры и индейцы Центральной и Южной Америки, там тоже главенствующую роль в управлении всегда играли духовные лица.

Лобачёв снова взял в руки сокровище Алексея, повернул к себе стороной с надписью, и прочитал: «Выдано Верховным Жрецом Хроносом в Атлантиде», а затем, выдержав небольшую паузу, добавил:

- Иероглифы атлантов схожи с древнеегипетскими, до сегодняшнего дня я видел этот денежный знак лишь на фотобумаге, и вот только теперь впервые  держу в собственных руках!
- Вы рассказываете очень занимательные вещи, у Вас есть ещё какие-то фотки?  - Ольгин заметил чёрно-белые уголки снимков, выглядывающие из папки Александра Ивановича.
- Шлиман очень любил рисовать. Это фотографии его рисунков, с которыми мне в своё время довелось немного поработать, когда я писал свою книгу, посвящённую Атлантиде. Некоторые из них весьма занимательны, хотите взглянуть на них?

Не дожидаясь ответа, учёный выложил изображения на стол. Перед взором Алексея предстали карандашные рисунки причудливых дворцов, кораблей, морских пейзажей, и один из них привлёк его внимание особо. Первооткрыватель Трои нарисовал во много раз увеличенную в размерах копию той статуэтки, которая ему досталась от Пасьяна, она стояла на берегу морской гавани, вокруг неё парили чайки, а где-то вдали за зарослями тропических деревьев виднелись башни и стены грозной оборонительной крепости.
- Что это такое? – спросил Ольгин своего визави.
- Главный Бог Атлантиды – Посейдон. Для того чтобы добиться его расположения жители всех прибрежных городов и деревень по приказу жрецов каждый год в день летнего солнцестояния приносили ему в жертву самых  красивых девушек, топили их в море, предварительно вырвав живьём у них из груди сердце. Посейдон был покровителем этой страны, атланты называли себя его детьми и верили, что только благодаря ему к их островам не способен приблизиться ни один неприятельский флот, вокруг их берегов проходят тёплые подводные течения, а ближайшие мелководья кишат промысловой рыбой. Посмотрите, Алексей, как злобно их бог скалит на рисунке свои зубы, какой у него взгляд, древние предания рассказывают, что некоторые неподготовленные иноземные моряки от этого взгляда сходили с ума. Его золотая статуэтка с глазами из красного рубина согласно преданию хранилась в покоях Императора, утром и вечером он, члены его семьи и Верховный жрец совершали перед ней молитвы. Эта вещица обладала чудодейственной силой, есть данные, что она пережила Всемирный Потоп, принадлежала римскому императору Марку Аврелию, и даже дожила до наших дней. А откуда у Вас к этому такой интерес?
- Просто картинка понравилась, - пробормотал Алексей.
- В самом деле? – разочарованно протянул Лобачёв, -  А я уж подумал, что увижу ещё что-то интересное. В таком случае, у меня к Вам остаётся только один вопрос – что Вы собираетесь делать с тем, что принесли  нам?
- Осмелюсь предположить, - вступил в  разговор Марчук, - Алексей хочет продать свою платиновую монету.
- Если только за неё будет предложена достойная цена, - ухмыльнулся Ольгин.
- А что Вы понимаете под «достойной ценой»? – снова заговорил
Александр Иванович, - Тысячу, десять, или, может быть, сотню тысяч долларов?
- Знаете что, я, конечно, не такой уж большой спец в области истории, археологии и нумизматики, но уверен, что реальная стоимость этого раритета гораздо больше тех сумм, которые Вы только что попытались мне обозначить.
- Хотите большего – миллионов?
- А почему бы и нет?! Я вот тут на днях в популярной ленинградской газете читал про одну пятицентовую серебряную монету, отчеканенную без разрешения американского монетного двора в 1913 году, известную среди коллекционеров под названием «Голова Свободы». На сегодня известно всего лишь пять её экземпляров. Одна из них была недавно продана на аукционе за три миллиона восемьсот тысяч, а того, что попало ко мне – возможно, вообще больше нет ни у кого на свете.
- Ну, насчёт того, что нет больше ни у кого на свете – это заблуждение, - покачал головой Марчук.
- Конечно, - поддержал его Лобачёв, - к тому же, Вы, милый человек, скорее всего ничего не знаете о судьбе Пауля Шлиманана  – внука великого археолога, я о нём Вам уже немного упоминал. Так вот – он погиб при очень странных обстоятельствах, а ведь был ещё совсем молодой…
- К чему вы оба клоните?
- К тому, что никогда не следует пытаться проглотить больше того, что можешь, в противном случае подавишься и умрёшь, - Николай Николаевич попытался улыбнуться, однако флюс на щеке не позволил ему это сделать.
- Ну да, всё верно, - Алексей  кивнул, - пожалуй, я больше не буду здесь задерживаться, поеду по другим своим делам. Николай Николаевич, скажу персонально Вам – с вашей стороны было большой ошибкой угрожать мне!

Он резко развернулся, и, не попрощавшись, вышел, снова оказавшись в картинном зале.

- Вы в порядке? – спросил у него Фёдор, всё это время продолжавший дежурить за дверью.
- Я в порядке, а вот насчёт Николая Николаевича – не знаю! – Ольгин  прошёл через оба зала, миновал пару, продолжавшую рассматривать изображение Гитлера, и уже хотел было выйти на улицу, когда его нагнал Лобачёв.
- Алёша, прошу, не обижайтесь, на Николая, он сказал  всё это не подумавши! – выпалил он, - Давайте  останемся  друзьями!
- Мне не нужны друзья, - отрезал Алексей.
- Хорошо, пусть так, но, если я всё же отыщу нужную Вам сумму, Вы продадите мне эту монетку?
- Сомневаюсь, что отыщите, прощайте!
- А ведь у Вас она не одна, – бросил ему вдогонку Лобачёв, - и Золотой Посейдон тоже каким-то образом к Вам попал, признайтесь!
- Его у меня нет! – ответил Ольгин, и, оставив Лобачёва одного, сел в машину, устало сказав ожидавшим его ребятам:
- Поехали отсюда!
- Куда поедем, домой? – осведомился Санёк.
- Нет, на улицу Челюскинцев, у меня там есть ещё одно дело!
- Запросто, нам работать с тобой только в радость! – Санёк нажал на газ.
- Между прочим, - заметил Игорёк, - я тут подумал о том, что Алёха руководил бы студией «ВМТ» гораздо более успешно, чем Пончик. Он в отличие от него не пьёт, к подчинённым относится  уважительно, и есть в нём некая деловая хватка, которой нет у нашего Димули.
- Да, ты всё правильно говоришь, - согласился с ним Санёк, - так что Лёха, давай, дерзай, и, если что, можешь на нас рассчитывать, мы не подведём.
- Ваши услуги мне потребуются, причём очень скоро. Не сомневайтесь, я вас всех отблагодарю, а пока просто поехали скорее! – отозвался Алексей.

Санёк был высококлассным водителем и очень скоро он затормозил рядом с той подворотей, пройдя через которую, можно было выйти к дому, где Прохор Дмитриев ещё недавно принимал всех страждущих.  При других обстоятельствах Ольгин, возможно, и не стал бы сюда приезжать, но его очень беспокоила чрезмерная щедрость Пасьяна, нет ли во всём этом какого-то подвоха со стороны гнома? Поднявшись на третий этаж и оказавшись напротив уже знакомой двери, он нажал кнопку звонка, а потом через некоторое время – ещё раз. Никакой реакции не последовало, ответом ему была лишь зловещая тишина.  Алексей хотел уже уйти ни с чем, как вдруг дверь соседней квартиры приоткрылась и оттуда выглянула старушка-божий одуванчик.

- Молодой человек, Вы хотите попасть к Прохору? – поинтересовалась она, внимательно разглядывая Ольгина с ног до головы.
- Хочу, но только его телефон не отвечает, вот мне и пришлось приехать сюда без предварительного звонка.
- Значит, Вы не знаете о том, что с ним произошло?!
- Понятия не имею.
- Бедный, бедный Проша…  В этой квартире он не был прописан, в ней раньше проживала Людмила, моя давняя подруга. Года два тому назад она уехала отсюда жить к своему сыну, вот так и появился здесь Дмитриев. Он платил Люде за проживание, она им восторгалась, а вот соседи сверху и снизу, наоборот, не особо радовались его появлению, ведь к нему повалил народ, на лестнице стало накурено, грязно, постоянно стоял шум – это всех очень раздражало. Я поначалу тоже была не рада такому жильцу, но как-то раз столкнулась с ним во дворе, Прохор помог мне донести тяжёлую сумку, после этого моё отношение к нему изменилось в лучшую сторону. Потом как-то у меня подскочило давление, он дал мне выпить какого-то травяного настоя, сразу облегчившего моё состояние, так что зря о нём плохо говорят, какое-то доброе начало в нём всё же присутствовало, а вот помощник его – молодой худой юноша в очках – действительно нехороший.
- Михаэль?
- Возможно и Михаэль, я не запомнила его имени. Однажды на этого юношу у нас во дворе залаяла собака – милый, безобидный спаниель, он же в ответ так злобно рыкнул на него, по-звериному, оскалив свои  кривые зубы, что пёс тут же умолк, прижавшись к ногам хозяина.
- И всё же, что случилось с Прохором?
- Умер Прохор не так давно. Возвращаюсь из поликлиники, смотрю, а его закрытого кое-как простынёй ногами вперёд выносят из нашего подъезда, очень жуткое было зрелище, как мне потом рассказали, якобы он грибами отравился, кто знает, может оно и так: грибы Прошка очень любил. Эта история имела продолжение, через пару дней после его смерти поздно вечером я уже собиралась ложиться спать, когда услышала чьи-то шаги на лестнице. Осторожно подошла, взглянула в глазок, смотрю – дверь квартиры Люды открывает этот его молодой приятель, каким образом у него ключи оказались – это уж одному Богу ведомо. Шарил он там минут десять, потом ушёл, забрав  какую-то большую книгу и ещё что-то в полиэтиленовом пакете. Подруге своей, приехавшей потом убираться, я обо всём рассказала, и она сразу же установила новый замок. А что Вы хотели от Дмитриева?
- Мне нужна была его консультация как специалиста в области магии, и вот теперь он совершенно не вовремя умер, - Ольгин тяжело вздохнул, - благодарю за рассказ, Вы мне очень помогли. Об одном только попрошу – никому не говорите, что я сюда приезжал, особенно этому худому юноше, если вдруг снова встретитесь с ним, хорошо?
- Не беспокойтесь по этому поводу, - старушка понимающе кивнула, - и знаете ещё что, я почему-то думаю, что этот худой имеет какое-то отношение к тому, что случилось с Дмитриевым. Как считаете, такое возможно?
- Не удивлюсь, если окажется, что так оно и есть. К сожалению, мне пора ехать, всего  Вам доброго!

Алексей спустился по лестнице вниз и вышел на улицу.

- Теперь едем домой, - сказал он двум своим хлопцам, за этот день ставшими для него почти как родные, - на сегодня хватит поездок!
- Мы можем приехать к Вам ещё вечером и отвезти на студию, - предложил Санёк, - хотите?
- Нет, этим вечером я поеду туда сам, своим ходом, а вы оба будьте наготове, как только пробьёт час Х, действовать придётся быстро и решительно, я вам сегодня ещё позвоню. Между прочим, а что вы скажете Солнцеву насчёт того, что не выполнили его и якобы Пирогова распоряжение?
- Наверное, скажем, что у нас сломалась машина, и мы её до сих пор никак не можем починить! – Игорёк громко рассмеялся в ответ, - Никаких санкций наложить на нас он не сможет, кишка тонка!

