Ягода кулацкого дерева. Глава 33. 1959 год

 Вера Васильевна, пообедав, одевалась. А Катя, забившись  в угол, «ставила» для глиняных кукол спектакль. Слышны  были  слова: «Що на поли, що на писках, без роси, на сонци? Тяжко жити без милого и в своий сторонци».

     Мать:

     -Сколько тебе говорить? Рано ещё о милом думать!

     -Ну, ма!

     -Ох, пропоешь ты, дочка, своё счастье!

     Глянула на икону, перекрестилась и ушла на свинарник. А Катя вслед кинула взгляд на образ. Он был из фольги. Так искуссно сделано. И, главное, с какой бы стороны ни зашёл,  он всё равно смотрит на тебя…

     Во дворе, как всегда, встретились со свахой. Та купила новую шубу. Маленькая - в ней, полненькая. И всё также, весёлая и говорливая. Наверное, шуба жару поддаёт. В ней    куда лучше, чем около печки, заправленной плохим углём. С таким энтузиазмом рассказывала, как с Володей ели её сало. Отрезали, говорит, по кусочку, съели. Мало. А, давай еще! И так, пока не закончили. А потом всю ночь пили воду.

     -О, це сало! Йде, ниби масло. И, головне, без прожилкив.

     -Так ты приди. Я ещё дам. У нас  сало  не  очень-то идёт. Дети не любят. А Иван, разве что на закуску. Приходи, Паша.

     -Гаразд. Ось, зьявиться хвилинка…

     И разошлись. Степановна побежала в контору (там бухгалтерские дела ждут), а Васильевна – к балке. Сколько лет уже тут ходит! Спросите  ночью или днём с завязаными глазами, где тут опасные места (хоть в дождь, хоть в снег), а где – не очень, расскажет, как Катя рассказывает географию. Маршрут выработано давно. Каждый раз взбирается по боковому уклону балки (спина мокрая),через рощу (ночью страшновато), и вот уже массивные  деревянные двери встречают.

     Сегодня её встретил Вадим Наливайченко.

     -Витаю, Вира! Не замерзла? Ну, и добре. Скажи мени, як твоя  нова напарниця? Розибралася вже в «свинячих» справах?

     -Знаете, может, и не совсем ещё, так для этого я есть. Подсказываю. Помогаю.   Главное, что она желает, а навыки скоро придут.

     -Ну, и добре. А я тут хвилююсь, що тоби, напевно, за двох доводиться працювати.    Молоди тепер, не те, що ранише. Не перетрудяться! А нас, керманичив, зверху тиснуть. Давай мясо, хоч з дому принеси. Читала, як поставлено  питання  з виробництва мяса в рагоспи №2 Сталинськои области? Там справжний конвейьер.

     -Инка, я вам должна сказать, в маму не пошла. Та свинарка была хорошая, а вот инициативу не любила проявлять. А эта, на удивление, сразу взялась: расспрашивает, присматривается, что-то придумывает.

     -Дивись, так и тебе обжене.

     -Ничего страшного. Я своё  дело делаю. А если и опередит, то пусть. Молодая, ей ещё в люди выбиваться надо. Даже помогу…

     Весной погода, казалось, с ума сошла. День в день дул сильный  ветер и нёс  по  земле пыль. Явлению даже термин придумали - пыльная буря. Да, да, буря! На улице - не видно. Не поймьешь, чего больше – пыли или  воздуха. По глазам хлещет. На зубах трещит. В хате  дышать  нечем. Даже  лесопосадки замело. Сад замело, виноградник. Все колхозники, где б ни работал, выходили с лопатами и спасали растения. От свинарника, например, ходила Инка и Вадим Константинович, а Вера Васильевна оставалась на хозяйстве. От школы были ученики. В том числе и Катя. Она открывала корни     виноградника, чтоб не задохнулись. Это теплолюбивая культура, и его с осени  сплошь  закрыли трактором с лемехом. А весной открывали сапками. Потная  Катя, мокрая. И это, напомн-им, при её физической выносливости. А как слабаки? Домой шли, будто  очутились в какой-то сказке. Воздух темный от пыли, перед глазами – пелена. Интересно стало, когда  спустились на  дно  балки. Там, оказывается, всё по-другому. Видно. Воздух чистый. И на  зубах не трещит. Мать волновалась. Вышла  навстречу, чтоб  дочь  не заблудилась. Кате сразу бросилось в глаза, что она, наверное, плакала. Спросила. Но обстоятельного  ответа  не получила. Мать отмахнулась лишь несколькими словами:

     -То плакала, что мрут (в Германии первую девочку похоронила - авт), а теперь  плачу, что слишком живучие.

