Последняя электричка. Фант. роман. Часть 2, гл. 4

Несмотря на утренний холодок, днем было жарковато. Мы остановились попить воды у последнего поворота. К дому Виктора идти через лесок было с километр. Может чуть больше.  Ничего не предвещало угрозы, как вдруг Мурлыка  ощетинился. Виктор, взглянув на своего защитника, вдруг негромко проговорил:
— За нами кто-то наблюдает. Чужой.
Вечно сопровождающий его  Мурлыка тут же насторожился еще сильнее и вдруг резко вспрыгнув, понесся вперед.
— Так, остаемся на месте. Мурлыка  знает, что делает,  —  в голосе Виктора не было ни капельки страха.
—  И будем стоять на тропе? — почему-то взволнованно спросил Петр.
— Зачем на этой тропе. Отойдем в сторонку. Присядем. Так будет вернее.
Скорее всего, Виктор был прав, и мы без разговора, сошли с тропинки. Я присел на поваленный, уже начавший трухляветь ствол какого-то дерева. Рядом примостился и Петр.
— И долго нам ждать? Спросил Петр. — Может, проскочим, уже недалеко.
Виктор только хмыкну: сидите, мол, придет время, пойдем.
— Смотрю на тебя, ты такой самоуверенный, что…
— Говорю, посидим, погутарим, нагуляем аппетит  — обед еще варится и жарится на плите, а тем временем, прибежит мой, и уже и ваш защитник. Иначе никак. Он даром не помчался бы сломя  голову. Что-то не так на нашем пути.  Мурлыка уже не раз, и не два выручал меня, казалось из безвыходных ситуаций. Вообще, если уж на то пошло, Осколок — странное место. Порой, страшное, пускай и небольшими, но очень опасными тварями, а, бывает, как это не выглядит странно, и нежно-убаюкивающее.
— Ну, о первой ситуации, случившейся с тобой, ты уже рассказывал, а вторая? — перебил Виктора Петр.
Виктор вздохнул:
— Потом расскажу. А сейчас я расскажу вам о том, что меня гложет вот уже не один год. Если позволите. Не успею до возвращения Мурлыки, доскажу дома. Думаю, вам будет, если не интересно, но поучительно узнать о моем «рождении»  в Лаборатории Компиляции и появлении здесь.
— Конечно интересно. — Петр уселся поудобрее, облокотившись спиной об огромный сук. — Давай, выкладывай о том, что тебя гложет. Может мы сообща с Володей чем-то и поможем тебе. А нет, все равно расскажи, сбрось с себя тяжесть, как я  понимаю, висит на тебе.
— Ну вот. Я до сих пор не полностью привык к Осколку. Не могу, и всё. Он мне нынче не противен, нет, но это не моя стихия, не моя родина.
— Это и понятно, ты же рожден, или создан, скопирован, или как еще сказать-то, в Лаборатории Компиляции.
— Вот, вот.
— Мне ли тебя не понять, Витя.  У тебя, как и у меня, можно сказать, тоже и есть родина, и ее нет. Вот у Володи она железно есть, а у меня, да и у тебя эта родина только условна, поэтому я ее называю с маленькой буквы. Ладно, с чего же всё началось?
— Ты прав на все сто процентов, но у меня существует еще одна загвоздка…
У меня, можно сказать, две родины моих носителей, и еще одна — Осколок. В нем я долгое время чувствовал себя одиноким. Едва не сошел с ума, пока у меня не появился Мурлыка, а вскоре я снова не встретил Таню. После этого у меня словно открылись дополнительные глаза, и я стал смотреть на все более осознанно. А при необходимости находить нужные,  а порой и обходные пути своего развития и своего не только опознавания, но и осознавания жизни не только своей, но и уже наших с Таней и сыном жизненных путей. 
Кстати, я думаю, что пребывая выбракованным в Лаборатории Компиляции, — тут же перешел Виктор на мучавшее его, — я получил столько информации, что её хватило бы, возможно, на создание целого нового мира. Они не знали, а может, и знали, что я живу, а значит, как говорили наши предки, существую ещё в некоей необработанной инстанции, и я все равно ничего не смогу сделать ведь я был в то время лишь сгустком чего-то непонятного и, возможно, непонятого ими. 
Я думаю, что не со всех прибывающих в то медицинское, или не  медицинское заведение – кто его знает, и делают копии.  Есть и выбракованные.
Короче, скорее всего меня отбраковали, как ненужную, ломаную копию, которую уже не исправить, но ещё не успели выбросить на свалку. А я уже был, уже существовал, уже понимал, что я на самом деле живу. Затем одна или один из инопланетян, видно один из конструкторов наших новых тел, все же обратил или обратила на меня внимание, вернее на то, что пока ещё существовало в каких-то атомах и молекулах, и вышло что вышло.
И вот я перед вами. Мой носитель тоже землянин, только из  другой, не из вашей, а более ранней партии доставки в Лабораторию Компиляции.
