Непрушко. Кореша или ПДП. гл 4

Глава 4.
«Идём в тюрьму».

…Утро встретило диким похмельем и запоздалым чувством абсурдности происходящего…
Чашка крепкого кофе оживила слабую надежду на то, что всё ещё можно исправить. Но… Телефонный звонок главного редактора уничтожил эту надежду цинично и окончательно.
-- Алло! Непрушко! – вещал голос из мобильника – Ты как там? Проснулся уже?
-- Вопрос философский… -- предпринял я вялую попытку сопротивления и на всякий случай бросил нейтральное – Чем могу служить?
В ответ на это телефонная трубка разразилась смехом с последующим безапелляционным речитативом:
-- Ну, ты даёшь! Непрушко! Мы ведь обо всём договорились! Вы ведь даже аванс получили!
На душе стало скверно, а глаза покосились на дверцу бара с вискарём.
-- Пора в тюрьму, Непрушко! Родные казематы ждут! – итожил главред.
Из моей груди донеслось горестное: «Э-э-э-х!». Рука сама наполнила стакан и опрокинула содержимое в содрогающийся организм. Блаженное тепло пробежало по внутренностям и бес-опохмелятор дёрнул-таки меня за язык:
-- Вениамин Эрнестович Непрушко к посадке готов! – выпалил я в порыве перегарного экстаза и на всякий случай добавил – Как говорится у приличных людей: «Братан! Базара нет!».
На этот раз голос в мобильнике настороженно замолчал, а после отозвался с натянутой скорбью:
-- Я жду вас внизу. Машина у подъезда. – и добавил с нотками очевидной растерянности – Сказать по правде, мне как-то не по себе. Впервые в жизни кого-то везу к папаше в тюрягу, а не наоборот. Обычно приходилось только встречать…
Данную фразу я воспринял, как не требующую дополнений и весьма себе органичную в своём риторическом многоточии.

Дорога в СИЗО потянулась в деликатном молчании и романтическом созерцании видов, пока ещё, вольной жизни. Московские пробки вполне тому способствовали.
В сам изолятор мы вошли через служебный вход, в сопровождении заместителя начальника по оперативной работе. Как только за спиной захлопнулись двери, сознание исказилось неистовой тревогой и переживаниями.
Начальник опер-части вёл за собой по лабиринту коридоров, иногда бросая через плечо понимающие взгляды. Тюрьма дышала специфическими проявлениями жизнедеятельности, словно огромный мифический монстр, ожидающий свежего пополнения к своей ДНК,
Наконец утомительная ходьба замедлила свой темп и окончательно замерла перед дверью кабинета «хозяина» сего унылого заведения. Начальник оперов отчего-то хищно улыбнулся и, решительно вздохнув, прохрипел:
-- Входите!
Полковник встретил нас с торжественным радушием, как глава ЦК КПСС встречал первых покорителей космоса. Приветственные сто граммов смешались с винегретом ничего не значащих фраз, а итожились довольно странным диалогом между представителями принимающей стороны. Перепасовку шифра-фразами начал полковник:
-- Ну, Михалыч, вот и оно!
Глав-опер отозвался разочарованием:
-- Да-а-а… То-то и оно, что «оно»!
Далее «жонглирование» продолжалось в той же очерёдности:
-- А может всё-таки справится?
-- Попотеть придётся…
-- Ну, так… Попотей!
-- А куда деваться-то? Для родного учреждения стараюсь!
-- Молодец!
-- Тут за вредность добавить не мешало бы…
-- А не треснет?
-- Заштопаю… Не в первый раз!
-- Решим вопрос! Ну, так чё? К «этим» его?
-- Можно и к «этим»… Хотя… С блатными такому будет скучно… С ауешниками – весело и даже слишком… Ему потом психику ни в одном Кащенко не восстановят! Та-а-а-ак… На «спецах» зачахнет совсем… Опять же, может понравиться… А там – ожирение, меланхолия, апатия… Нет! Решено! Точно – к «этим»! Там и скучать не придётся, и с питанием у них порядок… А если чего лишнего напишет, то никто и не поверит. Тех нехристей всё равно никто не слушает!
-- Добро. Значит нужно проинструктировать…
-- Сделаем…
-- Обеспечить…
-- Обеспечим…
-- Поддержать…
-- Поддержим…
-- Оградить…
-- А вот этого я обещать не могу! Кто знает, какой у его психики ресурс и запас прочности? Я ведь тоже не волшебник.
-- Это да-а-а…
-- Это да-а-а-а…

