Инцидент К

| Записано со слов пациента

В то утро я проснулся раньше обычного. Дед с бабушкой сидели на веранде, с ними был ещё кто-то. Я слышал встревоженные голоса, но не мог разобрать суть разговора. А когда некто третий ушёл, хлопнув калиткой, дед заявил:

— Давай-ка его на картошку сегодня…

— Во-во! — согласилась бабушка. — Ой, Шура, упаси господи… Может, это… Сходим, пока спит?

Я подкрался к сеням и выглянул из-за угла.

— Не бестолковься! — ответил ей дед, вставая. — Будем там стоять в два пенька, как эти… Один пойду.

И он тоже ушёл, а я вернулся в койку и пролежал ещё несколько минут для вида, а потом, громко зевая, притопал к бабушке на веранду.

Пока я завтракал, к нам пришла соседка и привела Кешу — моего деревенского товарища.

— Присмотрите, тёть Зин? — спросила она у моей бабушки.

Та кивнула и скомандовала нам:

— Поели — и бегом во двор! Я лопаты из закутки вынесу, на огород пойдём, поможете картошку выбрать.

И ушла. А соседка пригрозила сыну пальцем и тоже куда-то убежала.

Я повернулся к Кеше, тот всё понял и, не дожидаясь очевидного вопроса, ответил:

— Дядька Шура самоубился.

Я поперхнулся чаем.

Дядька в прошлом был местным батюшкой, пока в нулевые годы его не отлучили от церкви. О настоящих причинах нам, подросткам, никто не рассказывал. Однако слухи уверяли: за колдовство.

Я спросил у Кеши:

— Утопился?

— Нет, там вообще жесть… — поморщился он. — Санька Чайника знаешь? На бугре живёт возле кладбища. Он в четыре утра вышел в туалет и увидел, как дядь Шура у могилы отца стоит. В тряпье каком-то, грязный весь, а в руках — свечка. Ну Чайник его позвал, а Шурка вздрогнул и как…

Из сеней крикнула бабушка.

— Поели?!

— Помощник ещё не поел, ба! — отозвался я и чуть тише спросил у Кеши: — Ну чего?..

Кеша наклонился ко мне.

— Короче, Шура голову задрал и со всего размаха глазами на прутья насадился, прикинь!

— Едрить… — прохрипел я.

— Ага… — закивал Кеша. — Мамке баб Клава позвонила, говорит, сейчас менты с врачами приедут. Я подслушал. Собрался туда сгонять… А мамка перехватила у двери и сюда притащила.

— А сама на кладбище пошла? — удивился я.

— А как же! — фыркнул Кеша. — Знает же, как я всё страшное люблю, и всё равно не взяла! Я уже и название этой страшилке придумал: Инцидент К.! «К» — это кладбище. И тут девок попугать, и в городе.

— Больной что ли? — меня почему-то очень разозлили его слова.

Кеша возмутился, но не успел ничего ответить. На веранде появилась бабушка и велела нам скорее идти на огород.

Утро стояло пасмурное. Серые облака затянули небо, над чёрной землёй носился ветер. Мне было тревожно и зябко…

Ещё и Кеша нашёптывал:

— Я книгу читал про этих колдунов. Написано, что после смерти их надо сжечь, а прах в разных местах зарыть. А если просто труп похоронить, то на могиле вырастет проклятое дерево.

— Чего ты буробишь, а?! — прикрикнула на него бабушка. — Какие там могилы?!

И Кеша замолчал, обидевшись.

В тишине мы прошли четыре грядки, Кеша и я — копали, бабушка — собирала. Только присели отдохнуть на стёжку, как услышали знакомый голос: встревоженная мама Кеши выбежала на огород и окликнула нас.

Бабушка поднялась и поковыляла ей навстречу. Они пошептались о чём-то и позвали нас.

Мать схватила Кешу за руку и потащила его за собой в сторону их дома. А бабушка потянулась ко мне, но я резко отскочил и взвизгнул:

— Да что случилось?!

— Скотина ты! — чуть не плача, огрызнулась бабушка. — Домой иди, домой иди! — причитала она, срываясь на крик.

И внезапно в её глазах полыхнул ужас. Старушка упала на колени и, перекрестившись, заплакала.

— Пошли, родный! — всхлипывала она. — Конец света случился, дай бог сил успеть…

В доме она вела себя ещё страннее: носилась из угла в угол, сыпала соль у порога и втыкала булавки над окнами. Мне — городскому старшекласснику, атеисту и скептику, — в голову сразу полезли мысли о старческом слабоумии. Но затем в памяти всплыла мама Кеши. Что же такого она рассказала моей старушке?..

— Бабуль… — робко начал я, когда она закончила все приготовления и села отдышаться на диван. — Ты чего боишься?

Бабушка приоткрыла рот, чтобы ответить, но так и застыла, смотря на окно позади меня.

— Максимушка… — прошептала она. — Занавесь окошко, а? И подходи ко мне. Занавесь, милый…

И старушка медленно сползла с дивана на пол, со стоном опустилась на больные колени и поползла к их с дедушкой кровати в углу.

