Три рассказа для женского журнала

Авторская аудиоверсия: https://www.youtube.com/watch?v=reSmbGNr7rE&t


Предисловие

При написании этих трех рассказов я преследовала исключительно меркантильные цели. В последний год уходящего тысячелетия один умеренно-глянцевый женский журнал, подписчицей которого я являлась, начал проводить конкурсы писем, обещая победителям весьма неплохие по тем временам призы. Один раз я получила французские духи в очень оригинальном флаконе, который храню до сих пор, другой раз – что-то из косметики, а что прислали в третий раз, не помню.
 
Давно это было, более двадцати лет назад, и поэтому в моих письмах-рассказах абсолютным символом роскоши выступает «Мерседес», а символом успеха – мобильный телефон. Речь идет о 90-х годах прошлого века, когда люди еще отправляли друг другу письма, когда звуки и изображения писались на магнитную ленту и когда выйти замуж за иностранца считалось большой удачей.
 
Конечно, сейчас можно было кое-что подправить и осовременить, но пусть все же тексты останутся такими, какими они были отправлены в редакцию журнала. Журнал напечатал их практически без редакторской правки, правда, в одном из рассказов «сотовый телефон» был заменен на «мобильник» (зря, по-моему), а двум другим рассказам они дали свое название.
 
Итак, первый конкурс. Предложенная тема – «Старая любовь не ржавеет»

Мой рассказ назывался «Я тебя никогда…», что было началом знаменитого романса из «Юноны и Авось».

Напечатали же этот рассказ под другим названием – «История принцессы со стеклянной горы». «Принцессы со стеклянной» – это они ловко придумали. Ну да ладно…


Я тебя никогда…

Он появился в ее жизни много лет назад и идеально вписался в ту нишу, которую приготовила девочка-подросток для первой любви. Разница в возрасте была будто бы и небольшой – всего четыре года, но это были 14 и 18, и требовалась, как минимум, еще пара лет, чтобы эта разница сгладилась и перестала ему мешать.

Девочка была слишком юной и слишком романтичной. Она выросла на стихах и музыке и жила в мире собственных фантазий, как принцесса на стеклянной горе. Когда он уехал учиться в другой город, она писала ему длинные письма, насквозь пропитанные хорошо скрываемым чувством. Нужно было виртуозно уметь читать между строк, чтобы из пространных рассуждений о камне, листе и ненайденной двери проступило: «Я так люблю тебя! Я хочу быть с тобой!»

Он был красив, смел и горд. И в том далеком городе нашлась другая, которая сказала все нужные слова и добавила, что умрет без него. Она была серьезно больна, и еще она была сестрой его лучшего друга, а он обладал сильно развитым чувством долга и врожденным благородством. Вскоре он стал ее мужем, так до конца и не поняв, как это произошло.

Что поделаешь? Принцессы на стеклянной горе не дают прямых и понятных формулировок. Только сами же потом за это и расплачиваются.

Дальше все пошло как-то само собой. У нее появилась семья, неплохая работа. Все как у всех. И годы побежали друг за другом, заставляя настенные календари сменяться с какой-то неприличной скоростью.

Сначала он часто снился ей, уже чужим и непомнящим, и она просыпалась в слезах. Хотя однажды ночь принесла не горечь, а облегчение: с удивительной, только во сне бывающей легкостью она рассказала ему, КАК она его любила, и как все в ее жизни было о нем и для него. Она говорила долго, весь сон, и была в этом сне счастлива безмерно оттого, что теперь он знает и уже никогда не забудет…

Наутро ей показалось таким естественным и таким единственно возможным написать ему все то, что было сказано ночью, но адреса не было (можно было узнать, но для этого требовался план, никак не совместимый с утренним порывом), письмо могла прочитать жена (сама мысль невыносима, да и его это могло не обрадовать), и еще много-много других аргументов против нашла умная женщина, заменившая с годами девочку-отличницу.