Глава девятнадцатая

Вернувшись, домой Алексей застал своего отца за просмотром программы «Вести» с репортажем  о том, как в Москве на Театральной площади демонтировали памятник Якову Свердлову.

- Привет, Алёша, – сказал он, не отрываясь от экрана, - видишь, какие события творятся, уже памятники начали ломать. Нет ничего страшнее неуправляемой толпы!
- Папа, брось ты эту политику смотреть, переключи лучше на другую программу, найди какое-нибудь кино или юмористическую передачу, а то ведь так и до ручки дойти можно! – посоветовал ему сын.
- Пожалуй, так и сделаю, - согласился Антон Сергеевич, - а ты пока иди, пообедай один, мне что-то не хочется сегодня есть. И вот ещё что, –  пока ты отсутствовал, дважды звонила какая-то девушка, спрашивала тебя,  назвалась Ириной. Знаешь её?
- Разумеется, знаю! – Ольгин-младший оставил своего родителя перед телевизором, а сам отправился на кухню и съел полную тарелку супа, сваренного вчера Артёмом.

Утолив голод, он вышел в коридор и набрал рабочий номер Ирины Пантелеевой.

- Ты прямо телепат! – воскликнула она, - Я только что сама уже в третий раз собиралась тебе звонить, где пропадал?
- Надо было отлучиться по делам, - уклончиво отвечал Алексей, - что происходит в «ВМТ»?
- Вот поэтому я тебе и звонила для того, чтобы рассказать. Егор Борисов сегодня утром пришёл трезвым, принёс мне извинения за то, что было вчера, и я эти извинения приняла. Равиль Мусаев тоже звонил: по телефону просил прощения, обещал приехать с готовой продукцией. Василий принимает заказы, но клиентов не много, народ ещё не оправился после путча. А вот Солнцев даже не поздоровался со мной, шляется по студии туда-сюда и заметно нервничает.
- А как  «Пончик»?
- Просто ужасно, вчера после нашего ухода остался ночевать в конторе,  с утра и по настоящее время находится у себя, запершись изнутри, периодически из его кабинета слышится грохот мебели и мат, такое впечатление, как будто он  пытается поймать там кого-то. Солнцев несколько раз хотел к нему зайти, но Пирогов ему не открывает, посылает его на три буквы, у него там, в холодильнике, наверняка, ещё достаточно запасов спиртного.
- Алик пытается поговорить с ним насчёт меня, - Ольгин усмехнулся, - времени зря не теряет! Валентина Петровна уже приехала в город?
- Наверное, да, но на работу ей выходить только завтра.
- Ира, я через полчаса выезжаю к вам, позвони пока Петровне, расскажи ей обо всём, попроси приехать, у неё же вроде имеется запасной ключ от его кабинета Дмитрия.
- Сделаю всё, как ты говоришь, жду тебя! – Ирина дала отбой, а Алексей ушёл к себе в комнату, вытащил из шкафа Золотого Посейдона и принялся его рассматривать.
- Я не знаю того языка на котором к тебе обращались Император Атлантиды и  Верховный Жрец, но если возможно, прошу, сделай так, чтобы сегодня мне сопутствовала удача, а замыслы моих врагов потерпели фиаско! – тихо сказал он, аккуратно касаясь головы статуэтки.

 В ответ рубиновые глаза древнего божества сверкнули ему ярким огнём. Когда он уже собирался выходить из дома, отец пришёл проводить его в коридор.

- Едешь на студию? – спросил Антон Сергеевич, - До Ирины дозвонился?
- Да, все вопросы  уладил.
- Эта Ирина – она твоя коллега?
- Да, мы давно знаем друг друга.
- У неё очень приятный голос. Алёша, я хочу тебе сказать, что ты всегда можешь привести сюда  женщину, с которой захочешь строить  совместную жизнь, я одобрю любой твой выбор!
- Спасибо, папа, когда-нибудь это обязательно произойдёт, мы ещё поговорим об этом, а сейчас, извини, я спешу, захочешь есть – суп в холодильнике!

Алексей действительно спешил. По пути в  «ВМТ» он много о чём передумал: и о том, что, возможно, напрасно отпустил Игорька с Саньком, и о смерти Прохора Дмитриева, и о вчерашнем разговоре с Пантелеевой. «А что, - пронеслось в его голове, - у меня с ней вполне могла бы получиться совместная жизнь, может быть, действительно стоит попробовать, как только она разберётся со своим Никифором? Надо бы как-нибудь пригласить её в гости, пусть посмотрит, как я живу, познакомится с отцом, Артёмом, да и они на неё тоже посмотрят...»

С этими мыслями он  подошёл к студии, оказавшейся закрытой, несмотря на то, что рабочий день ещё не закончился. Ольгин громко постучался в дверь, и ему открыл Василий. Племянник Валентины Петровны выглядел очень обеспокоенным.

- Здравствуйте, Алексей, - сказал он, - проходите, скоро здесь должна быть тётя, Ирина уже созвонилась с ней.
- Отлично! Что с нашим шефом? - Ольгин переступил порог и торопливо пожал Василию руку.
- Окончательно слетел с катушек, Ира ведь Вам говорила. Заперся у себя и буянит, нам пришлось закрыть студию, так как он шумит, грохочет и периодически издаёт такие вопли, от которых по телу мурашки бегут, не дай Бог, клиенты это услышат!
- Правильно сделали! – согласился Алексей, быстро шагая к кабинету Пирогова, где у входа уже собрались почти все ведущие сотрудники «ВМТ» - Пантелеева, Солнцев, Борисов и Мусаев, оживлённо переговариваясь между собой. Алик стоял рядом с Равилем, лицо его вытянулось от удивления в прямом смысле этого слова, как только он увидел Алексея.
- Алик, что ты так нервничаешь? –  обратился к нему Ольгин, - я, что на приведение похож, да?
- Тебе нечего здесь делать, ты у нас больше не работаешь! – злобно отвечал ему Солнцев.
- Не ты меня на эту работу принял, не тебе и увольнять, сначала я, как было сказано вчера шефом, сдам ему все дела, и только тогда мы расстанемся, пока же я всё ещё остаюсь сотрудником этой студии звукозаписи.
- Хочешь схлопотать в рыло?! – Солнцев, сжав кулаки, двинулся на Ольгина.
- Остановитесь, – встал между ними Борисов, – успеете ещё выяснить отношения, сейчас надо решить, что делать с Дмитрием!

Как только он это сказал, за дверью послышался звон чего-то разбитого и топот ног по полу. Алексей ясно расслышал, что помимо ног Пирогова топали ещё чьи-то другие маленькие шустрые ножки.

- Дима, прошу, открой, мы хотим тебе помочь! – воззвала к нему  Ирина.
- Прекрати меня мучить, сгинь, нечисть!  А-а! – донеслось из-за двери.
- Интересно, к кому это он там обращается?- задал риторический вопрос Равиль.
- Разве не видишь, «Пончик» потерял рассудок и может представлять угрозу  как для себя самого, так и для окружающих?! – отозвался Солнцев, - Делать нечего, вызываем «психушку», как ответственный за безопасность я займусь этим сам.
- Ребята, это всё же наш шеф, под его руководством мы много работали и очень успешно, - возразил Борисов, - может быть, всё же попытаемся справиться с этой проблемой своими силами?
- Боюсь, для этого нам придётся ломать дверь, - заметил Равиль.
- Ничего не надо ломать, – раздался отрывистый голос только что прибывшей Валентины Петровны, - вызывать тоже никого не надо. Сейчас я сама поговорю с Димой, и он угомонится.
- Вы уверены, что у Вас получится? – с недоверием в голосе спросил Солнцев
- Не сомневаюсь в этом, такое уже бывало с ним раньше. Вы все оставайтесь здесь, как только мы выйдем, Егор, отвезёт нас двоих на своей машине к нему домой, там я верну его в нормальное состояние без врачебной помощи.

Валентина Петровна повернула ключ в замочной скважине и вошла в кабинет Пирогова, а остальные, следуя её инструкции, остались ждать снаружи.

- Дима, - донёсся до Алексея её голос, - ты на работе среди своих подчинённых, не надо волноваться!
- Стой на месте, не приближайся ко мне, ведьма! – резанул слух собравшимся ответный истерический выкрик их шефа.
-  Нет, не ведьма, а твоя школьная подруга Валюша. Помнишь, как мы вместе ходили на каток во дворе, ты тогда ещё смеялся надо мной, говорил, что девчонки не могут в хоккей играть, а я, чтобы доказать тебе обратное, научилась и клюшку держать в руках, и по шайбе бить, и играть за нашу дворовую команду наравне с мальчишками?  А как после того, как мне попало по коленке, ты меня на руках домой отнёс, подняв на четвёртый этаж вверх по лестнице, как потом моя мама посадила тебя за наш обеденный стол и дала большой кусок орехового торта, помнишь всё это, Димочка? Позволь, мы отвезём тебя домой, я дам тебе лекарство, ты поспишь в своей кроватке и снова будешь в полном порядке!

Было слышно, как Петровна сделала несколько шагов вперёд, и это стало её роковой ошибкой.

- Умри, сука! – взвизгнул хозяин «ВМТ».

В следующую секунду раздался душераздирающий крик, и тут же за ним оглушительный грохот. Рванув дверь на себя, Алексей первым ворвался в кабинет, представший пред ним в таком состоянии, будто в нём черти устроили дискотеку: все стулья сломаны, телевизор разбит, холодильник перевёрнут, телефонные провода оборваны, а на полу повсюду бутылочные осколки. Сам хозяин этого помещения, вращая безумными глазами по сторонам, стоял со своим любимым медвежьим ножом в руке, с лезвия которого стекала свежая дымящаяся кровь, рядом на полу лежала Валентина Петровна, её белая блузка уже стала красной, а в широко раскрытых мёртвых глазах застыл ужас. Вслед за Ольгиным к Пирогову ввалился Солнцев, но увидев то, что произошло, застыл на месте как вкопанный, не в силах что-либо сказать и уж тем более предпринять, он стал медленно оседать на пол, обхватив голову руками. Егор Борисов, в отличие от него, обладал более крепкими нервами, быстро оценив создавшуюся ситуацию, он заговорил первым:

- Дмитрий, не делай резких движений, прошу тебя, положи нож, мы всё исправим, никто больше не должен пострадать!
- Ничего уже не исправить, она умерла! – выдавил из себя Пирогов, - Мне было приказано это сделать, и я сделал!
- Кто приказал? – вырвалось у Ольгина, находившегося рядом.
- Ты знаешь, кто, Алёша, он и сейчас здесь, вон в том дальнем углу стоит, рожи корчит, не видишь его, нет? Зато он очень хорошо видит тебя, щедрые подарки от него ты получаешь, ничего не скажешь, но не забывай о том, что кому много даётся, с того много и спрашивается, вспомнишь ещё эти мои слова не раз. На этом всё, я ухожу туда, куда только что ушла моя Валюша, простите меня, если что!
- Дима, нет! – Егор бросился к нему с протянутыми руками, но было поздно, «Пончик» перерезав себе горло, выронил нож и рухнул на паркет, рядом с Петровной.
- Кто-нибудь, скорее, к телефону, вызывайте «скорую»!  - крикнул Борисов, пытаясь заткнуть его рану и остановить кровотечение.
- Бегу! – Равиль бросился было на улицу к телефонной будке, но Василий схватил его за рукав:
- В кабинете Петровны есть аппарат!
- Не надо, Равиль, это ни к чему, Дима кончается! –  спокойно произнёс Ольгин, скрестив руки на груди.

