Конвергент. Глава 2

Его корабль благополучно вернулся из очередного рейса. Команда в этот раз выполняла обыденную текущую работу на околоземной космической трассе. После прилёта космолётчики неделю провели в опостылевшем традиционном карантине, изнывая от скуки после привычно загруженного графика.

Благодаря послаблениям снисходительного гражданского начальства,  в чьей компетенции они находились в настоящее время, после трёх дней положенных санитарных процедур команде разрешили общение с родственниками через стекло карантинного блока. А Глеб всё ещё не решил, хочет ли её видеть.

Из всех родных и близких у него была лишь она одна. Его Марьяна. Из-за полнейшей ерунды они бурно и некрасиво рассорились перед полётом, и все эти три месяца не общались по его инициативе.

Она любила его без раздумий и жаждала серьёзных отношений. Она рассчитывала остаться с ним навсегда, жить с ним вместе, а не ждать редких многообещающих встреч. Она строила планы на будущее, мечтала о настоящей крепкой семье, о детях.
А Глеб всё колебался и тянул время. В полёте он под завязку завалил себя работой. И не находил, а правдивее сказать - не оставлял себе времени для размышлений, первым хватаясь за любое очередное задание.

Глеб никогда не задумывался, любит ли он Марьяну. Он просто твёрдо знал, что уже не сможет без неё жить. Она была для него всем. Она стала ему необходима как воздух. Но он никак не решался обзавестись семьей, потому что сам никогда не имел её.

С четырёх лет его растил и воспитывал специализированный детский дом. Многие знакомые считали, что с учебным заведением ему невиданно повезло. Высшее военно-политическое командное училище! Закончить такое заведение с отличием было очень престижно. Но мало кто знал, что на самом деле это была суровая казарма со спартанскими условиями проживания, строжайшей дисциплиной и жёсткой физической подготовкой. Закрытое режимное заведение для детей-сирот, которые потеряли родителей, дослужившихся до звания старшего или высшего офицерского состава.

При поступлении туда он нечаянно подслушал разговор двух своих будущих наставников, и узнал, что его единственные родные – отец и мать – погибли в чудовищной дорожно-транспортной катастрофе. Других родственников, по сведениям руководства детдома, не было. Из всего случайно услышанного малыш успел понять, что он сам в том крушении выжил чудом, но из-за тяжелейшей психологической травмы потерял память, и несколько месяцев после трагедии провёл в закрытом лечебном учреждении.
 
Именно с того времени Глеб сознательно помнил себя. А до этого его будто и не существовало совсем. Просто вдруг бац – и он словно ниоткуда рождается на свет, сразу четырёхлетний. И неподвижно лежит на больничной койке, упёршись застывшим взглядом в плафон, привинченный к белоснежному потолку стационарной палаты. А в воздухе стоит тошнотворный запах дезинфицирующих средств и лекарств…

Несколько лет Глеб безуспешно силился вспомнить себя в более раннем возрасте, до сиротского приюта. Но потом забросил это занятие. Вероятно, мозг щадил неокрепшую психику ребёнка, не давая вновь пережить всё то, что случилось во время гибели его родителей. А может и не было того периода, когда они были вместе?

Родителей он не помнил совсем. В память о них осталась одна-единственная, слегка размытая трёхмерная фотография. На ней он милым семимесячным карапузом сидит на коленях привлекательной русоволосой женщины, которую нежно обнимает широкоплечий темнокудрый красавец  в парадной форме гражданского космолётчика. Глеб был очень похож на отца, особенно заметно это становилось с возрастом.

В четырнадцать лет Глеб получил ограниченный доступ к архивным документам, сохранившим скупую официальную информацию о его родителях. Ещё к его личному делу прилагались некачественные видеоматериалы, запечатлевшие страшную катастрофу, которой закончилась первая поездка по первому, неудачно построенному, воздушному высокоскоростному транспортному кольцу.

Глеб каждый раз обещал себе не возвращаться к прошлому. Но безрезультатно. Вот даже сейчас, в уютном комфортабельном аэробусе, его вдруг накрыли едкие ностальгические флюиды. Жестокая память вновь и вновь перематывала воспоминания на тот момент, когда ранним утром он, очень смышлёный и рано повзрослевший четырёхлетний человечек, пробудился от громкого спора в больничной палате.

- Я не могу прямо сейчас дать согласие на выписку ребёнка! Он ещё не прошёл полную комплексную реабилитацию! – отчаянно доказывал кому-то свою правоту его лечащий врач.

Но бесстрастный мужской голос властно и бесцеремонно парировал любые его возражения:

- Все правовые вопросы полностью согласованы с вышестоящими инстанциями. Министр здравоохранения лично завизировал необходимые документы. Можете ознакомиться! – и человек в форме недипломатично швырнул тяжёлую кожаную папку на стол главврача.

Её звучный шлепок по гладко отполированной столешнице заставил Глеба непроизвольно вздрогнуть. Почувствовав лёгкое шевеление ребёнка, доктор резким предупреждающим жестом остановил неприятный разговор с собеседником, подошёл к мальчику и, аккуратно присев на краешек постели, участливо спросил:

- Привет, малыш! Как ты себя чувствуешь?

- Отлично! – живо отозвался Глеб. И в доказательство своих слов без труда поднял голову с подушки, проворно сел на постели и легко спрыгнул на пол.

- Тебе нужно будет поехать с этим дядей, - врач мрачно кивнул в сторону военного.

Мальчик даже ничего не успел ответить. Человек в форме чеканно подошёл к кровати. Старательно одел и обул Глеба в принесённую с собой одежду. Крепко взял безропотного ребёнка за руку. И молча повёл к двери.

У запасного выхода важных пассажиров дожидалась легковая машина военного образца. Провожатый пафосно открыл заднюю дверцу автомобиля, легко подхватил малыша под мышки, победоносно усадил его на заднее сиденье, и торжественно примостился рядом. Прощально хлопнула закрывшаяся дверца. И машина медленно тронулась, беспрепятственно выезжая с больничной территории.

Глеб настырно передвинулся от бесчувственного роботоподобного солдафона к соседнему окну, носом и руками прижался к прохладному стеклу, с тоской в глазах вглядываясь в убегающие пейзажи. Но уже совсем скоро его укачало. Задремавший малец тихонько сполз на упругое кожаное сиденье и, свернувшись калачиком, крепко заснул. Пробудился Глеб уже на диване армейской канцелярии.