Понятно, я не хотел обо всем этом рассказывать вам, но потом все же решился. Возможно мой рассказ будет в определённой мере путаным и непонятным, но все же, думаю, что мне станет легче от того, что я расскажу все вам, а вам тоже станет легче от того что узнаете вы...
— Ну, так рассказывай, не тяни, — бросил Петр. —  Все равно, как ты сказал перед этим, нам нужно подождать твоего Мурлыку. И надолго он завеялся?
Виктор только поддернул плечами, что, мол, он не знает. Затем еще поудобнее устроившись на остатках давно поваленной сосны, продолжил рассказ:
— В то далёкое время я нет, не лежал и не сидел. Я не мог этого сделать потому, что я пока был всего только небольшим сгустком, который за ненадобностью выплеснули из огромной колбы в таз, где уже находилось несколько подобных на мои сгустков.
Может ещё живых, или уже мёртвых, но я лежал среди них и был пока жив, вернее были живы некоторые клетки и атомы, а также соединения. Теперь я был сверху.
У меня все пошло не так. Словно я попал в лабиринт из которого нет выхода, да и не может быть. Я мотаюсь по нему и не нахожу ни входа и выхода. Я  ничего не видел, потому что у меня, сами понимаете в то время ещё не было глаз… Я только чувствовал всего небольшим количеством атомов или молекул что я уже существую. Мне в том огромном тазу было зябко, но не до той степени, что ты или твоя непотребная субстанция может замерзнуть.
Колбу, в которой до этого находилась моё, скорее всего моё «я», поместили в стерилизатор. Она ещё могла пригодиться для другого, более удачливого индивидуума. И он станет настоящей копией своего носителя. Моё же место, место ломаного, недоделанного, незасчитанного из-за сбоя в системе, или неправильного действия кого-то из Создателей было лишь на свалке истории…
Сколько я или мой сгусток пролежал в огромном тазу или, может, в чем-то подобном, не знаю даже сейчас. А тогда я просто  не мог и знать, пока на «меня» не плюхнулся ещё один сгусток — тоже выбракованный Создателями. Он был ещё горячим и быстро согрел меня. Что произошло дальше, не знаю. Знаю одно только одно, что меня, вернее мой сгусток некто, может Создатель, или его помощники достали из миски… И из него начали по новой «ваять» меня-человека.
Мне было щекотно, было больно, было непривычно. Что-то жгло моё «я», кто-то «месил» и своими руками, и многочисленными манипуляторами мой сгусток, время от времени добавляя в него нужные ингредиенты.
Все происходило то ли в баке, то ли в ничто, но в полной тишине. Я лишь ощущал то пощипывание в моих нервных окончаниях, то покалывание, а порой и дикую, ни с чем несравнимую боль.
Когда у меня появились глаза, я увидел сначала расплывчатые очертания комнаты, вернее операционной, а как только появились звуки, я едва не сошел с ума от скрежета, тихого, а чаще громкого всхлипывания, чмоканья, колокольного звона, завывания, да мало ли ещё чего…
Много позже от очередного болевого ощущения я попытался закричать, но как понял, ничего из этого не вышло. Разве можно было кричать без голосовых связок, безо рта и горла, да и многого  ещё чего-то. Но я наконец-то почувствовал, что основательно подрос, превратившись из желейного сгустка в большую болванку непонятно чего.
Я ещё был неоднороден, у меня не было почти ничего такого, что сказало бы или сообщило:  вот я, родился на свет. До этого было ещё очень далеко. Я ещё не был Эйнштейном, Галилео Галилеем, или крупным писателем, учёным. Я был никто и был никем. Я не мог ещё связно рассуждать, Как и отлично видеть все вокруг. Туман, стоявший перед моими неокрепшими глазами, пока и полностью и не рассеялся, как я не мог связать между собой лившиеся со всех сторон и громкие звуки, и шорохи, и скрипы, и какие-то резкие сигналы, которые появились так неожиданно, что всё моё «я» «вздрагивало»…
Виктор вдруг умолк. По выражению его лица видно было, что он вошел в себя так глубоко, что не скоро вырвется оттуда. Я решил его не беспокоить. И Петру дал сигнал, чтобы он до поры до времени не трогал Виктора. Придет время, Виктор расскажет, что случилось с ним в Лаборатории Компиляции дальше.
—  О, а вот и Мурлыка, — вдруг словно очнувшись, радостно сказал Виктор, вставая с валежника и почесывая за ухом своего, да теперь и нашего защитника, который ластился к Виктору. — Ну что, мой милый охранник, можно продолжать путь? Мурлыка негромко прорычал, потом мяукнул. — Все в порядке, можем идти домой.
Мы тоже поднялись с Петром, и были готовы.
— Отдохнули, и вперед, — сказал Виктор. До самого дома он не проронил больше ни слова. Мы с Петром тоже молчали, зная, что Виктор продолжит свой рассказ уже после обеда.