Однажды в Гамбурге

                Блистательной Дите фон Тиз
     Кромешная отрешенность адресата сказочки, полнейшая отстраненность от каждодневной суеты и чепухи информационной помойки, во что и превратились милостью закадровых агентов влияния проклятого Храма Сиона все СМИ и соцсети планеты, постепенными намываниями перламутровых эскизов Климта и Мухи превращали меня в некоторое забавное подобие фанатствующего оглоеда, безмерно далекого и от гламура, и от чулок, и от лифчиков, поражая мастерством преподнесения себя и своей работы, сравнить которое я могу ( уже писал ) лишь с созданным Галиной Палной Вишневской образом, когда, бывалоча, увидишь нашу Императрицу случайно в тиви и замыкает дыхалку, покрываешься пупырышками мурашей, слушаешь твердый и иногда язвительный голос остававшейся честной перед собой и всеми до самого конца настоящей женщины, нашедшей себе в пару не кого - нибудь, а самого Славу Растроповича, между прочим, навсегда встав в один ряд с Санти, Бернар и Мопассаном, хотя пол первого и последнего несколько отличался от присущих именно женщинам вещичек или штучек, тех мелочей, что неимоверно бесили Миллера или восхищали Вяземского.
      Каландарий Дегонзак недоверчиво вертел в руке тессеру, чуть притопывая сапогом. Бэм, тяжело дыша, надвинулся на Реми, многозначительно покачивая фальшионом, с изогнутого лезвия коего неторопливо капала на изразцы пола темная кровь, а безумный глазами Ян Сокол, надев на свой камзол свежесодранную кожу какой - то гугенотки, поджаривая в зеве гигантского камина на лезвии кавалерийского палаша уши младенцев, что - то громко кричал на своем богохульном наречии моравов, веселя полупьяных швейцарцев, расположившихся в заведении папаши Млуа с вечера.
     - Прочь, - прохрипел чей - то голос. В дверь ввалился маршал Бираг, почтительно поддерживая закутанную в мантилью женскую фигуру. Дегонзак вернул тессеру и попытался выказать почтение Екатерине, а это была, без сомнений, именно она, ибо в эту святую ночь мало кто отважился бы прогуливаться с маршалом Франции по улочкам старой Праги.
    - Симнасать синагог, - доложил Бэм, кашляя, - четыре универсальных магазеи и приют для жабонят.
    - Семнадцать ? - переспросил Бираг, улыбаясь. - Это число угодное Богу.
    Реми подошел к закутанной фигуре, словно дитя несмело берясь за ее руку. Екатерина хмыкнула и прошептала ему на ухо :
    - Разговор пойдет о духах.
    Алхимик пожал плечами и поманил Яна, раскладывавшего жареные уши в оловянные тарелки швейцарцев. Показал глазами на кожу и моравец торопливо сунул ее за колченогий шкаф, где папаша Млуа хранил заложенные загулявшими пражанами сапоги. Лучший залог. Конечно, было бы пристойнее, если б у гуляки был хоть какой завалящий конь или рыцарские шпоры, но куда чаще - просто сапоги. Со времен угров укоренились моравцы во мнении, что босой монгол - не монгол, хотя и оставалось в них монгольской или тюркской, перемешавшихся уже за первые годы вторжения, крови разве капля, но странные вывихи бессознательной коллективной памяти, что свихнут в будущем немало достойных исследователей, отложились вычурными поговорками, рассказываемыми долгими зимними вечерами сказками, в которых неизменно присутствовала золотая юрта, и в глаза невиданная на излете века шестнадцатого.
     - Раздайте верным сапоги, - прошелестела с неизменным флорентийским выговором Екатерина, - коричневые рубашки и надежду на дюжину лет.
    Сокол бросился к шкафу, а Реми, маршал и Екатерина поднялись по лестнице на второй этаж. В темной комнате на кровати лежал Голем. Вдовствующая королева подошла к кошмарному созданию и, всмотревшись в его неописуемый лик, плюнула в середину лица новоявленного Адама. Бираг вонзил Глиняному кинжал под вздох, а Реми окропил  " Красной Москвой ". Свершилось. Ибо таких просто хороших фильмов с великолепным Биллом Найи больше не делают и, думаю, не будут делать.