После этого он ей не снился. Постепенно она научилась думать о нем спокойно, без высасывающей сердце тоски. Жить стало легче. В семье все было хорошо, дети росли здоровыми и удачливыми, работа нравилась, поклонников хватало. Даже здесь, на конференции в Санкт-Петербурге, где она так успешно выступила с докладом на пленарном заседании, она не раз ловила на себе заинтересованные взгляды молодых и не очень молодых коллег.

Она была довольна, что поехала на эту конференцию: три абсолютно беззаботных дня, когда не нужно ничего планировать, ни о чем беспокоиться. Такая вот скользящая свобода среди садов, дворцов, каналов и мостов.

Обратный поезд уходил с Варшавского вокзала около полуночи. Она оставила вещи в камере хранения и поехала на Невский. Нужно было купить что-нибудь для детей, которые обычно после первых слов приветствия как бы ненароком оказывались у чемодана, порадовать себя сережками или колечком с самоцветами и, конечно же, еще раз надышаться и налюбоваться Городом.

Около 10 вечера пошел дождь и резко похолодало. Она вернулась на вокзал и только там вспомнила, что забыла поужинать. Искать какой-нибудь ресторан ей не хотелось, да и вряд ли это стоило делать в такое время и одной. Оставались киоски. Они располагались вдоль стен между двумя параллельными зданиями вокзала. В одном из них, с аудиокассетами, на всю громкость был включен магнитофон, и между вокзальными стенами, как в горном ущелье, металась, билась и уносилась в небо музыка – синтетический игольчатый Моцарт. Она купила эту кассету. Музыка послушно убралась в раковину из прозрачного пластика и уютно свернулась в ней.

С едой было сложнее. Хотелось рыбы с отварными овощами, а продавались «Марсы», «Сникерсы» и жареные пирожки. Она простояла перед киоском довольно долго, раздумывая, чего ей меньше не хочется, и стало просто неудобно отойти, ничего не выбрав. Тогда она купила пирожок, вялый и какой-то неуверенный в себе, повернулась, чтобы отойти, и столкнулась. С НИМ!

Одновременно они назвали друг друга по имени и замолчали. Потом, вспомнив, о чем говорят люди после долгой разлуки, сказали положенные слова, задали вопросы и ответили на вопросы. Она сказала, что поезд ее через час. Он сказал, что провожал сестру жены и что машина его на площади у вокзала. Он предложил поехать в ресторан, она попросилась на набережную.

По дороге она с ужасом осознала, что последний раз смотрелась в зеркало еще в гостинице. Это означало, что помада могла лежать на губах неряшливыми заплатками, что тушь могла размазаться и что волосы были не пышными и летящими, как с утра, а какими попало. Всю жизнь ждать такой встречи (посмотри, какая я красивая, независимая, современная! пойми, как много ты потерял!) и встретиться усталой, неухоженной, с вокзальным пирожком в руках. Все это промелькнуло в ее мыслях и не ушло, а осталось занозой. Достать зеркальце и подкрасить губы было немыслимо, гордость не позволила даже поправить прическу. Все это нужно было сделать до встречи, только тогда в этом был смысл. Привести себя в порядок и встретить странствующего рыцаря сияющей и свежей на своей любимой стеклянной горе…

Она сбежала с горы, скатилась, простоволосая, исцарапанная, прямо под ноги ему, единственному, и, как в том далеком сне, рассказала ему почти слово в слово, КАК она его любила, как делала вид, что жила после разлуки, как искала его в других и не могла найти.

Нельзя, нельзя так поступать с мужчиной, если до поезда всего полчаса. Он опьянел от этих слов, совсем потерял голову, грозился, что никуда ее не отпустит, твердил, что жизнь его пуста и проклинал себя за то, что сделал с их жизнями.
 
– Не отпускай меня! – должна была сказать она. – Еще есть время, мы успеем стать счастливыми! Нет ничего важнее того, что сейчас!

– Я должна ехать. Уже поздно. Для всего поздно. Я тебя никогда не забуду! – сказала бывшая отличница.

На вокзале она плакала навзрыд, пачкая его рубашку, и до последней секунды не могла поверить, что сможет оторваться от него и сесть в поезд. – Я позвоню тебе! – крикнул он на прощание.

