Ягода кулацкого дерева. Глава 25. 1951 год

Ну, и год! В январе умерла  баба Фёкла. Приятная такая женщина! Столько добра сде- лала  людям! Инку нянчила, считай, десять лет, Катю - пять. И умерла. «Моя ты добрая, сивая старушка! Пусть будет тебе земля пухом!» Похоронили  её рядом с дочерью Дуней. Всё село собралось на похороны. И погода  подстроилась. Как по заказу, слабый морозец и мягкое солнышко. Жить бы да жить. Венков  на  могилку навалили! Спи, Фёкла  Савельевна! И сразу, после похорон, встал вопрос об Инке и Кате. Ну, Катю можно и домой забрать. Пять лет всё-таки девочке. Будет сама  сидеть в хате. А Инку куда? Бабушкина сестра Анюта, которая живёт через три хаты от Инки, предложила взять к себе, так девочка наотрез отказалась. Куда там! И не говорите  об  этом. «Що я – маленька? Мини уже - десятий пишов. Сама  буду жити». Так и  не  переломили. Решили, пусть, мол, живёт одна, а прод- уктами будем обеспечивать сообща. Она, кстати, такая девочка, что и борщ уже сварит, и пирожков напечёт. Вера Васильевна в  этом году кабана зарежет. Мясо будет. А картошку и прочее с огорода получит. Так и покатится  колесо жизнь дальше. То по ухабам, то, смотришь, и на большак  выскочит. В знак уважения к этому роду, Вера Васильевна часто на- вещала девочку. Носила продукты, помогала, советовала…

     А вскоре тётя Наташа собралась уходить на заслуженный отдых. Тут тоже ситуация не из лучших. Как раз прислали нового заведующего, Вадима Наливайченко, что в войну,  помните, старостой был. Ему надо  передать хозяйство. Ходят по свинарнику, пересчитывают свиней, вёдра, халаты. И свинарку дали новую. Всё сразу! Ей тоже надо передать свиней, построить баз. Короче, сплошная суета! А кто та  свинарка? Гапка! Жена Мирона! И что, он теперь тут будет  слоняться денно и нощно? Не позавидуешь Вере Васильевне. И зачем она вообще  сюда пришла? Неужели не знает, чем тут занимался Мирон? Из разговора видно, что не знает. А пришла по той причине, что у неё малая дочь, надо хоть иног- да присматривать за ней, за хатой. А на прополке, где она раньше работала, такой возможности нет. Утром строем с сапками - в поле, а вечером строем обратно. А к кукурузе, где  работала, требования сейчас особые. И чтоб прорвали вовремя, и чтоб пропололи в сроки. Короче, упросила нового заведующего свинофермой, чтоб перевёл в свинарки. А тот, будучи покладистым человеком, не возразил…

     И вот уже сдачи-пересдачи закончены. Сидят все перечисленные свиноводы на кормокухне, на ведрах, перевернутых кверху дном, и говорят напутственные речи  тёте Наташе. А та, поскольку скромная и не привыкшая к похвалам, краснеет  да  благодарит за добрые слова. Говорили сидя. Свинарник, таки, не контора. А потом Вера Васильевна встала.

     -Я с вами, тётя Наташа, начинала. Пятнадцать лет мы шли по одной дорожке! Может, потому мне и не трудно было, что всегда  чувствовала рядом вас, ваш богатый        жизненный опыт, вашу доброту. Мы с вами, тётя Наташа, смотрите, какую  армию  поросят вырастили! Не случайно потребовалась ещё одна свинарка.

     Гапка  улыбнулась. Такое приятное  личико! Зубки - ровные, белые. А глазки такие, что и утонуть в них можно. Что её Мирон так не ценит? Да это  же  красавица, а не жена! Даже в рабочей фуфайке, даже в повседневном платке она неотразимая. Кажется, что эта одежда её лишь возвышает…

     В. Наливайченко добавил к выступлению:

     -Але на цьому, дивчата, не заспокоюйтесь. Скоро перейдемо в новий свинарник. Там  треба буде показати себе. Голова обицяв, що в наступному роци  добудуе. Колгоспну  будбригаду вже зняв з об*екту, а найняв миських, щоб прискорили.