От увиденного меня пробрало. Я обернулся и с опаской посмотрел на улицу. За стеклом никого не было, лишь пустой двор и дорога за забором. Но что-то в этом виде было не так, и эта неправильность внушила мне животный страх.

Я потянулся к занавеске, и тут же меня будто ударили: наша калитка, обычно закрытая на крючок, была распахнута. Я не заметил этого сразу, потому что наивно выискивал что-то жуткое по ту сторону забора.

— Ты видела, кто зашёл? — шепнул я.

Занавеска дрожала вместе с моей рукой. С улицы доносились чьи-то шаги.

— Иди сюда! — тихо позвала бабушка.

Я повернулся к ней, и тут же окно за моей спиной лопнуло. Осколки, точно брызги, полетели в меня. Деревянная рама с хрустом переломилась, и в комнату забрался полусгнивший упырь, одетый в чёрный костюм. Его нижняя челюсть с хрустом отвисла, обнажив зубы. И омерзительное лицо, вымазанное в грязи, приблизилось ко мне.

Ещё миг, и он бы меня укусил. Но бабушка подоспела на помощь.

Дедовским молотком она несколько раз огрела упыря по серому черепу. С тошнотворным звуком он треснул, и тварь отступила.

Придя в себя, я закричал и что было силы заколотил урода кулаками по лицу. Но бабушка оттащила меня.

— Не надо, милый, не надо! — голосила она. — Ничего не поможет! Пойдём быстрее, давай, на чердак надо.

Старушка крепко сжала мне запястье и потащила меня в сени.

У окна тем временем появился ещё один упырь, и я сразу узнал в нём недавно умершего соседа, безрукого инвалида. И только это увечье не позволило ему забраться в дом. Однако он не сдался и громко завопил. Никогда не забуду этот надсадный загробный вопль…

Бабушка дёрнулась, и на её глазах заблестели слёзы.

— Ох, где же дед твой есть… — хныкала она. — Лезь за ради бога, быстрее!

Мои ладони потели и скользили, а ноги стали ватными и неуклюжими. Чуть не сорвавшись с приставной лестницы, я забрался на чердак и протянул бабушке руку. Но старушка медлила, ждала, что вот-вот придёт дед, но тот всё никак не возвращался.

Из комнаты донёсся грохот: разбилось второе окно. И спустя мгновение в сени ворвался двухметровый бугай Марат, комбайнёр, захороненный в начале лета. Его пожелтевшая кожа омерзительно вздулась, и он стал выглядеть ещё больше, чем при жизни. Лицо сохранилось, хоть и покрылось коричневыми пятнами, а один глаз выпал и при каждом шаге нелепо качался, как бубенчик у детской шапочки.

Бабушка испуганно охнула, схватилась за лестницу и рывком повалила её на пол. Секунда, и Марат бросился к моей старушке, вцепился в неё обеими руками и с ужасным воем и пугающей лёгкостью принялся рвать бабушку на части.

Я кричал так, что заболело горло. Не хватит слов, чтобы описать то отчаяние, с котором мне пришлось захлопывать люк на чердак и заваливать его разным тяжёлым барахлом.

А Марат всё выл и разбрасывал по сеням кровавые ошмётки. Я не видел этого кошмара, но навеки запомнил тошнотворные хлюпающие звуки, с которыми куски плоти шлёпались о стену.

Слёзы застилали глаза, я не успевал даже утирать их, лицо и руки были мокрыми, а в голове стучало.

Дом оказался захвачен восставшими из могил тварями. Выход был только один – выбивать заколоченную дверцу на чердаке. Я треснул ногой по доскам, те поддались.

В то же время ко мне начали ломиться. Комбайнёр Марат ударял по люку снизу, просовывал толстую руку в щель и четырьмя оставшимися пальцами старался отбросить мешающий ему хлам.

В спешке я схватил вилы и безжалостно всадил острые зубцы в кисть упырю. Тот выл, но не сдавался. Сопротивляться было глупо и бессмысленно, и я рванул к распахнутой дверце и спрыгнул. Приземлившись, к счастью, ничего не сломал, отделавшись разбитой коленкой.

С окровавленной ногой я нёсся по огородам к дому Кешу. Внезапно друг выскочил мне навстречу. Он выглядел очень потрёпанным: лицо разодрано, левое ухо изуродовано.

— Они маму сгрызли, Макс! — взвизгнул он и тут же умолк.

Огромными испуганными глазами он смотрел за моё плечо.

Страх засел у меня в груди. Я обернулся и увидел, как по огороду, нелепо задирая ноги, мчится безрукий упырь.

Кеша стиснул зубы и, нашёптывая что-то, стал набирать в охапку твёрдые комья земли. А я тогда сильно пожалел, что не прихватил с собой вилы с чердака.

Выждав, Кеша замахнулся и запулил первый снаряд, тот угодил покойнику в лоб.

По ушам нам ударил противный писк. Мы с Кешей переглянулись. Оба знали, что на эти звуки могут сбежаться другие упыри.