Поезд шел долго, всю ночь, и вслед за поездом, заглядывая в спящие лица и в ее бессонные глаза, неспешно катился медный диск луны, похожий на старую любовь, которая не ржавеет.

Она ждала его звонка больше года – пылесосила с телефоном, стирала с телефоном и, даже спускаясь к почтовому ящику, брала с собой на лестницу телефон. А потом смирилась и оправдала его. Номера он не знал (можно было узнать, но для этого нужен был план, который не совмещался с порывом), трубку мог взять муж (сама мысль невыносима, да и ей неприятности – вряд ли сможет сделать вид, что звонят с работы), впрочем, и жизнь не так уж пуста (свое дело, благополучная семья, несомненный успех у женщин). Не судьба!

Она многое успела понять в жизни и хорошо знала, что все проходит и что со временем и эта боль утихнет. Так в конце концов и случилось. Еще один раз.
____________


Для второго конкурса предложили тему «Это был мне дан знак судьбы…»

«Знак судьбы» – так и назывался мой рассказ. Редакция дала ему название «Загадка фортуны». Мне больше нравится мое, его и оставлю. Итак,


Знак судьбы

А знак судьбы был следующим – забытый паспорт. Паспорт был нужен, чтобы подать заявление в ЗАГС. Она приехала из того города, где заканчивала учебу, именно с этой целью – пойти в ЗАГС. Ему, жениху, выпала, можно сказать, большая удача: два года поработал в местном представительстве одной швейцарской компании и получил перевод в Берн. Чем не «сбыча мечт»? Они и так собирались пожениться, но чуть позже, куда спешить? Однако пришлось поторопиться. И если не подать заявление именно сейчас, то потом никак не успеть с оформлением документов на выезд.

А она вот забыла паспорт, оставила в общежитии в черной сумочке, а в дорогу взяла белую, к босоножкам, потому что резко потеплело. Такая досада! Или знак судьбы?

Он огорчился тоже и явно недоумевал. Сам-то был очень эффективен, обязателен, безупречен, как швейцарские часы. Всегда показывал точное время, не спешил и не отставал. Жизнь спланирована, рассчитана по минутам. Поэтому и был принят за своего и взят на время за границу, а на сколько взят – от него зависит. Он уж постарается, чтобы надолго, с переходом в навсегда. Придется на первых порах поработать с утра до ночи, а жена, красивая, образованная, будет помощницей и советчицей. С такой женой – на любую презентацию, в любой дом – нигде появиться на стыдно. Можно будет и самим приемы устраивать – по-европейски, а-ля фуршет, но непременно с какой-нибудь русской изюминкой: пельмени, к примеру, или блины с икрой, а икру можно здесь купить заранее.
 
Как же это она паспорт умудрилась забыть? Так на нее не похоже. Переживает, говорит, а вдруг это знак судьбы. Это не знак судьбы, а дополнительные хлопоты. Нужно искать одного знакомого (вместе играли в волейбол по вечерам), у которого сестра работает в паспортном столе, и чтобы она выписала справку, заменяющую паспорт, и со справкой этой в ЗАГС, и все провернуть за один день, учитывая приемные часы.

Знакомый еще пять минут и уехал бы на рыбалку с ночевкой, но услышав о проблемах жениха, остался и все сделал, что от него требовалось, а вечером был приглашен на ужин в ресторан, ясное дело в благодарность за содействие, но так прямо сказано не было, а наоборот невеста сказала: «Нам просто будет очень приятно провести с Вами вечер».

Вечер оказался действительно приятным, причем до такой степени, что к концу этого вечера невеста прозрела или, может быть, ослепла (нужное подчеркните) и поняла, что третий лишний – это ее будущий супруг при галстуке и сотовом телефоне, делающий себя и карьеру, и играющий в жизнь, как в конструктор Lego. А тот, другой – совсем другой. Настоящий мужчина, нет слов. И ведь не было ничего такого в тот вечер, даже не танцевали, но не зря сейчас говорят – «химия», не в смысле завивка, а в смысле когда между двумя людьми происходит что-то вроде химической реакции и их бросает друг к другу с такой силой, что ни одна здравая мысль не успевает сформироваться в голове, потому что и головы-то толком нет, потеряна. Иными словами, клиника.

