Бей или беги. Глава 30

Глава  30.
- Ну, покажите мне это чудо природы? – Окинув взглядом шумный зал пробурчал Сивый, обращаясь к подбежавшим Кабану  и Спортсмену.
- Вон за третьим столиком с какими-то левыми шлюшками. Я их раньше в нашем заведении никогда не видел. – Кабан кивком головы указал вглубь зала.
- Как ведет себя? По-моему он бухой в дугу. Смотрите, чтобы осложнений с ним не было. – Сивый повернулся к Спортсмену. – А ты чего здесь трешься? Твое место там, с ними.
- Я там и сижу шеф, это меня Кабан дернул. Я тогда пошел?
- Вали. Будь внимательней, сам не нажрись.
- Долго мы его пасти будем? – Кабан выжидающе глянул на Сивого. – Объект хоть и предсказуем, но мало ли чего. Хотелось бы знать, что дальше?
- Не гони лошадей Кабан, я же сказал, пока наблюдать и входить в контакт. По возможности все фиксируйте.
- Вот кое-что есть, шеф. – Кабан протянул  флешку.
- Продолжайте. – Сивый засунул флешку в карман и еще раз окинув взглядом танцующих, ушел в банкетный зал.
Он, с удовольствием отметил, что за столом идет оживленная беседа, которая, однако, не мешала никому с большим аппетитом поглощать содержимое своих тарелок. А судя по счастливым физиономиям профессора и Цезаря Моисеевича,  достойное внимание уделялось и горячительным напиткам.
Шеф-повар Хасан был очень доволен поведением едоков. Его, как настоящего профессионала своего дела, всегда радовало, что люди не оценивали его блюда, ковыряясь вилочкой и покачивая головой, они просто ели, с аппетитом чавкая, макая хлеб в соус, хватая крупные куски с общего блюда. Было видно, что еда им нравится, а это высшая похвала для любого повара.
- Молодец, Хасан. - Похлопал его по плечу Сивый, пробираясь к своему стулу. – Принеси-ка мне черного хлеба и сала с чесноком?
- Все перед вами, шеф. – Улыбнулся Хасан сверкнув своим  золотым зубом и указал на его прибор.
Сивый любил черный хлеб с салом и чесноком. Раньше, когда он впервые отбывал наказание в сибирской колонии,  еще при СССР, с продуктами в зоне было совсем не так как сейчас и посылку с воли ждали с нетерпением. Так вот, в виду всевозможных ограничений существовавших на тот момент, самым оптимальным продуктом который можно было отправить с воли в зону,  было свиное соленое сало. Во-первых, это касалось, прежде всего, веса посылки. Как ни хотелось пацанам, чтобы в посылке были пряники и конфеты, они понимали, что этого хватит не надолго. Сало же продукт калорийный, сытный, вкусный, да и хранить его можно было даже без холодильника. Кроме того, в шмате сала, можно было передать и «маляву», и деньги, и еще многое чего о чем никто не должен был знать.
- О чем базар? – Обратился Сивый к сидящему рядом с ним профессору.
- Да все о том же. – Прожевав, профессор повернулся к Сивому. – Об этом самом Отто Шварце, будь он неладен. Я вот, например, считаю, что раз мы уже взялись за это дело, то надо его довести до конца.
- Вот и объясни, до какого конца? – Громко выкрикнул уже изрядно поддатый Степан. – Я понимаю, что вам, по сути, нравится его поступок в отношении этого несчастного Прохорова только потому, что он мент. В данном случае вы просто обобщаете свои представления о полицейских, беря во внимание только лишь негатив. Напомню, что преступник не имеет ни профессии, ни национальности, ни какого другого социального статуса. Преступник он и есть преступник. Согласен, что их очень много развелось в правоохранительных органах, но там не только одни оборотни, там много нормальных, честных и порядочных людей. Что ж теперь из-за одного, двух упырей в форме судить всех под одну гребенку? Кто вам сказал, что Александр Прохоров был из таких упырей? Парень между прочим учился не в МГИМО и даже не в МГУ, хотя, как я понял, деньжата у его папы водились не малые. Чем он мог так обидеть этого Легионера? Насколько мне известно, до этого они никогда нигде не пересекались. Судя по материалам дела о которых нам сообщил Мещеряков, Отто совершил весьма тяжкое преступление, осужден судом к лишению свободы. Почему мы должны быть на его стороне? С какого перепугу?
- Для меня тоже его поступок загадка. Я знаю, что выпускники разведшколы Генштаба эмоционально уравновешены и спокойны как удавы. – Поддержал разговор Коршунов. – Хотя я и раньше не был с ним близко знаком, а тем более, что прошло столько времени и чем он занимался все это время мне доподлинно неизвестно. С точки зрения Степана, - Федор кивнул в его сторону. – Шварц, совершил преступление. Но мне так же хотелось узнать, почему он бежал? Ведь теперь его обвиняют в убийстве двух человек и в покушении на убийство еще одного человека, причем все они имеют статус военнослужащих,  а за это срок наказания, безусловно, будет не такой как за оторванные уши. Я даже не знаю, стоит ли нам продолжать работать по этой теме, не вижу цели. Ну найдем мы его каким-нибудь образом, а дальше? А дальше мы  должны отдать его в руки правоохранителей. Ведь так? А тогда зачем нам его искать? Ведь государство нам денег за это не заплатит, а просить их у господина Мусаева мы сами не станем. Уж тот-то оборотень конченный, вне всякого сомнения.