Захмелевшее сознание требовало разъяснений, а бес-опохмелятор – добавки и конферанса. Поэтому, уловив задумчивую паузу, я деликатно спросил:
-- А не угодно ли вам, господа, развеять свои сомнения и, так сказать, протестировать диверсанта на профпригодность перед заброской в тыл врага?
Оба сотрудника уставились на меня остекленевшими взглядами и вдруг разразились яростной тирадой в агрессивной очерёдности:
-- Кто по жизни?
-- Чё за беда?
-- Не мороси, фуцел!
-- Не провоцируй, бес курчавый!
-- На корты упал! Хиляй сюда! Ну!
-- В глаза смотри, фраер коцаный!
-- Не перебивай старшего!
-- Сюда иди! Ну!
-- Не перебивай, говорю!
-- Не буксуй, парашник!
-- Не мычи, корова!
-- Уроню!
-- Порву!
В самый пик этого шизо-вещания оба оратора неожиданно замерли, а затем громко выдохнули, как во время оргазма, томно закатив глаза:
-- А-а-а-а! Михалыч! Вот это кайф!
-- О-о-о-о-о! В натуре! Гражданин начальник!
После этого полковник налил два-по-сто, которые были употреблены мгновенно и с последующей сигаретно-курительной паузой. Застывший от напряжённого созерцания происходящего главный редактор, оторопело выдохнул:
-- Ху-у-у! Ну вы, папенька, и даёте!
В ответ полковник исполнился страдальческой усталостью и ответил:
-- Такой вот, Эмик, тяжкий кусок хлеба! Надеюсь, теперь ты понимаешь?
Ошалевшее от происходящего чадо утвердительно кивнуло головой. Что-то внутри меня кольнуло: «Веня! Жги!». И «Веня» таки начал жечь, не откашливаясь и практически на одном дыхании:
-- О-о-о! Шикарный вид! Я снова дома! Вечер в хату! Вы чё, в натуре, тут мне дичь толкаете? Рамсы попутали по ходу пьесы? Ща в паре слов и на трёх пальцах вам тут накидаю! По жизни ровно всё! В натуре чистый «шнифер»! Формазонил с «понтом» на «аккорде», когда кураж ловил! Чё за хата? Кто за хатой? Чё молчим, боссота? Объясни, поясни, ханки в чифир-бак плесни!   
Ху! Действительно, полегчало!
Побледневшие от испуга и неожиданности полковник и его зам, уважительно закивали. Затем полковник налил всем по полной и с видимым облегчение в тоне констатировал:
-- Такой не подведёт!
Выпили молча, но не чокаясь. Глав-опер загадочно прошептал:
-- Надеюсь…
Мой же юный шеф отрешённо произнёс:
-- Да, Вениамин Эрнестович! А я вас недооценивал!
Бенефис можно было считать успешным, а по сему, как и в любой репризе, требовалась эмоциональная точка завершённости. Моё разговевшееся нутро блаженно изрекло:
-- О! Сколько нам открытий чудных
Готовит опохмела дух!
И звон бокалов среди будней нудных
Натруженный ласкает слух!

Полковник напряжённо поморщился и предположил:
-- Это что-то из раннего Плутарха?
Его заместитель деликатно поправил:
-- Нет! Что вы! По-моему, это из Гегеля… А может быть даже из Моцарта или Циолковского…
Мой шеф окончательно терял адекватность восприятия происходящего и поэтому просто выдохнул:
-- Понятно…
Мне же стало уже не до приличия хорошо, отчего я важно итожил:
-- Ну, что же! Пора отпалиролить нары!


Продолжение следует!!!