     Вера Васильевна  задумалась на словах «показать себя». «Это кто должен показать? Я и Гапка? Что, опять – соперницы? Нет! Я соперничать  не буду. А вот «показать» попытаюсь. Есть кое-какие мысли». Мысли эти у неё  появились давно, но так пока и не материлизовались. Дело в том, что она читает газеты, что не делают другие  свинарки. А там иногда делятся опытом свинарки, зоотехники, председатели  колхозов. Вот она эти опыты и мотает на ус, «прокручивает» в своей голове. И пришла к выводу, что самый подходящий метод ускоренного откорма – это правильное питание. На свинарниках вообще привыкли кормить по шаблону: зерновая сечка, плюс вода. Свинья и корыто иногда грызет, чтоб добавили, так привыкла к такому «блюду». А если из той самой сечки да сварить кашу. «Блюдо» будет – и за уши не оттянешь. И вкусное, и питательное. Эту методику она ещё не применяла, но подтвердила полезность её через другие возмож-  ности. Как-то была на областном базаре, и увидела на прилавке свинину. Ну-ка,  скользнула  мысль, каким  салом  тут торгуют? Подошла к прилавку. А сало такое сочное, что слюнки покатились. Ну, и спросила продавца. Как вы, мол, научились выращивать такой продукт? Он сначала, конечно, не хотел раскриваться, но потом, приблизился к уху, прошептал: каши, мол, варите, молоко добавляйте, пусть даже веяное. И это отложилось в её голове…

     Откуда-то взялся импровизированный стол, бутылка на нём и закуска. Выпили по рюмке, другой. Оживились. Пошли душевные разговоры. Вера Васильевна сбегала к загородке, а, вернувшись, достала из-под фуфайки какой-то сверток, развернула его при всех и сказала:

     -А это вам, тётя Наташа! От меня! Чтоб долго  помнили, что вместе  работали, понимали друг друга и ценили. Спасибо вам за всё. А придёт  весна, зацветут в моём  дворе пионы, я вам ещё и букет вручу.

     В свертке был отрез на платье. Из крепдешина. На васильковом поле бессистемно   разбросаны красные маки. Ух, как трогательно! Тётя Наташа, примеряв, казалось, помолодела лет на несколько…

     Хоть В. Наливайченко и был добряком, но, ничего не сделаешь, привыкла к тёте Ната-  ше и долго вспоминала. А время катилось  вперёд. Свинарки уже сдружились. У Веры  Васильевны вырос живот. К осени, должно быть, разродится. Но на  работу ходит. Ни о каких декретных ни слова. Просто бережёт себя  от  излишней  тяжести и всё. Раньше, бывало, мешки с зерном или дертью  легко  кидала, а теперь  остерегается. Что можно за один раз сделать, делает за два. Ну, Иван приходит, помогает. Труженик – хороший, ничего  не скажешь. Но и недостаток уже появился. Телятник  ведь рядом с конюшней. А Мирон давно завёл порядок гнать самогонку. Так, что  иногда и навеселе  заскочит. Да ладно уж! Он и так хлебнул горя в жизни. Правда, если чересчур перепьёт, она попрёт его в три шеи. А ему что остается делать? Разворачивается и уходит. А завтра опять – навеселе…

     Однажды встретилась с тётей Наташей в конторе. Там как  раз  выдавали зарплату. Та ходы и выходы знала и завела её к чубатому председателю. Начала  требовать, чтоб кто- то вывез навоз от свинарника. А то, мол, ещё  прежний  председатель обещал, а дело так и не сдвинулось с места. А этот новый. То ли  делает  вид, то ли правда – занят. И её  слушает, и рукоятку телефона крутит, и говорит в трубку:

