Ягода кулацкого дерева. Глава 35. 1961 год

 На свинарнике, кроме двух  торцевых двухстворчатых дверей, было ещё две - боковых,  которые, кстати, ещё никто никогда не открывал. Они – как резервные. И вот около них образовалось что-то вроде  закутков. Около  одной  ставили  бидоны, ведра, мешки с чем-то. Около другой лежала копна соломы для подстилки. Так вот под той копной, будто под скирдой, часто отдыхали свинарки. И сидеть мягко, и в спины не холодно.

     После того, как почистили в загородках и накормили, напоили свиней, Вера Васильевна с Инкой присели отдохнуть и разговорились. С чего обычно начинается разговор? С домашних дел. Их у каждого полно. С погоды. Она февральская и, разумеется, холодная. Когда врывается с улицы  в помещение воздух, то тут аж пар клубится. Потом переходят на производственные дела. Следует подчеркнуть, что теперь уже обе свинарки читают газеты. И разговаривают почти  на  равных. Правда, с точки  зрения опыта, Инка уступает, но, в силу молодости своей, сдаваться и не думает.

     -Читала, что в «Калинина» прошло отчетное? Критиковали начальство, что недооценивают свиноводство.

     -А як же! У них наполовину менше мяса, ниж торик.

     -Ну, Инка! Я думала, ты бегло читаешь, а ты, наверное, от корки до корки?

     -Зрозумило, що так!

     -Тогда уж точно знаешь, что район в прошлом  году  вышел  по  свинине лучше, чем по зерновым. А в этом году и того более. Хотят получить 32 центнера свинины со 100 гектаров земли. Попыхтим, милая! Надо что-то придумывать. Увеличивать стадо, что ли?

     -А що складного? У них там молодняк гине вид поганих  умов  утримання, а у нас на ферми, зрозумило, тепло, сухо. Попрацювали з вами восени, ось и результат.

     -Оно-то так! Но есть  другие  проблемы. Например, корма не всегда  регулярно подвозят. А мы с тобой изворачиваемся. Вместо одного продукта даём другой. Разве это дело! А  летом! Вместо разнотравья гоняем на прогулку.

     -Ну, ми ж косимо?

     -Косим! Но это не  мы  должны делать. Наша объязанность – кормить, ухаживать. А если нас с тобой  превратить  в  извозчиков, то 10 поросят от матки  мы  не получим, как бы ни старались.

     -А ви чим, наприклад, удома годуете, що у вас таке смачне сало?

     -О! То, милая, дома! – не захотела раскрывать секрет. – Чем? Покупаю отруби и    кормлю. Вот и вся изюминка.

     -Купуете? Вира Василивна! Та у нас их, цих  висивок, хоч видбавляй. Он мишки стоять! Насыпали торбинку и – в солому, а йдете  додому, зрозумило, взяли. Их все  одно видають на глазок.

     -Э, милая! Я так не привыкла жить. Пусть оно  хоть  сгниёт, домой не возьму. И тебе не советую.

     -А воно мени й не треба. Це я так. Зрозумило, по доброти своий.

     -Инка! Ты мне больше  так не говори. Обижусь, ей-Богу! Лучше  давай думать, как улучшить племенные качества свиней. Это сейчас - главное. Сверху об этом давно говорят, а мы всё никак. Ради этого район даже постановил - заготовить в этом году в полтора раза больше кормов! Ну! А я что, буду носить дерть домой?

     -Ой, титка Вира! Я просто так сказала. Адже скризь на фермах берут.

     -А я не хочу! Тебе понятно? Ты мне лучше скажи: ты деньги уже поменяла?

     -Я? А що мени минять? У мене нема грошей…

     -Вот тут мы с тобой, Инка, равные. У меня точно  так же – ни копейки за душой. Если б даже и были, то за моим алкоголиком разве успеешь?

     В это время в торцевой двери выросла фигура Ивана. Пьяный, как всегда. Идет-шатается и разговаривает, так просто, в пространство.

     -А ось и ваш «герой» чимчикуе!

     -Вот, безтолочь! Опять навеселе!

     -Ну, да, нашклеився!