Действительно, рана Пирогова была несовместимой с жизнью. Собрав свои последние силы, он приподнял голову, что-то прошептал склонившемуся над ним Борисову, и испустил дух. Несколько минут все вокруг молчали, находясь под впечатлением от того, что произошло.

- Что он тебе сказал? – спросил  Алексей, когда Егор, наконец, оставил бездыханное тело.
- Он всего лишь назвал мне имя – Пасьян. Оно тебе что-нибудь говорит?
- Нет, абсолютно ничего.
- Мне тоже - ничего. И куда же нам теперь звонить, в милицию?
- Нет, Егор, не сразу. В первую очередь я позвоню Щукину, посмотрим, что он скажет, - чётко выговаривая каждое слово, отвечал Ольгин, - а ты пока с Равилем приведи в порядок  Алика, а то он совсем никакой.
- Можете дать ему понюхать нашатырь, если он такой слабак! – предложила Пантелеева, которая всё это время на удивление всем была абсолютно спокойна, - проверьте заодно, не напрудил ли он в штаны от страха.
- Со мной всё хорошо, - отозвался Солнцев, - просто что-то голова закружилась.
- Пойдём тогда, Ира, к телефону, – Ольгин взял её за руку, - нельзя терять времени!

В кабинете  Петровны он достал записную книжку и быстро нашёл номер домашнего телефона Владимира Юрьевича.

- Ну, кому там я ещё сегодня нужен? – услышал он его недовольный голос.
- Владимир Юрьевич,  это я, Алексей Ольгин, прошу простить за беспокойство, но у нас в «ВМТ» - ЧП, два трупа!
- Что за глупые шутки в вечернее субботнее время?!
- Никаких шуток! – и Алексей поведал ему обо всём. Старший следователь по особо важным делам внимательно слушал, не перебивая, и лишь когда рассказ был закончен, громко выругался и сказал:
- Алёша, я сейчас же еду. Проследи, чтобы все, кто был в студии на момент происшедшего, оставались там, ничего не трогайте в кабинете Пирогова, не прикасайтесь к телам и никому больше не звоните, дождитесь меня!

Как только в трубке раздались короткие гудки,  Ольгин вздохнул с облегчением:

- Больше всего я боялся, что он сейчас пошлёт меня далеко, слава Богу, этого не случилось.
- Да, отреагировал он моментально, - согласилась Пантелеева, - но как быть дальше, ты уже знаешь, что будешь делать?
- Это будет зависеть от того, как Щукин себя поведёт, когда приедет. Если так, как я предполагаю, то да, знаю.

Владимир Юрьевич  не стал задерживаться, он прибыл ровно через двадцать минут в сопровождении коротко стриженного молодого человека в штатском.

- Здравствуйте, мы очень рады Вас видеть!- рассыпался в любезностях Солнцев, протягивая ему свою руку, однако приезжий, ничего не ответив, холодно отстранил его в сторону и отправился туда, где произошла трагедия.

Некоторое время он стоял неподвижно, заложив руки за спину, затем прошёлся взад-вперёд, пнул носком ботинка стеклянный осколок, снова остановился у тела Пирогова, и с грустью в голосе тихо произнёс:

- Эх, Дима, Дима, сколько раз я тебе говорил, что твоё увлечение алкоголем ни к чему хорошему не приведёт, а у тебя всё в одно ухо влетало, а в другое вылетало, вот теперь ты лежишь здесь, забрав чужую жизнь, разве это правильно?!

Немного помолчав, Щукин сказал уже так, чтобы было слышно всем:

- То, что произошло здесь просто чудовищно, но теперь уже ничего не изменить. Я сам позвоню куда надо, вы все можете расходиться по домам, за исключением Алика, ему следует дождаться прибытия следственно-оперативной группы, рассказать подробно о том, как всё было, ничего не утаивая, а после того, как судмедэкперты и криминалисты завершат  свои действия, а труповозка заберёт тела – навести здесь порядок.
- Почему именно я?! – изумился Солнцев.
- Ты являлся заместителем Дмитрия по безопасности, ответственным лицом, поэтому сделаешь так, как я говорю и смотри, что бы без выкрутасов! А теперь, если мне никто ничего сказать больше не хочет, я вас покину.
- У меня вопрос, - обратился Борисов, - что теперь будет со студией? Её закроют?
- У нас в городе недавно прекратил свою деятельность «Камертон», если теперь ещё и «ВМТ» закроется, то кто же тогда будет оказывать населению услуги звукозаписи? Нет, ребята,  будьте так любезны, работайте дальше, отправляйтесь по домам, приходите в себя. Я прекрасно понимаю, какой стресс вы все испытали но, тем не менее, как можно скорее собирайте общее собрание всех сотрудников, выбирайте нового директора. Можете смело на меня рассчитывать, я поддержу любого выбранного вами кандидата, и согласую с городской администрацией все вопросы, - сказав это, Щукин вместе со своим сопровождающим, лицо которого не выражало совершенно никаких эмоций, направился к выходу. Ольгин догнал их уже на улице.
- Алёша, я забыл тебя поблагодарить, - молвил ему Владимир Юрьевич, - ты правильно сделал, что в первую очередь связался со мной. Теперь гораздо легче будет сделать так, чтобы вся шумиха вокруг этого события поскорее улеглась, она никому не нужна. Но что тебе ещё от меня надо?
- Мне необходимо с Вами поговорить. Не здесь. Вопрос очень серьёзный.
- Серьёзный вопрос, говоришь? Хорошо, приезжай завтра ко мне домой где-нибудь к 12 утра, адрес возьмёшь у своего отца, он же тебе расскажет, как до меня удобнее добраться.

Пожав Алексею руку, Щукин сел в автомобиль, дверцу которого перед ним заботливо открыл его спутник и устроился на переднем сидении, как самый дисциплинированный пассажир, пристегнув ремень безопасности.  Взревел мотор и вот сотрудники правоохранительных органов скрылись за ближайшим поворотом.

- О чём вы говорили? – сзади к Ольгину подошёл Борисов.
- Передал ему привет от своего отца. А ты мне лучше скажи, что думаешь по поводу общего собрания.
- Я приду домой и обзвоню приёмщиков  всех наших городских точек.  Наверно соберём всех завтра здесь в 19.30.
- Кто будет директором вместо Пирогова?
- Выбор не велик. Я не хочу этим заниматься, а Мусаев у нас совсем недавно, так что Солнцев – единственный кандидат, тем более он является женихом дочки Щукина.
- Почему же единственный…
- А кого ещё ты предлагаешь? Ага, я, кажется, догадываюсь, самого себя!
- Ты догадливый, Егор.
- У тебя ситуация схожая с мусаевской, работаешь у нас ещё мало, к тому же «Пончик» тебя фактически уволил, ты лишь дела ему сдать не успел.
- Вот именно, не успел!
- Хочешь, чтобы я предложил на собрании тебя?
- Не обязательно. Это может сделать и Ирина. От тебя мне необходима поддержка моей кандидатуры.
- Я смотрю, у тебя с Ириной начались шуры-муры…
- Это к обсуждаемой теме не относится.
- Пусть так. В таком случае поясни, почему я должен идти тебе навстречу. Назови хотя бы пару причин.
- Запросто. Причина первая – на этой должности я буду гораздо более эффективен, чем Солнцев, у меня есть те качества, которых нет у него. Причина вторая – если я стану генеральным директором, ты в свою очередь займёшь пост моего первого зама, со всеми вытекающими из этого последствиями. Причина третья – я смогу так расширить этот бизнес, что ты и представить себе не можешь, перед нами, в том числе и перед тобой, откроется огромнейшее поле  деятельности, о котором покойный Пирогов даже и не мечтал. Этого достаточно?
- Не знаю, что из всей этой затеи получится, проголосуют за тебя наши сотрудники или нет, - произнёс Егор, - я не готов дать тебе ответ прямо сейчас, мне необходимо подумать.
- Хорошенько подумай, и пусть это тебе поможет! – успокоительным тоном произнёс Алексей, положив в ладонь Егора три зелёные купюры, - Я на тебя очень надеюсь!
Их разговор прервала Пантелеева, она подошла к Ольгину и демонстративно взяла его под локоть.
- Всё расходятся, - сообщила она, - нам тоже пора, нет никакого смысла дожидаться вместе с Солнцевым приезда милиции!
- Пока, Егорка, не подведи меня! – сказал Борисову Ольгин и вместе с Пантелеевой оставил его стоять у стен «ВМТ» в глубоком раздумье.

Было очевидно, что Егор оказался, более чем впечатлён тем, что от него услышал, и уже, как говорится, «Почти созрел», Алексей это сразу почувствовал. В этот вечер он впервые за всё время проводил Ирину до подъезда её дома.

Глава двадцатая

Ольгин шагал по песчаному берегу моря, теплые волны ласково касались ног, обутых в лёгкие сандалии, мелкие крабы разбегались по сторонам в поисках укрытия, а свежий морской ветер развивал полы его длинного светло-синего хитона, затянутого на талии золочёным поясом. Впереди раскинулась величественная бухта, в самом центре которой, недалеко от причала для заморских судов возвышалась огромная статуя Посейдона, а за ней, на рукотворном холме были видны стены императорского дворца, укреплённого по последнему слову инженерной мысли.

«Почти один к одному как на рисунке Шлимана! – изумился он, - Я что же, каким-то образом перенёсся в допотопные времена, прямо в Атлантиду?!».

Время шло, на берегу становилось жарко, Алексей оглянулся назад и увидел пятерых стражников, следовавших за ним на некотором расстоянии, это были молодые воины, одетые в панцирь из железных пластин, вооружённые цельнометаллическими копьями длиной около двух с половиной метров. Помимо копий у каждого из них имелся топор на резной деревянной рукоятке, который можно было использовать и как метательное оружие, и как средство ближнего боя. Их округлые щиты, а также  шлемы, имеющие на лицевом обрезе наносник с узором, и защиту шейного отдела в своей задней части, блестели в лучах солнца. Не было никаких сомнений в том, что эти стражники готовы беспрекословно ему подчиняться.

Со стороны дворца Ольгин заметил спешащую к нему фигуру. Гонец был одет в хитон из грубого серого материала с обтрёпанным низом, что выдавало в нём принадлежность к низшему сословию, скорее всего к вольноотпущенникам. Не добегая примерно десяти метров, он упал перед ним, преклонив колено и опустив голову вниз.

- Мой император, позволь недостойному твоему слуге донести до тебя важное сообщение!

Алексей некоторое время стоял в нерешительности, не зная, как на это отреагировать, затем посмотрел на стражников и, увидев, что они тоже смотрят на него с немым вопросом, неожиданно сам для себя властным голосом вдруг молвил:

- Встань, Фарух, я много раз говорил тебе, что когда мы с тобой находимся вне стен дворца, этот церемониал излишен. Что ты хочешь мне сообщить?

Вольноотпущенник послушно встал на обе ноги и поднял голову. В нём без труда узнавался водитель Марчука - Фёдор, только теперь его глаза были не серыми, а карими, кожа смуглая, а тело сложено ну просто атлетически. Ольгин обратил внимание на себя самого, он почему-то оказался гораздо старше своего тридцатидвухлетнего возраста, и сей факт его очень озадачил.