- Давайте рассмотрим такой вопрос. – Поднял палец Алексей Иванович. – Кто, по-вашему, убил конвоиров?
- Ну, скорее всего люди Мусаева. – Степан обвел взглядом притихших едоков. – Причем, убили не табельным оружием, что исключает правомерность его применения. Убили левым пистолетом «ТТ», давно уже снятым с вооружения. Легионер, то есть Отто Шварц, иметь оружия практически не мог. Тогда кто?
- Вот я и говорю. – Продолжил профессор. – Разве это не тема, чтобы продолжить расследование? С одной стороны мы снимем обвинение с Легионера, а с другой узнаем имя истинного убийцы, и если им окажется Мусаев, можно уже говорить о денежной компенсации. Наверняка у погибших ребят были семьи, а что там им полагается от государства, за погибших кормильцев, мы примерно догадываемся.
- Но это же незаконно. Я возражаю и признаю только действия, не противоречащие закону, да у нас, в конце концов, в Уставе это написано черным по белому. Нет, я за закон.
- А вы знаете, – Цезарь Моисеевич, отложил в сторону вилку и вытерев салфеткой жирные губы, повернулся к Степану. – я вам расскажу одну историю из моей обширной адвокатской практики. Это было еще вначале моей юридической деятельности во времена СССР. Ко мне обратился один клиент по делу об обычном наследстве. В одной большой, наверное, дружной и счастливой семье, в результате внезапной болезни умер хозяин семейства, совсем еще не старый и трудоспособный мужчина. Поскольку часть детей еще не достигли совершеннолетия, они проживали все под одной крышей вместе с родителями. Исключение составляли только тот человек, который обратился ко мне за правовой помощью и две его сестры. Все они уже жили отдельно. Мужчина был женат, а его сестры замужем. В результате смерти их отца у них возникло формальное право на наследство, но в силу то ли правовой безграмотности, то ли понимания того, что семья была не настолько богатая и кроме всего на воспитании их матери остались еще трое несовершеннолетних детей, никому и в голову не пришло дербанить имущество. – Цезарь Моисеевич налил рюмашку водочки, выпил, занюхал корочкой хлеба, облизнулся и продолжил. – В семье был мотоцикл «Урал». Про такое транспортное средство теперь, наверное, никто и не знает, а в то время это был весьма солидный наследственный объект. И вот  молодой человек решил этот мотоцикл забрать себе, искренне полагая, что только он  имеет на это право. Однако его сестры, вероятно подогреваемые своими мужьями, встали на дыбы.  Утверждая, что тоже являются наследниками и пользуются такими же правами, они подали  заявление в суд о признании своих прав. Я тогда был молод, амбициозен, и с жаром взялся за защиту, как мне тогда казалось, попранных прав моего подопечного. Другая сторона, уязвленная, как им казалось, несправедливостью со стороны своего брата, тоже активизировалась и буквально заваливала Народный суд, а именно так он тогда назывался, исковыми заявлениями, протестами и жалобами. Когда-то дружная, счастливая семья, разбилась на несколько антагонистических кланов. Они перестали ходить друг к другу, в гости не приходили и к своей матери, опасаясь встретить там своего врага. Злоба, ненависть поселились в их душах. Когда я по долгу своей деятельности общался с ними, я видел, что примирить их уже невозможно. Дело затянулось. Проходили годы, множество процессов, менялись судьи, менялись адвокаты, предлагались различные варианты прекратить тяжбу, вплоть до мирового соглашения. Я уже давно, поняв бесперспективность этой никому не нужной тяжбы, отошел от этого дела. Стороны были неумолимы: «Пусть все будет по закону». А закон позволяет судиться до бесконечности. Это и вновь открытые обстоятельства, и изменение обстановки и смерти свидетелей, и так далее. Умерла их мать, так и не увидев перед смертью близкие и родные ей лица своих детей. И вот,  когда уже стороны перестали ходить на процессы, махнув рукой на это дело, наконец-то в руках моего бывшего подопечного, вступившее в силу решение суда. Мотоцикл «Урал» наконец его. Казалось бы, он выиграл это дело, которому посвятил почти всю свою жизнь и теперь обладает никому уже не нужным мотоциклом, давно уже годным только в металлолом. Люди  уже ездят на «Тойотах», «Хондах» и «Ауди», в том числе и члены этой, когда-то дружной и счастливой семьи, пожертвовавшие  своим счастьем и родственными чувствами ради кучи металлолома, никому теперь не нужному. Так до сих пор и стоит в углу двора заросший крапивой мотоцикл «Урал», никогда не ездивший после смерти своего хозяина, да и дом родительский никому не нужен, потихоньку ветшая и разваливаясь, умирает в одиночестве. А вы говорите закон.
- Так что ж, выходит закон не всегда справедлив, и полезен? – Коршунов пожал плечами.