     В этом месте беседа оборволась, так как всё внимание переключилось на Ивана. Следует сказать, что Вера Васильевна давно уже озабочена тем, что именно семейные неурядицы отвлекают её от дел, мешают, вредят, если  хотите. Ведь около  свиней тоже, как и на иной работе, надо быть в хорошем расположении духа. А откуда он, тот дух, возмётся, если муж каждый день на «взводе», если дети постоянно отданы сами себе, потому, что взрослые бывают  дома лишь под ночь? Кстати, о детях. Зимой они, как сурки, сидят в теплой хате. Ну, выскочит покататься по льду. Так то минутное увлечение. Замёрз - домой. А весной, летом, осенью, наоборот, все на улице. Костя уже повзрослел. На головные боли так и жалуется. Значит, надо присматривать. А он, из-за отсутствия  контроля, ходит со сверстниками на тяжелую  работу. Разравнивают в кузовах     автомашин силос. Устает, правда, но гордится, что доверяют. А интересна работа тем, что во время выгрузки силоса из кузова автомашины трактор стягивает  сетку вместе с силосом. Это было пока новым делом, и на процесс бегали смотреть всем селом. Сенечка-преподобный гулял со своими погодками. Шкодничал. Получал за это и опять шкодничал. Вася почти всё  время гулял во дворе, под кроной большущего ореха. Но иногда, под влиянием  дружков, выскакивал и на улицу.

     Однажды игрались на улице, которая летом состоит из толстого слоя пыли, в скирдоправов: кто  выше сложит  скирду соломы (читай: пыли). Гребли, старались. А потом вдруг у Васи родилась мысль. А что если, мол, сесть и нагрести кучу вокруг себя, чтоб лишь голова видна была. Вот это было бы! Сбежались  дружки, нагребли кучу. Действительно, лишь голова торчит. Сидит Вася в куче и смеётся. Так интересно! Вдруг, откуда ни возмись, на улице появилась автомашина, груженная  силосной массой. Дружки – рааз и разбежались. А машина едет, надрывается  от тяжести. Вася попробовал высвободиться – куда там! Начал дергаться, пока шофёр заметил да остановил машину. А то было б!

     С тех пор Вера Васильевна приняла решение - хоть Васю, мол, сдам в Интернат. И сдала, побегав, конечно, по конторам, пока оформила. Теперь он - в городе. Но не намного стало спокойнее. Шалят те, что остались! Днём мать на работе, а душа дома. Вечером каждого надо выкупать, переодеть, накормить, уложить спать. Сама ложилась далеко уже за полночь, если  Иван, конечно, «не варил воду». А если «варил» (от слова водовар), то и - под утро. А там что, спокойнее? То Иван храпит, то Мирон, напившись, гоняет бедарку по селу. Бывает, что рысью, а, бывает, что и галопом. За кем  он  всё гоняется? Чёрт его знает! Вечно ободья стучат. Будто по голове бьют…

     И до того трудные времена в её жизни усложнились ещё и тем, что Катя, закончив  учебу в восьмилетке (дальше не пошла: средств  нет), летом  работала на колхозном  консервном заводе. Там таких, как она, собралось тьма-тмущая. Молодые, задорные и не в меру говорливые. Все, как на подбор, в белых ситцевых косынках, завязанных на затылке. Кажется, что студенты мединститута на стажировке. Кате  нравилось. Вставать, правда, надо было рано. Но этот сложный рубеж в свои пятнадцать она тоже перешагнула. Выработала для себя правило. Если тело болит, а душа не повинуется, то даёт  себе команду: «Так, Катя, хватит спать! Вставай и пошли на работу». Помогало, честное  слово. Вообще, у неё насчёт дисциплины – немецкая хватка! Там ведь зачата! В свободные  минуты после работы составляла дома распорядок дня. И себе, и братьям. В тот «документ» входило: подъем, завтрак, уборка в хате, тихий час. Как в армии! Но ведь это дети! Кто его придерживался? По этой причине часто конфликтовали между собой.

     А на консервном заводе нравилось. Там ощущалось наличие дисциплины. Обед -  значит, обед. Не надо варить, разливать по тарелкам. Сели в кузов  грузовика и поехали в столовую. Зрелище! Одни косынки! А девушки песню как затянут. На машине-таки! В колхозном автопарке машин уже было много. Кроме того, завгар  был человеком деятельным. Вечно что-то изобретёт. То крыло на старую машину поставит от новых образцов, то кабинку поменяет. Для колхоза сойдёт! А в Гаи оформлять не надо. Не случайно, машину, на которой ездили, назвали «Чилитой». Шофёром был молодой парнишка. Добрый такой! Красивый. А вот в вопросах любви имел проблемы. Всё никак не мог подступиться к любимой девушке. И когда появлялись «окна» в работе, а девушки  рассаживались на траве, чтоб отдохнуть, поболтать, то он подсаживался  именно к Кате и просил, чтоб она их примирила. А почему именно к Кате? Она этого не знала. А, может, и он не знал. Так просто. И, если честно, роль «миротворца» ей сразу прилегла к душе. Ты, вроде б то, и ноль в этой жизни, а решаешь такие проблемы! Сидят, шепчутся, а птичка с дерева: «А ти любив?», «А ти любив?». Так и не примирила. Не хватило опыта…