- К тебе прибыл Великий Хронос, владыка, он желает разделить с тобой утреннюю трапезу! – отвечал тем временем ему Фарух-Фёдор.

«Хронос – Верховный Жрец Атлантиды! – вспомнил Алексей надпись, прочитанную Александром Ивановичем на платиновой монете, - Но как же мне теперь ответить, я ведь на самом деле не император, а всего-навсего простой житель Саратова! Или всё же император?».

- Пусть Хронос ожидает меня в Изумрудном Зале, - снова вырвалось у него само собой, - скажи Элайе, что я желаю, чтобы в моё отсутствие она развлекла дорогого гостя песнями и танцами. А теперь иди и не задерживайся, мне хочется ещё немного подышать воздухом моря!
- Слушаюсь, повелитель! – Фарух низко поклонился и быстрым шагом поспешил назад – к Посейдону.

Пролетевшая над Ольгиным птица несколько раз тревожно вскрикнула, он посмотрел ей вслед и проснулся у себя дома на диване, обнаружив, что в оконное стекло стучит дождь, а рядом надрывается будильник, поставленный  ровно на десять утра. Пожалуй, никогда ещё в жизни ему не доводилось видеть таких ярких реалистичных сновидений, как это. «Прямо фильм посмотрел с собственным участием, - думал он, допивая свой утренний кофе, - интересно, увижу ли я когда-нибудь его продолжение?». Через некоторое время, будучи уже в автомобиле вместе со своими друзьями-спортсменами, по пути к Щукину он не удержался и поведал им об этом.

- Ну и ну! – подивился его рассказу Санёк, - Даже и не знаю, как трактовать такое, боюсь, тут ни один сонник не поможет!
- Если Алексей  видел себя во сне в должности императора, значит, наяву точно станет директором, - отвечал, рассмеявшись, Игорёк, - ну а мы поможем ему, если что.
- Между прочим, а как отреагировал Солнцев на то, что вы вчера не сделали так, как он сказал? – решил перевести разговор на другую тему Алексей.
- Был недоволен, говорил на повышенных тонах, пригрозил, что откажется от наших услуг, но нам-то он не особо и нужен. Мы без него точно не пропадём, а вот каково будет ему, поживём – увидим!
- Зачем нам Солнцев, если у нас теперь есть ты! – рассудительно добавил Санёк, тормозя у серого многоэтажного дома, - Мы приехали, Лёха, вот этот дом согласно твоему адресу. Нам тебя ждать?
- Ждите, я постараюсь закончить дела как можно скорее, - отвечал Ольгин, вылезая из машины и забирая с собой пакет с копией концерта Саши Зубко, записанной специально для сегодняшнего визита.

Щукин жил на первом этаже, Алексей увидел его в окне, хозяйничавшим на кухне, поэтому, не задерживаясь, вошёл в подъезд и нажал кнопку звонка. «Интересно, почему Владимир Юрьевич до сих пор не переехал в квартиру более подходящую ему по статусу?» - думал он, прислушиваясь к шагам за дверью и скрежету замка.

- Привет Алёша, заходи, не стесняйся, - сказал следователь по особо важным делам, - ты наверно, удивлён, что у меня такая маленькая квартирка, я угадал? Она действительно не сравнится по размерам с той, где проживаешь ты, но, тем не менее, я, моя супруга и наша дочка, мы втроём её очень любим, переезжать отсюда никуда не собираемся. Твой отец, между прочим, частенько бывал у нас в гостях, в ту пору, когда мы с ним были молодыми. Сколько душевных вечеров мы провели вместе здесь на кухне, сколько всего интересного обсудили! Кто знает, может быть, и ты станешь у нас частым гостем. Я смотрю, у тебя с собой что-то есть, неужели это для меня?
- Для Вас, - Ольгин утвердительно кивнул, доставая из пакета с надписью «adidas» новенькую бобину «AGFA», - этот концерт я недавно привёз из Ленинграда!
- Ну, надо же! – хозяин квартиры не смог скрыть своего восторга, - Мне не терпится с ним ознакомиться!

Алексей прошёл вслед за ним в комнату для приёма гостей, где на старомодной тумбочке из  цельного дерева гордо располагался магнитофон Akai серебристого цвета, с подключёнными к нему наушниками, а рядом на тумбочке поменьше – проигрыватель виниловых пластинок Вега-109.
- Не ожидал увидеть такое? – усмехнулся Щукин, поглаживая рукой его пластиковую крышку, - На самом деле советская аппаратура достаточно хороша и соответствует всем заявленным техническим характеристикам, она лишь требует индивидуальной настройки – только и всего.

Рассуждая о достоинствах и недостатках отечественного радиоэлектронного производства, он включил магнитофон, заправил ленту и приступил к прослушиванию. Его глаза радостно заблестели, когда Саша Зубко запел свой коронный номер – «В туманном Лондоне горят огни…». С минуту Владимир Юрьевич внимательно слушал, затем поднял большой палец правой руки к потолку, остановил воспроизведение фонограммы и вынес свой авторитетный вердикт:

- Записано и исполнено в лучших жанровых традициях, хороший подарок ты мне принёс, сегодня вечером обязательно прослушаю этот концерт полностью. Соответственно, я просто обязан тебя тоже чем-то порадовать, смотри, что у меня есть!

Не говоря больше ни слова, он достал из шкафа виниловую пластинку, на белом конверте которой был изображён бородатый мужчина в мундире на фоне православного храма и протянул её Алексею. У того просто глаза на лоб полезли: ещё бы, ведь это был диск Михаила Гулько «Синее небо России», изданный в 1982 году в Нью-Йорке! Его состояние было идеальным. Никогда ещё Ольгин не сталкивался ни  с чем подобным!
- А следующий его диск «Сожжённые мосты у Вас имеется? – осторожно спросил он.
- Имеется, а также весь Токарев, Могилевский, Люба Успенская. Говори, что тебя интересует, перепишу без проблем. Единственное условие – мои копии не должны распространяться у вас на «ВМТ».
- Конечно, о чём речь! – Алексей всё ещё не мог поверить, что у него появилась возможность переписать всю брайтонскую эмиграцию непосредственно с фирменных оригиналов, - Ну а Вы, наверно, Аркадия Северного хотите получить?
- Северного – нет. Помнишь, когда-то давно, ты только что из больницы домой выписался и сделал мне несколько его концертов? Так вот, я редко их завожу,  мне он не особо интересен, а вот Сорокин – другое дело, его и запишешь. Ну а теперь давай перейдём к тому вопросу, из-за которого ты ко мне приехал.
- Я хочу поговорить насчёт обстановки на студии. Вы вчера совершенно правильно вчера сказали, о том, что нам необходимо продолжать работать. Сегодня в 19.30 мы будем выбирать нового директора.
- Вот за эту оперативность хвалю вас! – Щукин хотел продолжить свою речь, но его прервал пронзительный телефонный звонок.
- Это дочка моя звонит, посиди пока здесь на диване, я сейчас поговорю с ней и вернусь! – Владимир Юрьевич вышел в прихожую, где у него располагался телефонный аппарат, оставив при этом входную дверь комнаты полуоткрытой. Алексей прекрасно слышал каждое сказанное им слово:
- Катенька, привет, милая! Ты где, у Вики? Передавай ей от меня привет. Уже говорила с ним? Ещё нет? Не беспокойся, ты правильно поступаешь, если этот обормот будет тебе хамить или, не дай бог, угрожать, я его просто сотру в порошок. Когда приедешь? Через час? Хорошо, жду тебя, целую!
- Ох уж эта молодёжь, – сказал он, вернувшись к Ольгину и расположившись в кресле напротив него, - как всё же с ней сложно!  Так, на чём же мы с тобой остановились?
- Я хочу задать Вам очень некорректный вопрос, - Ольгин глубоко вздохнул, и, набравшись храбрости, произнёс, - Какой процент от своего ежемесячного дохода Вам выплачивал Пирогов?

На какую-то долю секунды Щукин был ошарашен, услышав сказанное Алексеем, но, тут же взял себя в руки и предельно мягко ответил:
- Вопрос действительно очень некорректный, но учитывая то, что ты не какой-то раздолбай с улицы, а сын моего друга детства, отвечу на него. Дмитрий мне выплачивал десять процентов, каждый месяц я приезжал к нему, изучал его бухгалтерию и забирал деньги наличными. В свою очередь осмелюсь у тебя спросить, раз пошла такая пьянка, почему тебя это интересует?
- Дело в том, что если бы директором фирмы был я – Вы имели бы пятнадцать процентов.
- Так вот зачем ты пожаловал, мне следовало сразу об этом догадаться!  Хочешь получить от меня поддержку? К сожалению, по официальным документам я никакого отношения к «ВМТ» не имею.
- И всё же, Вы можете это сделать. Я – тот, кто Вам нужен, все остальные – возможные кандидаты на эту должность – будут очередными вариантами Пирогова и не более, только мне по силам внести в эту фирму нечто новое и интересное.
- Продолжай, внимательно тебя слушаю!
- Если мы будем продолжать тупо заниматься тиражированием аудио и видеозаписей, то на этом далеко не уедем. Я хочу на базе «ВМТ» создать некий продюсерский центр, где исполнители, как начинающие, так и уже известные, могли бы записывать свои музыкальные произведения, мы займёмся организацией их концертов, официальным изданием пластинок, видеокассет. Сейчас после падения коммунизма обстановка этому как раз благоприятствует, необходимые для всего этого финансовые средства у меня имеются.
- Имеются средства, говоришь, но откуда? Твой папа никогда не воровал, а ты сам заработать ещё ничего не успел, боюсь, ты блефуешь!
 - Отчего же, может быть, я нашёл в лесу клад, или же, возможно, мне его подарило некое потустороннее существо.
- Потустороннее существо?! Ха-ха, давно я так не смеялся, как сейчас. Вот что, Алёша, отправляйся-ка ты домой, ещё раз хорошенько обо всём подумай, а вечером будь на этом вашем мероприятии,  я тоже к вам приеду. Во сколько, ты говорил, это всё состоится, в 19.30?
- Да,  Владимир Юрьевич. Итак, можно ли мне на Вас рассчитывать?
- Пока не знаю, - Щукин встал, давая понять, что гостю пора уходить, - в любом случае выбирать сегодня директора будут твои коллеги, а не я!

«Главное то, что с его стороны не было прямого отказа, - думал Ольгин, выходя из подъезда дома и садясь в машину, - это уже кое-что значит!»
- Поехали домой, ребята! – сказал он Саньку с Игорьком, - Потом вы свободны, но в шесть тридцать вечера жду вас снова – поедем в нашу контору!

Весь остаток дня Алексей провёл в тревожном ожидании, пытался смотреть телевизор, слушать музыку, но ни то, ни другое не прибавило ему душевного спокойствия. Это его настроение не ускользнуло от внимания Антона Сергеевича.

- Я не знаю, что у тебя происходит на работе, - сказал он, сидя за обедом, - но вижу, как ты нервничаешь. В этой связи хочу тебе напомнить слова Чингисхана: «Боишься — не делай, делаешь — не бойся!». Поступай согласно этому изречению и не ошибёшься!
- Частенько не начинают делать потому, что боятся начать, но ко мне это не относится. Пожелай мне удачи, папа! – отвечал ему сын.

Ровно в 19.00 Санёк и Игорёк доставили его к дверям студии, оба друга тоже должны были присутствовать на собрании по распоряжению Солнцева.