В общем, в результате этого вечера бывший жених отбыл в Швейцарию в срок, но один, а бывшая невеста, уже с паспортом и работой в родном городе, была счастлива целый год, пока не услышала как-то раз: «Так мол и так, ты же знаешь, я по натуре бродяга и дать тебе не могу ни покоя, ни уюта, ни той жизни, которой ты достойна». Сказал он это и подался к черту на рога, в Тюмень куда-то, с другими настоящими мужчинами.

Итого: один в Швейцарии, другой в Сибири, а «старуха» с 26 до 35 лет у разбитого корыта. Такая вся утонченная, образованная, ухоженная, словно специально созданная для того, чтобы блистать в свете. В автобусе, когда едет на работу или с работы, от всех отличается, будто случайно туда попала, пока «Мерседес» на ремонте.

Бывший жених из Швейцарии так и не вернулся, уже руководит там чем-то, и, похоже, это не предел. Жена у него русская, то что надо: тылы обеспечивает, на презентациях смотрится достойно (минимум декоративной косметики, сплошной дорогостоящий natural look), «не уходи, побудь со мною» гостям поет вместо пельменей – те в восторге.

А Маша-растеряша, которая ни до того случая, ни после ничего важного не оставляла и не теряла, все думает и думает, что же значил тот забытый паспорт. Если это судьба давала знак, то что она хотела этим сказать?
_________________


Тема третьего конкурса звучала так: «Об этом никто никогда не узнает».

К рассказу, написанному на эту тему, следует дать небольшое пояснение: паром «Эстония» затонул в Балтийском море на пути из Таллина в Стокгольм осенью 1994 года.


Подружка моя…

Мы с Алиной были подругами, и я знала о ее жизни все или почти все. И не потому, что она делилась со мною мельчайшими подробностями, а потому что степень нашей похожести была просто удивительной. Мы одинаково реагировали на происходящее, одному радовались и об одном печалились. Разными были только наши судьбы. У меня была семья, а у Алины – Дима.

Дима был давно и прочно женат и имел двоих детей, в которых души не чаял. Он был честен с Алиной и никогда, даже в первые дни их бурного романа, ничего не обещал и никуда по большому счету не звал. То есть звал, конечно, но преимущественно в постель. Сначала для конспирации он снял для них квартиру подальше от центра города, а затем, когда осмелел, решил, что незачем зря тратить деньги, и стал приезжать к ней домой, оставляя машину прямо у подъезда.

Алина перестала существовать для «общества». Она никогда не задерживалась на работе, убегая домой сразу же после пяти ждать Диму или его звонка. Мне не нужно было спрашивать Алину, когда они виделись. Я узнавала это без слов по странно отсутствующему выражению ее лица, по блаженной расслабленности и какому-то внутреннему свечению.
 
Я была рада за подругу, но даже по-хорошему ей не завидовала. Скорее мне было обидно за нее. Она жила, словно зачарованная. Знала, что никогда любимый не позовет ее с собой, мирилась с этим и абсолютно не думала о собственном будущем. Она любила Диму бескорыстно и нетребовательно, и его это устраивало.
 
Каждое лето Дима уезжал с семьей отдыхать то в Турцию, то в Испанию, а возвращаясь, на первое же свидание приносил видеокассеты с отчетом о путешествии. «Хочешь посмотреть?» – «Конечно, милый!» И, закусив губу, она стойко смотрела, как резвятся у воды его дети и как принимает солнечные ванны монументальная жена. «Милому» и в голову не приходило, что вместо этого следовало бы хоть раз купить путевку для Алины и отправить ее отдохнуть под те же самые пальмы.

