Маргинальное чтиво. 25

Познакомимся поближе с одним из уникальнейших служителей масляного ремесла, демиургом квартирной живописи, питомцем муз и любимцем Аполлона - Стешей Благолеповым.

- Подскажите, над чем вы сейчас работаете?

- Если вы про живое писание, или как принято говорить "живопись", то сейчас я пока ни над чем подобным не работаю, ну может быть почти не работаю.

- Чем же вы сейчас занимаетесь?

- То там, то здесь, вот на днях вернулся из Москвы.

- Посещали чью-нибудь выставку?

- Да, знаете, нет. Пришёл небольшой заказ, нужно было сделать кое-какие наброски, более грубого характера, я бы даже сказал строительного характера, даже скорее подсобного.

- Расскажите немного о том, как вы нашли себя в художественной профессии.

- Если быть откровенным, то я не сколько именно в художественной профессии, сколько на стыке реальной жизни и абстрактного, творческого начала что ли. Я даже всё это не выбирал, если честно, просто однажды, когда я заканчивал, так сказать был близок к окончанию известного в том месте, где я его заканчивал, колледжа, ко мне пришла идея о том, а что если вот так взять, да и бросить этот колледж. То есть поддаться живому порыву своей души, сбросить оковы повседневности. И я сбросил, сбежал от этой суеты и нелепости. Но на какое-то время мне пришлось найти работу в той сфере, той собственно, которая и послужила причиной моей поездки в Москву.

- Так что же это за сфера, поподробнее.

- Сейчас я хочу видеть реальность сквозь призму её аутентичности. Если можно так выразиться, отречения от всего наносного. В каком-то смысле даже сквозь незамутнённое окно аскетичного, возможно, штукатурного. Я дико, дичайше, можно даже сказать первобытнейше извиняюсь, но в этом я вижу основное, движущее направление современного искусства: отказ от формы, от искусства ради самого искусства. Я пронизываю самые примитивные, природные пласты обыденности, чтобы создать идеальное гладкое пространство стены, залитое тёмно-серым, как туманное утро, вязким раствором. Я сейчас очень близок к той жизни, которая лишена фейерверков страстей, мишуры заманчивых огней дорогих ресторанов и всего дорогого в принципе. Если можно так выразиться, я сейчас аскет, более того, наверное я - аскет-штукатур. Я работаю одной очень интересной штукой и я её турю, турю.

- Вы сейчас один работаете над этим проектом?

- Нет, этот проект очень объемный, его площадь будет целых 250 кв.м., представляете? Да, вот так. И со мной работают замечательные люди. Вот, например, один мой коллега, знаете, у людей бывает двойная фамилия, а у него двойное имя. Первое в честь Александра Великого, а второе в честь его любимого композитора Густава Малера, но он не обижается, когда мы по-дружески зовём его просто: Саша-маляр. Он, к слову сказать, временами приносит очень удивительный чай. Мы бывает напьёмся этого чая, возьмёмся за кисти, за все эти штуки и мажем, и мажем, и словно нас при этом тоже и мажет, и мажет. Мы настолько сильно увлекаемся творческим процессом, что буквально сливаемся с ним, растворяемся в нём.
 
На этом закончим наше знакомство.

***

Я не теоретик искусства, и более предрасположен ощущать его нежели анализировать. Ощущать его медитативно: слушая любую симфонию, быть этой симфонией, и, став ей, наблюдать её глазами. Критерием того, что я нахожусь под впечатлением, является то насколько я перестаю себя помнить, т.е. чем более контрастным для меня является возврат в реальность, тем выше была моя вовлечённость в воспринимаемое.
Когда я слышу выражение современное искусство, то начинаю ощущать нечто совершенно противоположное медитативному состоянию. Современное искусство - это название того культурного явления, которое, с одной стороны, какой-либо культурной ценности в себе уже не несёт, а с другой - оно настолько укоренилось в общественном сознании, что и пересматривать его назначение никто не будет. Это тот случай, когда не содержание обретает форму, а форма отсылает к содержанию, которое без этого названия уже и не отличить от любой рекламной вывески. Из-под этого полога пробиваются временами ростки чего-то осмысленного и живого, но и они с каждым разом становятся всё слабее и слабее. Я не укоряю, а говорю, что чувствую. Не имеет значения нужно ли мне это самому: я как видеокамера снимаю всё происходящее просто потому, что меня здесь поставили. Я снимаю Стешу Боголепова, который по моему мнению типичный представитель современного искусства. Он недооценён. Но не другими: другие о нём шушукаются, - он недооценён собой, он может больше, он должен кричать о своей бесполезности, тупости, ничтожности до кровавой блевоты. Вот тогда он станет ценен, он будет сигналом того, насколько ***во обстоят дела в нашем творческом болоте. Тогда он мне интересен. Я и сам по позможности кричу об этом, я стыжусь того, что я унылый пигмей, но буду орать дурником, буду стоять за вашими спинами с молоточком и напоминать вам, что мы - это скопище жалких пародий на тех, кого в нас хотят видеть другие: политики, священники, рекламные боги и прочие уебаны.