- Алик не догадывается о том, что мы помогаем тебе, - сказали они, - иди первым ты, мы зайдём немного позже.
- Договорились, - согласился Алексей, и хотел было уже войти, когда совершенно неожиданно для себя увидел Фёдора – героя своего сна, сидевшего на скамейке неподалёку и обхватившего  свою голову руками. На его лице было написано отчаяние.

- Привет, Федёк, - подошёл к нему Ольгин, - как ты здесь оказался, что стряслось?
- Николай Николаевич три часа тому назад, как умер. Этой ночью ему стало плохо, я сразу же примчался по его зову, вызвал «неотложку», но было поздно. Из-за этого проклятого флюса у него начался сепсис, он впал в кому, и скончался, не приходя в сознание. Сейчас София занимается организацией похорон, я ей больше не нужен и просто не знаю, что делать, куда теперь податься, в последние свои дни Марчук в разговорах часто упоминал Ваше имя, вот я и решил приехать к Вам.
- Его уже не вернёшь, - Алексей положил Фёдору руку на плечо, - а работать сможешь у меня, будешь заниматься тем же, чем занимался у Николая, вот познакомься с моими ребятами. Мне сейчас надо идти, а они тебе расскажут обо всём, что здесь будет происходить. Парни, увидимся на собрании!

Переступив порог студии, он обнаружил, что почти все подготовительные процедуры к запланированному действу уже завершены. Место за стойкой занимал Егор Борисов, взявший на себя роль председательствующего. Для того чтобы его лучше было слышно окружающим, главный спец по настройке техники притащил из аппаратной магнитолу, подключил к ней микрофон и теперь занимался регулировкой оптимальных параметров звучания при помощи эквалайзера.  Слева от него за столом сидел Василий, на которого были возложены обязанности ведения протокола собрания, и по его выражению лица было видно, что он этому не особо рад. Чтобы как-то его ободрить, Ольгин кивнул ему головой, давая понять, что всё идёт так, как должно идти. Сотрудники уже начали постепенно подтягиваться, Солнцев с Мусаевым стояли недалеко от Василия, что-то оживлённо обсуждая, рядом с ними было ещё несколько человек – приёмщиков из различных точек города, прибыли так же Анна с Татьяной, которых Алексей хорошо помнил по корпоративному вечеру 8 марта. Девушки были свежи, накрашены и стреляли глазками по сторонам. «Интересно, - подумал Ольгин, глядя на Татьяну, - как там, в Москве сейчас поживает Глухарёв, чем занимается?».
- Алёшенька, здравствуй! Ты ведь ездил к Щукину? – тихо спросила подошедшая к нему Пантелеева так, чтобы кроме него её больше никто не услышал.
- Да, - так же аккуратно ответил ей Алексей, - всё должно получиться.
- Прошу всех занимать места, начинаем собрание! – возвестил тем временем в микрофон Борисов, оторвавшись от магнитолы и, заметив Фёдора в обществе Санька с Игорьком обратился к ним, - Ребята, а кто этот третий с вами? Я его не знаю!
- Он только что принят к нам на работу! – отвечал ему Санёк.

Егор хотел ему возразить, но заметив упреждающий жест Солнцева, не стал этого делать, и просто продолжил:

- Вы все знаете, по какому поводу мы собрались. Наш генеральный директор Дмитрий Пирогов вчера вечером трагически погиб. Несмотря на это событие, студия звукозаписи должна продолжать свою работу, и поэтому сегодня мы должны выбрать нового директора, это наш единственный вопрос повестки дня. Василий, ты всё у себя там фиксируешь?
- Да, можно продолжать, - отозвался тот.
- Итак, у кого какие будут предложения?
- Я предлагаю в качестве кандидата на должность директора Алика Солнцева! – заявил Равиль Мусаев, - прошу занести это моё предложение в протокол!
- Кандидатура принимается к рассмотрению! Кто хочет по ней высказаться!
- Я за Алика! – выкрикнула с места Татьяна и добавила немного тише, - Он такой очаровашка!
- Кто ещё будет говорить?
- Я хочу сказать, что Солнцев был первым заместителем Пирогова по безопасности, всегда подменял его, когда тот отсутствовал, - взял слово незнакомый Ольгину приёмщик, - вот в последний раз, когда Дмитрий лежал в больнице, Алик хорошо справлялся с его обязанностями, это достойный кандидат!
- Благодаря Алику на нас не было ни одного наезда со стороны криминальных группировок, ему быть директором! – раздались другие голоса.
- Ещё кандидатуры будут?- поинтересовался Борисов.
- Я предлагаю Алексея Ольгина, это лучший кандидат! – заявила Ирина Пантелеева.
- Ольгина?! Я категорически против! – отозвался Равиль.
- А я – категорически за! – парировала Ирина.
- Ребята, сохраняем спокойствие, – остудил их пыл Егор, - не надо ругаться! Кто ещё будет говорить?
- Позвольте высказаться мне, - подал голос со своего места Василий, - Я разделяю мнение Ирины: Ольгин очень хорошо себя зарекомендовал в работе, он прекрасно разбирается в музыке, обладает богатой коллекцией, от него исходил ряд очень полезных инициатив, Дмитрий ему доверял и поручал очень ответственные дела. Я тоже за Алексея!
- Неправда,- возразил Мусаев, - Дмитрий незадолго до своей смерти  его фактически уволил! Алексею вообще не место среди нас, ребята, выставите его отсюда!
- Процесс увольнения закончен не был, Алексей остаётся! – отрезал Борисов, - Продолжаем собрание!

В это время с улицы вошёл Щукин и осторожно, стараясь не шуметь, расположился в стороне ото всех поближе к выходу, с насмешливым интересом наблюдая за ораторствующим Егором. Происходящее в студии его изрядно забавляло.

- Позвольте мне сказать пару слов, - произнёс, громко откашлявшись, ещё один приёмщик, - здесь уже говорилось о том, что Алик Солнцев обеспечивал безопасность нашей работы и делал это весьма успешно. В связи с этим я сейчас хочу спросить, а способен ли такую безопасность обеспечить нам Алексей Ольгин, есть ли у него опыт такого рода деятельности? Сможет ли он находить общий язык с теми структурами и группировками, о которых тут упоминалось?  Думаю, ответ на тот вопрос для всех очевиден!
- Солнцева – в директоры! – снова раздались голоса.
«Ну что же Щукин, почему он молчит?! - в отчаянии подумал Ольгин, видя, что чаша весов склоняется явно не в его сторону, - Неужели Солнцев для него всё же предпочтительнее меня?!»
И тут, как будто прочитав его мысли, Владимир Юрьевич встал со своего места, подошёл к Борисову, взял у него микрофон и обратился ко всем присутствующим:
- Прошу пару минут вашего внимания! Надеюсь, мне нет необходимости представляться, все меня и так хорошо знают. Вот что я хочу сказать, опыт работы в сфере безопасности – дело наживное, со временем он придёт, было бы лишь соответственное желание работающего. По поводу всего остального я знаю Алексея очень давно – с тех лет, когда он ещё пешком под стол ходил, его родители – глубоко порядочные люди и своего сына они воспитали соответствующим образом. У него высшее образование, он много работал  в самых различных трудовых коллективах, с таким человеком, как Алексей, вы можете быть спокойны, от него не следует ожидать никакого подвоха, ну а его познания в музыкальных делах – это вообще отдельная тема для разговора. А кто такой Солнцев, что у него есть за плечами, кроме незаконченного ПТУ?! Никогда он не имел ни хорошей музыкальной техники, ни серьёзной аудио или видео коллекции. Касательно обеспечиваемой им безопасности, вероятно, вы не знаете, что именно Алик устроил пьянку, в результате которой погибли два человека, одним из которых был Пирогов, ну как такого разгильдяя можно назначать директором?! Есть за ним и другие поступки, характеризующие его далеко не с лучшей стороны, могу их перечислить. Хотите?
- Владимир Юрьевич, - Солнцев встал со своего места, - Дмитрий был взрослым человеком, я спиртное насильно ему в рот не вливал и нож в руку не вкладывал, а насчёт Вашего высказывания о том, что опыт работы в сфере безопасности – дело наживное – это заблуждение! Ольгина никто из моих подчинённых всерьёз не воспримет. Санёк, Игорёк, подтвердите это!
- Мы ждём! – усмехнулся Щукин.

 В следующую секунду Санёк и Игорёк оказались рядом с Аликом и, прежде чем тот успел сообразить, что происходит, схватили его и вывернули ему руки за спину.

- Чтобы все знали: вчера этот тип потребовал от нас разобраться с Алексеем, соврав при этом, что  приказ исходил от Дмитрия! – заявил Санёк.
- Ни фига себе! – это было всё, что сумел выговорить председательствующий Борисов, услышав сказанное.

В помещении воцарилась мёртвая тишина, которую нарушил Щукин:

- И ещё, Алик, хочу тебе сообщить, что моя Катенька передумала выходить за тебя замуж, в чём я её поддерживаю целиком и полностью, мне такой зять на фиг не нужен, больше нам не звони!
- Ну что, съел кактус, урод! – вслед за Владимиром Юрьевичем злорадно обратился к нему любимой фразой Пирогова  Ольгин.

Услышав эти слова, Солнцев издал нечленораздельный крик и, вырвавшись из державших его рук, бросился на Алексея, размахивая кулаками, однако кто-то рядом подставил ему на пути подножку, и заместитель генерального директора по безопасности с грохотом растянулся на полу, разбив себе лицо в кровь. Подоспевший Фёдор пару раз основательно стукнул его ногой по рёбрам, а Санёк с Игорьком подняли и в мгновение ока вышвырнули уже не сопротивлявшегося Алика  на улицу, где вовсю хлестал снова начавшийся дождь. Всё это произошло настолько быстро, что никто из присутствующих не успел опомниться, лишь Егор Борисов, оценив сложившуюся ситуацию, вновь взял в руки микрофон:

- Порядок восстановлен, можно продолжать собрание! На должность директора нашей студии звукозаписи предлагается кандидатура Алексея Ольгина. Кто за то, чтобы выбрать его?

Алексей был избран единогласно.  Под звуки аплодисментов он  поблагодарил присутствующих за оказанное доверие и попросил всех продолжать исполнять свои обязанности, заявив, что первым делом, которым займётся в новой должности, будет организация ремонта всех студийных помещений, а затем в сопровождении Щукина ушёл в кабинет Пирогова, где на полу в некоторых местах ещё оставались осколки стекла.
- Как говорят в таких случаях французы: Король умер, да здравствует король! – сказал Владимир Юрьевич, пожимая Ольгину руку, - Очень за тебя рад, Алёша, кого назначишь исполнять обязанности Валентины Петровны?
- Иру Пантелееву, она идеально подходит для должности главного бухгалтера.
- Согласен, но помни наш уговор: пятнадцать процентов  прибыли будут моими. Каждый месяц я буду к тебе приезжать и проверять, как у вас идут дела, если что-то пойдёт не так – вся ответственность ляжет на тебя.
- Конечно, прекрасно это понимаю.
- Тогда мне остаётся только пожелать тебе успехов на новом  поприще! – произнёс  Щукин, - Не забудь на досуге переписать мне все концерты Сорокина!

Громко хлопнув дверью, следователь оставил Ольгина одного. В ушах Алексея снова и снова звучали сказанные им слова – «Король умер, да здравствует король!».

