6. Дед Ничипор

       Дед Ничипор любил разговаривать сам с собой. Идет бывало, раздумается и
   говорит. Рассуждения у него были самые простые. Вон там утки в пруду, козы на
   пастбище. Ан нет - он думает иначе:
       - Вон я маленький, вшивая козявка, а сверху-то звезды надо мной - на-блю-
   да-ют. Одинаково наблюдают, что в Швеции, что в Бразилии, что в моей деревне
   Пичуге. Родился и жил он в Пичуге давно, сам уже не помнит.
       Папка его был священником, бог простит, при коммунистах это была не долж-
   ность. Так, радость души.Ряса папкина уж давно на тряпки пошла.
       - Пол ею мою, вытираю - вытер давеча половицу, сел и рассуждает - Ведь
   грешно, человек жил, правду говорил, детей крестил, божился, верил.
       А я вот ею пол мою, грешно!
       Приходила к деду по вечерам бабка Елена, не одна приходила, а со своим
   стулом. Она всегда со своим стулом приходила. Сядет, пожует  свою махорку,
   послушает, как дед Ничипор сам с собою разговаривает и тихо, незаметно уйдет и
   стул с собой заберет.
       В людях говорили, что они не пара. Один сам с собою разговаривает,       
   другая...  Ну, бог им судья.
       Сосед его Егор говорил:
       - Мне бы  такую бабу, как у тебя. А моя все кричит с утра -
       - Почему ботинки не вытер? Почему ботинки не снял?
   Я ей говорю:
       - У меня спина с Афгана не разгибается. А на фига ей мой Афган, главное
   ботинки.
       Ничипор похлопает по дружески Егора по плечу:
       - А вот звезды!
       - Эх! - скажет Егор - Да ты божий человек, даже луне улыбаешься!
   Вернулся дед сам к себе.
       - Они же  умные там сверху и разные. Вон там слева маленько пожижей будет.
   А вон та выше так и лупит на меня зенки. Шикарная, наверное, женщина!
   Егор послушает, помолчит и уходя скажет:
       - Ну, говори, говори.
   В детстве, ну,  какое там детство, в молодости Ничипор был детским врачом,
   лечил в своей деревне Пичуге всех, даже бабушку Ганьку пока не умерла.
   Шесть деревень, все его. Вон а та!
       Рыжая кобылка нарожала напоследок молодых жеребят.
       - А ведь я на ней ездил последний раз к Ваньке двенадцатилетнему. Вырос
   Ванька, на "феррари" приезжал. Говорил по-дружески:
       - Дед, ты меня спас, я тебе жизнью обязан!
       - Веселый я человек, добрый и веселый.
   Бывает гармонь заиграет в Пичугах... Нет, не спою уже так, не загондыбачу
   под шарманку.
       Дед мог говорить сам с собою часами. Приходила Лена еще раз шесть со своим
   стулом и уходила молча. Что говорить. Любила она его, вздыхала. Давно уж, лет
   десять, как жена ушла от него, первая и последняя.
      Посмотрела на его звезды в последний раз, поплакала и уехала в город.
   Странный он был, непрошеный какой-то на этот свет родился. Ему бы звездочетом
   быть,а он детский врач. Ну да ладно.
       Детей у них не было, петухи, утки были, а детей не было.
   Ничипор рассуждал так:
       - Неурожай! Детей лечу, а своих нет.
   Лечил он, конечно, всех на 6 деревень. Бабку Матрену, соседа Егора, но при
   этом честно признавался:
       - Я детский врач. Если у вас что-нибудь не то вылечу, то это у вас не то
   выросло.
       Ничипор в подметке левой ноги всегда носил копейку на счастье. Идет как-то
   по улице и говорит сам с собой:
       - Уползла.               
   А манекенщица Феня супротив его дома жила. Так вот, она была
   манекенщицей и всегда всем говорила:
       - Как же после грядок ногти постричь, прибрать, в порядок все привести -
   святое дело.
       Вот она и услыхала.
       - Кто уползла? Жена?
       - Да нет - говорит дед Ничипор - Это я так, сам с собою.
   А слух-то по Пичуге пошел. У-пол-зла. А кто? Жена с ним уже 10 лет не живет,
   Ленка со стулом не уползает. А кто же?
       Манекенщица Феня раз 8 или 7 уезжала в город, говорила там рук больше,
   пару раз выходила замуж и все неудачно.
       - В городе-то не все такие загривистые, как вы в Пичуге.
   Родину, то есть деревню свою, она любила и возвращалась всегда. Она говорила
   отрывисто и звонко, задрав кончик своего носа намного выше острых колен.
   Кстати, и платье свое  она тоже носила по моде выше колен, обязательно в
   ромашки и только крупные.
       Вот она и подумала.
       - Некаст к деду приехал кто-то, а он ее в погребе держит, чтобы никто не
   видел, а по ночам любит. Не иначе.
       Слух-то и пошел.
   Первым пришел Егор по-старшинству. Покряхтел перед дорогой, благо идти-то
   было недалеко, через плетень. С женой простился, как человек, кепку снял:
       - Надюша! Ты мне там оладьи испеки.
   Надюша у него была справная, веселая, остроносенькая, хоть и ругал ее за гла-
   за, любила "Поле чудес" смотреть по телевизору и весила не менее ста кило-
   граммов.
       Егор подошел к избе, понаблюдал, выкурил пару папирос, пока Надюша не
   видит и зашел.
       - Все со звездами говоришь? А в подполе кто? - сразу в лоб пошел, чтобы не
   дать противнику передышки.
       Ничипор не понял подвоха и ответил:
       - Банки с огурцами, картошка. Тебе дать что ли?
       - Не-а - ответил Егор У меня этого добра - греби, не разгреби. А баба,
   говорят, у тебя там сидит со связанными глазами.
       Егор и сам не ожидал, что такое придумает. Баба со связанными глазами,
   это было сказано круто. Ничипор даже сам засомневался.
       - Пойдем - говорит - Посмотрим.
   Пришли из деревни все, кто жил. А это было человек семь. По нынешним време-
   нам нормально, даже Ленка со своим стулом.
       Ничипор достал сначала мешок картошки, потом две банки соленых огурцов.
   Потом нашел и ее...
       Он долго шаркал там внизу. за столько лет так не шаркал, потом нашел и ее
   с завязанными глазами.
       Кукла была старая несимпатичная, но веселая. Вспомнил он, лечил одну де-
   вочку. Давно уж, давно. Выздоровела она, а куклу потеряла. И все плакала.
   Ничипор тогда спросил ее, Катеньку:
       - А зачем ты ей глаза повязала?
       - А я хочу, чтобы она не видела, как я болею - отвечала она.

       Катя выросла и стояла седьмой за спиной деда Ничипора и уже не плакала,
       а улыбалась.


                2002 г.