По нашим меркам Дима был богат. Однако, насколько я могла судить, никогда не подарил он Алине ничего стоящего. Естественно, для нее все было стоящим – от редкого цветка к празднику до камушка с заморского пляжа – но мне со стороны казалось несправедливым, что, ничего не жалея для жены и детей, Дима ни разу по-настоящему не расщедрился для своей «Алинушки».

Хотя мы никогда не обсуждали эту тему, я чувствовала, что ее больно ранит такая чрезмерная бережливость. Думаю, в глубине души Алина понимала, как мало для него значит, но не имея сил уйти, вновь и вновь обманывала себя, врачуя раненое самолюбие его словами до и после…

В июне к нам на фирму приехал очередной иностранец. Алина когда-то преподавала английский, поэтому, как обычно, именно ее «приставили» к господину Свенсону. Швед был уже не молод, но выглядел подтянутым и бодрым, излучая спокойствие и уверенность, которые естественным образом формируются у жителей благополучных стран. Удивительно, но швед был неженат. Эта весть, как торнадо, пронеслась по нашей конторе, сметая на пути разношенные туфли и беспорядок на рабочих столах. Увы, вряд ли эти старания были замечены господином Свенсоном. Он был одинаково приветлив со всеми, отчего еще больше чувствовалось его полное к нам равнодушие.

Швед приехал «делиться опытом», то есть говорил в общем-то правильные вещи, которые были хороши для его страны, но никак не могли вписаться в нашу беспорядочную действительность. Алина переводила, а по вечерам по поручению начальства показывала гостю местные достопримечательности и сопровождала на ужин.

Через три дня швед отбыл к родным берегам и оттуда стал звонить Алине чуть ли не каждый день. Ни о каких чувствах речи не шло, и Алина воспринимала эти звонки спокойно, не пытаясь особо анализировать их причину. Однако, как оказалось, для сдержанного шведа это были серьезные романтические отношения, ибо через полтора месяца он приехал снова и предложил Алине выйти за него замуж. Думаю, встречаясь и разговаривая с нею, он принял ее неизменную приветливость за благосклонность, а безразличное спокойствие – за ровность характера и надежность. Такие замечательные качества, прибавленные к бесспорной красоте и уму Алины, сразили господина Свенсона наповал. Он приехал с фотографиями своего дома в пригороде Стокгольма («это наш дом, если ты согласна»), своей яхты и … о чудо! с подарком для Алины.

Она рассказывала мне об этом так, будто речь шла не о ней, а о ком-то другом, и будто не ей, а кому-то другому выпала счастливая возможность жить в сказочной стране и растить белокурых маленьких Свенсонов в просторном доме с аккуратной лужайкой, бассейном и зарослями роз на заднем дворе.

– И что теперь? – спросила я, когда она замолчала.
 
– А что может быть? – удивилась Алина. – У меня ведь есть Дима.

Это было уже слишком! Дима вторую неделю отдыхал с женой на каких-то тихоокеанских островах и за это время ни разу не набрал ее номер. Я хотела напомнить ей об этом, но промолчала.

Через несколько дней Дима вернулся, и у них произошло выяснение отношений. Полагаю, Алина не выдержала очередного видеофильма с Диминой женой в главной роли. Как раз в это время начался мой отпуск, и мы всей семьей уехали к родителям мужа в Крым. Когда через три недели я пришла на работу, Алины там уже не было. Она уволилась и, по словам наших слегка позеленевших от зависти сотрудниц, собиралась в Швецию к жениху.

Мы увиделись перед ее отъездом всего один раз. Алина выглядела усталой и заторможенной. Мы погуляли по парку, посидели на скамейке у фонтана, разговаривая о мелочах и почему-то старательно избегая главного.
 
На следующий день она уехала в Таллинн, чтобы там сесть на паром. О чем думала она, с чем прощалась в ту последнюю ночь на «Эстонии» уже никто никогда не узнает…

Через месяц после трагедии я встретила героя-любовника в местном супермаркете. Он стоял рядом с женой, которая тщательно и придирчиво выбирала виноградные гроздья, и выглядел вполне довольным жизнью.