Глава двадцать первая

Вот так Алексей Ольгин возглавил студию звукозаписи «Вся Музыка - Тут», ему быстро удалось войти в курс дел и уже в течение первого месяца своей работы сдержать слово, данное на общем собрании – организовать ремонт в конторе. После его завершения она вся преобразилась, в ней не осталось ничего напоминающего о временах Дмитрия Пирогова: была полностью заменена вся сантехника, стены покрашены белоснежной матовой краской, на полу везде постелен новый линолеум, а рядом со стойкой  помещён телевизор с видеомагнитофоном. Теперь, помимо приёма и выдачи заказов здесь заработал видеопрокат, сразу же начавший приносить серьёзный доход, и это было неудивительно, ведь к этому времени в Саратове, как и во всей стране, уже сформировался достаточно широкий круг владельцев видеотехники, продолжавший увеличиваться буквально с каждым днём. Очередь в студию за новинками мирового кино выстраивалась задолго до открытия.

Вдохновлённый  таким успехом Алексей открыл прокат видеокассет ещё в нескольких пунктах приёма заказов и не прогадал с этим. На музыкальную продукцию также сохранялся спрос, другое дело, что его характер изменился: магнитная лента на бобинах, как музыкальный носитель уже мало кого интересовала, в ходу были компакт-кассеты, поэтому Егору Борисову было поручено продать большую часть катушечных магнитофонов  в связи с их ненадобностью. С этим заданием он справился блестяще, доказав, что место первого заместителя генерального директора «ВМТ» занял вполне заслуженно, порадовав тем самым Ольгина, проявившего внимательное и заботливое отношение ко всем своим подчинённым с первых же дней  пребывания в новой высокой должности. С каждым из них он провёл индивидуальную беседу, в ходе которой сообщил, что не имеет ни на кого обид  и хочет, чтобы все продолжали работать, как работали прежде.

В этой связи забавный курьёз произошёл с Равилем Мусаевым. Войдя в директорский кабинет для разговора, он упал к Алексею в ноги, целовал ботинки и, глотая слёзы, умолял простить его, вонючего татарина, за то, что призывал на собрании голосовать за Солнцева.

- Встань, не позорься, я не злопамятный, - получил он ответ, - лучше иди и своей хорошей работой докажи, что ты нам нужен!

Василий – племянник Валентины Петровны,  стал  оператором звукозаписи, всю аппаратуру с квартиры Ольгиных, за исключением двух магнитофонов Верблюдинского и одной самой лучшей  деки, перевезли к нему, где под руководством Борисова была организована новая домашняя студия. Парнишка,  начавший получать вполне приличные деньги, был на седьмом небе от счастья, для него новый директор стал непререкаемым авторитетом и благодетелем.

Исполнять обязанности уволенного Солнцева был назначен Фёдор, легко нашедший общий язык с Саньком и Игорьком, он же стал личным шофёром Алексея на то время, пока тот ещё не приобрёл свой собственный автомобиль и не сдал экзамен на права вождения. Теперь каждое утро новоиспечённый заместитель по безопасности привозил своего начальника вместе с Ириной Пантелеевой на работу в студию, а вечером, обесточив и закрыв на ключ все помещения, развозил их по домам. Ольгин, закрутивший с Пантелеевой бурный роман сразу после своего воцарения, был им очень доволен, Фёдор делал всё точно, аккуратно, деликатно и не задавал никаких лишних вопросов. Порой Алексей оставался ночевать у Ирины, порой  приезжал к себе и проводил вечер в обществе отца. Антона Сергеевича радовали перемены в личной жизни сына, и он постоянно твердил ему:

- Мне с самого начала понравился голос твоей подруги, как только  услышал его по телефону, скорее приводи её к нам, мне не терпится с ней познакомиться!

Сын на эти пожелания отвечал утвердительно, но знакомить свою избранницу со своим родителем не спешил, ссылаясь  на её загруженность по работе. В данном случае он не кривил душой, Ирина, став главным бухгалтером, действительно была занята по полной программе, со всеми делами Валентины Петровны ей пришлось разбираться самостоятельно без посторонней помощи. Как оказалось, покойная Валентина с одобрения Пирогова вела очень хитрую двойную бухгалтерию, дурача Щукина и утаивая от него большие денежные суммы. Как только это вскрылось, Ольгин сразу же принял решение сообщить обо всём своему куратору и вернуть причитающиеся ему средства.

- Мы немало ещё заработаем, - пояснил он своё решение Пантелеевой, - а поддержка такого влиятельного человека для нас очень важна, необходимо, чтобы он даже представить себе не мог возможность того, что мы можем его обмануть. Уверен, этот наш жест будет оценён им по достоинству.

Алексей не ошибся. Владимир Юрьевич ознакомившись во время своего очередного визита в студию со всеми выкладками, одобрительно похлопал его по плечу и предложил подумать о том, в какой ещё бизнес можно вложить эти деньги.

- Необходимо заняться чем-то таким, что всегда будет востребовано, - сказал он, - Возможно, стоит открыть сеть продовольственных магазинов  или закусочных. Музыка и видео – это всё на время, а вот пить и жрать люди будут хотеть всегда.

Ольгин был полностью согласен с ним, тем более что он прекрасно помнил сказанное ему ранее на эту же тему Виктором Рябининым, но торговля продуктами питания его не особо привлекала, хотелось придумать что-нибудь другое, оригинальное, да и Ирина тоже не советовала ему связываться с этим видом коммерческой деятельности. Между тем её законный муж всё тянул с разводом, мечтая забрать себе квартиру в единоличную собственность, пришлось для решения этого вопроса привлекать Санька с Игорьком. Они с большим уважением относились к новому бухгалтеру и поступили радикально – явились  на собрание кришнаитской общины, поломали там всю мебель и вывихнули нижнюю челюсть её предводителю. Никифор, смекнув, что его собственному здоровью может быть нанесён ущерб куда более серьёзный, сразу же письменно отказался от всех претензий к бывшей жене и поклялся идеалами своей новой веры как можно скорее закончить бракоразводный процесс.

- Надо было видеть глаза этого дурика, когда мы с ним прощались! – закончили ребята свой рассказ Алексею, вернувшись из этого похода, - Не сомневайся, командир, Ирина скоро снова станет свободной женщиной!

Оформить развод Пантелеевой удалось в начале декабря, и в новогодний праздник Ольгин, наконец, решился привести её к себе домой. К этому времени его отец был уволен с работы в связи с достижением пенсионного возраста. Здоровье вполне позволяло ему продолжать трудовую деятельность и дальше, но новый молодой директор завода не забыл, как он повёл себя в дни августовского путча и одним росчерком пера избавился от неугодного ему гэкачеписта. Антон Сергеевич не особо горевал по этому поводу, ведь рядом был его сын, любимый внук, а теперь ещё и невеста сына, с которой он сразу же подружился. В его душе не было ни капельки беспокойства по поводу своей дальнейшей судьбы.

Новый, 1992 год ознаменовался для семьи Ольгиных, как и для всех граждан теперь уже суверенной демократической России началом экономической реформы, проводимой правительством Егора Гайдара с благословения Бориса Ельцина. В результате президентского указа «О мерах по либерализации цен», вступившего в силу со второго января, цены на все товары и услуги населению выросли в десятки раз, при этом увеличение зарплат оказалось самым минимальным, а в некоторых отраслях народного хозяйства и вообще нулевым. Реформой также не была предусмотрена индексация сберегательных вкладов населения, что привело к их обесцениванию.

Двадцать девятого января Ельцин подписал новый указ  «О свободе торговли»,  в соответствии с которым всем предприятиям, независимо от форм собственности, а также гражданам было предоставлено право, осуществлять торговую, посредническую и закупочную деятельность без специальных разрешений. Всё это привело к постепенному насыщению потребительского рынка и росту товарных запасов в розничной торговле, но вместе с тем в стране начался дефицит наличных денег, кризис неплатежей, упадок производства, гиперинфляция и как следствие – рост социального напряжения и преступности.

Обстоятельства сложились таким образом, что все эти катаклизмы постсоветского периода мало коснулись Алексея – свои деньги он хранил в долларах, объём студийных заказов не уменьшился даже после того, как пришлось в разы поднять на них расценки, а благодаря Щукину все городские преступные группировки предпочитали обходить «ВМТ» стороной. Тем не менее, на всякий пожарный случай Ольгин заказал через посредническую фирму массивный швейцарский сейф с внутренними запирающимися отделениями, сигнализацией и тридцатилетней гарантией от взлома. В этом сейфе наш герой решил хранить все свои наличные деньги с подарками от Пасьяна, в том числе и Золотого Посейдона. Лишь один Камень Силы оставался у него под рукой на журнальном столике рядом с его диваном. Каждое утро Алексей дотрагивался до его шершавой поверхности и тщательно изучал внешний вид, но никаких поводов для беспокойства больше не возникало. Ирина Пантелеева была немало удивлена, увидев в комнате своего любимого мужчины этот невзрачный серый булыжник, но узнав о том, что этот талисман от Прохора Дмитриева, больше не приставала с расспросами.

Контакта с Владимиром Румянцевым Ольгин не потерял. Его  друг сам вышел с ним на связь, поздравил по телефону с наступившим 1992 годом, передал привет от Арсения Евгеньевича Щербицкого и напомнил об их договорённости насчёт записей Аркадия Северного.

- Ну, так как, Лёша, перепишешь ты мне на кассеты коллекцию Николая Рышкова? – спросил он, - Сколько ты хочешь за это, говори прямо!
- Запись с рышковских оригиналов – дело серьёзное, - задумчиво отвечал Ольгин, - я даже не берусь сказать, сколько это будет стоить, ведь рубль нынче дешевеет с каждым днём.

Ему не особо хотелось записывать Владимиру, жаль было тратить на это время, да и в деньгах он особо не нуждался, поэтому решил назвать такую цену, которая окажется неподъёмной для ленинградца.
- Давай так, ты мне заплатишь за все концерты Северного, Братьев Жемчужных и Сорокина с Шеваловским три штуки баксов! – заявил он.
- Замётано! – совершенно неожиданно отвечал ему Румянцев, - Деньги тебе наличкой привезёт мой друг через пару недель, он будет в твоём городе проездом, я дам ему номер твоего телефона, и вы договоритесь о встрече, ну а ты приступай к записи прямо сейчас, только учти – мне очень важно получить максимальное качество звука. Кассеты должны быть классом не ниже «хрома».
- Володя, хочу обратить твоё внимание на то, что мне не нужна оплата этой работы деревянными рублями по биржевому курсу, только наличными баксами! – в свою очередь предупредил его Алексей.
- Да понял я, будут тебе твои баксы, - успокоил его Румянцев, - ты, главное – пиши!

«Наверняка он хочет заняться перепродажей этих записей у себя в Питере, - подумал Ольгин, - ну да ладно, пусть будет так, всё же три тысячи «зелёных» на дороге не валяются!»

- Жду звонка твоего друга! – отвечал он.   

Друг Румянцева оказался очень пунктуальным, позвонил ровно через две недели, привез деньги прямо в контору, забрал первые десять готовых кассет. Всё прошло, как говорится, без сучка без задоринки, и Алексей продолжал записывать для Владимира дальше, раз в месяц по почте отправляя бандеролью в город на Неве очередную партию готовой эксклюзивной аудиопродукции.