     -Алло! Девушка! Дамочка! Миленькая! Срочно – Райком…

     Крупный такой дядя. Сивый. Красивые черты лица. Ишь, Райком привёз, усадил в   кресло, в Райком и докладывает. Пока  стояли  женщины, ждали, пока освободится, вдруг обнаружилось, что он, как вчера Иван, слегка во хмелю. Даже запах в кабинете слышно. Поднатужился, видно, когда кричал в трубку. А начальство, оно, когда чувствует грех, покладистое. Пообещал женщинам, что немедленно сделает, только, мол, не кричите.

     После него зашли в бухгалтерию. Там – очередь за зарплатой. Давка. Около главбуха, который (весь в поту) выдает деньги, сидит уполномоченный  из  района. Они все почему-то, как на подбор, если не  лысый, то – полный, интеллигентный. Короче, сразу видно, что не колхозник. Сидит, значит, и наблюдает, точно хищник за добычей. Только подойдёт  очередной колхозник к ведомости, а он – сразу:

     -Как насчёт облигаций? Сколько будете брать? Всё-таки, на развитие народного    хозяйства! Отечество просит! Помогите!

     -Я звидки знаю, скильки получу! – ответила колхозница.

     -Какая вам разница, сколько получите! Ну, так что? – наседает уполномоченный.

     -Ну, як! Мени ж симью треба кормити, одягати!

     -Да-а-а! – закуривает. – Вот вам, на лицо, политическая незрелость…

     Слова «какая  вам  разница» напомнили  Вере  Васильевне 1935 год. Она тогда  стояла с женщинами около НКВД. Там тоже так говорили: «Да какая вам разница, когда вашего мужа расстреляют: сегодня  или  завтра?» Надо же! Дали в районе установку – реализовать облигации, чтоб отчитаться перед областью, вот и проявляет  человек самодеятельность. Нет, чтоб к каждому - индивидуально. С одного, например, больше  взять, с другого – меньше. А с третьего, может, и вообще не надо брать…

     Свинарки взвесили ситуацию и решили заглянуть сюда в иной раз. Ушли. А расстались аж перед балкой. И как только Вера Васильевна пришла на свинарник, тут же и Иван явился. У свинарок, как правило, верхняя рабочая одежда не ахти. От навоза, от «болтушек». А у него она ещё хуже. В навозе, порвана. Как у бродяги! Вообще, то, что  невеста  говорила в день сватания «Есть у меня и рубель, и качалка, так что муж будет и обстиранным, и наглаженным», к этому, извините, отношения не имеет. Стирает она ему, гладит. Но лишь выходную одежду. Её он, правда, надевает не более раза в год. А повседневную редко стирает. Дело в том, что он, как оказалось, не любит              переодеваться. Особенно проблемы с штанами. Как наденет, носит, пока  дырки не появятся. Никакая сила не заставит снять! Вечно ходит, снимая лишь перед  сном, в кирзовых сапогах. Кати они просто надоели, так как стоят недалеко от её кроватки. Однажды, чисто  из детского любопытства, спросила у него, а почему, мол, они называются кирзовыми, на что отчим даже весьма грамотно ответил. Потому, дескать, что их выпускает Кировский завод резиновых изделий. Кирза! И уточнил – поняла ли? Да, к неграмотным его не причислишь. А вот культура слегка похрамывает да спотыкается…

     Как только вошёл, так и – сходу:

     -Ну что? Получила?

     -А тебе зачем?

     -Та, мужики… там… понимаешь…

     Если б ни Володя, который вдруг зашёл в свинарник, кто знает, чем бы тот диалог   закончился. Либо нагнала б, либо оторвала от семьи «троячок». Но парнишка, не  разобравшись в ситуации, решительно подошёл и:

     -Титка Вира! То що, коней можно брати?