     Понятно. Опять детки довели мать до слез…

     Вера Васильевна редко ездила в город. Некогда было. Иван тоже. Но у него  другая причина. Вечно пьяный! Как-то она ему напомнила. Государство, мол, взялось  нынче  за вашего брата-алкоголика. Скоро гайки зажмут. Дружинников вон кругом полно. Тебя, дескать, не беспокоит, что когда-нибудь поймают, и семью опозорят? А он в ответ: «Милая! А дружинник, э, кто? Не колхозник? Не мужик? Выпить, э, не хочет, что ли?»…

     А тут вдруг Катя заходилась. Учитель географии потребовал, чтоб каждый ученик купил новый учебник, обернул его лощёной бумагой, только тогда он  допустит к занятиям. Пришлось матери в воскресенье ехать с дочерью. Взрослые, конечно, бывали в городе и видели, как там живут люди. А Катя – впервые. Бросилось в глаза, что  жизнь у них совсем не такая, как в  селе. Во-первых, народу полным-полно. Глаза разбегаются. Хорошо, что с матерью, так хоть показывала, куда идти, где  какой магазин, где церковь. Ох, и находилась! А ещё больше надумалась. Вот бы, мол, жить в городе! Что село? Коровы, поросята! А тут всё по-другому. Жила б в многоэтажном доме, на каком-то этаже. Вышла  бы  утром на базар: губы алые, причёсочка - я вам дам! Знакомые: «Здрасьте, Екатерина Алексеевна!» Ходила бы не по грязи, как в селе, а по асфальту. Всё мечтала. Представляла, как выйдет замуж. Обязательно за грамотного человека. У неё, мол, в квартире всегда будет чисто и уютно. Чтоб у мужа был свежий воздух, чтоб - ни пылинки!
Около базара мысли прервались. При входе стояла моложавая женщина и время от вр- емени выкрикивала:

     -Кому щенок! Кому щенок!

     А рядом стояла корзинка со щенками. Так смешно!

     Если когда  и  скажет кто, что Катю, наверное, плохо  воспитывали, то ошибьётся. Воспитывали! Ещё как! И главным мерилом всегда было то, чтоб «не сказали, что в лесу выросла». Вот, например, подошла Пасха. На государственном  уровне этот праздник, конечно, не отмечали, но дома  каждый  оживленно готовился. К этому времени по селу, как правило, ездят дяденьки и предлагают металлические  формы для пасох. Вера Васильевна купила три штуки. Высокие! Пасха в ней до 3 кг. Становились мать с дочерью, будто на вахту, и пекли пасхи. А это творчество сложное. Мать всё делает своими руками, а дочь мотается в роли «принеси – подай, отнеси – отдай». Вот уже скатали валик из теста, сделали на нём зубцы с обеих сторон, поклали поверх пасхи. Один вдоль, другой – поперёк. Получился крест. Потом берут ещё один валик, раскатывают, делают зубцы с одной стороны, скручивают, чтоб получилась роза. Таких роз на пасхе  должно быть четыре по краям валиков. Их пришпиливают к пасхе отрезком ветки освяченой вербы. А вербу брали вот откуда. На прошедшей вербной неделе освятили, потом  сохраняли, а теперь вот пригодилась. У Кати глаза разбегались, когда смотрела на розы. А кушалось как, когда мать, в порыве добрых чувств, отламывала ей кусочек. Когда пасхи  готовы, ставили на стол по всем четырем углам. Но была ещё главная. У той место посередине. А вокруг неё – крашеные яйца, зелёные всходы ячменя. Ох, красиво!