Время летело стремительно: зиму сменила весна, за ней пришло лето, за летом – осень, а за осенью – опять зима.  Двадцать девятого декабря во вторник у Пантелеевой был день рождения –  исполнялась круглая дата, и в связи с этим она взяла себе отгул. Ольгин планировал пробыть на работе до полудня, а потом заехать за ней, и вместе отправиться отмечать это событие к себе домой, где Антон Сергеевич уже с раннего утра готовил праздничный стол. Именно сегодня Алексей решил сделать Ирине официальное предложение руки и сердца, поэтому пребывал в состоянии лёгкого волнения.   

Утро на «ВМТ» началось как обычно: никаких сюрпризов не ожидалось. Студентка Оксана – подруга Василия обслуживала клиентов, Егор Борисов занимался настройкой нового видеомагнитофона в аппаратной, а Санёк с Игорьком сидели за столиком у входа и со скучающим видом решали кроссворд. Эта спокойная обстановка была нарушена, когда Егор без стука вошёл в кабинет генерального директора.

- Только что пришла печальная весть из Северной Столицы, - сообщил он, - вчера умер Виталий Крестовский.
- Да ну?! – Алексей оторвался от журнала учёта выполненных заказов, - И какова причина смерти?
- Инфаркт. Я думаю, подробности тебе расскажут твои питерские друзья, позвони им.
- Что-то не хочется. Сегодня у меня прекрасное настроение, а тут разговоры о смерти…
- Понимаю, день рождения Ирины. И всё же, думаю, нам стоит подсуетиться и приобрести пластинку Виталия – она только что вышла, на неё будет спрос. Возможно, на самом деле песен было записано гораздо больше, надо бы постараться отыскать  оригинальную версию этого альбома.
- Нет, мы никуда не будем звонить и ничего не станем искать. Крестовский – певец одного концерта, сам по себе он никто и ничто.
- Как же так, ведь Виталий тебе всегда нравился, ты ещё хотел с ним встретиться, будучи в Питере, спеть ему свои песни, помнишь? Кстати, ты так и не рассказал, состоялась ли ваша встреча!
- Хотел, верно, но не встретился, его не было тогда в городе. Не желаю больше о нём ничего слышать, иди, занимайся своими видаками!
- Как хочешь, - Борисов пожал плечами, - но всё же, не понимаю я тебя, Лёха!
- Егорка, закрой дверь моего кабинета со стороны коридора! – отвечал ему Алексей, еле сдерживая свои эмоции.

Закончив изучение  журнала, он включил новенький телевизор «Sharp» с диагональю 21 дюйм, приобретённый им специально для своего кабинета, и попал прямо на канал «Россия», где транслировался утренний выпуск программы «Вести» со Светланой Сорокиной. Шёл видеосюжет о  непризнанной Приднестровской Молдавской Республике, только что начавшей залечивать свои раны после вооружённого конфликта с Молдовой, её лидер Игорь Смирнов отвечал на вопросы корреспондента, а за его спиной стояло несколько вооружённых человек в камуфляжной форме. Вот оператор приблизил камеру, и Ольгин узнал одного из них, находившегося в самом центре – это был Михаил Кривошеев собственной персоной, нейрохирург приветливо улыбался, сжимая в руках винтовку Драгунова. «Так вот, Михаил Петрович, куда Вы поехали, – подумал Алексей, глядя в телеэкран, - а ведь могли бы идеально обеспечить  безопасность «ВМТ», эх, как мне Вас сейчас не хватает!». Досмотрев «Вести», он собрался было пойти и помочь Оксане с заказами, но неожиданно она пришла к нему сама, милое личико студентки было красным от волнения.

- Алексей Антонович, у меня тут возникла проблема, - прощебетала она, - Саня с Игорем хотят её решить по-своему, но я не одобряю их методов, вот и пришла к Вам.
- Что там у вас происходит?
- Какой-то странный тип к нам пришёл, требует встречи с Вами, говорит, что Вы знаете его. Как нам в этом случае поступить…

Договорить она не успела. В кабинет Ольгина ввалился Дементий в своём старом ватнике, валенках и неизменной ушанке. На него нельзя было смотреть без смеха, он выполнил поручение, данное когда-то ему Алексеем, проколол себе уши с носом, вставил в них женские серьги и теперь напоминал какого-то туземного шамана.

- Здравствуйте, люди добрые! – воскликнул он, - Прошу прощения, что долго не появлялся, никак не мог раньше приехать, строил у нас в деревне новые свинарники, только сейчас смог выбраться. Ну как, правда, я теперь красивый?
- Да ты просто мудак! – вслед за ним появились Санёк с Игорьком, - Не переживай, сейчас мы сделаем тебя красивым по-настоящему!
- Ребята, всё нормально! – остановил их Алексей,- Дементий – молодец, поступил так, как ему было сказано. Итак, друг мой, что ты хочешь получить?
- В первую очередь – концерт Северного в ресторане «Печора», Коллексы его слишком глубоко прячут, наверно даже на смертном одре такому простому человеку, как я, не отдадут!
- Хорошо, будет тебе «Печора» – вот она, смотри! – Ольгин достал из своего стола кассету, приготовленную для Румянцева и повертел ей перед носом гостя, - Но тебе придётся исполнить моё последнее поручение!
- Я готов! - Дементий уставился на кассету, как кот на пузырёк валерьянки, - Что необходимо сделать?
- Да, собственно, ничего особенного. Ты должен раздеться догола выйти на улицу, дойти до магазина – того, что находится здесь рядом за углом, и купить там для нас бутылку «Смирновской». Вот возьми деньги!

В кабинете воцарилось гробовое молчание, все присутствующие перевели взгляд на Дементия, а тот принялся раздеваться и вскоре остался, в чём мать родила, даже не пытаясь прикрыть от Оксаны своё длинное, болтающееся между ног мужское достоинство.

- Давай, иди, одна нога здесь, другая там! – последовала команда.

Деревенского любителя магнитофонного блатняка как ветром сдуло, а отдавший ему приказ громко расхохотался, глядя из окна своего кабинета на мелькающую среди снежных сугробов голую волосатую задницу.

- Может быть, не надо было с ним так? – спросила Оксана, - На улице всё же минус десять градусов!
- Он не успеет простудиться: до магазина два шага,  - успокоил её Ольгин, посмотрев на часы, - если принесёт бутылку, отдам ему «Печору», как обещал, не принесёт, значит, сам будет виноват. Ну а теперь, мальчики и девочки, все по местам, вам работать, а мне уже скоро уезжать!

Оставшись в кабинете один, он вновь включил телевизор и минут сорок смотрел детскую сказку «Путешествия пана Кляксы» – до тех пор, пока не появился Фёдор.

- Машина ждёт Вас, шеф, – доложил он, - но чьё это шмотьё с валенками здесь валяется?!
- Приходил тут один, не совсем уравновешенный, - хмыкнул Алексей, - будь другом, убери эти тряпки куда-нибудь с глаз долой.   
- Мне кажется, их надо выкинуть на помойку! – протянул Фёдор, рассматривая рваные семейные трусы Дементия, - ну надо же, какая вонь от них идёт!

Пока он бегал до ближайшего мусорного бака Ольгин надел пальто, меховую шапку, вынул  все вилки из розеток, закрыл дверь кабинета на ключ, и уже совсем собрался было уходить, когда в студию вошли два милиционера. Они частенько патрулировали этот район, бывало, заходили на «ВМТ» прикупить себе кассет, их лица были хорошо знакомы всем сотрудникам. Сегодня они выглядели очень озабоченными.

- Что случилось, ребята? – поинтересовался у них Алексей
- Произошёл один инцидент, даже не знаем, как это всё рассказать, - ответил один из стражей порядка, - мы только что задержали  мужчину с серьгами в ушах и в носу, он пришёл в магазин за водкой абсолютно голый…
- Голый мужик пришёл за водкой зимой, это какой-то розыгрыш?
- Если бы! Этот нудист бросился от нас бежать, орал на всю округу, что он  ищет редкие магнитофонные записи, которые от него скрывают, и тому подобное, мы его еле поймали!
- Явно шизик какой-то.  Но причём тут наша организация?
- Он нам сказал, что в магазин послали его Вы.
- Ерунда какая-то, если бы мне нужна была водка, я бы пошёл и купил её сам.
- Мы тоже так считаем, не берите в голову, это, как там Высоцкий пел: «Но ведь сумасшедший, что возьмёшь!» Просто на будущее, если вдруг кто-то из тех, кто сюда приходит, покажется Вам неадекватным, сразу вызывайте нас, договорились?
- Договорились, мне, как и вам проблемы ни к чему.
- Вот и славно. В таком случае, раз уж мы здесь, может быть,  порекомендуете нам что-нибудь забойное, танцевальное из ваших новинок?
- Оксана, подбери нашим гостям что-нибудь из «диско»! - попросил Ольгин приёмщицу, а затем снова повернулся к работникам милиции, - К  сожалению, я должен вас покинуть, мой рабочий день на сегодня закончился, у меня дома готовится семейное торжество. Слушайте музыку, получайте удовольствие!
- Хорошего Вам отдыха! – неслось ему вдогонку.
- Утро выдалось  богатым на события, – сказал Алексей, усаживаясь в машину к Фёдору, - интересно, каким будет день, неужели таким же?! Ладно, поехали отсюда!
- За Ириной? – осведомился его шофёр.
- Нет, сначала купим ей цветов и таких, чтоб о-го-го были, давай, сгоняем на рынок!
- Думаю, это не самая хорошая идея, лучше поедем к  вокзалу, там есть один павильон, его держит какая-то женщина, приезжая с Кавказа, у неё самые свежие цветы в городе по вполне приемлемым ценам, сам месяц тому назад покупал букет для тёщи, она была просто на седьмом небе от счастья.
- Не слышал про эту торговую точку. Что же, едем туда, я хочу на неё взглянуть!

На Привокзальной площади, где они вскоре оказались, было шумно и людно. То тут, то там сновали беспризорные ребятишки, степенно прогуливались молодые люди, крепкого телосложения, продающие и покупающие ваучеры, а в ларьках бойко шла торговля воблой, пивом и палёной водкой, это была типичная картина российского города самого начала 90-х. Подъехать прямо к павильону не представлялось возможным из-за снега, который никто не убирал, поэтому Фёдору пришлось припарковать машину в стороне и немного пройтись со своим шефом пешком, отмахиваясь руками от бездомного пса, который увязался за ними в надежде выклянчить что-нибудь съестное. Двери торговой точки были распахнуты настежь, за прилавком стояла женщина, укутанная в шерстяной платок, а перед ней стоял здоровенный детина с сигаретой в зубах и говорил с ней угрожающим тоном:

- Опять задерживаешь еженедельную оплату, ну что это за безобразие такое?! У нас ведь уже был с тобой на эту тему серьёзный разговор, и я тебе, вроде как, очень ясно всё разжевал – хочешь на этой площади торговать своими цветочками – надо платить, а если нет – скатертью дорожка, найдётся другой, кто сюда придёт!
- Войдите в моё положение, - с мольбой в голосе отвечала ему женщина, - моя дочь попала в больницу с тяжёлой формой пневмонии, деньги были потрачены на необходимые для неё лекарства и врачебный уход, я воспитываю её одна, без мужа, который погиб  полтора года тому назад. Прошу отсрочить платёж на неделю, Вы получите деньги с процентами!
- Не желаю больше ничего слышать! – отрезал детина, - Сейчас я вызову своих гавриков, и они снесут твой павильон ко всем чертям, правила у нас одинаковы для всех, исключений мы ни для кого не делаем.
- Уважаемый, - обратился к нему подошедший сзади Ольгин, - очень некрасиво ты себя ведёшь. Хочу заметить, что так разговаривать с беззащитной женщиной много мужества не требуется!
- А ты кто ещё такой? – здоровяк резко повернулся назад.