     Можно было бы о шофере и не распространяться. Возит – ну, и молодец! Подсаживается - дважды молодец. Но дело в том, что  его  жизненный  путь в этой книге лишь начинается. А потому я обязан сказать о нём несколько слов. Появился он в селе Ивановском четыре года назад. Год отработал в колхозе шофёром, три – отслужил в армии. И вот опять – шофёр. Приехал он сюда с родителями из другого села. Там хата уже падала, надо было капитально ремонтировать, но, подумав, подсчитав затраты, пришли к выводу, что за такие деньги можно купить куда лучше, чем своя рухлядь. Вот и переехали. Купили хату около колодца и живут-поживают. Отец и мать – пенсионеры. Братья, сестры обзавелись семьями и отделились. А этот остался при родителях. Зовут  его Лёней. Скромняга такой! Но с машиной на «ты»…

     Память у Кати была уникальной. Бывало, мать скажет сыновьям  что-нибудь, а они такие медлительные! Пока сообразит! Эта же хватала, как говорят, птичку на лету. Лучше всех запоминала, где кто куда и что клал. Настоящий справочник! Песню, если от кого услышала, помнила дословно, до запятой. И где б ни  находилась, всё  пела, пела. И чем громче, как ей казалось, тем лучше, чтоб пространство, в котором находилась, было заполнено её духом. Нашла ещё одно увлечение - писать за стариков письма. Ведь дети их разъехались по городам и весям, и родителям не пишут, не звонят. Вот она и помогала. Одна из старушек выразилась так: сейчас, мол, детей днём с огнём не найдёшь, а когда  умру, и хату надо будет делить, тогда наперегонки сбегутся, чтоб не прозевать.

     У неё на всё хватало времени. Сенечку-преподобного возила на раме велосипеда и обучала арифметике. Ох, была  тяга  к  учительствованию! Едут, а она ему диктует - раз, два, три. Дойдёт до семи, а он не может повторить. Она его, как школьника, по голове  ладошкой: повторяй, мол! На мать давно уже смотрела взрослыми глазами. Иногда, сообразно её возрасту, поглядывала как бы свысока: «Ма! Что вы такая вся в морщинах? Как залежалая груша!». А та заплачет и: «Э, дочка! Не дай Бог тебе пережить, что мне пришлось».

     Прокладывались Катей первые благородные следы в жизны. Так, пустяк! Но может они когда-то станут историческими. Вот пример. Однажды  вычитала в газете, что в городском питомнике можно  купить для посадки деревца серебристого тополя. Размечталась. У   всех, мол, под  дворами  будут  расти акация, шелковица, орех, клён, а у неё – ещё и тополь. Поделилась с подругой. Та разделила её мнение. Поехали вдвоём в город и привезли оттуда по десятку тополей. Посадили вдоль улицы, около своих дворов, и радуются. Ни у кого нет, а у них есть! А Катя ещё и во дворе, между сараем и хатой, посадила. Вырастут, дескать, будет память. Дух, во всяком случае, её!

     Этот дух шел на пользу Вере Васильевне. Она на Катю возлагала большие надежды. И в свободную  минуту  говорила: «Ты, наверное, будешь артисткой?». Не удивительно, что в данной ситуации нашлось лишь такое определение. В селе, так уж повелось, всем пророчат быть либо колхозником, либо артистом. То есть, самое  низкое  положение в жизни и самое высокое, почти недосягаемое для селянина…

     С таким вот настроем  Вера Васильевна и выдавала «нагора» свинину. По итогам 9 месяцев в её группе свиноматок  получено в среднем по 9 поросят, которых она вырастила до 4-месячного возраста со средним  весом при отлучении 13,5 кг. Сейчас «бьются» с Инкой над тем, чтоб научиться получать ещё третий, декабрьский опорос. Вот тогда можно и  потягаться с передовыми свиноводами района!

     Но самой значимой за всю историю работы Веры Васильевны на свиноферме была минута, когда к дому подъехал на автомашине Володя и вручил ей записку от председателя. Лоскуток бумаги из блокнота, в клеточку, а на нём наспех написано: «В.В! Пидийдить завтра вранци до контори. Поидете фотографуватися на районну Дошку Пошаны. З повагою Микола Павлович»…