Державин Гавриил Романович в оценках современников

Державин Гавриил Романович в оценках современников.
(Энциклопедический словарь Брокгауз и Ефрон).
С течением веков к великой личности пристают самые разные оценки, часто политизированные, в угоду самым разным властелинам.
Всегда интересно и полезно знать, а как эту личность воспринимали, ценили его современники?
Обращаюсь к авторитетному, признанному своими объективными оценками словарю.
Читаю...»Самым крупным лицом в области поэзии (во время Екатерины-2) был Г.Р.Державин (1743-1816),прославленный певец Фелицы, поэзия которого была предметом безусловного удивления до времени Пушкина, впервые ограничившего прежнюю её оценку
Державин несомненно владел крупным оригинальным талантом, который в особенности подходил к его задаче-превозносить обоготворяемую им повелительницу, подвиги её воинов, мудрость правления,- а вместе высказывать свою нравственную философию, во вкусе века слегка скептическую, но не совсем определённую.
Его дарование умело стать выше рутинной оды, которую писали его предшественники и продолжали писать современники: он внёс в оду известную, конечно, всё- таки искусственную, простоту, которую приняли тогда за подлинную и которую он хотел дать натянотому строю оды некоторую естественность и реализм. Фантазия Державина была широкая и бурная, но слишком часто ему вредил  недостаток чувства меры; возвышенный тон  переходил легко в высокопарность и напыщенность.
Знаменитая ода «Бог» казалась современникам вершиной поэзии; в действительности в ней слишком много  этой отвлечённой  высокопарности  и,может быть, мало настоящего религиозного чувства. Его философия была житейской  философией века: надо быть справедливым, честным, но не очень заботиться о мудрёных вопросах и спешить пользоваться благами жизни.
Как человек, он мог внушать уважение, потому что в разных высоких положениях, какие он занимал, он хотел стоять за правду, впрочем, портя эту заслугу неуживчивым самомнением.
Свою позицию он поставил очень высоко, но вместе — крайне тесно и односторонне. Основа его теории была, по тогдашнему обычаю, псевдоклассическая, хотя и смягчённая некоторыми новыми  литературными веяниями: он обращался к самим древним классикам, знал немецких поэтов, увлекался Оссианом и под его влиянием находил  «бардов»у древних славян. Но поэзия в его глазах не есть независимая сила и творчество человеческого духа.
Его предшественник Тредиаковский изображая некогда поэзию как приятную забаву, которая  может служить в литературе « фруктами и конфектами на богатый стол по твёрдых кушаниях»; Державин восхвалял Фелицу за то,что поэзия любезна ей «как летом вкусный лимонад».
При этом несложном взгляде Державин не затруднялся «прибегать к своему таланту», когда нужно было достигнуть каких-нибудь личных выгод хвалебной одой сильному человеку. Так рассказывает он сам в своих записках, из которых мы узнаём. что Екатерина была очень довольна изображением Фелицы, написанными тогда, когда Державин был ещё далёк от двора.
Впоследствии, когда он находился уже в ближайшей обстановке, она , «неоднократно,так сказать, прашивала его, чтобы он написал оды Фелице»,но он не написал, потому что не было уже «воспламенения», когда он ближе узнал характер и факты правления.
Недостаток вкуса сказался у Державина особенно впоследствии, когда он в старые годы писал свои нескладные драматические произведения.
Во времена Екатерины, когда действительно совершались громкие военные и политические дела , ода ещё могла сохранять свой смысл не только как придворное приветствие, но и как популярное истолкование событий…
Позже одоносцев стали уже осмеивать, как к примеру это делал И.И.Дмитриев(1760-1837).»
И слава Державина, как поэта стала угасать.
Вот таким был наш Тамбовский губернатор-поэт Державин Гавриил Романович.
Бог (Ода)
О ты, пространством бесконечный,
Живый в движеньи вещества,
Теченьем времени превечный,
Без лиц, в трех лицах божества!
Дух всюду сущий и единый,
Кому нет места и причины,
Кого никто постичь не мог,
Кто все собою наполняет,
Объемлет, зиждет, сохраняет,
Кого мы называем: бог.
Измерить океан глубокий,
Сочесть пески, лучи планет
Хотя и мог бы ум высокий, -
Тебе числа и меры нет!
Не могут духи просвщенны,
От света твоего рожденны,
Исследовать судеб твоих:
Лишь мысль к тебе взнестись дерзает,
В твоем величьи исчезает,
Как в вечности прошедший миг.
Хаоса бытность довременну
Из бездн ты вечности воззвал,
А вечность, прежде век рожденну,
В себе самом ты основал:
Себя собою составляя,
Собою из себя сияя,
Ты свет, откуда свет истек.
Создавый всe единым словом,
В твореньи простираясь новом,
Ты был, ты есть, ты будешь ввек!
Ты цепь существ в себе вмещаешь,
Ее содержишь и живишь;
Конец с началом сопрягаешь
И смертию живот даришь.
Как искры сыплются, стремятся,
Так солнцы от тебя родятся;
Как в мразный, ясный день зимой
Пылинки инея сверкают,
Вратятся, зыблются, сияют,
Так звезды в безднах под тобой.
Светил возженных миллионы
В неизмеримости текут,
Твои они творят законы,
Лучи животворящи льют.
Но огненны сии лампады,
Иль рдяных кристалей громады,
Иль волн златых кипящий сонм,
Или горящие эфиры,
Иль вкупе все светящи миры —
Перед тобой — как нощь пред днем.
Как капля, в море опущенна,
Вся твердь перед тобой сия.
Но что мной зримая вселенна?
И что перед тобою я?
В воздушном океане оном,
Миры умножа миллионом
Стократ других миров, и то,
Когда дерзну сравнить с тобою,
Лишь будет точкою одною;
А я перед тобой — ничто.
Ничто! — Но ты во мне сияешь
Величеством твоих доброт;
Во мне себя изображаешь,
Как солнце в малой капле вод.
Ничто! — Но жизнь я ощущаю,
Несытым некаким летаю
Всегда пареньем в высоты;
Тебя душа моя быть чает,
Вникает, мыслит, рассуждает:
Я есмь — конечно, есть и ты!
Ты есть! — природы чин вещает,
Гласит мое мне сердце то,
Меня мой разум уверяет,
Ты есть — и я уж не ничто!
Частица целой я вселенной,
Поставлен, мнится мне, в почтенной
Средине естества я той,
Где кончил тварей ты телесных,
Где начал ты духов небесных
И цепь существ связал всех мной.
Я связь миров, повсюду сущих,
Я крайня степень вещества;
Я средоточие живущих,
Черта начальна божества;
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю,
Я царь — я раб — я червь — я бог!
Но, будучи я столь чудесен,
Отколе происшел? — безвестен;
А сам собой я быть не мог.
Твое созданье я, создатель!
Твоей премудрости я тварь,
Источник жизни, благ податель,
Душа души моей и царь!
Твоей то правде нужно было,
Чтоб смертну бездну преходило
Мое бессмертно бытие;
Чтоб дух мой в смертность облачился
И чтоб чрез смерть я возвратился,
Отец! — в бессмертие твое.
Неизъяснимый, непостижный!
Я знаю, что души моей
Воображении бессильны
И тени начертать твоей;
Но если славословить должно,
То слабым смертным невозможно
Тебя ничем иным почтить,
Как им к тебе лишь возвышаться,
В безмерной разности теряться
И благодарны слезы лить. 1784 год