Вымогателем денег оказался Лёха-Монстр, узнав Алексея, он сразу же запнулся, резко изменился в лице, как будто увидел самого Торквемаду и пробормотал:

- Тёзка, извини, не ожидал здесь встретиться с тобой!

Алексей тоже узнал своего знакомца по «Красной рябине», но сей факт его мало интересовал, ведь продавщицей цветов оказалась Тамара! Он посмотрел в её чёрные глаза и как будто утонул в них, никогда в жизни ему ещё не приходилось испытывать ничего подобного.

- Проваливай отсюда, - сказал Ольгин «Монстру», - если ещё хоть раз подойдёшь к этой женщине ближе, чем на пятьдесят метров, ты покойник!

Сборщик дани с торгующих граждан моментально исчез, как будто его тут и не было, а его победитель продолжал стоять, глядя на Тамару, лишившись при этом дара речи. Видя, что молчание затянулось, она первой нарушила его:

- Добрый день, Вы желаете приобрести букет? Кому он будет предназначаться? Дочери, матери или, может быть, невесте?
- Коллеге по работе! – выдавил из себя Ольгин.
- Очень хорошо, я помогу Вам его составить. Для коллеги-женщины не подходят красные розы, они символизируют любовь, по правилам этикета их преподносят только близким людям. Алый цвет поставит и Вас и получательницу в неловкое положение, вызовет ненужные разговоры, поэтому предлагаю сделать основу подарка из белых и розовых кустовых хризантем, он будет лишён романтического подтекста и потому идеально подойдёт. Ну и, конечно, цветов должно быть не слишком много, но и не мало, путь их будет тридцать семь, эта цифра символизирует пожелание радости, веселья и отличного настроения на каждый день.
- Да, это то, что нужно, – отвечал Алексей, слушавший Тамару, как зачарованный, - пусть всё будет так, как Вы говорите!

Когда букет был готов, он, расплатившись, отдал его Фёдору и тихо сказал:

- Отвези цветы Ирине и передай ей, что я задержусь. После этого на сегодня ты свободен!
- Как это так? – изумился тот.
- Делай, что я говорю,- приказал Ольгин уже громко, - остальное тебя не касается!
- Твоё слово – закон, шеф! – Фёдор пожал плечами и направился к своей машине, не понимая, что за моча вдруг ударила в голову его начальнику, а тот остался с продавщицей цветов до самого закрытия павильона, так и не приехав к Ирине, которая ждала его весь этот день.

Глава двадцать вторая

Алексей встретил утро у Тамары, теперь она проживала на северо-западной окраине Ленинского района в Елшанке, в съёмном деревянном доме по Московскому шоссе, своё название этот бывший посёлок, ставший теперь частью города, получил от одноимённой реки, протекающей по его территории. В сороковых годах здесь обнаружили крупные запасы природного газа, и в правительстве приняли решение о строительстве газопровода «Саратов-Москва», который стал одной из первых советских послевоенных строек. Началось развитие микрорайона, здесь появились новые дома, газовые вышки, поликлиника, библиотека, заработала птицефабрика, была реализована программа телефонизации, местное население с оптимизмом смотрело в будущее, но тут грянула горбачевская перестройка, а вслед за ней – развал Советского Союза и гайдаровские реформы. В результате Елшанка превратилась в самое неблагополучное место в городе, одна проблема накладывалась на другую: отопление не работало, из-за массовых прорывов водопровода вода начала подмывать фундаменты многих домов, а берега реки и прудов в её пойме были так загажены, что подойти к ним не представлялось возможным. Вдобавок ко всему этому уровень преступности здесь достиг просто небывалых масштабов: квартирные кражи, пьяные драки и разбой стали обыденным явлением в этих краях. Вот сюда и попала Тамара после того, как съехала из дома Ольгиных.

Все родственники и знакомые её убитого мужа покинули Саратов: кто вернулся в Азербайджан, кто уехал искать свою удачу в другие города Российской Федерации, а она вместе со своей дочкой Лейлой оказалась брошенной на произвол судьбы. Вероятно, кто-то другой, попав в подобную ситуацию, опустил бы руки, сломался, но Тамара оказалась не из таких, все деньги, которые у неё оставались, вложила в дело – снова начала цветочный бизнес фактически с нуля. Было трудно, но женщина не унывала, возносила молитвы Аллаху, и верила, что придёт время, всё изменится в одночасье, поэтому, когда в павильоне внезапно появился Ольгин, ей стало ясно, что, наконец-то, пробил её час.  Ключи к сердцу преуспевающего бизнесмена подобрались без труда, теперь он был в её доме, и она могла манипулировать им так, как считала нужным. По его собственной инициативе они вдвоём навестили в больнице Лейлу, девочка была очень рада снова видеть доброго Дядю Лёшу, который привёз ей  конфет с фруктами, и просила его приходить к ней ещё, вызвав тем самым слёзы умиления у своей мамы. После больницы Алексей проводил Тамару до павильона, пообещав снова вернуться к вечеру.

- Вы больше не будете жить в этой дыре, я обязательно заберу вас обоих к себе! – сказал Ольгин, касаясь её губ.
- Но как это воспримет твой отец?- последовал в ответ резонный вопрос.
- Нормально воспримет, у меня всегда были с ним добрые отношения, он отнесётся к моему решению с пониманием и примет его! – поцеловав Тамару на прощание, её новый бойфренд покинул Привокзальную площадь, дошёл до автобусной остановки и из ближайшего таксофона позвонил Егору Борисову.
 - Лёха, ты куда пропал? – услышал он взволнованный голос своего первого заместителя, - Мы тут волнуемся, мне Фёдор рассказал про то, как вы ездили за цветами и про эпизод, который там произошёл. Ирина места себе не находит, плачет…
- Егорка, со мной всё в порядке, - успокоил его  Ольгин, - сегодня я на работе не появлюсь, исполнять свои обязанности поручаю тебе, надеюсь, справишься.
- Справлюсь, не вопрос, будут ли ещё какие-нибудь распоряжения?
- Нет, не будут, позже обо всём расскажу. Увидимся!

Закончив разговор, Ольгин сел в первый подошедший  автобус, занял сидение у окна и всю дорогу до дома смотрел на белые от снега городские улицы. Ему вдруг снова вспомнилась встреча с Аркадием Северным у пивного ларька рядом с парком Липки в уже далёком 1984 году, его рассказ о реке с быстрым течением и о том, что порой остаётся всего лишь несколько секунд для того, чтобы выбрать в какую сторону повернуть лодку. «Вот я уже и выбрал это направление, - подумал Алексей, выходя на своей остановке, - теперь, как бы уже ни хотелось, повернуть назад невозможно!».

Он застал отца дома  сидящим за столом, который был ещё со вчерашнего утра приготовлен к празднованию дня рождения Пантелеевой, под его глазами были тёмные круги от ночи, проведённой без сна.

- Алёша, слава Богу, ты вернулся, - с облегчением вздохнул Антон Сергеевич, - я уж не знал, куда деваться и звонить. Что случилось?
- Ничего не случилось, просто так сложились обстоятельства, я через несколько часов снова уеду и вернусь домой  не один!
- С Ириной?
- Нет, папа, я не буду с ней жить, моей женой станет другая женщина.

Услышав  это, Ольгин-старший некоторое время молчал, осмысливая сказанное сыном, затем зажёг сигарету, закурил и, волнуясь, произнёс:

- Ты просто ошеломил меня. Хорошо, путь так, но кто же тогда эта твоя другая женщина?
- Тебе она знакома. Это Тамара – та самая, что жила в квартире Стаканыча над нами.
- Тамара?! Та черномазая тварь, муж которой устраивал концерты у нас во дворе, а её дочка убила Дымка?!
- Да, папа, она.
- Сынок, у тебя, наверно, помутнение разума, ты перетрудился на работе в студии, присядь, успокойся, выпей воды!
- Нет, папа, я спокоен. Сегодня вечером Тамара приедет жить к нам, Лейла будет немного позже, как только её выпишут из больницы. Прошу отнестись к ним с уважением!
 - Настаиваешь на этом? - сделав ещё несколько глубоких затяжек, отец затушил сигарету, затем встав со стула, продолжил, - Я не могу на это согласиться!
- Ты мне говорил, что я всегда могу привести сюда женщину, с которой захочу строить совместную жизнь, и что одобришь любой мой выбор!
- Да, говорил, но такой выбор не одобрю никогда!
- Тебе придётся – это моя личная жизнь!
- Нет! –  вскричал Антон Сергеевич и  неожиданно со всего маху стукнул по столу, - Пока я жив – ноги их здесь не будет!

На Алексея это произвело впечатление, но отступать было уже некуда,  решительным голосом он ответил своему разбушевавшемуся отцу:

- В таком случае здесь не будет и меня!
- Можешь делать всё, что хочешь, но с ними жить в этой квартире я тебе не позволю!
- Отец, хорошо подумай о том, что сейчас делаешь, если я сейчас уйду, то никогда уже не вернусь!
- И не надо! Я смогу сам себя обеспечить всем необходимым, а стану совсем старым – не беда, подрастёт Артём – он не позволит мне пропасть. Да, правильно тебя Наталья назвала когда-то жалким ничтожеством, ты такой и есть, раз позволил себя захомутать этой  шлюхе!
- Довольно, прекрати на меня орать, говорить нам больше не о чем. Немного позже я приеду, чтобы забрать свои вещи и вернуть тебе ключи от квартиры. Прощай, у тебя нет больше сына!
- Скорее всего, у меня его никогда и не было! – хрипло ответил Антон Сергеевич, но Алексей, уже не слышал этих слов: громко хлопнув входной дверью, он спустился вниз и вышел на улицу, столкнувшись под окнами со Стаканычем. Старик возвращался из магазина, гордо размахивая полиэтиленовым пакетом, в котором угадывались очертания ёмкости со спиртом «Royal», к этому времени уже успевшим получить в народе прозвище «Рояль» и в придачу к нему буханки ржаного хлеба.

- Ну, ты даёшь, Алёша, – прошамкал его сосед своим беззубым ртом, - зачем так ругаешься со своим отцом, вас обоих на улице слышно!
- Больше этого не будет, Захар Иванович, я переезжаю.
- Переезжаешь? А что так?
- Женюсь.
- Женишься?! Правильно, давно пора, такому мужчине как ты не пристало быть одному, от всего сердца тебя поздравляю, и сегодня вечером обязательно выпью за твоё семейное благополучие!
 - Может быть, ещё увидимся! – Ольгин пожал своему собеседнику руку и быстрым шагом пошёл  прочь, размышляя о том, удастся ли погрузить швейцарский сейф в «девятку» Фёдора, когда придётся забирать его из квартиры отца.

Внезапно остановившись на шумном перекрёстке, он почувствовал на себе чей-то взгляд и, обернувшись, увидел  мать, Зинаида Сахмановна стояла в том же платье и платке, в каком была похоронена, с совершенно белым лицом, искажённым от гнева. На голове Алексея зашевелились волосы, когда она подняла правую руку с вытянутым вперёд указательным пальцем и страшным голосом произнесла:

- Слово! Ты давал мне слово!

Он открыл рот, чтобы закричать, но перед ним уже никого не было. В Саратове шёл снег, приближался 1993 год…
 
КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