Путь ведьмы

Я пришла в глухой покосившийся домик на окраине леса, который когда-то принадлежал старой ведьме. На всем была печать запустения и забвения. Неужели им и правда живется так одиноко? Неужели все, что есть в их жизни, - это жалкие, слабодушные, вечно чего-то просящие люди с запором, камнями в почках, оттеками и гастритами, гнилыми зубами? Неужели это и есть ведьмовство? И это того стоит?

У меня не было другого пути. Только не в мир людей. Там было бы все тоже самое, но с одной существенной разницей - перед всем этим бесчисленным списком хворей простые смертные совершенно беспомощны, а я устала от нищеты духа и бессилия.

И тогда появился он.

Он сидел на пороге моего дома, когда я выходила гулять, встречал меня с букетом ромашек и следовал за мной, пока я бродила по улицам до смерти надоевшего мне города. А потом он стал проникать внутрь квартиры и гладить мои волосы, пока я спала. Я не знала, не чувствовала, только на утро просыпалась с ощущением теплых любящих ладоней, с ароматом уюта, облаком витавшим вокруг меня. Он был невидимым, неощутимым спутником, ничем не привлекал мое внимание. Или это я никак не могла его заметить?

В какой момент и почему все изменилось? Какая-то завеса между ним и мной вдруг рухнула. Но первой моей реакцией стал страх, а не радость.

Той ночью я чувствовала руки на своих плечах, легкое дыхание Другого, но мне было страшно находиться рядом с ним, не зная о его намерениях. Я была похожа на пугливого олененка, заблудившегося в лесу, на дитя, оставшееся без матери. Я не знала, не могла знать, что все это время с самого момента моего рождения он был со мной, был мне и матерью, и отцом, и всеми братьями вместе взятыми. А еще он был тем, кого они называли Дьяволом. И причина, по которой они его так окрестили заключалась в его нежелании давать убогим и сирым хоть что-то просто так за их убогость и серость, если они того не заслужили. Нищета всегда была падкой на дармовщину, всегда завидовала чужим талантам гораздо больше, чем имуществу и считала, что талант - лишь удача, а потому принадлежит не овладевшему силой, а всему скопу. Их было так много вокруг меня: злых, убогих, нищих, больных, которые только и делали, что обращались с мольбой "Дай, дай, дай". А ты пойди и возьми, хоть на ноги встань, чтобы почувствовать себя человеком.

Он улыбался, пока я злилась, а я злилась и плевалась ядом часами.

- О, Боже, - восклицала я. - Ну как, как ты все это терпишь, как ты можешь и дальше смотреть на людей, и внутри тебя не зарождается злость от осознания их патологического невежества и от нежелания хоть что-нибудь хорошее сделать для самих себя, хоть как-нибудь привести в порядок свои тела и мысли, эмоции и барахло в домах? Ведь в тебе нет снисхождения к ним, ни желания помочь или обучить, ты просто смотришь, но с такой любовью и сочувствием, с таким терпением, будто перед тобой дети в детском садике сидят на лестнице и в трёхсотмиллионный раз пытаются безуспешно завязать шнурки.

- Вот именно, - почти шепотом отвечает он, - поможешь, и они начнут полагаться на тебя вечно. Всегда есть те, кто справляется сам, пусть их и немного. И тому, кто ищет решение, либо такой "счастливчик" попадется на глаза, либо вдруг его самого посетит вдохновение. Но смысл в том, что они все равно наши дети, и силу не пробудить, пока ребенок не почувствует эту связь с родителем сам. И как родитель, я не в праве отвести глаза, чтобы дитя в любой момент, подняв свои, могло почувствовать и осознать, что мы есть одно целое, что моя сила принадлежит ему, и это его право и обязанность научиться ею пользоваться.

- А я так много сержусь и обижаюсь на людей, столько сил трачу на их критику и недовольство. Получается, ведьма больше принадлежит миру духов, чем людей?

- Конечно, - шепчет он, запуская пальцы мне в волосы, - и обычные люди, как овцы в стаде, инстинктивно это чувствуют, потому и держатся подальше.

- Что же мне делать? - спрашиваю я. - Я не хочу, я пока не готова вытирать носы или показывать пример своей жизнью "как надо". Я не могу и не хочу с ними общаться. Может, я пока не могу сказать "Прощай" своему детству, но я хочу летать во снах, радоваться розам, тюльпанам, нарциссам и дарить им свою любовь, чувствовать их отклик любви, хочу видеть других духов, кроме тебя, хочу видеть потоки энергии, знать, как устроен мир. Я хочу чувствовать, что развиваюсь на этом пути, что развиваю память, внимание, мышление, тело, творческие способности.

- Тогда прости себя за то, что ничто и никогда из этого не увидят другие люди, прости себя за то, что ты уйдешь отшельницей из этой жизни, за то, что брат твой умрет от рака, неся свою карму в будущее, за то, что его жена будет его оплакивать без тебя, за то, что другие братья никогда не узнают о твоей силе и никогда не порадуются ей вместе с тобой. Прости себя за то, что все, кого ты любила и любишь, проживут обычную жизнь, обзаводясь лишним весом, остеопорозом, язвами и гастритами, артритами и камнями в почках, состарятся и умрут, и то, найдут ли они в себе силы исцелить себя и будут ли вообще искать их внутри себя, будет зависеть только от них. Конечно, где-то на фоне их памяти будет мелькать твой образ, но все будет зависеть от того, как они сами решили думать на твой счет и от их собственного выбора жить дальше. Примешь ли ты все их страдания сейчас и сможешь ли честно сказать себе, что смиришься с их болью и болью всех остальных ради блага их развития, ради того, чтобы они сами однажды открыли для себя свою божественную природу, чтобы почувствовали, как она шевелится внутри них с желанием расправить крылья? Готова ли ты простить себе все слезы и моменты адской боли всех, кого ты любишь, ради этого?

- Значит, ты уже простил себя за всю ту боль, которую испытываю я?

- Прощаю каждый день, - ответил он своим неизменным тоном с неизменной лукавой искоркой в глазах.