И вдох... навеяло

В одном издательстве меня спросили, как я пишу. А я и не думал разбираться с алхимией творческого озарения. Я для начала хотел понять, почему у писателей одинаковый почерк – Times New Roman.

Почему прогресс не только наступает, но и оказывается в… там, где его не ждёшь? Не знаю. Но то, что сегодня литераторы часто выстукивают клавишами текст, который не отличить ни по содержанию, ни по почерку – очевидный факт. И тут я испугался. Не заменят ли вдохновение в ближайшее время алгоритмы искусственного интеллекта? И существует ли оно? Что это – состояние души? Или, может быть, это особый портал, провалиться в который суждено не каждому и не всякий раз, когда придвигаешь к себе ноутбук, выбираешь шрифт и нажимаешь первую букву? Призрак «ИИ» заставил-таки задуматься о… Итак, сделаем вдох - вдруг навеет.

Вдохновение, точно, не стимул к творчеству или, что правильнее, к ежедневному труду. Будильник, конечно, вас разбудит, но с кровати не поднимет. Скорее всего, вдохновение – это «эврика» или находка. Говорят, что многие великие творцы, например Альберт Эйнштейн и Сальвадор Дали любили сладко подремать в удобном кресле в ожидании озарения. И оно к ним приходило в виде тяжёлого предмета, который они, засыпая, роняли себе на ногу. Просыпаясь от грохота и боли, гении бросались запечатлевать привидевшееся им во сне. Что из этого получилось, всем прекрасно известно. Относительно, конечно.

Если бы я следовал их примеру, то мой 44-й размер ноги очень быстро превратился бы в тюленью ласту. Конечно, удобно – собираясь в отпуск, можно не забивать чемодан громоздкими вещами. А как здорово, представьте, лежать на турецком песочке, не снимая ласт, которые ещё и загорают! Единственное неудобство – переход государственной границы. Следы на контрольно-следовой полосе слишком большие остаются. Не говоря уже про соседа снизу – кому понравится грохот падающего рано утром бильярдного шара? Кроме того, я никогда не стал бы писателем – только олимпийским чемпионом по плаванию. Хотя однажды мне всё-таки приснился рассказ от начала до конца. Я проснулся посреди ночи от смеха. По слезам на своём лице понял, что это я сам себя разбудил и не только себя. Пинками был отправлен в кабинет вместе со своим вдохновением. Так родился один из моих лучших рассказов «Призрак «Новика»».

В общем, к вдохновению я отношусь спокойно. Муза, тем более, опасная подруга. Жена может задушить её ещё в лифте. Убить не убьёт, но перцовым газом пульнёт от всей души. А кому нужна слепая Муза? Поэтому я за терпеливое корпение над текстом в тиши кабинета. Подойдёт любимая к двери, а за ней тихо – никакого вдохновенного балагана с Музой. Ну и замечательно, работай, дорогой, твори, не буду мешать. Но трёхразовое питание по расписанию – не пропусти, десять раз разогревать не буду.
С замыслами и идеями проблем нет. Я просто наблюдаю. А жизнь, социально активная профессия и многочисленные друзья постоянно подбрасывают мне ситкомы и героев. Что-то сразу можно преобразовать в рассказ. Что-то должно помариноваться в голове и побродить по извилинам, прежде чем настоится в по-настоящему крепкую вещь и будет положено на бумагу.
 
Художественный текст – это живая материя, которой надо дать время на рождение естественным путём, и не нужно торопиться с «кесаревым». Подтверждение этому известный многим писателям феномен, когда произведение и его герои вдруг начинают жить своей жизнью и не слушают своего папочку-автора. Как бы говорят ему, что они уже выросли, и сами знают, что делать. Для меня это самый волнительный момент в писательстве. Это настоящая удача! Просто бинго!

Есть ли у меня свой стиль? Не знаю. Я не филолог. При написании текстов я следую интуиции, исходя из обстановки, сюжета или типажа героя. И слежу, в основном, за темпом языка, поскольку он важен для моих жанров – юмористических рассказов и криминально-приключенческих романов. Вот Стивену Кингу писать легко – в английском языке всё строится от глаголов. Шёл, споткнулся о труп, в штаны не наложил, но испугался, убежал, потом вернулся замести следы, а там уже призрачные сущности составляют протокол осмотра места происшествия. Или герой просто зашёл в бар выпить пива, пошёл в туалет, а вышел через портал в пятьдесят лет назад, чтобы в живую посмотреть, как пристрелят Кеннеди. Ну и заодно самому подобрать «винчестер» с оптическим прицелом. А кто бы из республиканцев сегодня отказался от участия в таком шоу? Стопроцентный бестселлер.

С русским языком сложнее. В его алфавите в полтора раза больше букв, чем в английском. Словари, словно весенние лужи головастиками, кишат прилагательными, наречиями и обсценными междометиями, из-за которых вечно тормозишь и зависаешь. Потом прозреваешь – чур меня! Не дай Бог, ещё одно «Преступление» совершить и «Наказание» написать. Попадёт такой сиквел в ЕГЭ по литературе – родители проклянут вместе с Музой… У меня ведь самого есть дети и внуки. И кивай потом на привидения классиков. Поэтому попроще, посмешнее и побыстрее – это я про тот самый темп. Так гуманнее, и читатель скорее разберётся что к чему. Таким образом, стиля у меня нет, а есть моё отношение к жизни. Отношение скептического оптимиста, абсолютно верующего в реализм, но жутко сомневающегося в его реальности.

Это о простом в писательском ремесле. Теперь о сложном. Точнее, о самом сложном – литературном мазохизме.

Допустим на вас снизошло-таки озарение, не больно наступив на мозоль. Или Муза благоразумно не поехала на лифте, а пешком поднялась на двенадцатый этаж и тайком, через балкон, пробралась к вам в кабинет. Допустим, вы родили с ней опус, опуская для краткости подробности той вечеринки. А что дальше? А дальше начинается самое трудное.

Во-первых, нужно незаметно спровадить Музу. А она сопротивляется, хочет отметить успех и выпить шампанского за вдохновение. И ей безразлично, что выстрел разбудит жену, а пробка, пробив потолок, пришибёт тебе на радость брехливую чиа-хуа (это то, что реально мешает творчеству) соседки сверху. Во-вторых, нужно как-то совладать с распирающим тебя тщеславием, которое надевает маску скромной гордости, и… И вооружиться скальпелем. И начать кромсать, резать, вырезать и выжигать всё гениально-лишнее. Приклеив «Моментом» указательный палец к курсору «Взад», стирать абзац за абзацем, оставляя только самое-самое. И не больше десяти авторских листов, потому что печать дорогая, и книгу иначе никто не купит даже в Рождество. В общем, сплошной абзац и обширная трепанация черепа, а не бесшовная лапароскопия крошечного аппендицита!

Становлюсь ли я счастливее, глядя на кучу исчирканных листов в корзине, ждущих, когда я зажгу ими камин?  Говорят, что рукописи не горят – сегодня очень хорошо горят. Приятно ли созерцать свои книги на полке, замерших там в ожидании кота, который решит, что они достаточно запылились, и им пора встряхнуться, то есть упасть на пол? Не думаю. Вот спокойнее, точно. Так как нет ничего лучше писательства, чтобы успокоить свою «пятую точку» и наконец приделать к рукам голову.

Да и кот, заснувший на освободившейся полке, отличный собеседник, скажу я вам.