     Иван понял, что разговор уже не получится, демонстративно развернулся и ушёл. Вол- одя же, посмотрев ему вслед, неожиданно вдруг сказал, что на них, мол, «молодоженов», сельская ребятня сочинила куплет: «Розпустила Вира коси, а за нею – вси матроси».   Покраснел, начал извиняться.

     -Титка Вира! Я им казав, а вони…

     -Да ничего, Володя. Что там такого, если у людей есть коса и тельняшка. Не переживай по мелочам. Впрягай коней да поможешь.

     -Я, титка Вира, хочу сказати вам, що вид  сьогодни довго, мабуть, не приходитиму сюди допомогати. Я вже зибрав хлопцив, щоб виливати ховрахив. Треба зберегти урожай. Голова колгоспу  дае  нам  коня, бочку. Видра  ми з дому визьмемо. В тому роци я, знаете, скильки здав шкурок? О! Купив соби коньки. Дутиши! Китайську шарикову ручку. Ви тильки мамци не кажить. Я ии обдурив. Закопав в землю, щоб не знайшла, а мороз вдарив и чор- нила замерзли. Ну, ручка и триснула. Там таке перо! Кажуть, золоте!..

     Закончив борьбу с сусликами, Володя снова  стал ходить. Лучше Ивана! Сильный, быстрый в движениях, сообразительный. Благодаря его помощи, она до последних дней беременности работала. А в октябре родила. Дома. Без врача. Просто, собрались знако-  мые – Нина Андреевна, тётя Наташа, Гапка (она по отчеству  Прокофьевна) и помогли. То ворковали вокруг неё, как акушеры, то бутылки с горячей водой в ноги клали, то         морально поддерживали. А на чём, скажите, в Роддом ехать? Это если б жена председателя! А так! Машины нет. Мальчик явился на свет. Крупный. Как и Катя. Лицо округлое, не продолговатое. «Значит, слаб на кровушку, Иван Павлович! Моя переборола». Назвали сына Костей. Константином! Константином Павловичем! Вот и зажглась ещё одна  звезда  на небе против хаты Сизовых. А почему не Балашенко? Потому, что, хоть хата и её, но они честь по чести расписались. А раз так, то и спору нет.

     Иван с Володей ещё не успели и мозолей нажить, а она уже вышла. Через два дня! Как и после Кати. О, женщина! Теперь распорядок дня изменила. Ребёнок грудной, надо чаще ходить домой. А малыш капризный, ужас! Но её отсутствие  перекрывали все, кто мог:  Иван, Володя, Гапка. Даже заведующий таскал вёдра с дертью.

     Однажды, чисто по-человечески, ей стало неловко перед Володей, и она поклала ему в ладонь «трешку». Три рубля. На то время она у неё была последней. Но он, хоть и не догадывался, что последняя, не принял.

     -Що ви, титка Вира! Мати, як дизнаеться, вона  мене вбье. Хай ця трояка залишиться у вас. Малому на молоко…

     А на строящемся свинарнике работа кипит. Как известно, колхозных строителей председатель снял, якобы, за то, что слабо работают. На самом деле, не обеспечивал их материалами, а нанял городских халтурщиков. А этих обеспечил всем, что необходимо, и каждый день к ним ездил. Те, что работали раньше, заподозрили, что там что-то не чистое,  но что именно, не знают. И с иной стороны этот вопрос можно рассматривать. А если ездит потому, что район давит. Ведь, крути  ни верти, в районе, таки, лишь половина свинарников наличествует. Но это такое  дело. Пройдёт время, тайное, если оно есть, станет явным. А свинарник, всё-таки, к Новому году достроили.

     Многие приходили полюбоваться. Даже Мирон был. Вера Васильевна видела его    издали, так как и она от него держится подальше, как и он от неё. Но когда шёл обратно, заскочил к Гапке.

     -Гапка, гроши маеш?

     Та - коротко:

     -Холеру я маю!

     И ушёл.