Не сговариваясь, мы набросились на мертвеца и повалили его на лопатки. Кеша набил ему рот землёй, а я следом, обезумев от ярости, принялся беспощадно колотить монстра ногой по голове. Жгучая ненависть охватила мою душу. Я втаптывал ужасное порождение чёрного колдовства обратно в землю и не мог думать ни о чём, кроме мести.

Кеша запаниковал и схватил меня за руку, сказал, что нужно бежать.

Мы кинулись в сторону медпункта, но, пробегая мимо старой котельной, услышали странные шорохи в кустах. Из зарослей наперерез нам вылез костлявый урод в грязных обносках. Его голый череп держался на гнилой шее.

Медленно пятясь, мы отступили к зданию котельной. Возле неё из метрового куба, покрытого чёрным настилом, тянулась высокая труба со скобами. А внизу, к нашей удаче, валялись красные силикатные кирпичи. Один из них мы разбили о стену котельной и, вооружившись крупными обломками, полезли на трубу.

Тварь с обнажённым черепом подступала не спеша, пряталась за деревьями, точно осознавала, что действовать нужно аккуратно. И её осторожность мешала нам прицеливаться.

— Пусть ближе подойдёт, не швыряй пока! — шептал я Кеше.

А он, запинаясь, отвечал дрожащим голосом:

— Макс, он же пищать начнёт, и другие прибегут!

Как же мне тогда было страшно… Ужас исполосовал душу. Грудь сдавило.

Я понял, что медлить — значит погибнуть, и, утерев подступившие к глазам слёзы, начал спускаться. Перепуганные Кешины возгласы пролетали мимо ушей.

Тварь качнула черепом и, оттолкнувшись от ствола дерева, ринулась ко мне. Я швырнул в неё обломок кирпича и промахнулся.

Сердце кольнуло. Все мысли разом вылетели из головы, и я онемел, оставшись наедине с чувством неминуемой смерти.

Ещё секунда — и костлявые пальцы вцепились бы мне в горло, но меткий бросок Кеши проломил череп мертвеца. Жёлтые осколки рассыпались по земле, тварь замерла и рухнула.

Кеша быстро слез, сжал моё предплечье и приказал бежать.

Я, ещё не отошедший от испуга, не мог пошевелиться.

Кеша настаивал:

— Он жив! Посмотри, двигается! Да пошли же! Убьют!

Его слова вытащили меня из ступора.

Мы вернулись на тропинку и припустили к медпункту.

Дверь была приоткрыта. Внутри стояла духота, а в процедурной, где мы засели, переводя дух, пахло спиртом и нашатырём. Меня разморило, глаза начали предательски слипаться. От провала в беспамятство удерживал только писк упыря, втоптанного мной в землю, что жутким эхом звенел в ушах.

— Ногу перевяжи, — прошептал Кеша и протянул мне запечатанный бинт. — Не до кости хоть стесал?

Я покрутил головой:

— До мяса… Как же ты прицелился так чётко в черепушку ему?

— В смысле? — нахмурился Кеша.

И тут же в коридоре что-то громыхнуло. Кеша вздрогнул и схватил с полки большие ножницы и встал рядом с дверью. А я прополз в угол и принялся быстро обматывать коленку бинтом.

По знакомому омерзительному вою я сразу догадался — это нагрянул бугай Марат.

Не прошло и минуты, как мёртвый комбайнёр вломился к нам.

Кеша вскрикнул и с размаху всадил ножницы в целый глаз Марата, а затем, пригнувшись, выбежал в коридор.

Я подорвался и бросился за ним.

Пока комбайнёр выл и в бешенстве громил процедурную, мы добрались до выхода, но путь нам преградили ещё несколько упырей. Один из них поймал меня за руку и дёрнул на себя. Кеша убежал куда-то, я потерял его из виду.

И только я чудом вырвался из цепкой хватки, как в затылок прилетел сильный удар. В ушах запищало.

Последнее, что помню — это мой дед с ружьём на пороге медпункта.

В себя я пришёл уже в больнице. Со мной в палате сидела заплаканная мама, она гладила меня по плечу и говорила, что волноваться не о чем.

Я хотел приподняться, но не смог: одна моя рука была привязана к металлическому изголовью кровати.

И никто не торопился объяснять мне, что случилось.

Привычный мир рухнул. Я не закончил школу, не пошёл в армию, не поступил в институт. Родители сменили нашу просторную трёшку на тесную однушку в другом городе. Все эти годы они не выпускали меня из дома, держали на таблетках. И лишь недавно, когда начались сессии с психотерапевтом, они стали без опасений оставлять меня одного в квартире.

Кешу после всех событий я видел один раз. В той же больнице, где очнулся. Он ходил с забинтованным ухом и с недоверием поглядывал на меня из-за угла, не решаясь войти в палату.

Про деда с бабушкой ничего не слышно. Родители говорят, что с ними всё в порядке, но я не верю.

Тот колдун на кладбище сотворил что-то бесчеловечное. И мне нужно срочно вернуться туда, чтобы во всём разобраться.

Вот только я не могу вспомнить, как называется моя деревня. Но я обязательно вспомню! И всё встанет на свои места.


2021
___
Исключительное право на озвучивание рассказа принадлежит каналу DARK PHIL