     Через месяц после Пасхи Иван Павлович опять лёг на операцию. Удалять на лице    осколки. Странно у него всё как-то получается! То пьет, то находится уважительная причина. Лишь бы подальше от домашних дел. А когда он лёг, из конторы, как специально подстроено, пришла «благая весть»: семье Сизовых выделили дом. Это, примерно, в районе хаты Инки. Теперь, по велению  судьбы, две  свинарки  будут жить  рядом, вместе  ходить на работу. Таких домиков в селе  построено  четыре. Что они собой представляют? На бетонном  фундаменте. Кирпич. Сенцы, передняя  комната  и зал. Двор пока не огорожен, зарос травой. Короче, предстоит засучивать рукава и приводить всё в  порядок. А с пере-селением было так. Пришли помочь друзья: женщины и один мужчина. Вместе, как говорится, и «батька» легче бить. Сначала Савелий отвёз на бричке стол, кровати, сундук и посуду. А все шли следом. Выгружать ведь надо. За второй ходкой  забрали прочее имущество. Это не председатель вам переезжает! Вера Васильевна шла  за бричкой и думала: «Что ж, прощай, хатка! Ты меня спасла когда-то. Много лет добросовестно слу- жила мне и моему семейству. Кланяюсь тебе!». И, под влиянием мыслей, вырвался вдруг жест поклонения.

     Нина Андреевна подхватила:

     -Нога?

     -Да! Оступилась…

     Открыли дверь, а оттуда – запах краски. Полы деревянные, доски отдают глянцем.  Младший, Семён (Сенечка-преподобный), представил себе, что это лёд, да давай имитировать езду на коньках. Потом разбежались по комнатам. Крикнет, а эхо повторяет. Средний, Вася, кричит:

     -Ма! Найди меня!

     А сам спрятался в куче постельных принадлежностей, состоящей из матраца, подушек,  одеял. Ну, шкодник! Уже успел гвоздем продырявить наволочку.

     -Ах, ты, бессовестный!

     Кинула в него подушку. А он:

     -Я отцу скажу!

     Именно с этого, а по-иному в семье с маленькими  детьми и не бывает, началась работа по «освоению» жилплощади. Носили, раскладывали, ругались, плакали…

     А на следующий день надо было  отвезти  отцу «передачу». Кого направить, если матери  надо и работать, и квартиру  приводить в порядок, а  дети  маленькие? Решили «откомандировать» самого старшего. Костю. Ему уже восемь. А в селе, в таком возрасте, каждый знает, как управлять конём. Конюхом работал Савелий. Добрая душа. Считай, свой человек. Согласился, без разрешения старших, отпустить коня, седло, хотя Костя никогда на таком «транспорте» не ездил. Костя  подъехал  ко двору. Сидит на коне, как взрослый! Мать вынесла сумку с продуктами. Видно, что в ней  бутыль с компотом - выпирает. «Тяжеловато будет!» Надел на плечо поясок, в шутку помахал - досвидания и уехал, радуясь тому, что доверили. А в это время по улице шли близнецы Поли Степан и Семён. Ровесники Кости. Глянул на них и вспомнил, как его сверстники смеялись: кавалерия, мол, наступает! И жаль стало ребят. А что, какие чувства  могут в этот момент посетить душу? Это ж он ещё мальчуган и думает, что ноги, руки и грудные клетки у них примут  нормальное положение. На самом же деле медицина уже расписалась в своем бессилии по отношению к ним. Никакое лечение, мол, не поможет, а кости еще больше покорёжатся…

     Домой Костя возвратился к вечеру. Хотел оставить котомку, а потом отвести коня. Уже подъехал ко двору. А тут, откуда ни возьмись, мать выбежала  навстречу. Конь испугался. Как рванёт! А у Кости - обувь в стремянках. Туфли углубились ещё дальше, так, что назад не выдернешь. Конь, как подкинет круп. Костя слетел на правую сторону. Левая нога  машинально выдернулась из стремянки, а правая, наоборот, заклинила. А конь несётся и бьёт по спине всадника коленями задних ног. Последний удар  был сильным, и обувь Кости выскользнула из стремянки. Упал на землю и потерял сознание. И уже ничего  не видел и не слышал. Собрались  люди и привели в чувство. Короче, дебют  взрослой  жизни  оказался неудачным.

     Мать так отреагировала:

     -Что-то нам с тобой, сынок, не везёт на коней!

     -А вы что, тоже падали?

     -Видишь, полступни?

     И поведала о шахтерской жизни.

     А у Кости с тех пор стала часто болеть голова. Притом, как заметил, если только приснится конь, значит, к болезни.